Русский проект исправления мира и художественное творчество XIX–XX веков

Москва
Издательство «ФЛИНТА» 
2019

РУССКИЙ ПРОЕКТ ИСПРАВЛЕНИЯ МИРА 
И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО 
XIX – ХХ ВЕКОВ

Коллективная монография

Ответственный редактор д-р филол. наук Н.В. Ковтун

3-е издание, стереотипное

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос=Рус)
        Р89

Издание посвящено анализу русской утопической традиции во всем
многообразии ее художественных проявлений. Исследования глобальных
утопических проектов (почвенничество, конструктивизм, социалистический
реализм, патриархальная версия современных традиционалистов) сочетаются
здесь с главами-медальонами о творчестве отдельных авторов, обратившихся
к теме утопии. Сделано это и как попытка передать разнообразие «утопического поля» отечественной словесности, где и по сей день идет напряженный
диалог (противостояние) между различными проектами преобразования бытия, и как признание ее тщетности. Русская культура пронизана духом утопизма, монография о художественной утопии грозит превратиться в утопический
проект о русской литературе. И тем не менее, данное издание отличает от
многих, ему подобных, специфика рассмотрения самого понятия «утопия» 
как своеобразного инструмента измерения: оно изначально оценочно (по отношению к содержанию проекта) и беспристрастно (по отношению к художественному уровню его исполнения). История миромоделирующих проектов
рассматривается здесь, начиная от эпохи русского Просвещения и вплоть до
игровых стратегий освоения утопии в культуре постмодернизма.

Адресовано филологам, историкам и всем любителям российской сло
весности.

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос=Рус)

© Издательство «ФЛИНТА», 2014
© Художник В.М. Ковтун, 2011

Русский проект исправления мира и художественное 
творчество XIX–XX веков [Электронный ресурс] : колл. 
монография / отв. ред. Н.В. Ковтун. – 3-е изд., стер. – М. : 
ФЛИНТА, 2019. – 403 с. : илл.

ISBN 978-5-9765-1178-1

Р89

ISBN 978-5-9765-1178-1 

Р е д а к ц и о н н а я   к о л л е г и я:

д-р филол. наук, проф. Б.Ф. Егоров (науч. ред.); д-р филол. 
наук, проф. Н.В. Ковтун (отв. ред.); д-р филол. наук, проф. 
И.В. Силантьев; д-р филол. наук, проф. Л.В. Куликова; д-р филол. 
наук, проф. А.П. Сковородников

Р е ц е н з е н т ы

член-корр. РАН Е.К. Ромодановская;

д-р филол. наук, ведущий науч. сотрудник Института русской
литературы (Пушкинский Дом) РАН Т.М. Вахитова

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
РАЗДЕЛ I. УТОПИЯ В КЛАССИЧЕСКУЮ ЭПОХУ XVIII–XIX ВЕКОВ  . . . . . . . 11
О МАЛОИЗУЧЕННЫХ УТОПИСТАХ XVIII–XIX ВЕКОВ 
(Б.Ф.ЕГОРОВ). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
УТОПИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ В ЖИЗНИ
 
И ТВОРЧЕСТВЕ А.Н. РАДИЩЕВА («ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА
 
В МОСКВУ») (Е.Е. ПРИКАЗЧИКОВА). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19
О ЦАРСТВЕ НЕБЕСНОМ НА ЗЕМЛЕ. МОДЕЛЬ ИДЕАЛЬНОГО
 
ГОСУДАРСТВА ПО Н. ГОГОЛЮ (А. КОСЬЦИОЛЭК). . . . . . . . . . . . . . . 43
УТОПИЯ И АНТИУТОПИЯ В ПОЭМЕ В.С. ПЕЧЕРИНА «ТОРЖЕСТВО
 
СМЕРТИ» (Е.Г. МЕСТЕРГАЗИ) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 57 
И.С. ТУРГЕНЕВ И ЕГО ГЕРОИ В СВЕТЕ УТОПИИ И АНТИУТОПИИ 
(В.К. ВАСИЛЬЕВ)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65
«И УТОПИЯ-ТО У ТЕБЯ ОБЛОМОВСКАЯ»: МЕЧТА 

ОБ ОБЛОМОВСКОМ МИРЕ В РОМАНЕ И.А. ГОНЧАРОВА 
«ОБЛОМОВ» (Е.И.  ПИНЖЕНИНА) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85

РАЗДЕЛ II. УТОПИЧЕСКИЕ И АНТИУТОПИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫ ЭПОХИ 

МОДЕРНА. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ УТОПИЯ ЛИТЕРАТУРНОГО 

