Рецептивные механизмы в истории русской литературы XX в.

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации
Сибирский федеральный университет

Е. Е. Анисимова

РЕЦЕПТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ  
В ИСТОРИИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ  
XX ВЕКА

Учебное пособие 

Красноярск 
СФУ 
2018

УДК 882(07)
ББК 83.3(2=411.2)я73
А674

Р е ц е н з е н т ы: 
Н. Е. Никонова, доктор филологических наук, доцент, заведующая 
кафедрой романо-германской филологии Национального исследовательского Томского государственного университета;
А. Ю. Горбенко, кандидат филологических наук, доцент кафедры 
мировой литературы и методики ее преподавания Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева

Анисимова, Е. Е.
А674 
 
Рецептивные механизмы в истории русской литературы 
XX века : учеб. пособие / Е. Е. Анисимова. – Красноярск : Сиб. 
федер. ун-т, 2018. – 122 с.
ISBN 978-5-7638-3911-1

Описаны закономерности формирования классического канона в постклассическую эпоху историко-литературного развития, особенности функционирования рецептивных механизмов в русской литературе, аспекты влияния 
классики XIX столетия на художественные эксперименты XX века. Предложено теоретико-методологическое осмысление и разграничение таких факторов 
межэпохального литературного взаимодействия, как традиция и рецепция. 
Может быть использовано студентами при изучении истории русской литературы XIX–XX веков, теории литературы, дисциплин по методологии литературоведческого исследования, а также магистрантами и аспирантами-филологами, исследующими особенности художественной рецепции.

Электронный вариант издания см.: 
УДК 882(07)

http://catalog.sfu-kras.ru 
ББК 83.3(2=411.2)я73

ISBN 978-5-7638-3911-1 
© Сибирский федеральный
университет, 2018

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение .......................................................................................................4
Глава 1. Рецепция и традиция в русской литературе .........................5
1.1. Понятие рецепции ...........................................................................6
1.2. Рецепция и традиция: разграничение понятий .......................... 19

Глава 2. Формирование классического канона  
в русской литературе .............................................................. 27
2.1. Классический канон в русской литературе ................................ 27
2.2. Роль литературных юбилеев в формировании  
классического канона .................................................................. 29

Глава 3. Рецептивные механизмы в русской литературе  
XX века ...................................................................................... 62
3.1. Миф о писателе. Феномен «моего Пушкина» ........................... 62
3.2. Рецептивные парадигмы. Жанровая рецепция .......................... 79

Заключение ............................................................................................. 103
Библиографический список ................................................................ 105

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время в литературоведении существенно возрос 
интерес к вопросам рецептивной эстетики и поэтики, творчество Жуковского, Пушкина и Гоголя интенсивно изучается в контексте русской 
классической литературы; внимание исследователей привлекают проблемы диалога модернизма с классикой XIX века, а также национальные особенности русского модернистского проекта в целом. В книге 
впервые применен системный подход к феномену реципированного писателя-классика как особого явления не только в контексте культуры Серебряного века, русской эмиграции и раннесоветских художественных 
экспериментов, но и в более широких теоретических рамках рецептивной судьбы классического текста в постклассическую эпоху. 
Успешное освоение дисциплины «Рецептивные механизмы 
в истории русской литературы ХХ века» возможно только при условии 
фронтального знакомства в течение семестра с комплектами рекомендованной к освоению художественной, литературно-критической, учебной 
и научной литературы. Структура учебного пособия полностью отвечает 
тематическому плану дисциплины, что предполагает параллельную работу на лекционных и практических занятиях и освоение глав учебного 
пособия. Первая глава посвящена теоретической проблеме разграничения понятий традиции и рецепции, а также типологии художественной 
рецепции. Во второй главе говорится о социальных механизмах формирования литературной репутации писателя-классика. Наконец, третья глава издания посвящена осмыслению двух типов художественной 
рецепции в русской литературе XX века: мифологизирующей и парадигмальной. Для эффективного использования учебного издания необходимо после изучения каждой главы выполнять тематические задания 
и отвечать на вопросы для самоконтроля, а также осваивать библиографический аппарат книги. Уровни освоения компетенций в заданиях для 
самоконтроля маркируются следующим образом: * – минимальный уровень, ** – базовый уровень, *** – продвинутый уровень.

