Кавказская Атлантида. 300 лет войны

Яков Гордин

ЯКОВ
ГОРДИН

КАВКАЗСКАЯ 
АТЛАНТИДА

300 ЛЕТ ВОЙНЫ

м о с к в а

2 0 1 6

электронное издание

УДК 94(47)
ББК 63.3(2)
Г67

Гордин, Яков Аркадьевич
Кавказская Атлантида. 300 лет войны [Электронный ресурс] /
Я. А. Гордин. —  Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf: 480с.). — 
М .: Время, 2016. — (Диалог).
ISBN 978-5-9691-0913-1

Российско-кавказская драма — одна из самых ярких и горьких в нашей 
истории. Тяжелая война, истоки которой уходят во времена Персидского 
похода Петра I (1722 год), длившаяся шестьдесят лет в ХIХ веке и мощной 
подземной рекой вышедшая на поверхность в конце века ХХ, во многом 
определила судьбу России. Активный участник и историк завоевания 
Кавказа генерал Ростислав Фадеев писал в 1860 году: «Наше общество в 
массе не сознавало даже цели, для которой государство так настойчиво, с 
такими пожертвованиями добивалось покорения гор». Вряд ли ситуация 
принципиально изменилась и сегодня. О явных и подспудных причинах самой длительной в русской истории войны, не окончившейся и по сию пору, 
о парадоксальных взаимоотношениях «русских кавказцев», людей особой 
породы, и кавказских горцев, тоже по своему уникальных людей, 
порожден-ных этой войной и вовлеченных в общую трагедию, 
рассказывает эта книга. Мифологическая Атлантида исчезла бесследно. 
Резкие контуры Кавказской Атлантиды — загадочного материка Кавказской цивилизации и Кавказской войны — еще просматриваются нами. 
Нужно лишь напрячь интеллектуальное зрение, и мы многое увидим и 
осознаем.

ББК 63.3(2)

© Яков Гордин, 2011 
© «ООО «Издательство «Время», 2011

Г67

ISBN 978-5-9691-0913-1

Деривативное электронное издание на основе печатного издания: 
Кавказская Атлантида. 300 лет войны  / Я. А. Гордин. — М.: Время, 
2011. — 480 с. — (Диалог).
ISBN 978-5-9691-0620-8

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, 
установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

Россия вступила в двадцать первый век и третье тысячелетие, унося с собой опасно тлеющую Кавказскую проблему — трагический конфликт с трехсотлетней историей, 
считая от похода Петра I на Каспий в 1722 году. 
Западный мир вступает в двадцать первый век и третье 
тысячелетие, влача за собой более чем тысячелетнюю историю противоборства с агрессивным исламом. Причем со 
второй половины прошлого столетия мы имеем дело с исламским реваншем, и никакая политкорректность не должна нам мешать трезво сознавать это. 
С тех пор, как в середине VII века недавно обратившиеся 
в ислам, исполненные молодой энергии арабы начали наступление на форпост западного мира — Византию, этот натиск 
не ослабевал до ХVIII века. 
В начале VIII века арабы завоевали Испанию и двинулись 
на Францию — под угрозой оказалась вся христианская Европа. И когда в 732 году Карл Мартел при Пуатье остановил 
завоевателей, то это была лишь передышка. 
Яростная попытка контрнаступления — два века крестовых походов — успеха не принесла. Боевую эстафету приняли турки-османы, разгромившие Византию, захватившие 
Балканы, в конце ХVII века доходившие до Вены, которую 
спас польский король Ян Собесский…
За прошедшее тысячелетие исламский мир сделал колоссальные успехи во всех областях культуры, в средние века 
значительно опережая Европу. В этом мире шла бурная духовная жизнь. Турецкая и Персидская империи охватили 
гигантские пространства, контролировали важнейшие морские пути. (Оставим в стороне державу Тимура и Золотую 
Орду). 
С ХVIII века началось обратное движение. Австрия, Венеция, Польша далеко раздвинули свои границы за счет Турции. Россия раз за разом громила турецкие армии. Попытка 
султана Махмуда II, расстрелявшего в 1826 году из пушек 
янычарские полки — оплот фундаментализма, — начать ев