КОНСТРУКТИВИЗМА (И.И. ПЛЕХАНОВА) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100
УТОПИЯ СЕРДЦА А. ПЛАТОНОВА (ПО ПОВЕСТИ 
«СОКРОВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК») (Н.П.  ХРЯЩЕВА) . . . . . . . . . . . . . . . 125
МЕЖДУ УТОПИЕЙ И ИСТОРИЕЙ: ИСТОРИКО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ 

ЖАНР В ЛИТЕРАТУРЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ (П.С.  ГЛУШАКОВ)  . . . 146
БУНИНСКИЕ ОЦЕНКИ СОВРЕМЕННИКОВ И СОВРЕМЕННОСТИ 

В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ: О  ХУДОЖЕСТВЕННЫХ
 
МЕХАНИЗМАХ АНТИУТОПИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ (К.В.  АНИСИМОВ). . . 165
НЕЗАВЕРШЕННЫЙ РОМАН Г. ГАЗДАНОВА «ПЕРЕВОРОТ»: 

ПОПЫТКА АНТИУТОПИИ (Е.Н.  ПРОСКУРИНА). . . . . . . . . . . . . . . . 205

РАЗДЕЛ III. «СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ» ИЛИ ОБЕТОВАННОЕ ПРОШЛОЕ? 
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ВЕРСИИ ГЛОБАЛЬНЫХ УТОПИЙ  . . . . . . . . . . . . . 217
 РАСКОЛОТЫЙ МИР В ИЗОБРАЖЕНИИ РУССКОЙ АНТИУТОПИИ 
ХХ ВЕКА (А.Н. ВОРОБЬЕВА). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218
«ЗЕМЛЯ САННИКОВА» В. ОБРУЧЕВА: ОСВОЕНИЕ АРКТИКИ 

ДО СТАЛИНИЗМА (С. ФРАНК)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 236

УТОПИЯ И АНТИУТОПИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ
ЛЕОНИДА ЛЕОНОВА (Ф. ЛИСТВАН)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 255
МОТИВ ПРЕОБРАЖЕНИЯ МИРА В ОСТРОВНОЙ УТОПИИ 
ХХ ВЕКА (А.Ю. БОЛЬШАКОВА)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 262
ИДИЛЛИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ИСТОРИИ: 

ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ А. СОЛЖЕНИЦЫНА, В. РАСПУТИНА, 
Б. ЕКИМОВА, Л. ПЕТРУШЕВСКОЙ (Н.В. КОВТУН). . . . . . . . . . . . . 280

РАЗДЕЛ IV. ИГРОВЫЕ СТРАТЕГИИ ОСВОЕНИЯ УТОПИИ 

В ПРОЗЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311
ТРАНСФОРМАЦИЯ АНТИУТОПИИ В ПРОЗЕ РУБЕЖА 
ХХ–ХХI ВЕКОВ (Т.Н.  МАРКОВА)  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312
СЮЖЕТ ДЛЯ НЕБОЛЬШОЙ УТОПИИ: «СЮЖЕТ» И «ЛИМПОПО»
Т. ТОЛСТОЙ (О.В. БОГДАНОВА). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 328
УТОПИЯ И АНТИУТОПИЯ В НОВЕЙШЕЙ ПРОЗЕ: 

ПОИСКИ ФОРМЫ (Т.М. КОЛЯДИЧ). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 344
ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ МОДИФИКАЦИИ 

В РОССИЙСКОЙ АНТИУТОПИИ 2000-Х ГОДОВ: 

РОМАНЫ Д. ГЛУХОВСКОГО «МЕТРО 2033» 

И Д. БЫКОВА «ЖД» (А.В.  ГРИГОРОВСКАЯ) . . . . . . . . . . . . . . . . 356
УТОПИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ 

ФАНТАСТИКЕ РУБЕЖА XX–XXI ВЕКОВ (А.М.  ЛОБИН). . . . . . . . . 367
ЗАКЛЮЧЕНИЕ  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 393
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 398

 

Русские – максималисты, и именно то,  
что представляется утопией, 
в России наиболее реалистично.
Н. Бердяев

