Этика

 
Ï.Ñ. Ãóðåâè÷ 
 
 
 
 
 
 
Ý Ò È Ê À  
 
 
 
Рекомендовано Учебно-методическим центром 
«Профессиональный учебник» в качестве учебника 
для студентов высших учебных заведений 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Москва  
 
2017

2017.
ÓÄÊ 17(075.8)  
ÁÁÊ 87.7ÿ73  
       Ã95 
 
Главный редактор издательства кандидат юридических наук, 
доктор экономических наук  Н.Д. Эриашвили 
 
Гуревич, Павел Семенович. 
Г95     Этика: учебник для студентов вузов / П.С. Гуревич. — М.: 
ЮНИТИ-ДАНА, 
 — 416 с. — (Серия «Учебники профессора П.С. Гуревича»). 
           
ISBN 978-5-238-01023-6 
Агентство CIP РГБ 
 
Этика как самостоятельная дисциплина рождена многовековой рефлексией по поводу человеческих поступков. Она-то и предостерегает от очевидных, 
казалось бы, соображений, порою (совсем по Фихте) «прозрачных как ясное 
солнце». Этика пробуждает к сомнениям, к мукам совести, она просветляет 
сознание, отвечая на роптания души. Этика — философская наука, объект ее 
изучения — мораль. В первой части учебника автор размышляет над такими 
категориями этики, как добро и зло, стыд, совесть, долг, любовь и дружба, эгоизм и удовольствие, мир ценностей, свобода; во второй части анализирует историю зарождения и становления этики и различные этические системы. 
 
ÁÁÊ 87.7ÿ73  
 
ISBN 978-5-238-01023-6   © П.С. Гуревич, 2006 
© ИЗДАТЕЛЬСТВО ЮНИТИ-ДАНА, 2006 
Принадлежит исключительное право на использование и 
распространение издания (ФЗ № 94-ФЗ от 21.07.2005 г.).  
Воспроизведение всей книги или любой ее части любыми средствами или в какой-либо форме запрещается без 
письменного разрешения издательства. 
 
 
Оформление книги 
Питер Брейгель Старший «Притча о слепых» (1568) 
 
 


А я-то думал, 
что Руси бессмертье — 
Усердье совести 
и просто милосердье. 
Евгений Евтушенко 
Острые этические споры могут возникать по поводу не требующих доказательств вопросов. Полтора десятилетия назад в «Литературной газете» была напечатана статья писателя Б. Кочубея «Дождемся ли мы культа личности?» Какой парадоксальный и завораживающий заголовок! Дочитав, вздохнули с облегчением. Речь, оказывается, шла вовсе не о сапогах генералиссимуса, не многоорденоносном мундире другого кормчего, а о нашем повседневном партикулярном костюме. Тот культ был плохой, он лишал нас свободы 
и суверенности. Не пора ли противопоставить ему другой — возвеличивание индивида? 
Мы теперь знаем, как трудно накормить человека, обуть и 
одеть. Догадываемся, сколь тяжко пробудить его сознание. А что 
легко? Нетрудно напечатать слово «человек» одними заглавными 
буквами. Вполне доступно сделать культ личности массовым и вообще поставить на поток. Кто был ничем, то станет всем… Не ходим ли мы по кругу? 
И в той статье, и в недавних публикациях, связанных с одним 
нравственным сюжетом, наметилась, как мне кажется, тревожная 
тенденция: персоналистская идея доводится до абсурда, освобождается от нравственных критериев, от размышлений о природе человека и его предназначении. Вот выступает по телевидению известный философ. Прислушаемся: «Все должно быть подчинено человеку — и общество, и церковь, и Бог…» Ничего не скажешь: затейливый изгиб мысли: Бог подчинен человеку. Такого индивида, в 
распоряжении которого оказались силы небесные, начинаю страшиться… 
И не зря. Б. Кочубей, рассуждая о странной юридической формуле «превышение пределов необходимой самообороны», прямо 
спрашивает: «Почему же я не имею права убить того, кто посягнул 
на мою личность, мою честь и мое имущество?» Обратите внимание, сколь изящно право оказать сопротивление насильнику подменено здесь заповедью «убий!». А если я не имею права убить, рассуждает автор, нужно оставить пустые разговоры о правах человека… 
Но вот в 2005 г. давний спор возобновился снова. Молодая москвичка неожиданно и невольно стала убийцей. Факт, который доказывает: никто из нас не застрахован от неотвратимой судьбы. 

