Два века в двадцати словах
Покупка
Тематика:
Общие вопросы. Лингвистика
Издательство:
Издательский дом Высшей школы экономики
Ответственный редактор:
Даниэль М. А.
Год издания: 2018
Кол-во страниц: 453
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
ВО - Магистратура
ISBN: 978-5-7598-1480-1
Артикул: 707365.01.99
Книга рассказывает о том, как менялись значения двадцати русских слов на протяжении двух столетий, с начала XIX века (а иногда с середины XIX века), когда свалка еще не была помойкой, мама не была матерью, а тёти не было вовсе. Читатель узнает, кого А. И. Герцен называл классными ворами, когда слово «сволочь» стало ругательством и как наречие «пока» превращалось в формулу прощания. Изменения значений слов представлены в виде хронологической шкалы, где момент первого появления нового смысла определен с точностью до десятилетия.
Написанная живым и доступным языком, книга адресована не только филологам, но и самому широкому кругу читателей, интересующихся языком.
Тематика:
ББК:
УДК:
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Издательский дом Высшей школы экономики Москва 2018 Ответственные редакторы Н.Р. Добрушина, М.А. Даниэль Два века в двадцати словах ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ 2-е издание (электронное)
УДК81’06 ББК81.2Рус Д22 Исследование поддержано Программой «Научный фонд НИУ ВШЭ», конкурсом «Учитель — ученики», грантом 2010–2011 гг. № 10-04-0021 «Своевольные смыслы: опыт микроисторического исследования лексики XIX–XXI веков» Рекомендовано к печати Институтом русского языка им. В. В. Виноградова РАН Р е ц е н з е н т ы : доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИРЯ РАН, руководитель Центра лингвистической текстологии и компьютерного лингвостиховедческого анализа Н. В. Перцов; доктор филологических наук, старший научный сотрудник ИРЯ РАН, доцент НИУ ВШЭ В. Ю. Апресян Д22 Два века в двадцати словах [Электронный ресурс] / М. К. Данова, Н. Р. Добрушина, А. С. Опачанова и др. ; отв. ред. Н. Р. Добрушина, М. А. Даниэль ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — 2-е изд. (эл.). — Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf : 455 с.). — М. : Изд. дом Высшей школы экономики, 2018. — Систем. требования: Adobe Reader XI либо Adobe Digital Editions 4.5 ; экран 10". ISBN 978-5-7598-1480-1 Книга рассказывает о том, как менялись значения двадцати русских слов на протяжении двух столетий, с начала XIX века (а иногда с середины XVIII века), когда свалка еще не была помойкой, мама не была матерью, а тёти не было вовсе. Читатель узнает, кого А. И. Герцен называл классными ворами, когда слово «сволочь» стало ругательством и как наречие «пока» превращалось в формулу прощания. Изменения значений слов представлены в виде хронологической шкалы, где момент первого появления нового смысла определен с точностью до десятилетия. Написанная живым и доступным языком, книга адресована не только филологам, но и самому широкому кругу читателей, интересующихся языком. УДК 81’06 ББК 81.2Рус Деривативное электронное издание на основе печатного издания: Два века в двадцати словах [Текст] / М. К. Данова, Н. Р. Добрушина, А. С. Опачанова и др. ; отв. ред. Н. Р. Добрушина, М. А. Даниэль ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М. : Изд. дом Высшей школы экономики, 2016 — 453 с. — ISBN 9785-7598-1148-0. В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации. ISBN 978-5-7598-1480-1 © Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2016
СОДЕРЖАНИЕ Введение: Два века в двадцати словах................................................4 Даниил Скоринкин. Знатный................................................................13 Елена Тимохина. Кануть.........................................................................38 Анастасия Опачанова, Нина Добрушина. Классный.....................52 Анастасия Опачанова, Нина Добрушина. Мама..............................72 Даниил Скоринкин. Машина.................................................................93 Варвара Печурина, Нина Добрушина. Молодец............................ 130 Ангелина Хазан. Пакет......................................................................... 