Социальный протест на современном Востоке

Москва
2016

Московский государственный институт 
международных отношений (Университет) МИД России

СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТ 
НА СОВРЕМЕННОМ ВОСТОКЕ

П о д  р е д а к ц и е й  
доктора исторических наук, профессора 
Д. В. Стрельцова

УДК 327
ББК 66.4
 
С69
Издание подготовлено при поддержке 
члена Попечительского совета МГИМО
Ф. К. Шодиева

Рецензенты:

д-р полит. наук, проф. С. В. Севастьянов (ДВФУ),
д-р социол. наук, проф. С. В. Чугров (МГИМО МИД России)

Авторский коллектив:

канд. полит. наук В. А. Аватков (раздел 2.1), 
д-р ист. наук, проф. В. Я. Белокреницкий (раздел 3.1) , 
канд. ист. наук, проф. С. Б. Дружиловский (раздел 2.3), 
д-р ист. наук, проф. Л. М. Ефимова (раздел 4.2), д-р ист. наук, 
проф. И. Д. Звягельская (раздел 1.1, совместно с В. А. Кузнецовым), 
И. А. Игнатов (раздел 5.3), канд. полит. наук А. А. Киреева (раздел 5.2), 
канд. полит. наук Е. В. Колдунова (раздел 4.1), канд. ист. наук В. А. Корсун 
(раздел 5.1), д-р ист. наук, проф. А. В. Крылов (раздел 1.3), 
канд. ист. наук В. А. Кузнецов (раздел 1.1, совместно с И. Д. Звягельской), 
д-р ист. наук, проф. С. И. Лунев (раздел 3.2), Д. А. Новосельцева 
(раздел 5.4), д-р ист. наук, проф. М. А. Сапронова (раздел 1.2), 
д-р ист. наук, проф. Д. В. Стрельцов (введение, раздел 5.5), 
канд. ист. наук П. В. Шлыков (раздел 2.2)

С69
  
Социальный протест на современном Востоке: Научное издание / Под ред. 
Д. В. Стрельцова. — М.: Издательство «Аспект Пресс», 2016. — 304 с.

 
ISBN 978–5–7567–0836–3

 
 
В коллективной монографии всесторонне проанализирован феномен 
социального протеста на современном Востоке. Исследуются историческая, 
социально-экономическая, политико-правовая, этно-конфессиональная и 
национально-психологическая подоплека и формы организации протестных 
движений в Турции, Пакистане, Индии, Китае, Японии и других странах 
зарубежной Азии. Отдельное место в книге отведено предпосылкам и урокам 
«арабской весны» 2011 г. в странах Магриба, а также феномену социальной 
стабильности КНДР. 
 
 
Для студентов и аспирантов вузов, исследователей, всех тех, кто интересуется проблемами современного Востока.

 
УДК 327
 
ББК 66.4

ISBN 978–5–7567–0836–3 
© 
МГИМО МИД России, 2016
 
© 
ЗАО Издательство «Аспект Пресс», 2016

Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте
www.aspectpress.ru

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение  .......................................................................................................4

Глава 1. Социальный протест на Арабском Востоке 
и в Центральной Азии  ..................................................................28

1.1. Социальный протест в переходных обществах 
(на примерах Туниса и Киргизии) ................................................28
1.2. Протестные выступления 2011 г. в странах Магриба: 
причины, особенности, последствия ...........................................43
1.3. Социальный протест в палестинском обществе ..........................66

Глава 2. Социальный протест на Среднем Востоке  ................................. 100

2.1. Из истории протестных выступлений 
в Турецкой Республике ............................................................... 100
2.2. Культура социального протеста в Турции .................................. 109
2.3. Особенности социальных протестных выступлений 
в Исламской республике Иран ................................................... 125

Глава 3. Социальный протест в Южной Азии  ......................................... 139

3.1. Социальный протест в Пакистане: от классовых форм 
к религиозным ............................................................................. 139
3.2. Социально-политические протестные выступления 
в Индии  ....................................................................................... 154

Глава 4. Социальный протест в Юго-Восточной Азии  ............................ 175

