Инновационное развитие отраслей социальной сферы

ISBN 978-985-08-2184-3 
© ГНУ «Институт социологии
 
 
НАН Беларуси», 2017
 
© Оформление. РУП «Издательский дом 
 
 
«Беларуская навука», 2017

УДК 316.42:01.895
ББК 60.56
 
И66

А в т о р ы:

С. А. Шавель (введение, глава 1, заключение), В. Р. Шухатович (разделы 2.1–2.5),  
О. Н. Ображей (разделы 2.5–2.7), А. Г. Пацеева (раздел 2.8), О. Г. Лукашова (раздел 3.1),  
А. В. Комаровский (раздел 3.2), Е. В. Мартищенкова (раздел 4.1), Д. В. Назарова (разделы 4.2, 4.3),  
С. Н. Кройтор (раздел 5.1), С. В. Костюкевич (раздел 5.2), Н. И. Яковлева (раздел 6.1),  
И. А. Андрос (раздел 6.2), А. Г. Баханов (раздел 6.3), В. С. Подвальская (раздел 6.4),  
Н. А. Барановский (глава 7)

Р е ц е н з е н т ы:

доктор философских наук, профессор С. П. Винокурова,
доктор социологических наук, профессор Д. К. Безнюк

Инновационное развитие отраслей социальной сферы / С. А. Шавель [и др.] ; под общ. ред. С. А. Шавеля ; Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т 
социологии. – Минск : Беларуская навука, 2017. – 347 с.

ISBN 978-985-08-2184-3.

Монография посвящена теоретико-методологическому обоснованию инновационного 
развития отраслей социальной сферы как единого комплекса жизнеобеспечения населения в контексте социальных ожиданий относительно уровня оказываемых услуг, необходимости и направлений усовершенствования их деятельности. На основе эмпирических 
исследований раскрыта степень удовлетворенности различных социальных групп и категорий населения уровнем и качеством оказываемых услуг в сфере здравоохранения, 
образования, социальной защиты и др. Использование представленных в монографии 
данных может способствовать повышению качества управления инновационным развитием социальной сферы.
Адресуется научным работникам, преподавателям и студентам социологических  
и управленческих специальностей, а также всем, кто интересуется вопросами социокультурного развития общества.

УДК 316.42:01.895
ББК 60.56

И66

ВВЕДЕНИЕ

Во все времена перед человеческими сообществами – родами и племенами, 
народностями и нациями, странами и государствами, всей популяцией Homo 
sapiens – неизбежно возникали экзистенциальные, жизненно-важные и судьбоносные вопросы, как обеспечить «воспроизводство действительной жизни» 
(К. Маркс), сохранить целостность социума, поддержать порядок и безопасность, предотвратить деструктивные, разрушительные интенции, сформировать органическую солидарность и доверие, как обеспечить связь и преемственность поколений и др. Те или иные ответы на такие вопросы образуют 
стратегию социосферного подхода, его методологию, причем они в большей 
степени детерминируются потребностями общности и естественными условиями, чем, например, словарным запасом, понятийным аппаратом или рефлексивностью.
Так, задолго до возникновения государства и появления письменности,  
в первобытнообщинном строе, существовал феномен, называемый современными этнографами (этнологами) «равнообеспечивающим распределением». 
Суть его состояла в том, что каждый член общины имел право (гарантию жизнеобеспечения) на часть созданного продукта исключительно лишь в силу принадлежности к ней, в том числе и нетрудоспособные – старики, дети, больные, 
покалеченные. Немецкий этнограф Д. Трайде писал: «Благодаря механизму 
равнообеспечивающего распределения в нормальных условиях всем была гарантирована их жизненно необходимая доля. Ведь только таким образом могло 
осуществляться воспроизводство раннепервобытной общины при характерном 
для этой стадии развития особенно низком уровне развития производительных сил»1. Фактически это была первая, освоенная людьми, парадигма (англ. 
paradigm – образец, пример) роли социальной сферы, ее остенсивного (указательного – вот она) определения, построенного на социальных нормах равенства, заботы и взаимопомощи. Конечно, коллектив нуждался и ожидал возможной помощи от своих нетрудоспособных членов, кому он выделял средства 
жизнеобеспечения: от стариков – передачи опыта, учебы, советов; от детей, 
инвалидов, выздоравливающих – посильного участия в хозяйственных делах.