151 Ангелина Хазан. Передовой............................................................... 173 Анастасия Опачанова, Нина Добрушина. Пионер....................... 192 Даниил Скоринкин. Пожалуй............................................................. 211 Александра Шешенина. Пока.............................................................. 232 Нина Добрушина, Маргарита Данова. Привет............................. 251 Ангелина Хазан. Пружина.................................................................. 271 Даниил Скоринкин. Публика.............................................................. 294 Варвара Печурина, Нина Добрушина. Свалка ............................... 317 Даниил Скоринкин. Сволочь.............................................................. 339 Ангелина Хазан. Стиль ........................................................................ 359 Варвара Печурина, Нина Добрушина. Тётка .................................. 382 Елена Тимохина, Нина Добрушина. Тройка ................................... 407 Елена Тимохина, Нина Добрушина. Червяк ................................... 430 Литература.............................................................................................. 449 Сведения об авторах............................................................................. 452
ВВЕДЕНИЕ: ДВА ВЕКА В ДВАДЦАТИ СЛОВАХ Эта книга — попытка рассказать о том, как живут слова, меняясь вместе со страной, эпохой, людьми. Все знают, что язык отражает жизнь; некоторые утверждают, что язык влияет на жизнь. А лингвисты подозревают, что иногда язык и вовсе живет собственной жизнью. Во всяком случае, далеко не все, что в нем происходит, мы можем объяснить историческими процессами, а многое объяснить не можем никак. Иногда поэтому мы будем пытаться предположить, почему изменилось значение слова, а иногда будем просто сообщать об этом и даже спрашивать читателя. Может быть, он знает лучше нас? Если попросить школьника привести пример слова, которое изменило свой смысл, наиболее усердный вспомнит прилагательное красный; обозначающее сегодня цвет, оно когда-то значило ‘красивый’. Откуда мы можем об этом знать? Разумеется, источник только один — тексты. Книги, рукописи, грамоты. Мемуары, дневники, письма, записки. Эсэмэски, имейлы, чаты, блоги… Если повезет — словари. Все это — свидетельства сложной жизни языка, а тем самым и человеческого сознания. Для того чтобы поймать утраченный смысл, нужно идти в библиотеки, искать слово в рукописях и фолиантах, выписывать на карточки примеры, сравнивать контексты. Так работал замечательный русский ученый В.В. Виноградов: ему принадлежит много статей и заметок об истории значения слов; см., например [Виноградов, 1994]. Но сегодняшний лингвист обладает новыми инструментами. Бумажные библиотеки превращаются в электронные, доступные с любого компьютера. А если хорошая электронная библиотека снабжена продвинутой системой поиска, то лингвист получает в свое распоряжение количество примеров, в сотни и тысячи раз превышающее то, которое было доступно нам еще 20 лет назад. Осознав, как много выиграют составители словарей и исследователи, если в их распоряжении окажется хорошо организованный массив текстов в электронном формате, лингвисты придумали новый тип библиотек, приспособленный специально для их нужд. Он называется корпусом. Корпусов русского языка сегодня несколько. Наша работа основана на Национальном корпусе русского языка (НКРЯ). Он доступен для всех желающих на сайте <www.ruscorpora.ru> и со