4.1. Политический кризис и социальный протест в Таиланде ........ 175
4.2. Социальный протест в современной Индонезии ...................... 184

Глава 5. Социальный протест в Восточной Азии и Монголии  ................. 208

5.1. Социальный протест с «китайской спецификой»: 
смена вектора .............................................................................. 208
5.2. «Движение подсолнухов» на Тайване: причины 
и последствия социального протеста ......................................... 233
5.3. Социальный протест в Монголии .............................................. 250
5.4. Феномен социальной стабильности КНДР ............................... 261
5.5. Типизация социального протеста в современной Японии ....... 277

Сведения об авторах  ................................................................................. 303

Введение

Феномен социального протеста на современном Востоке в отечественном востоковедении традиционно рассматривается в широком 
общественно-политическом контексте, связанном с политическими 
процессами в афро-азиатском мире. В советский период протестные 
движения в странах Востока исследовались как часть борьбы угнетенных народов с колониализмом, а после их освобождения и обретения 
независимости — как борьба народных масс с авторитарными и диктаторскими режимами, взявшими «неправильную» политическую ориентацию.
В центре исследовательского интереса находились в основном 
особенности проявления социального недовольства, а также формы 
протекания коллективных протестных движений. Основное внимание в исследованиях, строившихся главным образом на эмпирическом 
осмыслении движений социального протеста, уделялось конкретным 
страновым особенностям этих движений: экономическим и социально-политическим предпосылкам протеста, институциональным формам его организации, национально-психологической, этно-конфессиональной и профессиональной подоплеке протеста и т.д.
Тема протестных движений в странах афро-азиатского мира в постбиполярный период приобрела большую актуальность в связи с распространением демократических идей и институтов в странах Востока 
в результате их освобождения от колониальной зависимости. Самые 
мощные социальные бифуркации произошли после окончания холодной войны в тех государствах, где были наиболее слабыми механизмы 
обратной связи между государством и обществом. Эти бифуркации 
связаны с ростом национального самосознания, а также эрозией иерархически построенных традиционных моделей социального порядка, уходящих корнями в докапиталистическую эпоху. Процессы глобализации ускорили процесс крушения этих моделей, а постепенное 
вовлечение стран Востока в орбиту мировой экономики размывало 
традиционный уклад жизни, что в свою очередь давало пищу для массовых протестных настроений среди тех социальных слоев, которые не 
смогли стать бенефициарами новых веяний времени (например, в шахском Иране конца 1970-х годов).
В других случаях распространение в некоторых странах афро-азиатского мира демократических ценностей и становление в них формаль

Введение

но демократических режимов способствовали внедрению в общественное сознание идей социальной справедливости. В сочетании с высоким 
уровнем коррупции, сильным социальным расслоением и отсутствием 
элементарных личных прав и свобод, особенно в странах с авторитарным правлением, это способствовало появлению настроений недовольства в среде беднейших слоев общества, а также периферийной 
части политического истеблишмента, не получившей достаточного доступа к власти и связанных с нею благам.
Несколько иной была ситуация для тех государств, где коммунистическая партия продолжала удерживать в своих руках бразды правления в постбиполярную эпоху. Некоторые режимы, по крайней мере 
внешне, сохранили свою идентичность в новых условиях (КНР, СРВ, 
КНДР). Так как коммунистическая идеология уже не могла служить 
единственной цементирующей общество силой, феномен социального протеста актуализировался там в связи с ужесточением политики власти по отношению к оппозиции. Огромное разнообразие форм 
и методов реализации протестных движений наблюдалось и в новообразованных азиатских государствах на постсоветском пространстве. 
Эти движения завершались по-разному, приводя к краху действующих 
режимов («революция роз» в Грузии, «тюльпановая революция» в Киргизии) либо к жесткому подавлению оппозиции, сопровождаемому 
массовыми репрессиями (Узбекистан, Таджикистан).
Новый всплеск протестного движения происходит в начале 
2010-х годов на Ближнем и Среднем Востоке (феномен «арабской весны»). Мощный подъем протестных выступлений масс привел к радикальным политическим преобразованиям, выразившимся в смене власти в Тунисе, Ливии и Египте и приходе на политическую авансцену 
радикальных сил исламистского толка.
На фоне указанных мощных социальных бифуркаций огромную 
актуальность приобрела задача всестороннего исследования феномена 
социального протеста в странах современного Востока. В этой связи 
возникает необходимость систематизировать и упорядочить накопленный в социологии методологический инструментарий подобного исследования, выделив те его компоненты, которые могут быть использованы в отношении афро-азиатских стран.
В мировой социологической науке сложились три основные теоретические концепции социологии движений социального протеста. Во-первых, это концепция политических возможностей (Political 
opportunities). Данная концепция исходит из необходимости приоритетного внимания к политической среде, в которой вызревают условия для коллективных протестных действий и которая содержит в себе 