1 Трайде Д. Экономика первобытная // Свод этнографических понятий и терминов. М. : 
Наука, 1986. [Вып.] 1 : Социально-экономические отношения и соционормативная культура / 
отв. ред. А. И. Першиц, Д. Трайде. С. 212.

Введение

К сожалению, с появлением частной собственности, имущественного расслоения и государства эти механизмы постепенно разрушались. Общество (мир) 
отказывалось от прежних гарантий жизнеобеспечения нуждающихся, возлагая 
эти функции на семью, близких родственников, корпоративные союзы. Возникающие государства считали такие обязанности им не свойственными. Таким 
образом, забота о нуждающихся, уязвимых, бедных, потерявших жилье и др. 
на многие века оказалась частным делом. Однако со временем и государство 
вынуждено было вводить некоторые каритативные гарантии от своего имени, 
то есть верховной власти государства. Прежде всего это было необходимо для 
успешного ведения военных действий. Для укрепления своих армий многим 
странам приходилось прибегать к наемным войскам, а значит, вербовать профессиональных солдат (легионеров, ландскнехтов) со стороны. Чтобы мотивировать привлечение наемников, а также и их боевой дух в сражениях, необходимо было контрактировать не только жалованье, но и средства, выделяемые 
на случай лечения, выкупа из плена, возможной помощи семье и т. п. Это был 
первый прообраз социального страхования, но он касался лишь узкой прослойки апатридов. Более масштабным было возникшее под влиянием религиозных 
и моральных идей движение за утверждение разных форм благотворительности (милосердия, призрения, попечительства, опекунства, адопции (усыновления), патронажа и других видов поддержки нуждающихся). Первые проблески 
благотворительности фиксируются еще в Вавилоне времен царя Хаммурапи 
(1792–1750 гг. до н. э.), где создавались коды справедливости – гражданские 
акты, призывавшие любить ближнего, помогать нуждающимся, заботиться  
о бедных. Большой вклад в этот процесс внесло христианство, освящая альтруистические усилия как религиозный долг. Противодействие благотворительной 
линии в области методологии, а отчасти и практики, оказывал социал-дарвинизм. Его родоначальник английский социолог Герберт Спенсер (1820–1903) 
считал лучшим, что может сделать государство для бедняков, – это оставить 
их в покое, то есть не заботиться и не помогать им. Это течение осуществило 
вульгарную трактовку эволюционной теории Дарвина путем механического переноса на общество таких ее положений, как естественный отбор и выживание 
сильнейших, борьба за существование и конкуренция и т. п. По этому поводу 
американский психолог Абрахам Маслоу (1902–1970) справедливо заметил: 
«Дарвин был настолько убежден в дурной природе инстинктов, что основным 
фактором эволюции животного мира счел борьбу, соревнование и совершенно 
не заметил проявлений сотрудничества, кооперации, которые, однако, легко сумел разглядеть Кропоткин»1.
Тем не менее эта линия, легко замеченная князем и теоретиком анархизма 
П. А. Кропоткиным (1842–1921), который и сформулировал «биосоциологический закон взаимной помощи», успешно развивалась, преодолевая всевозможные сопротивления. Профессор Л. П. Храпылина отмечает: «Постепенно, 

1 Маслоу А. Г. Мотивация и личность : пер. с англ. СПб. : Евразия, 2001. С. 137.