 
Введение 
4  
Случайный встречный пытался ее изнасиловать и был убит ею ударом ножа. Люблинский районный суд признал Александру Иванникову виновной в убийстве, совершенном в состоянии аффекта. 
Вот 37-я статья УК РФ: «Защита от посягательства с непосредственной угрозой применения насилия является правомерной, если 
при этом не было допущено превышения пределов необходимой 
обороны». Суд руководствовался именно этим пунктом. 
Решение суда вызвало взрыв общественного негодования. Возле 
зала суда и Госдумы появились пикеты с плакатами в защиту 
Иванниковой. А затем прокуратура публично покаялась, назвав 
свое обвинение, принявшее в судебном решении форму обвинительного приговора, ошибкой. Итак, неотъемлемое право на убийство… 
Конечно, если человек, обороняясь, нанес преступнику урон 
или случайно убил его, общество не может карать оборонявшегося 
как злонамеренного душегуба. Но в условиях, когда правоохранительные органы бездействуют, а христианская мораль вытравлена 
едва ли не подчистую, сколь соблазнительно выглядит идея самосуда. Вспомним популярный кинофильма С. Говорухина «Ворошиловский стрелок». Злоумышленники преступили дозволенные пределы, преступлю и я. Люди другого племени хотят искоренить меня — 
не стану медлить с упреждающим кровопролитием. Знакомый сценарий? Однако о бережном отношении к жизни, к уникальности 
личности здесь речь не идет. 
Понятное дело, когда тебя берут за кадык и начинают душить, 
трудно с максимальной точностью определить допустимые пределы 
самообороны. Вот что в законе: «Не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если 
это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения». 
Итак, молодая женщина оправдана. Высказаны все возможные 
соображения на этот счет. На снимке в газете Иванникова сияет 
торжеством. Ну, волчище, погоди… Это в сторону других возможных насильников. А что смущает во всей это ситуации? Отчего все 
так легко — и юристы, и писатели, и жертвы, и убийцы — произносят слово «убить!». От кроткого милосердия мы сразу перешли к 
неумолимой жестокости. Вор должен сидеть в тюрьме, а насильник — 
лежать в морге. Убить, а иначе чего толковать о правах человека. 
Вот оно — неотъемлемое право — убить!.. 
М. Веллер, писатель и философ, в книге «Кассандра» пишет: 
«Если умирающая жертва, зная, что отмерены минуты, убивает 
убийцу — никто не посмеет отрицать ее право. И обещание, данное 
умирающему, всегда и у всех народов почиталось священным. Че 

рез него умирающий продолжает жить на земле. Умирая, мы чаем, 
что наши самые праведные и сильные желания переживут нас — 
они продленние жизни. Покарать своего убийцу — священное и 
последнее право жертвы»1. 
Все тут правильно. Только ведь библейская заповедь «Не убий!» — 
вовсе не выражение кротости, жертвенности и кроличьей приговоренности. «Не убий!» означает — прерви цепь убийств. Приостанови вечный круговорот: «убийца» — «жертва» — «убийца»… Но у 
Веллера речь о другом. О вечном отмщении, о зле, которое не утесняется, а множится. Иванникова, защищая свою честь, убила насильника. Ее можно оправдать. Но нельзя сказать, что она имела 
право на убийство. Так случилось… В жизни все так искусно и замысловато переплетено. Насильник — тоже жертва. И его тоже 
нужно оплакать. Как поступать людям? Правомерно ли убийство? 
Законно ли возмездие? 
Люди нарушают закон, грешат. Но они же испытывают муки 
совести, передают дальше эстафету жизни. Тогда зачем этика? Самое губительное в нашем существовании — торжество простых решений. Зачем слова, сомнения, терзания? Остановить зло не означает просто убить… Почему человек так несчастлив? Ради чего мы 
страдаем? 
Этика как самостоятельная дисциплина рождена многовековой 
рефлексией по поводу человеческих поступков. Она-то и предостерегает от очевидных, казалось бы, соображений, порой совсем по 
Фихте, «прозрачных как ясное солнце». Она побуждает к сомнениям, к мукам совести, она просветляет сознание, отвечая на роптания души. 
На протяжении многих столетий философы, религиозные мыслители пытались раскрыть смысл и назначение нравственности. Что 
такое Добро и Зло? Как возникла нравственность? Есть ли у нашей 
жизни какой-нибудь смысл? Если нет, то имеет ли она нравственный характер? Вообще коренится ли этот смысл в нравственной 
области? Если да, то в чем он состоит? Как дать верное и полное 
его определение? Возможна ли жизнь общества без морали? Таковы 
общие проблемы нравственности. Отечественный писатель Фазиль 
Искандер на вопрос одного корреспондента: «Прогрессирует ли 
человек духовно?» — ответил: «У человека есть два типа ума — технологический и этический. Технологический ум развился невероятно. Сейчас десятиклассник знает об этом мире в миллион раз 
больше, чем Сократ. Зато современный философ едва-едва может 
разобраться в тех этических вопросах, которые ставил Сократ». 
                                                 