Введение

потенциал для их реализации. Основоположники этой теории писали 
о том, что движение социального протеста является не просто продуктом массового недовольства, но зависит в первую очередь от изменений внешней политической среды. Так, по мнению Д. Дженкинса, 
исследовавшего протестное движение фермеров конца 1960-х годов 
в Америке, драматический успех этого движения «лучше объясняется 
изменениями политической среды, в которой разворачивалось движение, нежели внутренними характеристиками этого движения или социальной базой, на которую оно опиралось»1.
Основная посылка теории политических возможностей заключается в том, что акторы протеста организуют и реализуют коллективные 
действия, имея в своем распоряжении крайне ограниченный арсенал 
легальных возможностей для политической манифестации собственных интересов. Однако наличие в определенных социальных стратах 
настроений недовольства само по себе не означает актуализации социального движения и не приводит к протестным выступлениям, так 
как для этого изначально требуются реальные или мнимые трансформации политической среды. В числе подобных трансформаций Б. Дилл 
и Р. Аминзаде называют, например, потерю государством способности 
проводить репрессивную политику, смену власти в стране и приход 
к рулю правления в стране непопулярных или неадекватных политических фигур, а также запуск специфического курса, многократно усиливающего общественное недовольство2.
Вторая концепция мобилизующих структур (Mobilizing structures) 
делает упор на изначально существующие социальные институты (как 
формальные, так и неформальные), посредством которых социальное 
недовольство проявляет себя в форме коллективных действий3. Авторы 
концепции исходят из того, что недовольство как таковое, равно как 
и политические возможности для его манифестации, сами по себе не 
могут привести к движению протеста. Социально значимая артикуляция протеста возможна только через существующие в обществе структуры, который формируют несущий стержень протестного движения 
и потому должны привлекать к себе основное внимание исследователя. 
Эти мобилизующие структуры могут принимать великое множество 
форм — от системы неформальных межличностных сетевых взаимоотношений до формализованных организаций общенационального 
уровня4. Главное заключается в том, чтобы активисты протестного 
движения, осуществляя эффективный выбор мобилизующих структур, 
«успешно переформатировали их в качестве полезных и пригодных для 
решения тех задач по проведению социальных изменений, на которые 
они ориентируются»5.