Введение

именно на основе благотворительности как системы общечеловеческих ценностей, и была создана организованная система социальной защиты населения»1. 
Тем самым социальная защита, включая страхование, пенсионное обеспечение, 
патронаж, социальную реабилитацию и реинтеграцию и другие виды помощи  
и поддержки, становится второй парадигмой социосферного подхода.
В ХХ в. окончательно оформилась не только в концептуальном плане, но  
и в институциональном назначении современная парадигма социальной ориентированности основных сфер общества – экономики, политики, культуры,  
и вытекающее отсюда конституирование статуса «социальное государство». 
Первая статья Конституции Республики Беларусь гласит: «Республика Беларусь – унитарное демократическое социальное правовое государство». Сегодня 
в мире существуют три типа социального государства. Первый – либеральный 
тип (США, Канада, Австралия), с доктриной о том, что социальное обеспечение не должно подрывать трудовую мотивацию, чтобы каждый стремился своим трудом улучшить свое благосостояние. Этот тип заменил прежний пропагандистский лозунг о «государстве всеобщего благоденствия». Второй тип – 
корпоративно-консервативный (Германия, Австрия и др.), суть доктрины в том, 
что социальные гарантии адресны, зависят от статуса реципиента, домохозяйки 
исключаются из системы социального страхования, государство вмешивается 
лишь тогда, когда возможности семьи исчерпаны. Третий тип – социал-демократический (Швеция), с доктриной о перераспределении доходов (прогрессивный 
налог), универсальности социальных услуг, отказом от проверки нуждаемости.
Беларусь не относится ни к одному из этих типов в полной мере: фактически 
страна формирует четвертый тип социального государства, приняв за основу 
приоритетность социальных проблем, строя стратегию их решения, исходя из 
конкретных возможностей, ожиданий населения, взаимодействия основных 
сфер общества, перспективных трендов развития.
Все эти нюансы рассматриваются в первой – методологической – главе монографии, где раскрывается эвристика категории «социальное», особенности 
сферного подхода, императивы социальной политики и амбивалентный характер дерзания риска как поведенческой стратегии. 
После обретения суверенитета, то есть независимости и самостоятельности, перед Беларусью, как и другими постсоветскими странами, остро встал 
вопрос о перспективах дальнейшего движения. Возврат к прошлому был невозможен, уже хотя бы потому, что разрушились все связи – политические, экономические, культурные – между бывшими республиками, резко ограничились 
возможности человеческих контактов, общения людей и т. д. К тому же многие прежние механизмы были неприемлемы из-за их низкой эффективности  
и несправедливости (однопартийность, этатизм, тенденции к уравнительности  

1 Храпылина Л. П. Перспективные пути реформирования социальной защиты населения // 
Социальная политика : учеб. для вузов экон. и неэкон. специальностей / Ю. П. Алексеев и [ др.] ;  
под общ. ред. Н. А. Волгина. М. : Экзамен, 2002. С. 434.

Введение

и многое другое). Но в том, чтобы сохранялись положительные достижения, 
особенно в экономике, разделении труда и специализации, образовании, культуре, общении и др., большинство населения было согласно. 
В качестве альтернативного варианта широко пропагандировалась либеральная модель. Ее предлагали многие международные организации, такие как 
Всемирный банк, Международный валютный фонд, частные фонды и компании (Сорос и пр.), активно поддерживала так называемая «демократическая 
оппозиция» в России, Беларуси и других странах. Фундаментальным принципом данной модели является лозунг «laissez faire», понимаемый как невмешательство государства в предпринимательскую деятельность собственников  
и их частную жизнь, откуда следуют декларации прав и свобод, защиты частной собственности, рыночного обмена и др. В более или менее «чистом» виде 
либеральная модель существует сегодня только в США и, кстати, подвергается 
многосторонней критике, в том числе и внутренней, по ряду позиций. Тем не 
менее некоторые наши экономисты, не обращая внимание на критику, вновь  
и вновь прокламируют ее как идеальный проект. Известные белорусские авторы, отвергая возможность возврата к прошлому, пишут: «Есть и другой путь. 
Есть возможность получить визу в стабильную, благополучную модель… Когда 
люди увидят, что частная собственность, свободная торговля и предпринимательство дают лучшую систему социальной защиты, лучшую систему безопасности и больше семейной стабильности, они не согласятся на роль статистов  
в своей родной стране»1.
К сожалению, авторы – ни в этой, ни в других своих работах – не анализируют причины отказа Беларуси от либеральной перспективы, несмотря на определенные и соблазнительные обещания. Заметим, что среди некоторых аналитиков и отдельных политических деятелей и в то время, и сегодня расхожим 
является мнение, что причины отказа коренятся в политических и идеологических основаниях, то есть прокоммунистических ориентациях руководителей 
страны и аналогичных стереотипах массового сознания населения.
Но, проводя объективный анализ, можно убедиться, что даже если такие настроения имели место, не они решали выбор; главным стал вполне рациональный прагматический подход. Скажем, переход на либеральную модель требовал 
в экономике полной («обвальной») приватизации госпредприятий и всего имущества. Это сопровождалось бы отнюдь не модернизацией, а просто закрытием как неконкурентоспособных на западных рынках многих предприятий. Так 
ведь и случилось в Латвии с заводами РАФ и ВЭФ, в Греции – с судоверфями 
и томатными плантациями – голландские парниковые помидоры дешевле и во 
всех «новых» странах Евросоюза. В связи с этим естественно было предвидеть 
всплеск массовой безработицы и рост социальной напряженности.