Введение держит тексты с начала XVIII века до наших дней, довольно разнообразные по жанру. Объем НКРЯ сравним с очень большой библиотекой: в основной части Корпуса сейчас более 200 млн словоформ, а есть еще поэтический, устный, газетный и другие подкорпусы. Из НКРЯ мы брали примеры, по нему считали частотность слов и значений. Мы ограничились лишь двумя веками — XIX и XX, но более внимательно смотрели на тексты XIX века. Обычно выбирали слово, исходя из того, насколько интересна его история в XIX веке, однако не стоит думать, что все важные события в значении слов русского языка происходили именно в этот период: просто мы так подбирали свой материал. Некоторые статьи (на самом деле, многие) включают материалы XVIII века. Правда, за их достоверность мы готовы ручаться в меньшей степени, потому что оцифрованных текстов XVIII века пока маловато для того, чтобы делать серьезные выводы. Для чего нужна наша работа? Во-первых, это просто интересно. Тем, кто любит язык и слова, часто хочется узнать, что с ними было раньше. Причем разные слова любопытны с разных точек зрения. Некоторые, как слово машина, удовлетворяют интерес к истории культуры и быта: машина в разные времена была поездом, автомобилем и самолетом, являлась то символом мудрой организованности государства, то ужасного бездушного государственного механизма, подавляющего все живое. Другие слова, как глагол кануть, имеют прежде всего лингвистический интерес. Они дают возможность отследить сложный процесс трансформации значения — как развивается метафора, как идиоматическое сочетание передает свой смысл исходному глаголу, полностью модифицируя его значение. Интересно и то, какой разной может быть семантическая судьба слова: значения некоторых, как прилагательного противный, сократились до одного, практически вытеснившего все остальные; значения других, как существительного стиль, размывались до широчайшего круга контекстов. Во-вторых, иметь представление о том, как употреблялось слово в тот или иной период, важно для понимания художественной литературы того времени. Такими исследованиями занимался, например, замечательный филолог Александр Борисович Пеньковский (1927–2010), который анализировал тексты русской литературы, внимательно приглядываясь к значению слов [Пеньковский, 2003]. И он обнаружил, что, скажем, важное для первой половины
Два века в двадцати словах XIX века слово скука — вспомните «скучающих» героев Пушкина и Лермонтова — означало не совсем то же самое, что сегодня. Скука в это время больше похожа на сегодняшнюю тоску. Скучают не от того, что нечего делать и надоело смотреть телевизор, а от того, что грустно, что сердце гложет необъяснимая тревога. Если мы понимаем это, то многое меняется в интерпретации текста. Те, кто прочитают статью из этой книги про тройку, узнают, что в первой трети XIX века это слово могло означать либо упряжку лошадей, либо карту, но никак не людей: до того времени, когда допустимо стало назвать группу из трех человек тройкой (тройка лидеров, тройка девчонок), должны пройти еще как минимум лет 40–50. Так что знаменитая пушкинская эпиграмма про злую тройку (Угрюмых тройка есть певцов: // Шихматов, Шаховской, Шишков…) могла вызывать у современников поэта только одну ассоциацию — с тройкой лошадей. В-третьих, хорошее знание того, когда именно и какие значения приобрели слова, помогает уточнить время создания текста. Работая над этой книгой, мы поняли, насколько точно иногда получается «поймать» возраст того или иного значения, и применяли это знание. Таким способом мы, между прочим, подметили и устранили много досадных ошибок, которые до этого были в Корпусе. Например, в тексте 1836 г., принадлежащем русскому философу П.Я. Чаадаеву, мы обнаружили метафорическое выражение свалка истории и удивились, потому что к этому моменту уже знали, что свалка до самого конца XIX века означала только драку, но никак не помойку. Разгадка проста: Чаадаев написал свой знаменитый текст пофранцузски, и в Корпус попал его перевод, который был сделан значительно позже, когда свалка уже приобрела современные смыслы. Таким же образом была найдена опечатка в тексте Аксакова, которая гуляет по многим электронным изданиям «Записок ружейного охотника»: …Коростель кричит, как бешеный, с неистовством, с надсадой, вытягивая шею, подаваясь вперед всем телом при каждом вскрикиванье, как будто наскакивая на что-то, и беспрестанно повертываясь на одном месте в разные стороны, отчего и происходит разность в стиле [Здесь и далее выделено нами. — Н. Д.] и близости крика. [С.Т. Аксаков. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии (1852)]1 1 Отметим, что здесь и далее даются даты создания произведения или, если точная дата создания неизвестна, первого и прижизненного издания.