1 Веллер М. Кассандра. СПб., 2002. С. 185. 
 

 
Введение 
6  
Мы часто пользуемся словами, которые кажутся нам близкими 
по смыслу, а иногда и синонимичными, — «этика», «нравственность», «мораль», «этос». Употребляя эти понятия, мы одновременно задумываемся над вопросами: какова же на самом деле человеческая природа? возможно ли избавиться от зла? откуда взялись 
нравственные предписания? способен ли человек жить по заповедям, которые он сам провозглашает? 
Этика (греч. ẽthos — привычка, нрав) — философская наука, 
объектом изучения которой является мораль. «Начиная с древности, этику принято было считать практической философией в отличие от собственно теоретического знания о мире. Всякое теоретическое знание имеет в конечном счете практическое значение, оно не 
только вооружает человека методами и средствами преобразования 
мира, но и содержит мировоззренческую сторону, так или иначе 
обосновывает цели практической деятельности. Специфика этики 
состоит в том, что указанные цели формулируются здесь в форме 
идей о должном, о добре и зле в виде идеалов, моральных принципов и норм поведения, учения о назначении и смысле жизни человека»1. 
Этика как дисциплина может быть определена как изучение 
правильности и неправильности человеческих действий. Следует 
провести различие между «дескриптивными» (описательными) и 
«прескриптивными» (нормативными) науками. Термин «добро» вообще употребляется либо в абсолютном (т.е. позитивном, не подлежащим критике) смысле, либо в относительном, соотносимом с 
какой-либо определенной целью, зависимым от этой цели. Если же 
предмет оценивается сам по себе, то термин «добро» применим к 
нему только в тех границах, пока речь идет только об этом предмете. Моральное добро — качество не врожденное, и чтобы определить конституирующий его фактор, следует проанализировать человеческое поведение и найти свойство, делающее это поведение хорошим. Различные этические системы предлагают множество путей 
совершенствования человеческой личности, отражающих теории 
сущности человека. 
Добро и зло поступка, как правило, определяются отношением 
последнего к проблеме гуманности, а этические системы, как известно, именно и отличаются друг от друга различным подходом к 
идее гуманности. Центральным вопросом теории морали остается 
проблема условности либо естественности стандартов морали. 
Предпосылками морали являются свобода выбора и проистекающее 
из нее чувство ответственности. Доктрина детерминизма, утвер                                                 
1 Гусейнов А.А. Этика // Философский словарь. М., 2001. С. 700. 
 

