Язык, или Почему люди говорят : опыт функционального определения естественного языка

А.Н. Рудяков

Язык, или Почему люди говорят

Опыт функционального определения 
естественного языка

Учебное пособие

Москва
Издательство «ФлИнта»
2017

3-е издание, стереотипное

УДК 81(075.8)
ББК 81.2-923
 
Р83

Р е це н з ен т ы:
член-корр. Ран Ю.Л. Воротников;
д-р филол. наук, проф. Л.А. Кудрявцева;
д-р филол. наук, проф. О.В. Лещак

Рудяков А.Н.
Р83 
Язык, или Почему люди говорят : опыт функционального
определения естественного языка  [Электронный ресурс] : учеб. пособие 
/ а.н. Рудяков.  — 3-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2017. —  160 с.
ISBN 978-5-9765-1400-3 

Книга посвящена функциональному определению естественного 
язы ка. Основная идея концепции автора заключается в том, что функция 
реалии определяет её субстанцию: язык — орудие воздействия, имеющее 
знаковую (семиотическую) природу.
лингвистам, преподавателям и студентам филологических факультетов 
вузов, учащимся педагогических училищ, а также всем, кто изучает 
язык.
УДК 81(075.8)
ББК 81.2-923

ISBN 978-5-9765-1400-3 
© Рудяков а.н., 2017
© Издательство «ФлИнта», 2017

Посвящается моим родителям:

профессору, доктору филологических наук

Николаю Александровичу Рудякову (1926—1993),

профессору, доктору филологических наук

Жанне Павловне Соколовской

и моим сыновьям — Николаю (1988—2007) и Леониду.

ОглАвлеНие

Введение  ...........................................................................................................................5

глава 1. лиНгвистический фуНкциОНАлизм
 
1.1. Проблема определения языка  .................................................................15
 
1.2. Определение определения  .......................................................................17
 
1.3. Виды качеств: природные (субстанциональные), 
функциональные, системные (ценностные)  ......................................18
 
1.4. Функция и функциональные качества. Функционализм  .............23
 
1.5. Функционализм и системоцентризм  ...................................................30

глава 2. Язык кАк зНАкОвОе ОРудие вОздействиЯ 
(РегулЯции)
 
2.1. Субстанциональные и функциональные качества 
естественного языка  ...................................................................................36
 
2.2. Субстанциональное определение языка: 
язык — знаковая система  ..........................................................................36
 
2.3. Функциональные качества естественного языка  .............................42
 
2.4. Уровни языка — формы существования языка  .................................62
 
2.5. Функциональный подход к проблеме возникновения 
естественного языка  ...................................................................................67
 
2.6. Концепция возникновения языка В.И. абаева  .................................70
 
2.7. Концепция возникновения языка Б.Ф. Поршнева  .........................78

глава 3. фуНкциОНАльНАЯ лиНгвистикА
 
3.0. Введение  .........................................................................................................82
 
3.1. Язык как система в субстанциональной лингвистике  ...................82
 
3.2. Язык как функциональная система  ......................................................89
 
3.3. Функциональная фонология  ..................................................................90
 
3.4. Фонема как функциональная фонетическая единица  ...................97
 
3.5. Функциональная семантика ..................................................................102
 
3.6. Иерархия сем как лингвистическая форма представления 
идеальной системы человеческого опыта  .........................................106
 
3.7. Семантема как функциональная единица 
системы номинации  ..................................................................................114
 
3.8. Функция и ценность в системе номинации  .....................................126

теоретические выводы и практические следствия ........................................145

литература  ..................................................................................................................148

В конце концов лучше получить приблизительно точный предварительный ответ на 
правильно поставленный вопрос, чем отвечать 
на ложно поставленный вопрос с точностью до 
последнего десятичного знака.
Гуго Мюнстерберг