Введение Стиль крика — какая удивительная новация для 1850-х годов, когда слово стиль используется только по отношению к календарю (по старому стилю), к литературе и архитектуре! В XX веке это слово может быть применено едва ли ни к чему угодно: в «Лолите» В.В. Набокова, например, комнаты обставлены в плюшево-тарелочном стиле. Объяснение простое до обидного: у Аксакова не в стиле крика, а в силе крика2. Занимаясь этим проектом, мы убедились лишний раз, что в языке нет хаоса. Иногда, когда предлагаешь студенту подумать о том, почему в разных случаях употребляются немножко иные формы слова или его синонимы, он отвечает примерно так: просто каждый говорит, как хочет; кому что больше нравится, то и выбирает… Это не совсем так. И часто даже совсем не так: наша речь определена эпохой. Писатель, живший много раньше, не мог употребить слово в значении, которое известно нам сегодняшним, но еще не существовало в его время и не бытовало в среде его современников. Как показал А.А. Зализняк в работе о «Слове о полку Игореве», язык очень трудно (чтобы не сказать невозможно) подделать [Зализняк, 2007]. В своей работе мы с огромным сомнением относились к случаям, когда обнаруживали, что некоторое значение слова широко распространилось, допустим, в 1960-е годы, но есть один пример, который относится к 1930-м. Это очень подозрительно! Скорее всего какая-нибудь ошибка, как те, которые описаны выше. Но все-таки такие случаи у нас есть, мы указали на них в статьях. Например, слово классный означает сегодня ‘отличный’ (классная игра!). Это позднее значение, оно начало встречаться в литературе с 1960-х годов. Но у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях» (1927) Ляпис, рассказывая о том, какой замечательный сюжет он придумал, говорит: «Мировой сюжет! <…> Сюжет классный!» Он даже повторяет этот классный сюжет, чтобы мы не усомнились в том, что ему уже знакомо это значение… И больше ни одного такого примера — до самого конца 1950-х! Так не должно быть. Но приходится смириться. Дело в том, что, как ни велик сейчас НКРЯ, его все равно недостаточно. Никакой корпус не может охватить все тексты языка, и даже приблизиться к этому. Уже потому, например, что Корпус 2 См. правильный вариант: Аксаков С.Т. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 4. М.: ГИХЛ, 1956. С. 364.
Два века в двадцати словах не включает и не может включать старые аудиозаписи устной разговорной речи (напомним, что, например, звуковое кино распространилось лишь с 1930-х годов). А слово классный наверняка жило полной жизнью в устной речи задолго до того, как пришло в литературу. Значит, всегда нужно иметь в виду, что никакие наблюдения не могут быть абсолютной истиной. Всегда остается возможность того, что рано или поздно обнаружится текст, который опровергнет наши утверждения и покажет, что то или иное значение существовало в языке и раньше. Иногда для проверки своих наблюдений мы заглядывали в другие электронные библиотеки. Например, мы очень удивились, когда обнаружили, что ни Пушкин, ни Лермонтов, ни другие современные им писатели не употребляли слово стиль применительно к литературе, к языку. А ведь в XVIII веке такое значение у этого слова было! Естественно было предположить, что НКРЯ оказался недостаточно велик и в него просто не попали те тексты, где есть нужные примеры. Тогда мы заглянули в полные электронные собрания текстов Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова и нашли там слово стиль лишь применительно к календарю. Получается, что его литературное значение было, вероятно, на несколько десятилетий забыто. Чем более частотно слово, тем точнее наши оценки. Например, мы не нашли слово наушник в текстах, относящихся к более раннему периоду, чем 1780-е годы. Однако это еще ничего не значит. Слово редкое, одно из его значений (наушник как элемент головного убора) — бытовое, а художественная литература XVIII века мало интересовалась бытом. А вот то, что мы не нашли в XVIII веке употреблений слова пока в качестве наречия (Я пока подожду здесь), гораздо более серьезное наблюдение, потому что это слово очень частотное. Теперь можно достаточно уверенно предположить, что наречные употребления развились из союзных, а это важно, потому что обычно бывает наоборот. Значит, корпус должен быть как можно больше. Увеличение объема текстов повышает надежность исследования. И все-таки мы должны учиться работать с историей смыслов уже сейчас, тем более что кое-что получается совсем неплохо; см., например, сб.: [Живов, 2009; Живов, Кагарлицкий, 2012]. Таким образом, наша работа — это гипотеза. Или много гипотез. Они будут подтверждены или опровергнуты, но важно уже