Введение

Американская исследовательница Ф. Пивен показала, ссылаясь на 
опыт протестного движения в Нигерии, Мексике и ряде других стран, 
что наибольшую значимость для успеха протестного движения имеют 
традиционные социальные институты, а также уровень самоорганизации протестных движений. Для последних, как считает Ф. Пивен, более важен вид (форма) их организации, нежели количественный состав, 
фактор географической близости (компактность проживания протестных групп) или уровень коммуникации между участниками. При этом 
участники могут не знать друг друга лично, хотя воспринимать участников действия как своих единомышленников по их принадлежности 
к социальной группе, соседству проживания и т.д.6.
Следует отметить в этой связи, что для стран Востока концепция 
«мобилизующих структур» имеет особое значение в связи с тем, что 
политические институты во многих из них носят архаичный характер, 
а политическая культура включает в себя огромный пласт рудиментов 
традиционного общества. В этих условиях на первый план выходят не 
политические партии или формализованные общественные организации, а сетевые сообщества, организованные по земляческому, этническому, конфессиональному, профессиональному и иным принципам, 
зачастую не имеющие должной институализации, но достаточно эффективные в качестве политических акторов. Можно вспомнить в этой 
связи опыт деятельности организации «Братьев-мусульман», Курдской 
рабочей партии, уйгурских националистических движений, сетевых 
сообщества хуацяо в странах ЮВА и проч.
Понятие мобилизующих структур в данной концепции гораздо 
шире, чем это можно предположить с позиций нормативной теории. 
Любая социальная структура может восприниматься либо конкретно, 
как некая сетевая организация, либо с известной долей абстрагирования, как эмпирическое описание исторически сложившегося феномена или как агрегированное измерение некоторых аспектов социальной 
жизни. Мобилизующие структуры могут описываться категориями социального статуса, класса, гендера и профессии, а также различными 
связями — родством, авторитетом, социальными сетями, сообществом 
и внутригрупповыми связями. Рекрутами социальных мобилизаций 
обычно являются индивиды, наиболее уязвимые в социально-правовом и экономическом отношениях в период резких социальных трансформаций. По мнению А. Вальдера, структуры могут становиться предметом рассмотрения как на макроуровне национальной политии, так 
и на мезоуровне цельных организаций или сообществ, равно как и на 
микроуровне отдельных групп7. Важно и то, что социальные структуры не являются статичными и со временем меняют свои начальные ха

Введение

рактеристики, что заставляет исследователей применять данную концепцию к разным историко-временным ситуациям с известной долей 
осторожности. Основная слабость концепции мобилизующих структур 
заключается в том, что наличие мобилизующей структуры само по себе 
лишь создает теоретическую возможность для политической манифестации протеста, но, как и в концепции политических возможностей, 
не объясняет механизмов трансформации протестных настроений 
в реальное общественное движение.
Третья концепция фреймов коллективных действий (Collective action 
frames) делает упор на интерпретацию самого процесса вызревания, артикуляции, организации и проявления общественного протеста в форме 
коллективных действий8. Ее сторонники уделяют основное внимание 
тому, каким образом индивидуальные субъекты протестного движения 
(акторы протеста) воспринимают и осмысливают причины протестных 
настроений, а также какова специфика проявления ими способности 
к поиску политически значимой манифестации этих настроений9.
На начальном этапе исследований феномена социального протеста 
многими исследователями предполагалось существование прямой связи 
между недовольством и коллективным действием. Нередко определенным социальным группам автоматически приписывались настроения 
недовольства только по их структурной локации, причем связь между 
такими настроениями и коллективными действиями группы считалась 
почти само собой разумеющейся. Однако за бортом исследования в этом 
случае оставался ключевой вопрос о восприятии социальной группой 
источника недовольства и о наличии связей между этим субъективным 
процессом и протестными выступлениями. Именно на таком фоне получили импульс исследования, основанные на концепции фреймов.
Концепция фреймов концентрирует внимание не на сути протеста 
или содержании протестных действий, а на их культурно-цивилизационной, социально-психологической и морально-оценочной подоплеке. В рамках данной концепции протест не возникает автоматически, 
а является результатом их сознательного и активного выбора. Таким 
образом, первоочередное значение имеет не структурный локус протеста, а сам процесс эволюции протестных настроений, которые в какойто момент совершают качественный скачок и превращаются в коллективные действия с целью изменения создавшейся ситуации.
Говоря более конкретно, концепция фреймов делает упор на процесс осознания акторами своего ущемленного положения, восприятие 
такого положения в качестве «несправедливости» и трансформирование недовольства в протестные требования. Как полагают Д. Сноу 
и Р. Бенфорд, фреймы «помогают наделить события и жизненные эпи