не стреляйте в пианиста: играет как может.
Салунный фольклор

введение

В этой книге читатель найдет функциональное определение 
естественного языка и понимание того, что господствующее в 
современной лингвистике определение языка как знаковой системы, предназначенной для коммуникации, не является окончательным и исчерпывающим. естественный язык, в нашем 
понимании, — не совсем знаковая система, а если быть более 
точным, — совсем не знаковая система.
Это лишь на первый взгляд парадоксальное утверждение не 
предполагает отрицания того неоспоримого, на наш взгляд, факта, что знаковость (двусторонность, семиотичность) естественного 
языка есть его главное субстанциональное («природное») качество. 
Говоря, что естественный язык не является знаковой системой, мы 
утверждаем только то, что знаковость языка не является его сущностью, его системообразующим фактором. Язык возникает и существует не для того, чтобы быть знаковой системой.
Для функционалиста ответ на вопрос «каково это по своей 
субстанции?» не является конечной точкой исследования, он 
становится всего лишь отправной точкой для поиска ответа на 
главный вопрос: «для чего это таково по своей субстанции?». 
Иначе говоря, с точки зрения функционалиста, ответ на вопрос 
«для чего возникает и существует язык?» и есть ответ на вопрос 
«что такое язык?». адекватное определение языка должно быть 
не субстанциональным (как определение в качестве знаковой 
системы), а функциональным.

Это и есть квинтэссенция лингвистического функционализма, специфичность его познавательных установок показана 
в предлагаемой книге. лингвистический функционализм мы 
противопоставляем «лингвистическому субстанционализму», 
который в рассмотрении языка и языковых явлений исходит из 
примата субстанциональных, а не функциональных качеств.
Смысл этого противопоставления можно проиллюстрировать на следующем примере. Как-то мы с тремя десятилетними 
мальчишками отправились в поход по одной из крымских яйл — 
Долгоруковской. Она долгое время использовалась в качестве 
полигона-стрельбища и до сего дня усеяна осколками снарядов, 
гранат и прочим металлическим мусором. Для детишек он представлял несомненную ценность. Вот их диалог, который, на мой 
взгляд, предельно ясно иллюстрирует разницу между субстанциональным и функциональным восприятием мира:

— Что это такое? — спросил один из мальчишек, поднимая с 
земли рваный кусок металла.
— Железяка! — ответил второй машинально.
— Ты что, не понял?! — набросился на него третий. — Тебя 
спросили, что это такое.
— А! — сказал второй. — Понятно. Это осколок снаряда.

Урок прост и понятен: если у тебя спрашивают «что это 
такое?», характеризуй не субстанцию реалии, а ее функцию и 
ценность. Иначе говоря, для понимания сущности реалии, существующей в очеловеченном мире, важнее то, «для чего» она 
существует, а не то, «из чего она сделана».
Эта книга написана прежде всего для того, чтобы показать 
читателю принципиальную разницу восприятия естественного языка в двух научных лингвистических парадигмах, одну из 
которых автор именует «знаковой», или «субстанциональной», 
вторую — «функциональной». Мы хотели также показать обусловленность искомого и получаемого лингвистического знания 
тем определением языка, которое вносится субъектом познания 
в систему научных понятий.

И, наконец, мы попытались показать, какой могла бы стать 
лингвистика, если в ее основу будет положено определение 
естественного языка, гласящее, что естественный язык — язык 
Homo sapiens — есть знаковое орудие воздействия, или регуляции, и предполагающее, что любая — самая невинная — речевая деятельность, любой текст порождаются с целью воздействия на собеседника (люди говорят воздействуя, а точнее, 
воздействуют говоря. а если быть ещё точнее, потому что именно потребность в орудии влияния на сознание собеседника есть 
сила, обусловившая возникновение естественного языка).
В работе также показано, что обсуждение и решение проблемы определения языка не есть некая «игра в бисер» для специалистов по теоретическому языкознанию. Дефиниция языка 
определяет то, каким образом мы видим наш объект, его устройство, его составные части, его ценность в мире человека. Поэтому значительная часть книги посвящена тому, чтобы показать, 
каким образом признание регулятивности естественного языка 
может изменить существующие представления о его строении 
и «поведении», каким образом переплетаются в современной 
лингвистике черты «субстанциональной» и «функциональной» 
научных парадигм.
та часть книги, которая посвящена проблеме определения 
языка, является, скорее, «надлингвистической», «металингвистической» (или — в зависимости от точки зрения — «нелингвистической»), чем собственно лингвистической. Естественность и 
закономерность такого положения вещей станет понятнее после 
знакомства с очень точным замечанием российского философа 
В.В. Бибихина, который в своей книге с предельно простым названием «Мир» пишет о том, что «настоящая наука в своем существе — это чистая техника. Ее утверждения говорят в форме 
“если — то…”»: «Когда мы имеем дело с наукой, надо помнить, 
что все ее утверждения имеют форму “если — то…”», поэтому 
наука не может в принципе сказать, что такое мир, не узнав у 
нас сначала, что мы понимаем под миром: «Если вы понимаете 
мир таким-то образом, отсюда следуют такие-то выводы. “научная картина мира” поэтому — contradictio in adiecto; понимание 
мира, как и понимание любого простого начала, например, един

