Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения, 2020, № 6

2020. № 6 
Издается с 2005 года

Свидетельство о регистрации

СМИ ПИ № ФС77-57274

от 12 марта 2014 г.

ISSN 1991-3222 (print)

ISSN 2587-9995 (online)

DOI 10.12737/issn.1991-3222

Журнал включен:

в Перечень рецензируемых  

научных изданий, в которых должны 

быть опубликованы основные науч
ные результаты диссертаций на со
искание ученой степени кандидата/

доктора наук (утв. Высшей аттеста
ционной комиссией при Министер
стве образования и науки Россий
ской Федерации);

базу данных «Российский  индекс  

научного цитирования».

УЧРЕДИТЕЛЬ

Институт законодательства  

и сравнительного правоведения 

при Правительстве

Российской Федерации

117218, г. Москва, ул. Большая  

Черемушкинская, 34

Тел.: +7 (495) 719-73-02 

Internet: izak.ru

ИЗДАТЕЛЬ

Юридическое издательство  

«Норма»

109316, г. Москва,

Волгоградский пр-т, 2

Тел.: +7 (495) 625-45-05

Internet: norma-verlag.com

Адрес редакции

117218, г. Москва, ул. Большая 

Черемушкинская, 34

Тел.: +7 (499) 724-11-89

E-mail: jzsp@izak.ru

Internet: jzsp.ru

Журнал

ЗАРУБЕЖНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА 
И СРАВНИТЕЛЬНОГО ПРАВОВЕДЕНИЯ

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ

Хабриева Т. Я. (главный редактор), директор Института законодательства и 
сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, академик Российской академии наук, действительный член Международной академии сравнительного права, член Бюро Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии Совета Европы), д-р юрид. наук, проф., засл. 
деятель науки Российской Федерации, засл. юрист Российской Федерации
Ковлер А. И. (зам. главного редактора), заведующий отделом научного обеспечения деятельности секретариата делегации Российской Федерации в Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии) Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации,  замещающий член Венецианской комиссии Совета Европы, 
судья Европейского суда по правам человека (1999—2012) в отставке, чл.-корр. 
Международной академии сравнительного права, государственный советник юстиции 1 класса, д-р юрид. наук, засл. юрист Российской Федерации
Билкова В., преподаватель юридического факультета Карлова Университета 
в Праге, член Бюро Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии Совета Европы), д-р права, д-р философии, доц.
Василевич Г. А., заведующий кафедрой конституционного права Белорусского государственного университета, чл.-корр. Национальной академии наук Беларуси, д-р юрид. наук, проф.
Гурбанов Р. А., президент Европейской комиссии по эффективности правосудия, д-р юрид. наук
Ди Грегорио А., ординарный профессор сравнительного права Миланского 
университета, руководитель программы по политической науке и науке управления, д-р права
Капустин А. Я., научный руководитель Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, президент Российской ассоциации международного права, заместитель председателя Международного союза юристов, д-р юрид. наук, проф., засл. деятель науки 
Российской Федерации
Курбанов Р. А., советник директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, д-р юрид. 
наук, проф.
Матье Б., член Государственного совета Франции по особым поручениям, профессор Университета Париж 1 Пантеон-Сорбонна, член Европейской комиссии 
за демократию через право (Венецианской комиссии Совета Европы), вице-президент Международной ассоциации конституционного права, иностранный член 
Российской академии наук
Рогов И. И., заместитель исполнительного директора Фонда Первого Президента Республики Казахстан — Елбасы, член Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии Совета Европы), д-р юрид. наук, проф.
Туори К., профессор Хельсинкского университета, член Европейской комиссии 
за демократию через право (Венецианской комиссии Совета Европы), д-р права
Чиркин С. В., ведущий научный сотрудник отдела научного обеспечения деятельности секретариата делегации Российской Федерации в Европейской комиссии за демократию через право (Венецианской комиссии) Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, профессор Всероссийской академии внешней торговли, канд. юрид. наук
Чурсина Т. И. (отв. секретарь), заведующая объединенной редакцией периодических научных изданий Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Шильстейн Д., профессор, директор отдела исследований по уголовному праву Университета Париж 1 Пантеон-Сорбонна, чл.-корр. Международной академии 
сравнительного права, д-р права

2020, no. 6 
Since 2005

Certificate of registration
ПИ No. ФС77-57274  
on March 12, 2014

ISSN 1991-3222 (print)
ISSN 2587-9995 (online)

DOI 10.12737/issn.1991-3222

The magazine is included into:
the List of peer-reviewed journals 
recom mended by the Supreme 
Certification Commission under  
the Ministry of Edu ca tion and Science 
of the Russian Federation;
the Russian Science Citation Index.

FOUNDER
The Institute of Legislation  
and Comparative Law  
under the Government  
of the Russian Federation

34, Bolshaya Cheremushkinskaya st., 
Moscow, 117218, Russia
Phone: +7 (495) 719-73-02
Internet: izak.ru

PUBLISHER
Legal Publishing House “Norma”

2, Volgogradskiy ave.,
Moscow, 109316, Russia
Phone: +7 (495) 625-45-05
Internet: norma-verlag.com

The adress of the editorial office
34, Bolshaya Cheremushkinskaya st.,
Moscow, 117218, Russia
Phone: +7 (499) 724-11-89
E-mail: jzsp@izak.ru
Internet: jzsp.ru

Journal

OF FOREIGN LEGISLATION 
AND COMPARATIVE LAW

[Zhurnal zarubezhnogo zakonodatel’stva i sravnitel’nogo pravovedeniya]