1 Заико Л. Ф., Романчук Я. Ч.  Беларусь: транзитная зона : книга для парламента. Минск, 
2009. С. 9.

Введение

В социальной сфере необходимо было, по рекомендациям либеральных консультантов, осуществить «шоковую терапию», которая требовала ускоренного 
перехода на рыночные, то есть платные, формы предоставления медицинских, 
коммунальных, образовательных, транспортных и других услуг; немедленной 
ликвидации субсидирования и дотаций в социальной сфере; введения медицинского страхования, повышения пенсионного возраста и перехода в пенсионной 
системе от принципа «солидарности поколений» к накопительным схемам и т. д. 
Следует также учесть тяжелый груз ликвидации последствий чернобыльской 
катастрофы. То, что она нарушила нормальный ход жизни, развитие производства, вывела из сельскохозяйственного оборота почти треть территории страны, 
уже потребовало и все еще требует и сегодня огромных финансовых затрат – 
известно всем. Но, к сожалению, об этом забывают те критики белорусского 
пути, которые утверждают, что никакой специфики в ходе реформирования нет 
и быть не может, – дескать, все постсоветские и даже постсоциалистические 
страны должны принять единый сценарий. Однако нетрудно смоделировать ход 
процессов, если бы страна пошла по пути обвальной приватизации и шоковой 
терапии – с безработицей в 20–30 %, как в некоторых соседних государствах,  
с ликвидацией бесплатной медицины и образования, с полной оплатой жилищно-коммунальных расходов, электроэнергии, транспортных услуг и т. д. 
Надо признать, что и теоретически тезис о всеобщности, универсальности 
либерального проекта преобразований весьма сомнителен. Конечно, человечество в своем историческом развитии постоянно ищет и находит не только 
новые, более производительные технологии производства, но и лучшие, более 
эффективные способы организации общественной жизни и государственного 
устройства. Однако последние отличаются от первых как раз тем, что возможности их ассимиляции зависят от историко-культурного контекста, менталитета 
народа и социально-экономических условий. Не случайно еще Гегель подчеркивал: «Нелепостью было бы навязывать народу учреждения, к которым он не 
пришел в собственном развитии»1.
Дальнейшая динамика массового сознания определяется в основном экспектациями и реакциями людей на те или иные управленческие изменения. Социогуманитарная наука не может ограничиваться констатацией «постфактум», она 
должна прогнозировать и потребность в инновациях, и их последствия.
Остальные главы (2–7) посвящены эмпирико-социологическому анализу 
отраслей социальной сферы. Отличительная особенность и новизна подхода 
состоит в том, что, во-первых, это конкретно-социологические исследования, 
проведенные по репрезентативной республиканской выборке, и, следовательно, отражающие реальное состояние общественного сознания по затрагиваемым вопросам, в его устойчивости и колеблемости, текучести, поиске ответов 

1 Гегель Г. В. Ф. Философия права : пер. с нем. / авт. вступ. ст. и примеч. В. С. Нерсесянца. 
М., 1990. С. 383.

