Чуждые силы : рассказы латиноамериканских писателей

УДК 
372.8
ББК 
81.2 Исп-93
 
Ч 86

ISBN 978-5-9925-0652-5

Ч 86 
Чуждые силы: Рассказы латиноамериканских 
писателей: Книга для чтения на испанском языке / Лугонес Л. Чуждые силы. Дарио Р. Фантастические сказки / Сост., вступ. ст., коммент. и словарь 
В. П. Литуса. — СПб.: КАРО, 2011. — 352 с. — 
(«Prosa moderna»).

ISBN 978-5-9925-0652-5.

В книгу входят фантастические рассказы основоположников латиноамериканского модернизма Леопольдо Лугонеса и Рубена Дарио.
Полный неадаптированный текст рассказов снабжен подробными комментариями и словарем.

УДК 372.8
ББК 81.2 Исп-93

© КАРО, 2011

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС 
И РУБЕН ДАРИО

Латиноамериканский 
модернизм и рождение 
фантастической литературы

Странное, причудливое и удивительное создание, 
порождение буйной человеческой фантазии, змееподобных извивов разума, взрывом интеллектуализма, 
игрой слов и смыслов — ассоциация, которая появляется при первом упоминании о таком огромном и неоднородном явлении, как латиноамериканский модернизм. Европа распрощалась с романтизмом на заре 
XIX века, ринулась в бурный и жгучий поток сначала 
символизма, после откровенного натурализма, а затем 
реализма. Испания, оказавшись на задворках континентальной и мировой истории, нехотя избавлялась 
от романтической утонченности и погружалась в натуралистический костумбризм — литературное направление, занятое описанием быта, ежедневной ру

 . 

4

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

тины и обыденной жизни. Страна испытала шок от последнего удара, нанесенного по колониальному владычеству, от утраты последних заморских земель, 
разуверилась во всем и отчаялась. Темный пессимизм 
конца века сменился новым дыханием, новыми исканиями в искусстве, литературе и науке. «Поколение 
98-го» — название, придуманное писателем со звучным 
именем Асорин и данное группе молодых писателейинтеллектуалов, старавшихся возродить былое величие страны, не в сфере имперского сознания превосходства, но, прежде всего, в величии духа, мироощущения, единства со всей остальной планетой, 
ответственностью за всех людей, не только за соотечественников. Оттого «Поколение 98-го» — порождение 
испанской культуры, живой ответ на тоскливую, отчаянную безнадежность общества. Любопытно, что 
Испания, связанная с бывшими своими колониями не 
столько административными, формальными узами, 
сколько кровными, точнее полнокровными, родственными, к концу XIX века, истрепанная двумя гражданскими войнами, получившими название Карлистских, 
сломленная и раздавленная, возрождалась неторопливо. С величайшим вниманием всматривалась в собственную историю, вслушивалась в собственную речь, 
музыку и поэзию, испытывала отчасти чужеродные 
влияния, например германской интеллектуальной и социальной культуры и французской литературной традиции. Шла этим путем неспешно и с величайшей 
осторожностью. В то же самое время на другом конце 
Земли, в Латинской Америке, окончательно сбросившие колониальное ярмо новорожденные народы 

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

и страны отчаянно боролись за сотворение собственной культуры, культурной традиции, творили новую 
историю и новую литературу. Случилось нечто парадоксальное: Испания, бывшая для своих заморских земель не только угнетателем, но и законодателем, основоположником традиций, в одночасье стала последовательным и очень внимательным учеником своих же 
собственных «детей». Латиноамериканская культура, 
лишенная оков обязательного следования нормам, навязанным Испанией, чутко вслушивалась в многоголосный хор интеллектуальных ценностей обретенного мира, жадно впитывала его соки, перерабатывала, 
превращая сок в удивительный новый нектар, имя которому — новая, новейшая литературно-художественная 
традиция.
Сам термин «модернизм» появился тогда же, в конце XIX века, с легкой руки великого никарагуанского 
поэта Рубена Дарио. Главным для модернизма считалось поклонение красоте и даже не столько красоте как 
набору символов, гармонично описывающих окружающий мир, но Красоте — с большой буквы. По мнению модернистов, Красота растворена повсюду, она — 
единственное мерило ценностей, стремление к ней — 
единственный путь человека разумного и мыслящего. 
Красота не только гармония, не только набор привлекательных внешних черт и атрибутов, но прежде всего — цепь закономерностей, кристаллической точности и взвешенности всех элементов без изъятия. 
Именно поэтому Красота и гармония должны обнаруживаться в любом предмете и явлении, в любом материальном и духовном объекте, только Красота дарует 

 . 