EDITORIAL COUNCIL

T. Y. Khabrieva (editor-in-chief), director of the Institute of Legislation and Comparative 
Law under the Government of the Russian Federation, academician of the Russian 
Academy of Sciences, titular member of the International Academy of Comparative 
Law, member of the Bureau of the European Commission for Democracy through Law 
(Venice Commission of the Council of Europe), doctor of legal sciences, professor, 
honored scientist of the Russian Federation, honored lawyer of the Russian Federation 
(Moscow, Russia)
A. I. Kovler (deputy editor-in-chief), head of the Department for scientific support of 
the activity of the secretariat of the Russian Delegation in the European Commission 
for Democracy through Law (Venice Commission) of the Institute of Legislation and 
Comparative Law under the Government of the Russian Federation, substitute member 
of the Venice Commission of the Council of Europe, former judge of the European Court 
of Human Rights (1999—2012), associate member of the International Academy of 
Comparative Law, 1st class state counselor of justice, doctor of legal sciences, honored 
lawyer of the Russian Federation (Moscow, Russia)
V. Bilkova, lecturer at the Law Faculty of the Charles University in Prague, member of 
the Bureau of the European Commission for Democracy through Law (Venice Commission 
of the Council of Europe), doctor of law, doctor of philosophy, associate professor (Prague, 
Czech Republik)
G. A. Vasilevich, head of the Department of constitutional law of the Belarusian State 
University, corresponding member of the National Academy of Sciences of Belarus, doctor 
of legal sciences, professor (Minsk, Belarus)
R. A. Gurbanov, president of the European Commission for the Efficiency of Justice, 
doctor of legal sciences (Baku, Azerbaijan)
A. Di Gregorio, full professor of public comparative law at the University of Milan, head 
of study of master program in political science and government, doctor of law (Milan, Italy)
A. Y. Kapustin, scientific supervisor of the Institute of Legislation and Comparative Law 
under the Government of the Russian Federation, president of the Russian Association 
of International Law, deputy chairman of the International Union of Lawyers, doctor of 
legal sciences, professor, honored scientist of the Russian Federation (Moscow, Russia)
R. A. Kurbanov, counselor to the director of the Institute of Legislation and Comparative 
Law under the Government of the Russian Federation, doctor of legal sciences, professor 
(Moscow, Russia)
B. Mathieu, member of the State Counsil of France on extraordinary service, professor 
at the University Paris 1 Pantheon-Sorbonne, member of the European Commission for 
Democracy through Law (Venice Commission of the Council of Europe), vice president 
of the International Association of Constitutional Law, foreign member of the Russian 
Academy of Sciences (Paris, France)
I. I. Rogov, deputy executive director of the Foundation of the first President of the 
Republic of Kazakhstan, member of the European Commission for Democracy through 
Law (Venice Commission of the Council of Europe), doctor of legal sciences, professor 
(Nur-Sultan, Kazakhstan)
K. Tuori, professor at the University of Helsinki, member of the European Commission 
for Democracy through Law (Venice Commission of the Council of Europe), doctor of 
law (Helsinki, Finland)
S. V. Chirkin, leading research fellow of the Department for scientific support of 
the activity of the secretariat of the Russian Delegation in the European Commission 
for Democracy through Law (Venice Commission) of the Institute of Legislation and 
Comparative Law under the Government of the Russian Federation, professor at the 
Russian Foreign Trade Academy, candidate of legal sciences (Moscow, Russia)
T. I. Chursina (executive secretary), head of the Department of joint editorial office 
of scientific periodical publications of the Institute of Legislation and Comparative Law 
under the Government of the Russian Federation (Moscow, Russia)
D. Chilstein, professor, head of the Department of criminal law research of the 
University Paris 1 Pantheon-Sorbonne, associate member of the International Academy 
of Comparative Law, doctor of law (Paris, France)

Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2020. № 6
3

СОДЕРЖАНИЕ

ГОСУДАРСТВО И ПРАВО В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ

Клишин А. А. К вопросу о постюриспруденции: актуальные замечания ......................................................................................5

КОМПАРАТИВИСТСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ УГОЛОВНОГО ПРАВА, КРИМИНОЛОГИИ  
И УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО ПРАВА

Зайцев О. А., Епихин А. Ю., Гришина Е. П. Реализация международных принципов и стандартов защиты детей — 
жертв и свидетелей преступлений в уголовно-процессуальном законодательстве России ....................................................20

Семыкина О. И., Ключко Р. Н. «Цифровой» признак совершения преступлений как вектор криминализации  
(компаративный обзор подходов государств — участников СНГ) ..............................................................................................34

Трефилов А. А. Уголовный процесс Лихтенштейна: доказательства и доказывание, следственные действия,  
меры принуждения .........................................................................................................................................................................53

ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО. ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЕ ПРАВО. СЕМЕЙНОЕ ПРАВО.  
МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО

Сакович О. М., Соловьева С. В., Терновая О. А., Щербак С. С. Актуальные проблемы наследственного права  
в законодательстве зарубежных государств ................................................................................................................................67

Алиев А., Либиг Р. Регулирование непредвиденных обстоятельств в обязательственных отношениях в праве ФРГ ..........81

Ерпылева Н. Ю., Гетьман-Павлова И. В., Касаткина А. С. Эволюция коллизионного регулирования  
деликтных обязательств в международном частном праве Израиля ........................................................................................98

МЕЖДУНАРОДНОЕ И ИНТЕГРАЦИОННОЕ ПРАВО. ЕВРОПЕЙСКОЕ ПРАВО

Капустин А. Я., Ковлер А. И., Белялова А. М., Лебедева Я. И., Фокин Е. А. Практика рассмотрения  
межгосударственных жалоб в международных судах: история вопроса и перспективы ........................................................ 116

Дедов Д. И., Гаджиев Х. И. Комментарий к постановлению Большой палаты Европейского суда  
по правам человека по делу «Молла Сали против Греции» .....................................................................................................135

ЗЕМЕЛЬНОЕ, ПРИРОДОРЕСУРСНОЕ, ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ, АГРАРНОЕ ПРАВО РОССИИ  
И ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН

Солнцев А. М., Отрашевская А. М. Соглашение Эскасу как новый этап в развитии механизмов защиты  
экологических прав человека в регионе Латинской Америки и Карибского бассейна ............................................................146

РЕЦЕНЗИИ

Исхакова Л. Ф. В поисках общего знаменателя или самобытности в правовом развитии (размышления  
об академическом учебнике А. Х. Саидова «Сравнительное правоведение». М.: Норма, 2020. 320 с.) ..............................162

МОНИТОРИНГ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ИНОСТРАННЫХ ГОСУДАРСТВ  ..............................................................................164

НОВЫЕ КНИГИ

Издано Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации ............167

Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2020, no. 6
4

CONTENTS

STATE AND LAW IN MODERN WORLD: PROBLEMS OF THEORY AND HISTORY

Klishin A. A. On the Post-jurisprudence Issues: Topical Remarks ......................................................................................................5

COMPARATIVE RESEARCHES OF CRIMINAL LAW, CRIMINOLOGY AND CRIMINAL EXECUTIVE LAW

Zaytsev O. A., Epikhin A. Yu., Grishina E. P. Implementation of International Principles and Standards for the Protection  
of Child Victims and Witnesses of Crimes in the Criminal Procedure Legislation of Russia ............................................................20

Semykina O. I., Klyuchko R. N. “Digital” Element of Crimes as Vector of Criminalization (Comparative Review  
of Approaches of CIS Member States) .............................................................................................................................................34

Trefilov A. A. Criminal Proceedings in Liechtenstein: Evidence and Proof, Investigative Actions, Coercive Measures ...................53

CIVIL LAW. ENTREPRENEURIAL LAW. FAMILY LAW. PRIVATE INTERNATIONAL LAW

Sakovich O. M., Solovieva S. V., Ternovaya O. А., Shcherbak S. S. Modern Problems of Succession Law  
in Foreign Jurisdictions .....................................................................................................................................................................67