ждающая, что человек несвободен в своих действиях, имеет различные обоснования, в связи с чем появились теории биологического, 
психологического и теологического детерминизма. 
Американский психолог Б.Ф. Скиннер (1904—1990), например, 
убежден, что наше поведение определяется окружением, а характер 
личности полностью зависит от среды. Ответственность и мораль 
не имеют значения в этой теории. Никого нельзя наказывать за его 
поступки, считает Скиннер, человека следует просто переместить в 
иную социальную и физическую среду, которая изменит его поведение. Итак, по Скиннеру, человеком можно манипулировать посредством изменения среды, человеческое же поведение есть сумма 
воздействия среды. Экзистенциалисты, напротив, уверены, что все 
поступки человека обусловлены его собственным выбором и не могут 
быть оправданы никакими ссылками на социальные обстоятельства. 
Все этические системы предлагают свои критерии поведения, но 
каждый этик должен решить для себя, какой из этих критериев он 
может считать истинным. В соответствии с подходом к критериям 
морали можно разделить все этические учения на четыре группы. 
Представители первой ставят под вопрос возможность доказать 
рациональным путем, каким следует считать данное действие — 
плохим или хорошим. Этические системы, относящиеся к данной 
группе, вообще не вырабатывают никакого критерия морали, поскольку полагают, что моральные суждения проистекают из эмоций. Вторую группу этических учений объединяет утверждение, 
будто моральное добро рационально неотделимо от морального зла 
и что такое различение проистекает интуитивно. Представители 
третьей группы этических учений помещают критерии морали вне 
действия, утверждая при этом, что внешние силы не только влияют 
на мораль, но и произвольно могут ее изменять. Этики, представляющие четвертую группу, видят критерий морали в природе действия. Согласно этой теории мораль зависит от объективных характеристик гуманного действия. По мысли автора, язык совести в основном один для всех общественных формаций. Отличие состоит 
лишь в том, какой из мотивов поступка приобретает преимущественное значение: в одном человеческом обществе в итоге его исторического развития выступает добросердечие, в другом — честность, в третьем — отвага. 
Проблемы практической философии, или так называемой жизненной мудрости, иначе говоря, этики, можно разделить на три 
группы: как поступать, чтобы быть счастливым (фелицитология, 
например, учение эпикурейцев); как сделать свои усилия эффективными (праксеология, например, Аристотель с его советами положительной умеренности); вопросы совести, достойного поведе 

 
Введение 
8  
ния (например, деонтология т.е. долг и обязанности профессионального характера). Остановимся на третьей группе проблем, исходя из предпосылки, что существуют некие интуитивные моральные критерии поступков независимо от последствий этих поступков 
(удовольствие или неприятность, неудача или успех) для лиц, их 
совершивших.  
Функция опеки может быть более или менее интенсивной в зависимости от обстоятельств. Она особенно усиливается и достигает 
апогея при той или иной форме обещания одного человека оберегать другого от бедствий. Подобного рода опека особенно ярко 
проявляется в тех случаях, когда она наталкивается на препятствия, 
преодоление которых требует усилий, а иногда грозит опасностью 
самому опекуну. В сложных же ситуациях остро стоит проблема 
средств для достижения цели. Можно привести типичные дилеммы: 
член суда присяжных не может уклониться от вопроса, виновен ли 
подсудимый. Если присяжный убежден в виновности подсудимого, 
должен ли он сказать «да», зная, что суд вынесет тогда суровый 
приговор. То же на войне: следует ли выполнить приказ и сжечь 
дом, в котором укрылись диверсанты? Хозяин дома не виноват, но 
приказ нарушать нельзя. 
Каковы же методы решения множества подобных конфликтов? 
Прежде всего понятие доброй опеки как зова совести требует отказа от лозунга утилитаристов «извлекать пользу для себя». 
Поскольку определять границы несчастья приходится интуитивно, здесь нередки ошибки. Конечно, никто не упрекнет человека в излишней щедрости, если ценой собственного благополучия он 
убережет от потери того, кто легко примирился бы с потерей. Однако, поскольку просчет возможен, а последствия могут быть противоположны ожидаемым, можно говорить о необязательности того 
или иного этического подхода к страдающему существу. Таково одно из затруднений опекуна. 
Другая сложность заключается в том, что потребности разных 
индивидов различны, и весьма трудно быть справедливым ко всем, 
если в данном коллективе отсутствует вражда между его членами. 
И все же трудности не идут в сравнение с мучительными проблемами, возникающими в случае глубокого антагонизма между подопечными. Иногда приходится выбирать между страданием одних и 
других. Человек с чуткой совестью в таких случаях руководствуется 
разными соображениями, но есть ли здесь бесспорные критерии? 
Конечно, первым делом следует отбросить (опять-таки вопреки 
принципам утилитаризма) чисто количественный подход, когда 
сумма предполагаемых страданий членов группы А сопоставляется с 
суммой предполагаемых страданий в группе Б и выбирается путь 
 