Глава 1

РЕЦЕПЦИЯ И ТРАДИЦИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В настоящей книге реконструированы максимально репрезентативные в очерченном историко-литературном контексте 1880–1950-х годов 
сценарии актуализации имен и наследия русских классиков, способы 
создания рецептивного «мифа Пушкина» и функционально аналогичных ему «мифов» Жуковского и Гоголя. Прецеденты создания «своих» 
Пушкиных и Жуковских помогут понять, как в творческой системе того 
или иного автора происходит усвоение «старой» классики, как срабатывают механизмы преемственности, каким образом функционирует 
механизм «изобретения традиции» (Э. Хобсбаум).
В качестве нижней границы рассматриваемого нами периода 
были выбраны 1880–1890-е годы. Ключевыми датами здесь нужно считать 1880-е годы, когда был поставлен вопрос о включении писателей 
начала XIX века в пантеон классиков, а также 1893 год, ознаменовавшийся выходом книги Д.С. Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» – первого опыта теоретической легитимации «нового искусства», в контексте которого и будут 
совершаться все интересующие нас рецептивные преобразования образов и наследия русской классики. Маркерами верхней границы периода 
стали «классикоцентричные» произведения поздних модернистов, прежде всего, роман В.В. Набокова «Пнин» (1957), представляющий собой 
систематизацию русской литературной классики. 
Считаем необходимым сделать одну важную оговорку. Создатели русской литературной классики далеко не всегда воспринимались 
их наследниками осознанно, программно – как равноправные и, самое главное, индивидуализированные личности в культурном диалоге. 
Очевидно, что тысячи и тысячи аллюзий на их хрестоматийные произведения были результатом действия инерции – чаще всего жанровой. 
На необходимость разграничения разных типов литературной преемственности указал В.Н. Топоров, отметив, что «язык поэтических 
произведений Жуковского 1800-х (начиная с «Сельского кладбища») – 

Глава 1. Рецепция и традиция в русской литературе

1810-х годов вошел как целое (язык русской элегии) важной составной частью в фонд русского поэтического языка (ни об одном русском 
поэте XVIII века, даже о Карамзине, нельзя сказать того же)»1. Так, во 
многом создав «язык» поэтической культуры романтизма, Жуковский 
был вскоре обезличен, сведен к loci communes, клише, спектр использования которых простирался от серьезных замыслов по деканонизации 
и творческому преобразованию созданных поэтом жанровых эталонов 
вплоть до травестирования в контексте смеховой паралитературы. Мы 
считаем нужным дистанцироваться от «автоматизированных», как сказали бы формалисты, классиков. Во всех предложенных ниже случаях 
русские писатели предстают как вызов жизнетворческой, поэтической 
и/или идеологической программе того или иного художника XX века, 
обращающегося к своим великим предшественникам очевидно зачемто, заинтересованно, словно надеясь услышать от создателей русской 
литературы какое-то ответное слово.

1.1. Понятие рецепции

«Русская литература между Пушкиным и Чеховым представляет 
собой бесспорное единство», – писал в одной из своих итоговых работ 
Ю.М. Лотман2. Обособление литературных периодов и осмысление 
каждого из них, как точно отмечает далее ученый, – задача не только 
позднейших научных практик, но и самой литературной системы, на 
протяжении всей своей эволюции синтезирующей языки самоописания. 
«Литература – и в целом культура – является не только объективно динамическим процессом, но динамическим процессом, который сам себя 
осознает и все время собственным сознанием вторгается в собственное 
развитие»3. Один из важнейших механизмов, обеспечивающих авторефлексию периодов литературной истории, вычленение писательских 
поколений, преемственность типов художественного языка (например 

1 Топоров В.Н. «Сельское кладбище» Жуковского: к истокам русской поэзии // 
Russian Literature. 1981. № 10. С. 208.

2 Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода. Вводные замечания // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. С. 594.

3 Там же.

1.1. Понятие рецепции

сложное взаимодействие стиха и прозы) и художественного сознания 
в целом – это механизм рецептивной работы. 
Понятие рецепции, освободившись от своих юридических и естественнонаучных коннотаций, получило широкое распространение в европейском литературоведении в 1950-е годы вместе с формированием 
научной школы рецептивной эстетики. По наблюдению Н. Зоркой, возникновение данного научного направления в середине XX века было неслучайным и определялось необходимостью осмыслить произведения 
эпохи модернизма.

У <…> литературоведов этот интерес выражался в занятиях прежде всего неканоническими жанрами литературы или «пограничными» феноменами эстетического, а также в анализе модернистской поэзии и прозы, «нового романа» и т. д. – то есть в тех предметных областях, 
где особенно явной становилась ограниченность и оценочная нормативность традиционных 
интерпретационных моделей и методов филологического анализа1.