Aliyev A., Liebig R. Regulation of Unforeseen Circumstances in the Relations of Obligations in German Law ...............................81

Erpyleva N. Yu., Getman-Pavlova I. V., Kasatkina A. S. Evolution of Conflict of Laws Regulation of Tort Obligations  
in Israel Private International Law ....................................................................................................................................................98

INTERNATIONAL AND INTEGRATION LAW. EUROPEAN LAW

Kapustin A. Ya., Kovler A. I., Belyalova A. M., Lebedeva Ya. I., Fokin E. A. Inter-State Applications in International Courts: 
History and Prospects .................................................................................................................................................................... 116

Dedov D. I., Hajiyev Kh. I. Commentary on the Judgment of the ECtHR Grand Chamber in the Case “Molla Sali v. Greece” ..........135

LAND, NATURAL RESOURCES, ECOLOGICAL, AGRARIAN LAW OF RUSSIA AND FOREIGN COUNTRIES

Solntsev A. M., Otrashevskaya A. M. The Escazú Agreement as a New Stage in the Development of Mechanisms  
for the Protection of Environmental Human Rights in the Latin America and the Caribbean .........................................................146

REVIEWS

Iskhakova L. F. In Search of a Common Denominator or Identity in Legal Development 
(Reflections on the Academic Textbook “Comparative Law” by A. Kh. Saidov. Moscow: Norma, 2020. 320 p.) ............................162

MONITORING OF THE FOREIGN COUNTRIES LEGISLATION  ................................................................................................164

NEW BOOKS
Publications of the Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation ....................167

DOI: 10.12737/jflcl.2020.049

К вопросу о постюриспруденции: актуальные замечания

КЛИШИН Алексей Александрович, профессор Московского государственного института международных отношений 
(Университета) МИД России, член президиума Ассоциации юристов России, председатель президиума Межтерриториальной коллегии адвокатов «Клишин и Партнеры», доктор юридических наук
Россия, 119454, г. Москва, пр-т Вернадского, 76
E-mail: office@klishin.ru

В статье представлен комплексный взгляд на то явление юридической жизни современных государств, которое наиболее рельефно проявилось в период пандемии 2020 г. и проведенных в это время карантинных мероприятий, существенно сужающих сферу деятельности традиционных правовых механизмов в пользу упрощенных процедур, длительность и жесткость которых не регламентируются полностью никакими законодательным актами и всецело зависят от 
усмотрения исполнительной власти.
Анализируется, как право, испытывающее давление со стороны разных участников общественных отношений внутри отдельных стран и при их международном взаимодействии, реагирует, или, по выражению автора, «мстит» за свое 
ущемление. Реакция права на распространение неправовых способов реагирования на те или иные общественные процессы, формирование так называемой вируспруденции исследуются применительно к экономическому кризису, вызванному пандемией 2020 г., который может стать особенно тяжелым для национального хозяйства по той причине, что за 
последние шесть лет были приняты нормативные акты, действие которых наряду с активным использованием неправовых, надзорных и контрольных рычагов лишает российскую экономику внутренних ресурсов быстрого восстановления хозяйственных пропорций и устойчивого роста.
Вывод: развитие новых технологических укладов, изменения глобальной конструкции международных отношений, 
неизвестные ранее вызовы экологического и санитарного порядка в совокупности являются предпосылками ускоренного пересмотра многих внутренних и международных правовых стандартов и создания адекватных правовых инструментов для защиты национальных интересов и развития справедливого, безопасного международного сотрудничества.
Ключевые слова: общественное развитие, постюриспруденция, месть права, правовой нигилизм, юридические 
технологии, верховенство права, философия права, философия поступка, категории юриспруденции, растерянность права.

Для цитирования: Клишин А. А. К вопросу о постюриспруденции: актуальные замечания // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2020. № 6. С. 5—19. DOI: 10.12737/jflcl.2020.049

«Существует известный порядок природы, который выражается законами: 
факты будут повиноваться этим законам, чтобы соответствовать этому порядку»1

А. Бергсон

Исчезновение права? Все чаще представители 
разных научных дисциплин говорят о «кризисе права». Похоже, что на смену почти единодушному, еще 
недавно господствовавшему представлению о том, 
что глобализация начала XXI в. решила все проблемы общественного развития, определив генеральное направление дальнейшего движения — объединение на базе и вокруг западных идеологических и 
правовых образцов, — пришли ощутимая тревога и 
неуверенность в правильности этого направления.
События второго десятилетия текущего века: миграционный кризис, выход Великобритании из Евросоюза, эгоистичная, временами изоляционистская 

1  Бергсон А. Два источника морали и религии. М., 1994. С. 9.

внешняя политика США (да и внутриполитические 
неурядицы лидера западного мира), вспыхивающие 
военные конфликты с участием России и НАТО и, 
наконец, атака коварного вируса, молниеносно ударившего по всем без исключения странам мира, — 
все это воспринимается, иногда не совсем рационально, как проявление наступившего жестокого кризиса, чуть ли ни конец света.
Кризис этот охватывает в глобальном масштабе 
общественное развитие, и в не меньшем масштабе — 
общественное осознание этого процесса, который, 
по мнению представителей разных научно-гуманитарных направлений, принадлежащих ведущим обществоведческим школам Российской Федерации и 
зарубежья, требует осмысления, интерпретации и, 

ГОСУДАРСТВО И ПРАВО  
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ:  
ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ

Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2020, no. 6
6

естественно, формулирования путей и способов выхода из кризисного состояния.
Но прежде всего следует определить: в чем состоит данный кризис и какова в этом процессе роль права? Можно даже сузить этот вопрос, поскольку мы, 
правоведы, не отвечаем за все болезни общества. 
Так в чем же кризис права, юриспруденции, правопорядка и какой диагноз поставить нашему, российскому праву, хотя и международный юридический 
климат для нас, разумеется, не безразличен? Чтобы разобраться в проблеме, попробуем взглянуть на 
нее глазами представителей смежной научной дисциплины — социологии или «социальной философии». Ученые-социологи традиционно уделяют исследованию и интерпретации природы права и его 
роли в общественном развитии большое внимание. 
Строго говоря, все мыслители, занимавшиеся исследованием общественных процессов, от Аристотеля2 
до классиков марксизма3, включая В. И. Ленина4, изучали развитие человеческого общества через право, 
его генезис, роль и значение для жизни людей.
Представители новых социологических школ Запада, естественно, не стояли в стороне от этих тем. 
При изучении работ А. Бергсона, Б. Кроче, Б. Рассела, М. Вебера, П. Сорокина становится ясно, что в 
представлении ученых, занимающихся проблемами 
общественного развития, независимо от их (ученых) 
национальной принадлежности, право является тем 
стержнем, вокруг которого формируется вся мозаика 
общественных отношений. Почему так, ведь помимо права есть экономика, политика, религия, культура? Попробуем разобраться. Обратимся к недавним работам российских ученых-социологов, фило-
софов и правоведов.
В монографии «Трансформация парадигмы права в цивилизационном развитии человечества»5 содержатся разделы, подготовленные академиками 
В. С. Степиным и А. А. Гусейновым, которые посвящены исследованию права как социокультурного феномена, а также анализу соотношения права и морали. Примерно в этот же период содержательные работы на схожие темы появились в журнале «Государство и право» и Журнале российского права (об 
этом см. ниже).
Так, В. С. Степин предлагает трактовку современного общества как «сложного, исторически развивающегося организма, воспроизводство которого 
определяется взаимодействием его главных подси
2  См.: Durant W. The Story of Philosophy. Pocket Books, 2006. 
P. 102—122.
3  См.: Рахманов А. Б. Социальная философия К. Маркса 
и Ф. Энгельса. М., 2012. С. 209—364.
4  См., например, работы В. И. Ленина «Государство и революция», «Детская болезнь “левизны” в коммунизме».
5  См.: Трансформация парадигмы права в цивилизационном развитии человечества: доклады членов РАН. М., 2019.

стем — экономики, подсистемы социальных отношений... культуры». При этом культура интерпретируется им как «сложноорганизованная система надбиологических программ человеческой жизнедеятельности...»6. Далее В. С. Степин поясняет, что «базисные 
ценности» культуры предстают как своего рода «геном социальной жизни», заключающий в себе все основные ценности, «смыслы мировоззренческих универсалий»7.
Право в этой концепции, как и его основные элементы (правовая история, правосознание, правовая система и т. д.), принципы и идеалы, по мнению 
В. С. Степина, «всегда согласовываются с фундаментальными жизненными смыслами и ценностями, образующими основание культуры соответствующей 
цивилизации»8.
Не вдаваясь в особенности трактовок признаков 
цивилизации, которых (трактовок) довольно много, 
и их разнообразие порой мешает установить четкие, 
определяющие черты тех или иных (иногда основополагающих) элементов цивилизационного развития9, обратим внимание на утверждение автора, что 
«общечеловеческие компоненты права не функционируют вне их связи с особенностями той или иной 
культурной традиции»10.
В этой постановке вопроса, в принципе, не так 
много нового. Сам автор подчеркивает, что в отличие от марксистской традиции, где генератором социальных перемен рассматривается экономика, современная «постконсервативная» школа проводит 
более углубленный анализ того, что приверженцы 
марксистского взгляда называли надстройкой (в которую включалось право). Предлагается определять 
широким философским термином «культура» те базисные ценности, которые, коррелируясь с правосознанием, детерминируют тип цивилизационного 
развития. При этом основным идеалом права (по-видимому, не зависящим от типа цивилизации), присущим человеческому представлению о справедливости, предлагается считать равенство людей перед 
законом, достигаемое через верховенство права11.
Автор оговаривается, правда, и подчеркивает эту 
оговорку в своих дальнейших рассуждениях, что такая конструкция роли права в комбинации с соответствующими толкованиями понятий «власть», «личность», «общество», «прогресс» и т. д. присуща так 
называемому типу «техногенного развития», охватывающему преимущественно западные и находящиеся 

6  См. также: Степин В. С. Человек. Деятельность. Культура. СПб., 2018.
7  Трансформация парадигмы права ... С. 93—95.
8  Степин В. С. Указ. соч.
9  См., например, о типах цивилизаций: Braudel F. A History 
of Civilizations. Pinguin Books, 1993. P. 9—41.
10  Трансформация парадигмы права ... С. 96.
11  Там же. С. 96—97.

Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2020. № 6
7

в их орбите страны. В «традиционалистских» (термин В. С. Степина) обществах, где понятия личности, 
власти, религии и их взаимозависимость иные, иной 
является и система «главных жизненных смыслов»12. 
По словам В. С. Степина, «человек, включенный в 
эти системы (т. е. традиционалистские. — А. К.) предстает предметом властного манипулирования»13.
Логика рассуждений автора, при всей их современности и актуальности, наводит на мысль, что в этих 
философских построениях неясной становится основная задача, смысл права, изначально понимаемые 
юристами и неюристами вполне определенно. Задача 
эта — сугубо практическая, она заключается в обеспечении сосуществования людей и их общностей, а в 
рамках этой задачи могут вычленяться особые направления правовой деятельности. В таком смысле государственная функция управления, обеспеченная правом, вряд ли может обойтись без «манипулирования 
людьми», независимо от того, о каком типе цивилизации идет речь. Подчеркнем, что пределы такого манипулирования должны быть строго очерчены законом.
Вместе с тем цель общественной деятельности 
(и связанная с этим цель права) в ее наиболее традиционной интерпретации исчерпывающе определена 
еще А. Бергсоном: «Человек составляет одно целое с 
обществом, он и оно вместе поглощены выполнением 
одной задачи — индивидуального и социального самосохранения»14. И далее: «Сколько бы человеческое 
общество ни прогрессировало, усложнялось и одухотворялось, его фундаментальная основа, или, точнее, 
намерение природы остается неизменным»15. Поэтому и роль права в любом его понимании и трактовке 
обращена к человеческой практике, к объединениям 
людей, к общественной, повседневной жизни, сколько бы мы ни искали «духовную матрицу» и «генетическое ядро» правовой действительности, правовой деятельности.
В связи с этим важным является вопрос соотношения с правом норм и стандартов человеческого поведения, т. е. того, что обобщенно называют нравственностью, моралью. Этой теме в упомянутой монографии «Трансформация парадигмы права...» посвящена 
работа академика А. А. Гусейнова «Мораль и право: 
линия разграничения».
А. А. Гусейнов констатирует, что «проблема соотношения нравственности и права — одна из постоянных тем философии права»16. Заметим, что тема 
эта может иметь практический смысл, когда предметом анализа становятся поведение людей и принимаемые ими решения. В качестве примера этого 
важного положения приведем недавно опубликован
12  Трансформация парадигмы права ... С. 99.
13  Там же.
14  Бергсон А. Указ. соч. С. 37.
15  Там же.
16  Трансформация парадигмы права ... С. 113.