ВВЕДЕНИЕ

В настоящей монографии собраны работы представителей различных научных школ и направлений, объединяющим фундаментом 
которых стал интерес к становлению и развитию русской утопической 
традиции во всем многообразии ее художественных проявлений1. Исследования глобальных утопических проектов (авангард, модернизм, 
социалистический реализм, патриархальная версия современных традиционалистов) сочетаются здесь с главами-медальонами о творчестве 
отдельных авторов, обратившихся к теме утопии. Сделано это и как попытка передать разнообразие «утопического поля» отечественной словесности, где и по сей день идет напряженный диалог (противостояние) 
между различными проектами преобразования бытия, и как признание 
ее тщетности. Русская культура пронизана духом утопизма, монография о художественной утопии грозит превратиться в утопический проект о русской литературе.
И тем не менее, данное исследование отличает от многих, ему подобных, специфика рассмотрения самого понятия «утопия» как своеобразного инструмента измерения: оно изначально оценочно (по отношению к содержанию проекта) и беспристрастно (по отношению 
к художественному уровню его исполнения). Работа над книгой лишний раз убедила – утопические интенции, стратегии и конкретные проекты, связанные с реализацией той или иной утопической программы, 
с репрезентацией давно забытого или отвергнутого официальной культурой, доминируют на определенных этапах национального историкокультурного развития. И если классическим веком утопий назван век 
Просвещения, то «бунташный» ХХ едва ли уступает ему по интенсивности производства утопических прожектов, литературных в том числе, утопия и антиутопия становятся, по сути, определяющими типами 

1 Под утопической традицией мы понимаем ряд текстов, каждый из которых 
представляет источник мотивов, образов для позднейших утопических 
произведений.

творчества. При всех различиях в толковании своих главных тем – идеального мира и человека (утопия) и их критики во имя сохранения того 
же мира (антиутопия) – это явления одной мировоззренческой, дискурсивной и жанровой природы.
Многовековая история утопии, ее осознание в качестве одной из 
базовых универсалий культуры, необозримое количество самых разнообразных утопических проектов, создаваемых вплоть до сего дня – 
все говорит о том, что утопия и ее коррелят – антиутопия – принципиальные элементы в структуре осмысления мира, внутреннего бытия 
человека. Долгое время изучение утопических планов, художественных 
конструкций, их роли в становлении отечественной культуры было затруднено (закрытые архивы, опасения власти, что утопическая природа 
коммунистической доктрины станет все более очевидной, и, наконец, 
некое предубеждение интеллектуалов, связанное с самой перспективой 
осуществления утопий на загадочной русской почве). Сегодня отношение государственной и альтернативных утопий, уровень их притяжения и отталкивания – интереснейший аспект научной рефлексии.
Упущенные некогда возможности наверстывает современная наука, 
развитие литературы новейшего времени изучается в перспективе утопии чрезвычайно активно1, и на это есть основания: ориентированные 
на будущее проекты эпохи модерна предваряют глобальную коммунистическую утопию, на смену которой в 1950–1960-е годы приходит 
идеализация прошлого писателями-традиционалистами и технократические утопии «молодёжной прозы». Если в основе миромоделирую
1 Из последних работ, в той или иной мере затрагивающих интересующую 
нас проблематику, назовем следующие: Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного. 
Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи 
и мифа. – М.: Изд-во МГУ, 1999; Геллер Л., Нике М. Утопия в России / 
пер. с фр. И.В. Булатовского. – СПб.: Гиперион, 2003; Павлова О.А. 
Русская литературная утопия 1900–1920-х годов в контексте отечественной 
культуры. – Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2004; Юрьева Л.Н. Русская 
антиутопия в контексте мировой литературы. – М.: ИМЛИ РАН, 2005; 
Дашевская О.А. Жизнестроительная концепция Д. Андреева в контексте 
культурфилософских идей и творчества русских писателей первой половины 
ХХ века. – Томск: Изд-во ТГУ, 2006; Воробьева А.Н. Русская антиутопия 
ХХ века в ближних и дальних контекстах. – Самара: Изд-во Самар. 
научн. центра РАН, 2006; Егоров Б.Ф. Российские утопии: исторический 
путеводитель. – СПб.: Искусство-СПБ, 2007; Матич О. Эротическая 
утопия: новое религиозное сознание и fin de siecle в России. – М.: Новое 
литературное обозрение, 2008; Лахманн Р. Дискурсы фантастического: пер. 
с нем. – М.: Новое литературное обозрение, 2009; Ковтун Н.В. Деревенская 
проза» в зеркале утопии. – Новосибирск: СО РАН, 2009.