Введение

зоды глубоким смыслом и тем самым выполняют свою функцию по систематизации опыта и руководству действиями… Фреймы коллективных действий, таким образом, представляют собой набор убеждений 
и смыслов, ориентированных на определенные действия. Этот набор 
вдохновляет социальную структуру и придает легитимность ее деятельности и проводимым ею кампаниям»10.
Можно вспомнить в этой связи, что мощное протестное движение 
в ходе «арабской весны» возникло не просто в силу самого факта социального противостояния между действующей властью и широкими 
массами населения, но как осознанная реакция последних на «несправедливость», допущенную неправильными с позиций традиционной 
морали действиями низших представителей властей.
Важным для концепции фреймов является понятие социального 
недовольства (grievance) . Именно недовольство, связанное с несправедливыми или неприемлемыми условиями существования, служит 
основой любых социальных движений протеста, проявляясь как в латентных, так и открытых формах. При этом важно то, что недовольство 
проявляет себя в общественной жизни достаточно часто, чего нельзя 
сказать о коллективных протестных движениях, которые в большинстве случаев носят единичный, эпизодический характер11.
В этой связи некоторые исследователи (Д. Маккарти, М. Зальд и др.) 
стали делать особый упор на значение фактора социальной мобилизации, 
без которого протестное движение имеет слабые шансы на успех, определяемый скорее уровнем организации, нежели степенью политического 
разочарования и неудовлетворенности12. Протестующим «бедным» слоям 
требуется мобилизовать поддержку третьей стороны, а именно — активную помощь со стороны симпатизирующей им массы «наблюдателей»13. 
Вместе с тем в долгосрочном плане успех протестного движения зависит 
от умения протестных групп обрести стабильные политические ресурсы, 
использование которых не зависит от третьих сторон14.
Такая ситуация характерна в большей степени для авторитарных 
политических режимов, поскольку в относительно открытых демократических обществах низкий уровень государственного насилия сочетается с наличием значительного количества институциональных каналов для выражения недовольства и претензий к власти, существенно 
снижающих потребность в протестной активности вне институциональных рамок.
Как и в концепции политических возможностей и мобилизующих 
структур, концепция фреймов не свободна от системных ограничителей. Если первые две теории уязвимы для критики в связи с чрезмерным увлечением структурным методом, статичностью, преуменьшени

Введение

ем субъектной роли акторов протеста, то третья не позволяет в должной 
степени систематизировать политические рамки и идеологию протеста. Делая упор на взгляды и индивидуальный вклад лидеров протестного движения, а также усилия конкретных активистов протестного 
движения, концепция фреймов в недостаточной степени учитывает 
структурные и системные факторы протестного движения.
Оригинальную модель социальной мобилизации протеста построили Х. Алеман и Д. Янг15. Стержень данной модели составляет конструкт 
эмпирически построенных оценочных критериев, включающих в себя 
возможности индивидов для легального участия в политической сфере, 
силовой потенциал государства, а также институциональную и правовую 
среду для участия в активных протестных действиях. Особое место в модели занимают такие критерии, как наличие у государства разветвленного и эффективного репрессивного аппарата как коллективных протестных движений, а также уровень урбанизации в стране. Вместе с тем 
модель социальной мобилизации Алемана и Янга не учитывает факторы 
СМИ и образовательной системы, поскольку данные институты служат 
инструментами государственного контроля над обществом и потому не 
могут быть подчинены целям социальной мобилизации протеста.
Критерий силового потенциала (Coercive capacity)16 в модели Алемана и Янга используется с двух точек зрения: объективной и субъективной. Первая основана на объективной оценке сдерживающего эффекта 
силового потенциала государства (фактора устрашения), который проявляется в том, что наличие у властей большого репрессивного аппарата повышает в глазах масс цену участия в протестных акциях и потому 
объективно сдерживает развитие протестного движения. Вторая же, 
субъективная точка зрения, исходит из психологической готовности 
государства прибегнуть к силовым методам.
По мнению Алемана и Янга, высокий уровень мобилизации при 
проведении коллективных протестных действий существенно снижает 
цену индивидуального участия и одновременно повышает для властей 
цену использования репрессивных мер. Для оценки уровня мобилизации протеста Х. Алеман и Д. Янг используют три индикатора: антиправительственные демонстрации (числом не менее 100 человек), всеобщие забастовки (с числом участников не менее 1000 человек), а также 
эпизоды «партизанской войны», включающие в себя любые виды вооруженных выступлений, саботажа, акты террора, предпринятые отдельными группами граждан и направленные на свержение действующего режима17. Что касается уровня урбанизации, то он используется 
в данной модели для оценки политических возможностей социальной 
мобилизации по той причине, что высокий уровень концентрации на