ную статью Т. Бордачева «Мораль и реализм внешней политики»17, в которой автор, ссылаясь на древнегреческого философа и историка Фукидида18, доказывает неразрывную связь права, в данном случае международного права, и этических принципов, 
которыми руководствуются государства в своей политике. Т. Бордачев отмечает, что беспринципная, 
этически нейтральная политика нефункциональна, 
т. е. в итоге проигрышна и непродуктивна. У Фукидида понятие силы неразрывно связано с понятием морали: «Без морали сила теряет существенную 
часть своего значения». Важно, однако, и другое. 
«Тот, кто обладает силой, начинает рано или поздно полагать, что его интерес в любом случае, этичен 
он или нет, должен признаваться законным»19. «Если бы империя Габсбургов могла доминировать, — 
утверждает Т. Бордачев, — международное право 
не возникло бы». С этим утверждением, даже понимая его гиперболичность, мы вряд ли согласимся, однако верным следует признать то, что «закон... 
выступает единственным регулятором международных отношений с имманентно присущей им несправедливостью»20.
С данным тезисом перекликается сделанный еще в 
XIX в. вывод А. Бергсона, что бесправие (т. е. отсутствие права, его бездействие, паралич) ведет к тому, 
что «убийство и грабеж, вероломство и мошенничество, обман становятся не только дозволенными, но и 
вознаграждаемыми»21. Свою статью Т. Бордачев заканчивает весьма показательно, отмечая, что «важнейшим свойством международных отношений становится ограничение произвола государств не эфемерным международным правом, а решимостью других 
государств отстаивать свои интересы и ценности». 
Это замечание характерно для сегодняшнего состояния разочарованности и неверия в силу права, хотя, 
по существу, оно сродни тезису о том, что в медицине 
главное — решимость хирурга, а не правильная организация системы профилактики заболеваний.
Анализируя различные трактовки взаимодействия морали и права, которые положили начало 
некоторым специфическим школам теории государства и права («либертарианская» юридическая 
теория В. С. Нерсесянца; взгляды С. С. Алексеева, 
Г. В. Мальцева, Е. А. Лукашевой; позиция В. Д. Зорькина, утверждающего, что назрел «поворот теории права к некой новой версии юснатурализма»22), 

17  Бордачев Т. Мораль и реализм внешней политики // Россия в глобальной политике. 2020. № 1. С. 8—17.
18  См.: Фукидид. История Пелопонесской войны: в 8 т. URL: 
https://librebook.me/history_of_the_peloponnesian_war.
19  Бордачев Т. Указ. соч. С. 10—11.
20  Там же. С. 15.
21  Бергсон А. Указ. соч. С. 30—31.
22  Зорькин В. Д. Суть права // Вопросы философии. 2018. 
№ 1. С. 5—16.

Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2020, no. 6
8

А. А. Гусейнов приходит к выводу о необходимой 
взаимосвязи и взаимозависимости права и морали и 
о том, что «помимо внутренней моральности самого права и его нравственного значения самого по себе, возникает необходимость в прямых аргументах 
за собственными узкими пределами права»23.
Это важный вывод о необходимости соразмерности, сомасштабности права и морали, поскольку последняя не существует сама по себе, а формулируется соответствующими представителями общества и 
(помимо деятельности в этом направлении служителей церкви) соответствующими государственными службами и учреждениями. По словам А. А. Гусейнова, «легитимность права обеспечивается его соответствием общественной морали». Кто же выдвигает эти критерии «общественной морали», которые 
должны обрести силу закона? Понятно, что не общество через свои организации, НКО, социальные сети. 
Точнее, эти каналы предложения таких критериев тоже существуют, однако не носят нормативного характера и поэтому не признаются обязательными. А для 
того чтобы ответить на вопросы: «Что такое общественная мораль?», «Каковы критерии общественной 
морали?», являющиеся рамками, задающими «легитимность» праву24, «нам пришлось бы, — по выражению А. А. Гусейнова, — обратиться к действующему праву и законодательству. Право само по себе, — добавляет он в качестве вывода, — есть одно 
из концентрированных выражений господствующих 
в обществе моральных представлений».
Такая вот логическая тупиковость, при которой 
проверкой одного из элементов системы выступает второй элемент, чья состоятельность как проверяющего устанавливается как раз первым элементом. 
Противоречие это разрешается просто: кто обладает силой (властью, способностью принуждать) — тот 
и прав. Помните пассаж про эфемерность международного права? Ну и не стоит удивляться таким выводам.
Далее А. А. Гусейнов исследует категорию ответственности. Она естественным образом должна присутствовать в рассуждениях о соотношении права и 
морали (этики), поскольку является одним из краеугольных понятий того и другого. В качестве отправной точки личной, персональной ответственности предлагается концепция (учение) М. М. Бахтина 
о «философии поступка»25. «Поступок — вот базовая 
категория бытия человека.... Нравственность выражает ответственность за факт поступка и обязывает ин
23  Трансформация парадигмы права ... С. 119.
24  См.: Соловьев В. С. Право есть низший предел или определенный уровень нравственности // Оправдание добра. Соч.: 
в 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 488. Цит. по: Трансформация парадигмы права ... С. 122—127 (автор — А. А. Гусейнов).
25  См.: Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и 
социология науки и техники. Ежегодник, 1984—1985. М., 1998.

дивида рассматривать его как собственное порождение. Право рассматривает персональную ответственность за содержание, внешний результат поступка»26.
Не забудем, однако, что право создается, по выражению классика, «волей господствующего класса». Мы только что пришли к выводу, что нравственность, задающая рамки праву, сама задается обществу властью, а не наоборот. Так и ответственность 
(этой юридической категории посвящено множество 
работ правоведов всех стран и всех юридических направлений) не существует вне закона, ее устанавливающего. Все остальные виды ответственности (моральная, эмоциональная, сознательная и бессознательная) могут признаваться имеющими определенное регулятивное значение, влияющее на поведение 
людей, однако нормативный характер придает ответственности стоящая за ней воля государства, определяющая меру ответственности и такую ее крайнюю 
форму, как санкция, наказание, которое не зависит от 
личного раскаяния и переживаний самого человека.
Метаморфозы некоторых атрибутов права. Обращение к работам М. Бахтина при анализе взаимоотношения права и нравственности, этики, морали 
показательно, поскольку юридический язык специфичен. Его состояние, направление развития и степень влияния на него словаря и фразеологии других 
гуманитарных, а иногда и естественных дисциплин 
характеризует то, насколько осознание правоведами 
объективных общественных процессов протекает в 
русле понятных юридических категорий, а не черпает, за недостатком собственных, инструменты из чужого, пусть и родственного, арсенала.
В связи с этим несомненный интерес представляют появившиеся в последнее время работы российских правоведов, стремящихся уловить тенденции 
развития отечественного права в контексте бурной 
эволюции нового общественного уклада — технологического, императивы которого ставят под сомнение необходимость существования многих классических правовых институтов (или, во всяком случае, 
требуют их коренной модификации). Наиболее показательны в этом смысле публикации Ю. А. Веденеева27, В. Ю. Скоробогатова28, Т. Я. Хабриевой29.
Эти публикации — наиболее «свежие», появившиеся в самый канун (а некоторые — в разгар) начавшейся в конце 2019 г. конституционной реформы, 

26  Трансформация пардигмы права ... С. 136 (автор — 
А. А. Гусейнов).
27  См.: Веденеев Ю. А. Смена гештальта: юриспруденция 
в эпоху перемен // Государство и право. 2020. № 1. С. 7—19; 
№ 2. С. 7—24.
28  См.: Скоробогатов В. Ю. Пределы права и парадоксы 
правового регулирования // Государство и право. 2020. № 1. 
С. 20—31.
29  См.: Хабриева Т. Я. Циклические нормативные массивы в праве // Журнал российского права. 2019. № 12. С. 5—18.

Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2020. № 6
9

которая показала важность чистоты и корректности 
юридического языка, необходимость взвешенно и 
максимально внимательно подходить к формулировкам Основного закона, не допуская в него излишне 
политизированную, пропагандистскую, популистскую фразеологию. Влияние языка на развитие права 
попытался сформулировать Ю. А. Веденеев, заявивший, что «ментально сущее, или юридический концепт действительности, — интегральное ядро правовой реальности как в ее онтологии (категориях), 
так и в ее эпистемологии (представлениях) — лежит 
в основании другой базовой категории юриспруденции — правовой коммуникации»30. Несомненно, что 
в коммуникации основная роль принадлежит ее средству — языку, про влияние которого на право Ю. Веденеев пишет следующее: «Наличные правовые институты и понятия об институтах — изначально и 
всегда незавершенные в себе и преходящие исторические проекты и формы выражения и существования подвижного практического и теоретического 
языка права»31. Язык — основа существования юридических понятий, норм, судебных решений, научных работ по правовой тематике. Ясность языка, его 
логичность, отсутствие филологических и иных излишеств, двусмысленностей и противоречий, дающих возможность двойного толкования или ненужных спекуляций (в том числе недобросовестных) на 
тему содержания юридической нормы, — эти основы юриспруденции, много раз отмеченные и не вызывающие споров, являются традиционными, ничем 
незаменимыми, рабочими инструментами юристовученых и практиков.
На определенный парадокс, характерный для современного процесса нормотворчества (не только в 
России), как в смысле количества принимаемых нормативных актов, так и в плане их содержания, качества обращает внимание В. Ю. Скоробогатов: «Чем 
более активно работает правовая система, тем менее упорядоченной она становится». И указывает на 
обращение к парламентариям президента Франции 
Э. Макрона, предостерегшего от законодательной инфляции, избыточного «размножения законов»32. Наверное, в этой «инфляции», или в девальвации, самих 
законодательных актов не было бы большой беды, если бы одновременно с этим вполне мирным процессом не происходило агрессивное наступление исполнительного нормотворчества, причем на всех уровнях государственной иерархии.
К чему этот процесс приводит, видно на примере 
европейского интеграционного образования, которое после «вирусной атаки» и Союзом назвать трудно. Пока парламенты европейских стран занимаются 
дрязгами вокруг прав меньшинств, мигрантов и жи
30  Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 1. С. 9.
31  Там же.
32  Скоробогатов В. Ю. Указ. соч. С. 28—29.

вотных, в результате чего беспросветно мельчает национальное законодательство, брюссельская администрация идет в бой, наращивая нормотворческие усилия и создавая целый каскад норм, совершенно чуждых гражданам европейских стран.
Вернемся к праву, нашему пониманию права и 
языку, терминологии, понятийному аппарату российской юриспруденции периода постмодерна. 
«Право таково, — пишет Ю. А. Веденеев, — каково представление о праве, развернутое в системе его определений, понятий и институтов». И далее: «Понятие права является частью наличного 
правопорядка»33. Вместе с тем в понимании основных правовых категорий, таких как «право», 
«правовая система», «правопорядок» и т. д., среди российских правоведов, к сожалению, нет согласия. Конечно, разнообразие точек зрения, позиций и трактовок — свидетельство свободы научного творчества и выхода «юриспруденции из тени 
собственной догматической традиции»34, ознаменовавшее постсоветский период развития юридической мысли в России.
Можно, однако, предположить, что это разнообразие граничит с разнобоем, и объясняется оно тем, 
что исчезают четкие представления о базовых понятиях (ранее их назвали бы «истматовскими») и категориях, без которых упомянутые выше процессы законодательной инфляции и «обмельчания» юридических норм становятся практически неизбежными. 
Неизбежными становятся также противоречия между нормативными актами разного порядка, а также 
нормативными актами и юридической, в частности 
судебной, практикой.
В итоге когнитивные процессы, предшествующие законотворчеству, как и само законодательство, имеют общественную ценность не сами по 
себе, а только тогда, когда ее подтверждает юридическая практика, а при развитой правовой культуре — сама повседневная жизнь людей. Нельзя 
не поддержать в связи с этим позицию Г. А. Гаджиева (на нее также ссылается А. А. Гусейнов), 
называющего юридический мир «конфликтным 
сектором» жизни. А. А. Гусейнов интерпретирует роль права применительно к этому высказыванию Г. А. Гаджиева как некоего абстрактного инструмента разрешения споров (конфликтов), тем не 
менее очевидно, что на практике (например, в суде) эта абстрактная природа права утрачивается, 
оно превращается в совершенно конкретный механизм, который применяется к конкретным правоотношениям, затрагивающим интересы конкретных людей, и, более того, применяется конкретным 
лицом — судьей, чье понимание правовой нормы 
и особенности ее толкования и использования со
33  Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 10.
34  Там же.

Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2020, no. 6
10

вершенно индивидуальны35. Именно поэтому важно договориться о базовых, принципиальных категориях юриспруденции, что не исключает, а скорее подразумевает свободу дискуссий и широкий 
охват мнений по всему кругу вопросов, включаемых в аппарат юридической науки и юридического мировоззрения.
«Движение от юриспруденции норм и формальных понятий к юриспруденции интересов и ценностей, — подчеркивает Ю. А. Веденеев, давая оценку научному наследию академика В. С. Нерсесянца 
и, в частности, его либертарной теории, — составило собственную концептуальную фазу и традицию 
в эволюции юридической науки»36. Не вызывает сомнения выдающийся вклад академика В. С. Нерсесянца в развитие правопонимания, сделанный им на 
рубеже эпох (1980—2000-е гг.). Но важно иметь в виду именно переходный характер того периода, в который появилась на свет и активно отстаивалась либертарно-юридическая теория. После того как в науке и практике правового и государственного строительства советского периода были «хладнокровно 
раздавлены» все устремления «недоктринальной» 
юриспруденции37, наступил, по-видимому, еще более мрачный период — период ломки устоявшихся 
за десятилетия советской истории представлений о 
государстве и праве38.
Если верно, что «право — это язык, на котором 
государство разговаривает с народом»39, то следует 
констатировать, что полтора десятилетия этот язык 
в российской правовой действительности был либо 
полон чужеземных заимствований, либо отличался 
крайней противоречивостью и неразборчивостью. 
В связи с этим и сами юридические теории, разработанные и изложенные с использованием этого же 
языка, отличались либо надуманностью, либо удивительной оторванностью от политико-правовой реальности. Нынешние юридические школы, теории и 
направления правовой мысли не отличаются четкостью и последовательностью, и этому, как представляется, есть три причины:
1) объективно существующий транзитный, переходный, кризисный характер всего миропорядка, 
определяющий известную «растерянность» права, 
его метания на перепутье: оставаться основным регулятором общественных процессов или потесниться, 
уступить дорогу другим претендентам на эту роль 
(мораль, «цифровое» право, «интернетное» право, 