щих проектов «деревенщиков» – народно-утопические легенды о граде 
Китеже, Беловодье, Опоньском царстве… то их «оппоненты» наследуют скорее интеллектуальной линии развития отечественной утопической традиции. В данной парадигме постмодернизм выступает в роли 
антиутопии.
Современные гуманитарные практики всё чаще трактуют утопию 
как общеинтеллектуальный дискурс, содержание которого выявляется 
через противостояние некой совокупности приемов, тематизируемой 
понятиями «миф», «ритуал» (Ф. Кесседи, Ж. Сорель, Р. Рюйе, Н. Фрай), 
«эсхатология» (М. Бубер, Ж. Дюво, К. Поппер, А. Свентоховский) 
«идеология» (К. Мангейм, Р. Рюйе, Н. Фрай). Особенно стоит указать 
на трактовку утопии как интенции, имманентной человеческому сознанию в качестве мечты, желания (Э. Блох, Х. Ортега-и-Гассет, П. Тиллих, 
А. Нойзюсс).
Из недавних работ следует отметить концепцию Б. Гройса («Утопия и обмен. Стиль Сталин. О новом»), где утопия рассматривается как 
способ преодоления границы между искусством и жизнью, «культурным архивом» и «текущим моментом», а также французских исследователей Л. Геллера и М. Нике («Утопия в России»). Последние, работая 
с термином «утопическое поле», определяют его очертания, исходя из 
двух основных критериев: радикального разрыва с настоящим и коллективного характера идеала. В своей новаторской книге «Дискурсы фантастического» Р. Лахманн анализирует возможности фантастического 
(присущего утопии в самом широком спектре ее проявлений) с точки 
зрения реабилитации иного, «чужого» внутри устоявшейся культурной 
модели, вплоть до ее профанации и травестии. Особой значимостью для 
историков отечественной литературы обладает итоговый труд Б.Ф. Егорова «Российские утопии: Исторический путеводитель», позволяющий 
выявить преемственность на уровне основных идей, образов, мотивов, 
отличающих казалось бы антитетичные утопические построения.
Общеизвестен интерес современной критики к антиутопии. Глубокие исследования посвящены художественному анализу антиутопии 
начала XX века (Н. Арсентьева, М. Геллер, М. Золотоносов, Б. Ланин, В. Васильев, О. Лазаренко, А. Зверев, Т. Каракан, И. Шайтанов, 
И. Роднянская, Р. Гальцева, С. Семенова, О. Матич, А. Воробьева и др.). 
В последнее десятилетие заметно возросло внимание к утопическому 
проекту соцреализма (Б. Гройс, И. Смирнов, М. Берг, Б. Ланин, М. Геллер, А. Гольдштейн, Е. Добренко, М. Эпштейн, А. Эткинд, В. Паперный, К. Кларк, Х. Гюнтер, М. Липовецкий, Г. Митин, М. Чегодаева, 

Г. Жауманн и др.). Изучение народного утопизма актуализировалось 
в 1960-е годы в трудах А. Клибанова о народных социальных утопиях 
и К. Чистова об утопических народных легендах. Кроме уже названных 
работ следует отметить труды по изучению жанровых особенностей 
утопии Л. Мамфорда, Л. Геллера, Л. Сарджент, Г. Морсона, Х. Гюнтера; 
фундаментальные исследования по истории утопии А. Свентоховского и В. Святловского; труды по изучению повествовательной утопии 
(С. Бэр, Р. Стайтс, Э. Клавс).
В России многие общественные, религиозные объединения и течения могут быть изучены, поняты и как утопические: масонство, 
старообрядчество, славянофильство, народничество… что позволяет 
говорить о важности методологического значения утопии как духовного феномена. Провал отечественной истории в «утопические бездны» 
исследователями зачастую только фиксируется, анализ глубинных причин произошедшего ограничивается ссылками на авторитеты Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, на идеи западного просветительства и Ренессанса. 
Однако жанр (метажанр), как показал М.М. Бахтин, не просто эстетическая категория, но поле ценностного восприятия мира, основной 
способ понимания действительности. И значит, в истории самой нации 
следует искать причины, объясняющие мобилизацию креативного пафоса утопии.
Менталитет художника прошлого столетия определился во времена, когда провозглашен был тезис Ф. Ницше: «Бог умер». Наступившие 
«сумерки Богов» понуждали к двум следствиям: на долю русского авангарда 1910–1920-х годов выпало строительство новой художественной вселенной, где ставшее вакантным место Бога-Творца занимает 
художник-демиург, те же, кто не был готов к столь радикальной духовной перестройке, пытались сохранить в собственном творчестве черты 
христианского образа мира и человека (творчество «новокрестьянских» 
поэтов). Разрушенная христианская гармония вселенной поставила перед человеком нового времени задачу создания иной картины мира.
В кризисные периоды, по мнению немецкого философа Людвига 
Штейна («Социальный вопрос с философской точки зрения», 1897), 
и обостряется интерес к утопии, которая позволяет разочаровавшемуся в реальности художнику максимально произвольно распорядиться 
судьбами мира и человека. Утопии тогда выступают вестниками новых 
теорий, явлений, реформ, а их создатели получают широкую возможность участия в обновлении жизни. Отрицание прежней культуры как 
немощной, «больной», «вырождающейся» парадоксальным образом 