Введение

в ряде случаев. Во-вторых, это совсем не «плоский эмпиризм», или «анкетомания» и т. п. прецеденты, которые уже давным-давно не приемлемы в нашем 
научном сообществе. Здесь каждый исследователь побуждался и стремился не 
просто к «фактологии», а к концептуальному обобщению и, по возможности, 
к теоретической интерпретации собранных фактов, с большим желанием выявить перспективные линии изменения сознания (мнений, установок, ожиданий) вслед за динамикой самих жизненных процессов и явлений.
Во второй главе анализируются крайне актуальные и малоизученные социальные аспекты здравоохранения. В отличие от сугубо медицинского подхода, направленного на лечение заболеваний, здесь преимущественное внимание 
уделено ресурсам сбережения здоровья, которые связаны с образом жизни, активностью, заботой о себе самих людей. К таким ресурсам авторы отнесли: выбор профессии, прежде всего, по призванию, мотивацию сбережения здоровья, 
геронтологические аспекты старения, культуру безопасности и профилактики 
повседневных рисков, заботу о детях в семье. Несомненный интерес представляет исследование роли культуры врача в медицинской практике. Не секрет, что 
пока у нас тема взаимодействия врача и пациента обсуждается (иногда даже 
муссируется) больше на бытовом уровне, чем в научных публикациях. Этот 
дисбаланс необходимо преодолевать.
К числу наиболее чувствительных для населения тем относятся пенсионное 
обеспечение и услуги жилищно-коммунального хозяйства. Некоторые, пожалуй, посчитают, что негативные оценки этих форм социального обслуживания 
являются всеобщими. Исследование, однако, показало, что это не так, хотя  
и гордиться этими отраслями пока не приходится. Другое дело понять, что вывести их из той запущенности, в какой они оказались в прежние времена, невозможно одномоментным решением. Хорошо уже то, что большинство населения 
поддерживает решительность государства по реформированию системы ЖКХ 
и по укреплению пенсионного обеспечения.
В социальной сфере, обращенной к людям, нет мелочей. Так, например, при 
достаточно высоких оценках населением отечественной системы образования 
респонденты видят в ней и некоторые противоречия, и определенные недоработки. Далеко не однозначна также маркетизация профессионального образования, хотя она и поддерживается отдельными руководящими работниками 
данной системы и научными исследователями.
Давно назрела потребность вывести из тени неэкономические факторы экономического роста, а также такие направления в социальной сфере, как страхование, туризм, престижное потребление и социальная реклама. Хотелось бы 
верить, что наши попытки сделать это будут услышаны и поддержаны как широкой общественностью, так и специалистами.
В последней, седьмой, главе представлен анализ социально-правовой системы предупреждения антиобщественных явлений в контексте современной социальной политики. В отличие от традиционных криминологических 

Введение

исследований антиобщественного поведения, проведенный анализ является 
социологическим, а значит, учитывает состояние общественного сознания. 
Второе отличие – это системный характер проведенного анализа, что не так 
важно для криминологических разработок. С социальной сферой он связан 
тем, что, как известно, любое антиобщественное явление, будь то кража, грабеж, угон машины или покушение на жизнь, хаотизирует устоявшийся порядок, нарушает сложившиеся общественные отношения, подрывает систему 
безопасности, в конечном счете, мешает нормальному жизнеобеспечению  
и воспроизводственной деятельности социума. Поэтому предотвращение 
антиобщественных явлений есть одновременно и процесс укрепления силы  
и значения социальной сферы.

Глава 1

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ 
ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ СФЕРЫ

1.1. Социальное как понятие теоретической социологии

Роль социального в конституировании социологии, в выделении ряда важных направлений в семиотике, лингвистике, антропологии и других социогуманитарных науках переоценить невозможно. Вопреки известным попыткам сторонников методологического индивидуализма и социального атомизма принизить или вообще элиминировать данную научную категорию, ее теоретическое 
значение и практическая ценность только возрастают.
Одна из важных особенностей социального состоит в том, что оно служит 
основой формообразования социологических понятий. Еще М. Вебер выражал 
неудовлетворенность способом определения понятий, идущим от Аристотеля. 
Он писал: «Дефиниция по схеме genus proxsimus, differentia specifica (общий 
род, видовые отличия), конечно, просто бессмысленна»1. Взамен он разработал новую форму дефиниции понятий, названную им «идеальным типом». 
Значительная часть социологических понятий является составными: в них 
социальное(ый) выступает прилагательным и сочетается с другим словом – 
глоссой, образуя тем самым содержательно новый термин (например, социальная группа, социальный капитал и др.). Ф. Хайек, отвергая социальное за его 
многозначность, сложил список из 171 такого составного термина. На самом 
деле их больше, но главное, что социальное присутствует практически во всех 
социологических терминах, кроме заимствованных. (Скажем, в таких словах, 
как авторитет, абсентеизм, бойкот, распределение, контекст, партиципация, волюнтаризм и т. д.)
 Социальное и его производные можно отнести к пакетным понятиям, имея 
в виду их особенность, заключающуюся в том, «что один и тот же термин, по 
существу, обозначает целое семейство или пакет в каком-то отношении сходных понятий, разграничить которые по чисто формальным, структурным характеристикам, как правило, невозможно»2. Так, термин «социальное» охватывает большой кластер общественных институтов, включающий образование, 

1 Вебер М. Избранные произведения / пер. с нем. М. И. Левина [и др.]. М. : Прогресс, 1990. 
С. 393.
2 Ракитов А. И. Историческое познание: системно-гносеологический подход. М. : Полит
издат, 1982. С. 28.