ства, должно быть сначала заложено в науку, чтобы наука могла 
его применить» (Бибихин, 44, 110).
Что справедливо по отношению к миру, справедливо и по отношению к языку: лингвистика такова, каково «заложенное» в 
нее определение (понимание, видение) естественного языка.
В этой книге мы пытаемся эксплицировать, вербализовать, 
сделать явными потенциально возможные для языкознания варианты «если — то…»; варианты, на основании которых строились вчерашние, строятся сегодняшние и — возможно — будут 
построены наши завтрашние представления о человеческом 
языке. Мы пытаемся показать, как различные определения языка, будучи, по В.В. Бибихину, «заложены» в лингвистику, приводят к возникновению различных научных лингвистических 
парадигм.
Вторая глава книги отражает движение из сферы «металингвистики» в сферу собственно языкознания: здесь мы пытаемся наметить принципиальные черты функциональной (регулятивной) лингвистики, а именно функциональной фонологии и 
семантики. Эта попытка является принципиальной для автора, 
пришедшего к идее регулятивного определения естественного 
языка не из философии, а благодаря конкретной исследовательской ситуации, в которой анализируемый «собственно языковой» материал оказалось невозможно исследовать существующими методами в рамках существующих «субстанциональных» 
представлений.
В своей кандидатской диссертации, посвященной системному описанию лексической группы «руководитель» (1982), и 
в учебном пособии «Семантические исследования с использованием ЭВМ» (1988) автор занимался компонентным анализом лексических групп. Материалом для такого рода описаний 
словаря русского языка служили и служат более или менее 
обширные парадигматические объединения слов, которые — в 
условиях отсутствия в русской лексикографической традиции 
идеографических словарей — «выделялись» из лексикона методом сплошной выборки: в группу включались те слова, которые 
в том или ином толковом словаре идентифицировались «именем поля» или его ближайшими гипонимами. автор достаточно 

много читал о таких группах, предлагал курсовые, дипломные 
и диссертационные работы по подобным темам и был убежден, 
что словарь русского языка представляет собой сложную систему, состоящую из множества подобных парадигматических объединений слов. тенденциозность в выборе «имен полей» была 
неосознанной, но отчетливой, потому что в сферу анализа вовлекались именно группы слов, а не системы номинативных единиц, выражающих системы смыслов, которые, в свою очередь, 
отражают определенный фрагмент Универсума. Эта тенденциозность заставляла сразу же «отсеивать» те «поля», вербальное 
покрытие которых было скудным.
Осознание этой тенденциозности пришло к автору в результате работы с одним из польских аспирантов, который, будучи 
преподавателем русского языка в институте физкультуры, был 
вынужден работать с материалом, который не был выбран научным руководителем. Этим материалом стала спортивная лексика, которая отличалась тем, что значительное число смыслов 
(языковых понятий, концептов) реализовалось не однословно, а 
с помощью свободных и устойчивых словосочетаний. Иначе говоря, возникла необходимость осуществить компонентный анализ системы, включающей не только и не столько слова, сколько 
словосочетания.
Эта реальная исследовательская ситуация и подтолкнула 
автора к поискам концептуальных построений, обладающих 
реальной эвристической силой, которые привели к открытию 
функциональной семантической единицы — семантемы, а также формулировке следующего постулата: то, что мы привычно 
именуем лексикой — совокупностью слов — на самом деле есть 
система номинативных средств языка, единицами которой являются семантемы, а элементами на уровне типов, или нормы, — 
слова и словосочетания. Эти идеи легли в основу монографии 
«Функциональная семантика» (1992), которая, однако, еще не 
содержала основополагающей, по глубочайшему убеждению автора, идеи регулятивности естественного языка.
Осознание того факта, что системообразующей, порождающей существование естественного языка функцией является регулятивная функция (т.е. воздействие), потребовало достаточно 