6

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

право жизни, все прочее лишь подтверждает один только факт существования, где нет места совершенству и 
совершенствованию. Отсюда тот неподдельный восторг, с которым модернисты относятся к несовместным, на первый взгляд, вещам — музыке, математике, 
архитектуре и поэзии. Конечно, для модернистов единство гармоничного мира являлось залогом продвижения к идеалу и достижения горних высей духовного 
мира. Музыка совершенства звучит во всем, надо только отыскать заветный код, приоткрывающий заповедную дверцу в дивный сад. Оттого можно и должно восторгаться четким ритмом сонаты, изящной математической формулой, мелодией и неясными образами, 
вызванными к жизни то ли спиритическими сеансами, то ли размышлениями о закономерностях психической организации человека. В смешении несоединимого и появится то, что теперь принято называть модернизмом.
Латиноамериканский модернизм круто замешан на 
французском символизме и «парнасской» традиции. 
Кумирами, властителями дум были Маларме, Верлен 
и Бодлер. Оказавшись на другой почве, это европейское наследие дало причудливые плоды, которые самым незаурядным образом соединили в себе галльскую игру слов, внимание к слову — звучащему, изреченному; германскую четкость, почти педантичность 
структуры — форма тоже крайне важна; английскую 
раскрепощенность, скрытую иронию и самоиронию; 
древнегреческую мистическую нумерологию и европейскую научность, в особенности в сферах, связанных психологией и душевными аномалиями. Еще 

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

одной характерной чертой латиноамериканского, точнее говоря иберро-романского, модернизма становится музыкальность, которая является проявлением гармонии, измеряемой цифрой, уравнением, числом. 
Отсюда берет свое начало новое пифагорейство, отсюда — восторг и преклонение перед точными науками. 
Ведь именно точные науки способны вывести формулу всеобщей гармонии, той единственной, которая достойна жизни, почитания и уважения. Говоря об удивлении и восторге, которые сопутствуют модернизму, 
наверное, стоило бы отметить любопытный штрих: для 
модернистов — хотя, по большому счету, подобная характеристика может подойти к определению гениальности или таланта высочайшего значения каждого действительно великого художника, создателя, творца — 
важным было не утерять способность постоянно 
удивляться, а не удивлять современников и потомков.
Латиноамериканский модернизм обладал и еще 
одной важной и неожиданной чертой: традиционно, 
вне зависимости от национальной культуры, вне зависимости от языка, территорий и географических координат к прозе приходят постепенно. Поэт, накапливая 
опыт жизни, потерь, боли, борьбы и обретений, уходит 
от ритма, сковывающего сознание, и обретает способность писать прозу, отчего последняя становится почти музыкальным произведением. Все это — традиционный путь, по которому прошли Пушкин и Лермонтов, 
Борхес, Кортасар и Маркес. Традиционно? Да. Но только не в отношении модернизма, по крайней мере латиноамериканского. Основоположниками этого направ