Введение то, что попытка «предсказать прошлое» может быть верифицирована, проверена. Ведь так и работает наука. Расскажем теперь немного о том, как мы построили свое изложение. Мы хотели, чтобы эту книгу могли читать люди разных возрастов и профессий. Каждая статья посвящена одному слову и построена по одному плану. Мы начинаем ее со схемы, которая показывает, когда возникали новые значения слова, о котором идет речь. Посмотрев на схему, можно уже многое понять и не читать дальше, если неинтересно. Тут нужно отметить один факт: можно, с некоторой осторожностью, зафиксировать десятилетие, когда у того или иного слова появилось новое значение. Но практически никогда не удается назвать момент, когда некоторое значение перестало существовать: оно может стать редким, совсем неупотребительным, но невозможно гарантировать того, что какой-то поэт не вспомнит редкую архаичную идиому или писатель не использует это забытое слово в исторической прозе! Почти в каждой статье нашего сборника есть примеры значений, которые за два века были утрачены, и почти никогда не удается сказать, что они ушли окончательно; память языка каким-то образом их сохраняет. Редкий пример такой утраты значения — слово кануть: с 1910 г. в Корпусе нет ни одного примера использования этого слова в значении ‘кáпнуть’, то есть как раз того, которое было основным в начале XIX века. Но, конечно, это не значит, что при расширении Корпуса такой пример не может обнаружиться. Если интересно, но мало времени, прочитайте первый раздел заинтересовавшей вас статьи. Это короткий, примерно на страницу, очерк слова. Главное вы из него узнаете, а подробности — когда будет время. Второй раздел статей рассказывает о том, что мы нашли про описываемое слово в словарях. Если известна этимология слова — в этом мы полагались в основном на классический словарь Макса Фасмера [Фасмер, 1986–1987], — мы сообщаем о ней. Если слово есть в словарях XVIII и XIX веков, рассказываем, что там о нем говорилось. Всегда важно узнать, как соотносятся наши находки с тем, как понимали слово предшественники. Бывают разного рода неожиданности: иногда словарь отмечает значение, которое по Корпусу не отслеживается; иногда, наоборот, словари пропускают значения, которые есть в текстах. Например, слово знатный в XVIII веке уже использовалось для обозначения аристократа, а словари XVIII и XIX веков
Два века в двадцати словах этого значения не отмечают; значение ‘битва’, весьма распространенное для слова свалка в XIX веке, словарями не замечено совсем. Третий раздел всех статей — список значений и типов контекстов с примерами. Это те значения и контексты, которые оказались важны для нашей работы. Список может быть неполным, толкования не всегда точны: мы давали их только для того, чтобы помочь читателю ориентироваться в тексте статьи. Четвертый раздел основной. В нем история слова рассмотрена полностью, с примерами и подробностями. Некоторые примеры, приведенные в первом или втором разделах, здесь повторяются; обычно это происходит тогда, когда пример демонстрирует первое появление в Корпусе какого-либо значения. Раздел организован по периодам, которые было удобно выделять для слова. Графики и диаграммы показывают соотношение примеров на разные значения в разные периоды. Все статьи содержат графики общей частотности слова. Эти графики получены с помощью Корпуса применением функции «Распределение по годам» и показывают изменение частотности слова в wpm (англ. words per million — число слов на миллион) в основном подкорпусе. На странице <www.ruscorpora.ru/ngram.html> можно получить пояснения к тому, как работает эта функция. Диаграммы частотности значений слов созданы авторами статей. Важный вопрос: каким образом подсчитывать изменения в частотности слова или значения? Дело в том, что в разные периоды в Корпусе имеется разное количество текстов. Например, подкорпус 1990–1999 гг. содержит 19 102 348 словоформ. А в подкорпусе 1800–1809 гг. их всего 230 788. Значит, для того чтобы узнать, выросла ли частотность некоторого слова или упала, мы должны принять во внимание объем изучаемого подкорпуса. Для этого мы (вслед за другими корпусными лингвистами) пользуемся индексом wpm, который показывает, сколько раз рассматриваемое слово встречается на 1 млн слов Корпуса в исследуемый период. Индекс позволяет сравнивать частоту слова в разные периоды. Например, слово публика в 1853 г. встретилось в Корпусе 28 раз, в 1953 г. — 35 раз. При этом мы утверждаем, что его частотность сильно упала, потому что общий объем Корпуса 1853 г. — 108 820 словоформ, а 1953 г. — 559 621 словоформа, то есть wpm у этого слова в 1853 г. — 257, а в 1953 г. — 63.