долгого времени и было воплощено в книге «лингвистический 
функционализм и функциональная семантика» (1998), в которой была сделана попытка моделирования лингвистического 
функционализма как особого видения языка, исходящего из 
примата функции, а не субстанции. Функциональная семантика 
в этой системе взглядов становится подразделением функциональной лингвистики.
таким образом, данная книга является своего рода итогом 
двадцатилетних размышлений автора. Поиск ответов на собственно лингвистические вопросы все в большей и большей степени уводил его в «металингвистические» сферы. Подчеркнем, 
однако, что обращение к философии и «выход» за пределы конкретной науки закономерны и необходимы. По словам академика а.а. Брудного, «философией занимаются разного рода люди… 
Во-первых, это “философы по обстоятельствам” — в сущности, 
каждый мыслящий человек бывает хоть несколько часов в своей жизни философом… Во-вторых, это те, кто задумывался над 
философскими проблемами своей профессии, будь то физика, 
биология или, скажем, архитектура, — задумывался над ее границами, перспективами, самой сутью. В-третьих, это те, кто получает деньги за то, что философствует…» (Брудный, 276).
Мы относим себя ко второй группе философов. Это, видимо, типично для узких специалистов — рано или поздно попытаться выбраться из пределов своей науки на «ничью землю» 
философии. Это выражение «ничья земля» (может быть, лучше 
«ничейная земля». — А.Р.) употребил по отношению к философии Бертран Рассел, который писал в своей «Истории западной 
философии»: «Философия, как я буду понимать это слово, есть 
нечто занимающее промежуточное место между богословием и 
наукой. Подобно богословию она заключается в размышлении 
о предметах, относительно которых точное знание недостижимо; но подобно науке, она обращается, скорее, к человеческому 
разуму, нежели к авторитету, будь то авторитет традиции или 
божественного откровения. Всякое точно определенное знание, 
я утверждаю это, относится к науке; всякая догма в отношении 
того, что лежит за пределами точно определенного знания, относится к богословию. но между верой и наукой находится ничья 

Земля, которая подвергается атакам с обеих сторон; эта ничья 
Земля — философия. Почти все наиболее интересные для философского ума вопросы таковы, что наука не может дать на них 
ответа, а уверенные ответы теологов больше не кажутся такими 
убедительными, как в прошлые века. Разделен ли мир на дух и 
материю, и если да, то что такое дух и что такое материя?.. Имеет 
ли Вселенная какое-нибудь единство или назначение? Развивается ли она в направлении какой-либо цели…» (Цит. по: Брудный, 268).
Прежде чем перейти к непосредственному анализу перечисленных проблем, который неотвратимо приведет к так называемому умножению сущностей, мы хотели бы вспомнить 
высказывание альберта Эйнштейна, приведенное Максом Борном: «Понятия, которые оказались полезными в упорядочивании вещей, легко приобретают над нами такую власть, что мы 
забываем об их человеческом происхождении и принимаем их 
за неизменное данное. тогда они становятся “необходимостями 
мышления”, данными a priori и т.д. такими заблуждениями путь 
научного прогресса часто преграждается на долгое время. Поэтому, если мы настаиваем на необходимости проанализировать 
давно установленные понятия и указать, от каких условий зависит их оправданность и возможность употребления, как они, 
в частности, возникают из данного опыта, то это не праздная забава. Этим самым разбивается их преувеличенная власть» (Цит. 
по: Гальперин, 9).
Мы стараемся активно использовать этот чрезвычайно продуктивный угол зрения, заставляющий пристально вглядываться в привычные вещи, задаваясь вопросом об их сущности, ибо, 
как сказал Мартин Хайдеггер, «…вопрошание есть благочестие 
мысли». Эту последнюю мысль развивает и следующее высказывание: «настоящая наука на самом деле не собрание разгадок. Она даже не собрание познаний и информации. Все здание 
европейской науки держится чудом — чудом повторяющейся в 
каждом новом поколении исследователей способности видеть в 
каждом факте и в каждом открытии не ответ, а вопрос… наука 
занята сохранением остроты вопросов от давящей потребности снять их, сбережением вопроса в его неснятости от напора