.   ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

ления в литературе считаются Дарио и Лугонес. Оба 
прежде всего поэты, создававшие и стихи, и прозу параллельно. Мало того, Лугонес начинал свой путь именно как писатель, публицист. После, получив известность, начал все более и более отдаляться от прозы, все 
глубже проникая в тайны поэтической мелодики. 
К концу жизни предпочитал писать стихи. Стихия поэзии для него была значительно ближе музыкальности 
прозы. В определенном смысле и Дарио шел таким же 
путем.
Любопытно, что модернизм, взращенный европейской традицией, окреп в Америке и вновь вернулся 
к европейским истокам, захватив и испанских писателей. Среди тех, кто увлекся этим новым ярким и свободным движением, был великий испанец Рамон дель 
Валье-Инклан. Его знаменитые «Сонаты» — щедрая 
дань модернизму. Так, очертив круг во времени и пространстве, модернизм, пусть ненадолго, захватил лучшие умы Европы.
Мостом, протянувшимся между двумя культурами, стал никарагуанский поэт, писатель, публицист 
Рубен Дарио (1867–1916). Феликс Рубен Гарсиа Сармьенто Дарио детство провел в Никарагуа и Сальвадоре, 
много странствовал по Латинской Америке, подолгу 
жил в Чили, был даже послом Колумбии в Аргентине; 
в конце XIX века оказался сначала в Мадриде, потом 
в Париже, где работал журналистом, зарубежным корреспондентом аргентинской газеты «Насьон» вплоть 
до своей смерти в 1916 году.
Всю сознательную жизнь Дарио разрабатывал и вводил в широкое употребление эстетическую концепцию 

ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

модернизма, всячески поддерживал и духовно, а подчас и материально, начинающие поэтические дарования. Именно так и произошло его знакомство с Лепольдо Лугонесом (1874–1938), писателем и поэтом, 
ставшим для латиноамериканской литературы одним 
из основных столпов-основоположников современной 
литературы. Лугонес и Дарио узнали другу друга в 
Буэнос-Айресе, где их свела судьба в редакции газеты, 
затем на тертулии, неформальной встрече интеллектуалов-литераторов. В дальнейшем завязалась дружба, которая продолжалась до самой кончины Дарио. 
На протяжении довольно небольшого отрезка времени Лугонес и Дарио неоднократно менялись ролями: 
Лугонес то становился адептом, сподвижником и почти подмастерьем у Дарио, то превращался в мудрого 
наставника последнего. На творчество обоих собратьев по литературному поприщу оказало огромное влияние творчество Эдгара Алана По, как, впрочем, повлияло оно и на умы последующих поколений писателей, но, по словам Борхеса, только Лугонесу стало под 
силу создать новый необычный жанр литературного 
произведения — фантастический рассказ. Свои первые робкие попытки воплотить в жизнь это открытие 
Лугонес предпринял, уже будучи зрелым поэтом и публицистом. Блистательный поэт, Лугонес, неожиданно для себя открыл дар создавать причудливые литературные мистификации, окунулся в модернизм, увлекся им ненадолго. Сборник «Чуждые силы» считается 
одним из лучших сборников фантастических произведений модернизма. Эти рассказы, увидевшие свет в 
конце XIX века, почти на полстолетия опередили вре

 .   ЛЕПОЛЬДО ЛУГОНЕС И РУБЕН ДАРИО 

мя и стали чарующей вершиной, недоступной для многих поколений читателей.
Лугонес вскоре отошел от модернизма, увлекся социальными идеями, даже некоторое время считался 
одним из апологетов фашизма. Стоит, правда, заметить, что для Латинской Америки фашизм представлялся несколько другим явлением, нежели для Европы. 
Для латиноамериканцев это — сильная власть, энергичность, сосредоточенность на социальных аспектах 
жизни, а не человеконенавистничество, диктатура 
и кровь. Это увлечение Лугонеса впоследствии сыграло с ним дурную шутку: долгое время его почитали 
ярым сторонником фашизма и, например, в Советском 
Союзе почти не печатали. Но с годами справедливость 
восторжествовала, многие клише канули в прошлое, и 
о писателе теперь судят по его произведениям. Лугонес 
жестоко поплатился за свою страсть: разуверившись в 
социальных идеях и не желая более сотрудничать с диктатурой, он принял смертельную дозу яда и скончался, 
оставив завещание, в котором запрещал себя хоронить 
в гробу, ставить надгробие и называть своим именем 
что-либо. Последняя воля покойного не была исполнена — его похоронили на кладбище и даже отслужили 
заупокойную мессу, назвали его именем корабли и проспекты, но все же лучшим памятником писателю стали его стихи и книга удивительных, мистически туманных и восторженных рассказов.
В. П. Литус