меньшей суммы. Достоевский считал, что недостоин существования 
такой мир, в котором величайшее (даже всеобщее) счастье было бы 
окуплено страданием хотя бы одного невинного существа. 
Мы часто защищаем тех, кого любим, а не тех, кто нам безразличен или неприятен. Этика доброй опеки допускает такой критерий, но не может признать его обязательным. Конечно, больше оснований заботиться о достойных людях, нежели о недостойных, но 
и этот критерий иногда совершенно неприемлем. Например, если 
опекун связан словом или долгом (таков защитник на суде). Оба 
случая можно определить термином «собачья верность»: собака всегда будет защищать хозяина, независимо от того, заслуживает ли он 
предпочтения перед врагом. 
Во всех этих противоречиях бесспорны, вероятно, только два 
правила: 1) не причиняй врагу больше страданий, чем это необходимо для победы; 2) помни — никогда нельзя доказать неопровержимо, что необходимость борьбы требует поступков, интуитивно 
воспринимаемых как подлость. 
Этика и наука. Если наука стремится к лишенному субъективности знанию, к истине, то главным для морали является не столько сама действительность, сколько ориентация в ней человека и 
возможность регулировать на этой основе свое поведение. Поэтому 
мораль выражает действительность не в понятиях и законах, а в 
нормах и императивах. Исходя из этого некоторые позитивисты 
(Рудольф Карнап, 1891—1970, Альфред Айер, 1910—1989 и др.) отвергают познавательную сторону морали. Они приходят к заключению, 
что реальное суждение выражает не действительность, а скорее чувства говорящего о ней. Эмоция не является для них носителем значения. Так же эмотивисты обходятся и с императивом, несмотря на 
то что императивная сторона морали представляет собой ее существенную черту. Они противопоставляют императив истине. 
Однако моральное суждение, хотя оно и выражает эмоцию или 
предписывает какую-то деятельность, желательную в данной ситуации, является носителем определенной информации и смысла. 
С нормативной стороной тесно связана оценочная сторона морали. 
Позитивисты не сумели соединить императив с истиной, они отвергли связь истины и ценности. Истина является отражением реальности через практику, между ней и ценностью существует связь. 
Нет оснований для абсолютизации субъективной стороны ценностей. Познание есть функция науки. Функция морали — регулирование поведения. Мораль помогает ориентации человека в социальной среде, причем познание скрыто в тех особых средствах, с 
помощью которых мораль по-своему овладевает миром. 
Этика и право. Существует немало представлений о том, как 
соотносятся право и мораль. Сторонники теории естественного 
 

 
Введение 
10 
 
права настаивают на необходимости связи права и морали, ибо полагают, что закон перестает быть законом, если он нарушает естественное право. Сторонники одной из точек зрения считают, что 
существует необходимость связи права и морали, хотя при этом отбрасывается необходимость морального содержания права и на первый план выдвигается идея, или концепция права. Представители 
иной точки зрения фактически отрицают необходимость такой 
связи. Понятно, что различные политические теории основываются на различных вариантах соединения права и морали. Если же 
существуют разные концепции морали, то и взаимоотношения 
права и морали станут изменяться в зависимости от этих концепций морали. 
Этики ставят следующие вопросы: 1) имеет ли человек моральное 
обязательство подчиняться закону; 2) существуют ли условия, при 
которых человек имеет моральное право или моральное обязательство не подчиняться закону; 3) может ли нечто аморальное в определенных условиях стать и беззаконным; 4) должен ли использоваться 
закон для достижения моральных целей; 5) следует ли оценивать законы или законодательные системы с точки зрения морали. 
Этика и здравый смысл. Научная концепция этики не может 
быть свободна от здравого смысла, носителем которого является и 
ее создатель, и те, кому она адресована. Даже выступая против 
здравого смысла, научная концепция не в состоянии порвать с ним 
окончательно под угрозой потери контакта с адресатом, для которого она должна быть «приемлемой», т.е. так или иначе согласованной с его здравым смыслом. В этом — одна из важнейших причин 
непоследовательности и противоречивости этических доктрин. 
В качестве примера можно привести теорию ценностей Дж. Дьюи 
(1859—1952), который поставил своей задачей исключить из нормативной этики понятие внутренней ценности. Однако в своей этической эссеистике, адресованной непрофессионалам, Дьюи формулировал цели и ценности в категориях здравого смысла — тех самых, с 
которыми он боролся в сфере теории. Можно говорить здесь о проявлении более широкой закономерности. В современном обществе 
этика неизбежно борется со здравым смыслом его собственными категориями или категориями иной, новой формы здравого смысла. 
Этика в целом принципиально не может быть превращена в 
науку в собственном смысле слова, но по отношению к ее отдельным разделам это достижимо. Важная роль при этом отводится генетическому анализу, вскрывающему исторические и социальные 
корни обыденных нормативных тезисов и иерархии ценностей. 
В этике выделяются три слоя: 1) наука о нравственности (общая 
аксиология, метаэтика, социология нравственности); 2) норматив