По мысли В.И. Тюпы, в неклассической парадигме художественности и ее субпарадигмах, возникших в конце XIX века, изменилось 
само понимание природы искусства.

В основе ее обнаруживается осознанность коммуникативной природы искусства (отвечая своим трактатом на вопрос, «что такое искусство», Л. Толстой провозгласил его одним из 
существеннейших способов «духовного общения людей»). 
Художественная деятельность в ХХ веке мыслится деятельностью, направленной на чужое сознание, на сознание Другого; истинный предмет такой деятельности – ее адресат, а не 
объект изображения или знаковый материал текста. Множественность альтернативных модификаций – принципиальное свойство данной стадии художественного развития <…>. 
Художественный объект предстает как дискурс – трехстороннее коммуникативное событие: автор – герой – читатель. Для того чтобы оно состоялось, чтобы произведение искусства было «произведено», недостаточно креативной (творящей) актуализации этого события 
в тексте, необходима еще и рецептивная его актуализация в художественном восприятии. Художественный объект перемещается в сознание адресата – в концептуализированное сознание 
«своего другого» <…>2.

Новый тип мышления, сформировавшийся в эту эпоху, В.И. Тюпа 
назвал «конвергентным модусом сознания»3.

1 Зоркая Н. Предисловие (Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения) // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 34.

2 Тюпа В.И. Парадигмы художественности: конспект цикла лекций // Дискурс. 
1997. №№ 3–4. – URL: http://www.nsu.ru/education/virtual/discourse34_22.htm (дата обращения: 07.09.2017).

3 Тюпа В.И. Постсимволизм: теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998. С. 98.

Глава 1. Рецепция и традиция в русской литературе

Европейская рецептивная эстетика формировалась, в частности, 
под мощным влиянием герменевтики и концепции диалога М.М. Бахтина. Одно из ключевых отличий герменевтики от рецептивной эстетики 
в их подходе к интерпретации литературного текста заключается в вопросе о том, кого считать главным субъектом диалога: писателя, который вкладывает в текст интенциональный смысл, подлежащий разгадыванию, или читателя – при допущении, что привносимые последним 
смыслы принципиально равноправны авторскому намерению. Когда читателем является сам писатель, ситуация усложняется. Актуализированные в тексте предшественника смыслы становятся органичной частью 
нового произведения, образуя диалогическую в своей основе «циркуляцию литературной коммуникации»1.

Герменевтически формулируемые вопросы об опыте искусства – об его опыте в прошлом, например, в других культурах и об условии возможности понимать его еще или вновь – 
предполагают циркуляцию литературной коммуникации и тем самым их диалогический характер. Как производитель всегда уже является реципиентом, когда он начинает писать, так 
и интерпретатор должен войти в игру только как читатель, если он хочет вступить в диалог 
с литературной традицией. Диалогу принадлежат не только два собеседника, но и готовность 
познавать и признавать другого в его другости. Это имеет место тем более, когда другой представлен текстом, не говорящим с нами непосредственно. Литературное понимание диалогично 
прежде всего тем, что временнóе отстояние (Alterität) текста ищется и признается до горизонта 
собственного ожидания, так что осуществляется не наивное смешение горизонтов, но собственное ожидание корректируется и расширяется посредством опыта исторического Другого.
Познание и признание диалогичности литературной коммуникации во многих отношениях наталкивает на проблему временнóй дистанции (Alterität): между производителем и реципиентом, между прошлым текста и настоящим реципиента, между различными культурами2.

Центром формирования рецептивной эстетики стала Констанцская школа, а ее отцами-основателями – Х.Р. Яусс3 и В. Изер4. В числе 

1 В герменевтике и рецептивной эстетике процесс понимания зачастую описывается как круговращение, непрерывная циркуляция смыслов. Об этом см.: Гадамер Г.-Г. 
О круге понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 72–82; Изер В. 
Рецептивная эстетика. Проблема переводимости: герменевтика и современное гуманитарное знание // Академические тетради. Вып. 6. М., 1999. С. 59–96.

2 Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. 1994. 
№ 12. С. 97–98.

3 См.: Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания; Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. 
С. 34–84.

4 См.: Изер В. Рецептивная эстетика; Изер В. К антропологии художественной литературы // Новое литературное обозрение. 2008. № 94. С. 7–21.