объединило мечтания декадентов, жизнестроительные практики русского авангарда, утопию «религиозного синтеза» модернистов и построения большевиков, которые и обратили художественные абстракции, умозрительные планы в репрессивную практику строительства 
«нового мира» из ничего. Однако время свидетельствует – утопии не 
менее часто возникают и в консервативные периоды жизни общества, 
когда настоящее представляется обреченным, лишенным перспектив 
дальнейшего развития, мечта о лучшем будущем, воплощенная в тексте, и помогает выжить в безысходности настоящего.
Начало ХХ века характеризуется футурологическим, утопическим 
ощущением времени, а его конец маркирован апокалипсическими настроениями, игнорированием истории как таковой, её отменой, десемантизацией. Постмодернизм – фиаско веры в Утопию, что, впрочем, 
ещё не гарантирует преодоление утопического дискурса. Современные 
художники стремятся освободиться от завораживающей власти «Нигдейи» (понятие введено Т. Мором – остров «Ни-где»), перевести проблему в иную плоскость – чистой игры, профанации, но тем только 
подчёркивают свою тесную связь с предшествующей утопической традицией. Скептико-ироническая позиция постмодернизма ничуть не менее, чем авангард, акцентирует демиургические претензии искусства на 
создание новой художественной реальности, вытесняющей и заменяющей действительность. Граница между авангардом и постмодернизмом 
оказывается размытой, оставляя отпечаток вторичности на эстетических претензиях последнего. Игра в Утопию как игра в игру, связанная 
с остранённой саморефлексией авторов, симуляцией творческой энергии, способствует переносу внимания на маргинальные литературные 
явления, где само понятие переустройства мира – новизны – лишается 
прежних критериев. Вместо «рая» здесь и сейчас рождается ощущение, 
что «будущее было вчера». Глобальные построения модернизма, авангарда, соцреализма заменяются мышиной вознёй приватных, индивидуальных утопий, каждая из которых готова сыграть в истину. 
Подобно тому, как соцреализм – идеологическая фаза авангарда – использовал в своих художественных построениях образцы классического наследия, постмодернизм извлекает из архаических глубин 
прошлого случайные, осколочные эстетические ценности, причудливо 
сочетая их в новое эклектическое единство, чтобы из этого произвольного сочетания обрывков прежних утопий самозародился иной смысл. 
Такая игра вне традиционного для русской литературы нравственного 
контекста стала возможной только в постапокалипсическое время, где 

наступает не только «смерть Бога», но и «конец сатаны», которому отдавали почести модернисты начала прошлого века.
Ситуация нынешнего кризиса, промежутка, когда коммунистическая утопия рухнула, а новый универсальный миф постмодернистского 
общества вряд ли возможен в прежнем масштабе, оказывается ценна 
возможностью кодификации глобальных утопий прошлого, ибо «пока 
миф творится, он ещё не осознаётся как миф»1, его анализ и означает его 
завершение, прагматизацию. Ревизия же прошлых утопических проектов переустройства мира даёт возможность сделать процесс заполнения 
сегодняшнего идеологического вакуума предсказуемым, осознанным.
Структура коллективной монографии вполне традиционна, выстроена в соответствии с хронологическим принципом: от анализа 
утопических проектов классической эпохи (первый раздел) через аналитику жизнестроительных практик эпохи модерна (второй раздел), 
глобальных мифов «светлого будущего» и «обетованного прошлого», 
воссозданных в литературе метрополии (третий раздел), вплоть до 
игровых стратегий освоения утопии в культуре постмодернизма (четвертый раздел). Предлагая книгу на строгий суд читателя, уповая на 
снисхождение критики, ее ответственный редактор выполняет и самую 
приятную для себя миссию – выражает огромную благодарность коллегам, которые приняли участие в этом научном проекте!
Отдельное спасибо Александру Маркову, ставшему первым читателем отдельных глав, давшему ряд ценнейших советов.
Особая благодарность руководству Сибирского федерального 
университета за оказанную финансовую поддержку исследовательского проекта.

Н.В. Ковтун

1 Журавлева А.И. Русская классика как национальная мифология // Проблемы 
литературных жанров: мат-лы IX Междунар. науч. конф. 8–10 декабря.1998: 
в 2 ч. Ч. 1. – Томск: Изд-во ТГУ, 1998. С. 14.