35  См.: Гаджиев Г. А. Юридическая картина мира. СПб., 
2016. С. 5—6 и др.
36  См.: Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 10—11.
37  Там же.
38  О советском периоде развития юриспруденции см.: Крашенинников П. В. Страсти по праву. М., 2019.
39  См.: Лейст О. Э. Сущность права. Проблемы теории и 
философии права. М., 2011. С. 316.

«сетевое» право; государственно-административное регулирование);
2) отсутствие базовой идеологии, необходимой для 
существования и развития права. От идеологии можно отказаться, но тогда следует заменить право как 
объективно существующую, самостоятельную общественную реальность на нечто иное. Представляется, что обновление российской конституции, включение в нее обязательных элементов национальной 
идеологии (история, язык и т. д.) при некоторой робости, не позволяющей изъять из текста действующего Основного закона ст. 13, — это положительная 
тенденция, устраняющая существенный изъян нашего миропонимания;
3) попытка представить современную действительность (не только в России) как предлагающую 
альтернативные формы организации общества и, соответственно, альтернативные формы организации 
общественного сознания.
Очевидно, что доминирующее воздействие на восприятие права специалистами и так называемым общественным мнением оказывают государство и те 
политические процессы, которыми наполнена сейчас 
наша жизнь. «Позитивное (т. е. реально существующее, “вещественное”, такое как юридическая норма 
или государственный институт) означает всего лишь 
господствующее политическое или санкционированный наличной властью дискурс-концепт», — утверждает Ю. А. Веденеев40.
Противостоит этому якобы естественно зарождающееся новое общество — «общество размытых 
и спонтанных коммуникаций»41 или даже «общество спектакля», «общество шоу»42, которое рождает «новую правовую реальность», требующую «своего институционального и аналитического языка»43. 
На смену традиционным догматическим категориям, 
утверждает Ю. А. Веденеев, приходят «текучие, аналитические конструкции, определяемые динамичной 
средой. И все это связано, якобы, с феноменом сетевой власти социальных коммуникаций». И даже более того: «Государственная политика во всех институциональных формах и практиках своего существования определяется социальными сетями»44.
Звучит захватывающе. Действительно, выглядит 
современно и нетривиально, однако создается впечатление, что все это написано не про нас, с нашими не очень красивыми судами, не очень приветливыми полицейскими, взяточниками-чиновниками и 
юридической наукой, влачащей скромное существование в обстановке бесконечных реформ и преобразований. И все же приведенные взгляды выражают 

40  См.: Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 10.
41  См.: Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008. 
42  См.: Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 11.
43  Там же.
44  Там же.

Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2020. № 6
11

определенную точку зрения на роль права и его будущее в нашей стране и в мире в целом. Поэтому следует хотя бы вкратце остановиться на этих вопросах.
Современная действительность и современное 
право. Власть социальных сетей в современном обществе нельзя недооценивать, но в цитате, данной 
выше, она (власть) явно преувеличена. «Власть» сетей тем больше, чем меньше в регулировании общественных отношений роль государства и традиционного (хочется написать «старого, доброго») права и установленного официальной властью порядка. 
Она, эта «сетевая» власть, оказывается совершенно бесполезной, неработающей в пиковых, чрезвычайных ситуациях. Причина здесь, на наш взгляд, 
в том, что в самой идее социальных сетей, их, так 
сказать, «природе», отсутствует какой-либо намек на 
организацию, порядок, на право в его классическом 
смысле. Социальные сети — это инструмент хаоса, 
деятельность социальных сетей (притом что их, конечно, можно использовать и для созидания, тротил 
тоже используется в шахтах и на стройке, а стрихнин — в медицине) наиболее эффективна при разрушении. Это стопроцентно доказали события «арабской весны», украинской «революции достоинства», 
всех без исключения массовых акций, направленных 
на свержение законных режимов и поддержанных извне силами, заинтересованными в создании ситуаций «управляемого хаоса».
Вместе с тем социальные сети абсолютно бесполезны при чрезвычайных ситуациях, когда проверяется настоящая дееспособность реальной власти: когда требуется не широкая дискуссия по какому-либо 
вопросу, а четкие команды, направленные на спасение людей и поддержание порядка. Таков опыт борьбы с последствиями пандемии коронавируса, когда 
сила национальных государств в их традиционном 
понимании своей властью смогла организовать общество и противопоставить эту организацию стихии.
Нет нужды идеализировать роль государства и 
противопоставлять ее роли общества и общественных институтов и движений. Более того, можно сказать, что в определенном смысле усиление государства неизбежно ведет к тому, что непосредственное 
администрирование начинает превалировать в повседневной общественной жизни, а исполнительские, 
административно-властные действия начинают «теснить» право, суживать его функции, устанавливают 
неоправданно узкие границы права45 либо вообще 
подменяют его.
Указанную проблему отмечает академик Т. Я. Хабриева46. Одной из современных тенденций эволюции 
правового регулирования, указывает автор, является перенастройка права на достижение определенных социально и государственно значимых целей, 

45  См.: Скоробогатов В. Ю. Указ. соч. С. 24—25.
46  См.: Хабриева Т. Я. Указ. соч.