1.1. Понятие рецепции

своих предшественников они называли не только органично усвоенные 
философские и филологические школы, но и тех оппонентов, в споре 
с которыми рождался новый подход к изучению литературы. Так, рецептивная эстетика опиралась непосредственно на опыт феноменологии 
и в особенности на гуссерлианскую идею интенциональности сознания1, 
на концепции понимания, получившие широкое развитие в герменевтике2, а также на бахтинскую теорию диалога. В качестве предшественников-оппонентов Яусс специально выделил особенно влиятельные в России марксистскую и формальную школы, ограниченность которых, по 
мнению исследователя, и стремилась преодолеть рецептивная эстетика: 
«Моя попытка преодолеть пропасть между литературой и историей, историческим и эстетическим начинается с того места, где остановились обе 
школы. <…> Оба метода лишают читателя его подлинной роли – роли 
адресата, которому изначально предназначается произведение, роли, значимой как для исторического, так и для эстетического познания»3.
Впрочем, нельзя не отметить, что к исследованию рецептивных 
механизмов в целом литературная критика и наука о литературе, разумеется, прибегали и ранее. Суммируя теоретические итоги работы многих 
европейских и американских литературоведческих школ, А. Компаньон 
отмечает:

Собственно, литературная история никогда полностью не игнорировала рецепцию. Высмеивая лансонизм, его обвиняли не только в фетишизме «источников», но и в маниакальном 
выискивании «влияний». Таким способом – то есть, конечно же, по-прежнему через литературное производство, через посредство автора, для которого чужое влияние становится источником, – литературная история принимала в расчет рецепцию, только не в форме чтения, 
а скорее в форме письма других авторов, порожденного данным произведением. То есть читатели чаще всего рассматривались лишь тогда, когда они сами являлись писателями, – для 
этого применялось понятие «судьба [fortune] писателя», подразумевавшее главным образом 
его литературную судьбу в потомстве4.

В центре внимания основоположников рецептивной эстетики находились прежде всего закономерности восприятия текста во времени. 

1 См.: Гуссерль Э. Сознание как интенциональное переживание // Гуссерль Э. Избранные работы. М., 2005. С. 151–184.

2 См.: Хайдеггер М. Исток художественного творения. М., 2008; Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991; Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004.

3 Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 55–56.

4 Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М., 2001. С. 172–173.

Глава 1. Рецепция и традиция в русской литературе

По мнению В. Изера, преимущество нового подхода к истории литературы заключается в том, что «рецептивная теория помогла разобраться в старом вопросе о том, почему один и тот же литературный текст 
может пониматься совершенно по-разному разными людьми в разные 
времена, и каким образом это происходит»1. В частности, при рецептивном подходе в центр внимания выдвигается исследование «горизонтов ожидания» (термин Х.Р. Яусса), сочетающих в себе одновременно 
и индивидуальные особенности восприятия, и важные для актуального 
исторического контекста смыслы. 

Из этого следует, что анализ имплицитного читателя должен быть дополнен анализом 
исторического читателя, реконструкция имманентного горизонта ожидания, который предписывает произведение, – реконструкцией общественного горизонта опыта, который привносит 
читатель из своего исторического жизненного мира2.

В другой своей работе, «История литературы как провокация литературоведения», Х.Р. Яусс дает характеристику рецепции как акта 
воскрешения и присвоения прошлого в настоящем, актуализации не замеченных прежде смыслов:

Литературное прошлое возвращается только там, где новая рецепция воскрешает его 
в настоящем, будь то изменившаяся эстетическая установка, присваивающая себе прошлое 
в свободном обращении к нему, будь то новый момент литературной эволюции, бросивший на 
забытую поэзию неожиданный свет и позволивший разглядеть в ней нечто такое, чего прежде 
не замечали3.

Терминологический аппарат рецептивной эстетики был сформирован в работах Х.Р. Яусса и В. Изера, которые ввели в научный оборот 
такие понятия, как «горизонт ожидания», «диалогическое понимание», 
«эстетическая дистанция», «пассивная рецепция», «активная рецепция», 
«имплицитный читатель» и др. Разработке теории и методологии восприятия художественного текста также были посвящены многочисленные 
работы преемников Констанцской школы рецептивной эстетики4.
Особенностью рецептивного подхода является известная деиерархизация описываемого материала, так как данная методология мо
1 Изер В. Рецептивная эстетика. С. 77.

2 Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания. С. 97.

3 Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения. С. 73–74.

4 О французской и американской рецептивных традициях, в частности работах 
С. Фиша, см.: Компаньон А. Демон теории. М., 2001. С. 163–192.