решение соответствующих им задач, в результате чего происходит переориентация законодательства на 
удовлетворение общественных потребностей, обусловивших появление соответствующего регулирования. В качестве примера этого процесса автор приводит формирование комплексного антикоррупционного законодательства, в котором усматривается результат «циклизации» в праве и возникает комплекс 
кросс-отраслевых юридических норм, регулирующих соответствующие общественные отношения47.
Т. Я. Хабриева подчеркивает, что «такой... характер носят нормы, образующие, например, антикоррупционное законодательство, развитие которого 
сейчас во многом определяет динамику других отраслей права, даже подчиняет задачи их обновления 
целям собственной эволюции»48.
Отметим, что при всей новизне такого взгляда на 
роль правового регулирования оно (регулирование) 
не теряет своей природы выражения воли определенной совокупности социальных сил конкретной страны (в нашем случае — Российской Федерации) через деятельность установленных законом органов. 
В большинстве практических ситуаций речь не идет 
о «плюралистической юриспруденции» нового общества «текучих и спонтанных коммуникаций». Напротив, в приведенном Т. Я. Хабриевой примере (антикоррупционное регулирование) рассматривается 
один из вариантов «этатической» модели права, когда сильное государство задает направление и интенсивность развития права. Оценка такой роли государства, на наш взгляд, требует осторожности, однако 
подмеченный процесс никак не означает исчезновения права или его ослабления, скорее наоборот — 
подразумевает его развитие и укрепление.
Противоположная тенденция, отмеченная правоведами, заключается в ограничении роли и власти 
права с другой стороны — со стороны общественных представлений о морали, справедливости, целесообразности и т. д. Ю. А. Веденеев, критически 
оценивая классическую, традиционную (т. е. ту, которая современна нам, сегодняшнюю. — А. К.) юриспруденцию, утверждает, что «догматическая трактовка фактически не видит и не хочет видеть другой 
правовой реальности, кроме формально-логически и 
прагматически организованного языка письменного текста»49. «Действительное право, — продолжает Ю. А. Веденеев, — заключено в самой социальной реальности»50.
Отметим, что реальность эта, если следовать приверженцам «постюриспруденции», определяется в 
основном доминированием в общественных отношениях новых технологических процессов — социаль
47  Хабриева Т. Я. Указ. соч. С. 9.
48  Там же.
49  Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 13.
50  Там же.

Journal of Foreign Legislation and Comparative Law, 2020, no. 6
12

ных сетей, иных способов коммуникаций, возможностей больших информационных баз, многократно 
ускоряющих административные и разрешительные 
процедуры (например, в капитальном строительстве). Все это верно, однако рано, на наш взгляд, 
«хоронить» традиционное право. Да и нужды такой 
нет! Конечно, новые технологические приемы, усовершенствования и процессы позволяют многие задачи решать иначе. Прежде всего быстрее, не всегда 
качественнее, не всегда с учетом возможных гуманитарных аспектов, таких как глобальные последствия 
нового технологического уклада для экологии, демографии, социальной психологии.
Нередко, особенно в сфере потребления, новые 
технологические возможности продвигаются исключительно агрессивно, «нахрапом», насильно внедряются в общественное сознание рекламой, атаками 
в соцсетях, даже проповедями новоявленных пророков. Должно ли право реагировать на это? Да, но 
сдержанно, не «сломя голову», не сдавая свои позиции регулятора общественной жизни, который при 
всем несовершенстве устанавливает более-менее равные условия для жизни людей, «сберегает» человека как биологический вид, обеспечивает мирное сосуществование в рамках современного общества51.
Нельзя забывать также, что основная часть общественного богатства в России, да и во всем мире создается в традиционных секторах хозяйства: 
добывающей промышленности, металлургии, химии, сельском хозяйстве, машиностроении, производстве автомобилей, морских судов, военной промышленности. При этом технологические новшества 
в указанных сферах внедряются в ускоренном темпе, 
здесь существует жесткая конкуренция, в том числе 
и в новационном разделе их деятельности. Соответственно, в этих отраслях складываются вполне традиционные производственные, общественные отношения, а регулируют их традиционные, «догматически» сконструированные и применяемые отрасли 
права — гражданское, административное, трудовое. 
Именно развитие этих юридических регуляторов, 
их приспособление к новым реалиям обеспечивают 
успешность работы основных отраслей экономики, 
науки, культуры, образования, а также способствуют разрешению неизбежно возникающих в процессе развития общественных конфликтов.
Нельзя забывать, что игнорирование нормативных 
установок, т. е. существующих правил, представляет 
собой общественную опасность и все еще карается 
государством. Такой конфликт между новыми, «прогрессивными» тенденциями и стремлением общества 
и государства к элементарному порядку (в этом случае вполне в духе традиционного правопонимания 
общество и государство действуют вместе и исполь
51  См.: Трансформация парадигмы права ... С. 145 (автор — 
Т. Я. Хабриева).

зуют право по назначению) показан Т. Я. Хабриевой 
на примере событий, разворачивающихся по поводу 
использования криптовалюты.
Некая новая социальная общность (очевидно, 
без явной национальной принадлежности) активно выступает за легализацию криптовалюты и создание криптосреды. «Пока государство устанавливает юридические запреты и размышляет о выборе более гибких правовых инструментов, “активная 
часть общества”, игнорируя правовые установления 
и государственные юрисдикции, строит новое цифровое общество и цифровую экономику, формирует собственные модели обеспечения материального 
благосостояния “членов общин”»52. «При этом, — 
отмечает Т. Я. Хабриева, — открыто провозглашается, что именно правовой нигилизм является двигателем прогресса»53.
Описанная Т. Я. Хабриевой идейная (идеологическая) платформа является в принципе не чем иным, 
как модификацией анархической теории, отрицающей необходимость государства, права и подобных 
регуляторов для жизни общества (не забудем, что и 
марксисты в своих теоретических построениях, — до 
того, как возникла необходимость государственного 
строительства в России, использовали конструкции, 
отрицающие государство и право как ненужные той 
фазе общественного развития, которую они обозначали как «коммунизм»54).
Новым в данном случае является только то, что в 
качестве «тарана» используется идея криптовалюты, 
криптосреды, где «убиваются» традиционные экономические и правовые категории, подобно тому как 
анархисты мечтали «убить» собственность55, причем 
делать это предлагалось и достаточно радикальными, насильственными способами.
Безобидность этих «новых адептов правового нигилизма»56, «носителей нового символа веры»57 весьма условна. На это, например, указывает В. С. Степин. Анализируя проблему столкновения продуктов нового технологического уклада и 
прав человека, он обращает внимание на две опасные тенденции. Первая — разнообразные методики и практики программирования сознания, инициирующие изощренные способы «информационного насилия», которые камуфлируются и внешне 
выглядят как добровольный выбор личности в демократическом обществе. Вторая — манипулиро
52  См.: Трансформация парадигмы права ... С. 143 (автор — 
Т. Я. Хабриева). 
53  Там же.
54  См.: Ленин В. И. Государство и революция. Пг., 1919. 
См. также: Крашенинников П. В. Указ. соч. С. 10—13. 
55  «Собственность есть кража» (П.-Ж. Прудон).
56  См.: Трансформация парадигмы права ... С. 143 (автор — 
Т. Я. Хабриева).
57  См.: Веденеев Ю. А. Указ. соч. № 2. С. 13.