ропеизацию успеха не принесла. Турция под напором России 
и внутренних неустройств стремительно превращалась из 
сверхдержавы в третьестепенное государство. С Персией это 
произошло еще раньше. И та, и другая великие некогда исламские державы стали пешками в общеевропейской игре, 
в частности — в сложных интригах Англии и Франции против России, стремившейся утвердиться в Азии. 
В первой четверти XIX века из всех европейских пограничий ислам был подкреплен мощным боевым духом только 
на Кавказе. Не в последнюю очередь потому, что там ислам 
был сравнительно молод, а в Чечне очень молод. Среднеазиатские ханства, дряхлые деспотические образования, в военном отношении не шли ни в какое сравнение с вольными 
горскими обществами Кавказа. 
Но роковое соревнование Европы и исламского мира 
было соревнованием отнюдь не только военно-техническим. 
Это было и соревнованием духовных энергий. И в новое время Европа стала побеждать прежде всего именно в этом соревновании. 
«Дряхлый Восток» — скажет Лермонтов в программном 
стихотворении «Спор». А Ростислав Фадеев, один из идеологов завоевания Кавказа, напишет в 1860 году:

«Мусульманство прокатилось по земле огненным потоком 
и теперь еще производит страшные пожары в местах, куда оно 
проникает вовне, чему примером служит Кавказ. <... > Для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою 
заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое 
укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское. Занятие этого края было первой государственной необходимостью. 
Но пока русское племя доросло до подошвы Кавказа, все изменилось в горах. 
Выбитый из европейской России, исламизм работал неутомимо три века, чтобы укрепить за собой естественную ограду Азии 
и мусульманского мира — Кавказский хребет, — и достиг цели. 
<...> Вместо прежних христианских племен мы встретили в горах 

самое неистовое воплощение мусульманского фанатизма. Шестьдесят лет длился штурм этой гигантской крепости: вся энергия 
старинного мусульманства, давно покинувшая расслабленный 
азиатский мир, сосредоточилась на его пределе, в Кавказских горах. Борьба была неистовая, пожертвования страшные». 

Генерал Фадеев как исторический и политический мыслитель — фигура далеко не безусловная. Его ретроспективный взгляд целиком определен конкретными имперскими 
задачами текущего момента. Но в данном случае его наблюдения во многом соответствуют реальности. В XIX веке 
непреклонное сопротивление кавказских горцев в смысле 
историософском (было, разумеется, и еще множество других 
аспектов) явилось арьергардным боем ислама. 
Ислам отступал. Постепенно Англия и Франция колонизировали страны, которые были наследницами великих 
арабских халифатов и Блистательной Порты, они вместе 
с Россией распоряжались с унизительным высокомерием 
судьбами Турции и Ирана. Унижение — вот, пожалуй, ключевое слово. Унижение и мощная историческая память о былом величии — опасная смесь. В любой общности находятся 
радикальные группы, которые преобразуют эту смесь в политическое действие. 
Когда я говорю об исламском реванше, я имею в виду 
именно эти группы, в которых — как некогда в кавказских горцах — сосредоточилась энергия униженного и оскорб ленного 
исламского мира. Иногда эта иррациональная, с прагматической точки зрения, энергия охватывает весьма значительные 
массы людей. Мы наблюдали это в хомейнистском Иране. 
Когда униженная общность не может отстоять свое историческое достоинство средствами современными, то в ход идет 
идеализированное прошлое. И тогда происходящее, кажущееся абсурдным для одной стороны, оказывается фундаментально мотивированным для другой. Радикал-исламист живет 
вовсе не в том психологическом пространстве, что средний 
европеец, и любые патерналистические поползновения только усугубляют ощущение исторической обиды. 

Исторический процесс — целен. Можно в параллель физическому закону сохранения энергии вывести исторический закон сохранения энергии. 
Потомки сталкиваются с тяжкими последствиями событий, которые стимулировали их отдаленные предки. Такова 
расовая проблема в США. Такова проблема исламского радикализма. Такова проблема Кавказа для России. 
Аятолла Хомейни и бен Ладен отнюдь не просто властолюбивы и тем паче вовсе не безумцы. Они люди принципиально иного мировидения, и потому состязание с ними с позиций европейской логики — бессмысленно. 
Путь преодоления нарастающего конфликта миропредставлений, который перетекает в следующее тысячелетие, 
будет долог и тяжел. И одно из непременных условий его 
преодоления — трезвая оценка реальности. Как показывает опыт великой Кавказской войны, дефицит этой трезвости 
неизбежно усугубляет трагичность ситуации. 
10 августа 1837 года начальник военно-походной канцелярии командующего Кавказским корпусом отправил своему командующему генералу Розену «секретное отношение»:

«Государь Император по всеподданнейшему докладу отношения Вашего Высокопревосходительства от 22 минувшего июля 
№ 732, о взятии отрядом, под начальством генерал-майора Фези 
состоящим, укрепленного селения Тилитли, после чего дагестанский изувер Шамиль сдался, приняв присягу на подданство России 
и выдав аманатов, — Высочайше поручить мне соизволил уведомить Ваше Высокопревосходительство, что Его Величеству благоугодно, дабы сделаны были Шамилю и главным его сообщникам 
внушения воспользоваться прибытием Его Величества в Закавказский край и испросить милости предстать перед лицом Самого Монарха, дабы лично молить о Всемилостивейшем прощении, 
и принеся со всей искренностию раскаяние в прежних проступках, 
изъявить чувство верноподданической преданности». 

В свете реальной ситуации, которая сложилась тогда на 
Кавказе, «секретное отношение» представляется документом 

анекдотическим, построенным на целой цепи заблуждений. 
Генерал Розен принял хитроумные маневры Шамиля, попавшего в тяжелое военное положение, за чистосердечное 
желание стать российским подданным, а Петербург со своим 
уровнем осведомленности и понимания требовал, чтобы «дагестанский изувер» Шамиль явился пасть в ноги императору 
Николаю, вымаливая прощение. Шамиль, между тем, активно собирал силы для продолжения войны, каковую он и вел 
еще — и часто весьма успешно — двадцать два года. Самые 
тяжкие поражения русской армии на Кавказе были впереди... 
В середине 1830-х годов, когда Шамиль стал имамом, 
а Кавказская война отнюдь не выглядела завершенной, 
в штабе командующего Кавказским корпусом, а в Петербурге — в военном министерстве — активно разрабатывались 
планы расширения завоеваний, движения через Среднюю 
Азию навстречу англичанам, осваивавшим Индию. В том, 
что Средняя Азия будет рано или поздно завоевана, ни Петербург, ни кавказское командование не сомневались. Ермолов отправлял разведывательные экспедиции с целью рекогносцировки будущего театра военных действий. Активен 
был и Генеральный Штаб. Талантливый военный, соученик 
и приятель Пушкина по Лицею Вольховский не один год провел в подобных же экспедициях, что, кстати говоря, спасло 
его, последовательного члена всех декабристских тайных 
обществ, от каторги — в 1825 году он был в Азии. 
Имперская мысль стремительно обгоняла реальные возможности государства. 
В начале 1835 года в Тифлис прибыли два афганца, представившиеся посланцами кабульского правительства, которым поручено вести переговоры о сближении с Россией. Они 
были приняты со всей серьезностью. Но вскоре стало ясно, что 
полномочия их сомнительны. Тот же Вольховский, ставший 
к этому времени начальником штаба Кавказского корпуса, 
писал находившемуся в отъезде командующему корпусом:

«Авганцы, в предупреждение воли Вашей, содержатся так хорошо, как только можно в их положении. Мирза живет у Олени

ча в загородном доме, при коем приятный сад. Хан переведен из 
Прибиля дома в квартиру Потоцкого, хорошо устроенную и при 
коей тоже садик, недостатка они ни в чем не терпят и продовольствуются роскошно; только не могут никуда выходить, ибо сие 
было бы общественным соблазном. Коль скоро слухи пошли о их 
подлоге, то в народе начали их называть разбойниками. <...> 
Притом, если позволить им ходить по городу, то весьма возможно, чтобы они сделали попытку убежать». 

Тем не менее, штаб корпуса извлек из пребывания сомнительных послов, но несомненных афганцев, максимум пользы. Штабс-капитану Стишинскому было поручено подробнейшим образом расспросить их, и на основании этих расспросов 
с добавлением сведений, почерпнутых из европейской литературы об Афганистане, Стишинский составил подробную 
«Записку об афганцах», содержащую любопытные пассажи. 
Самих афганцев «Записка» характеризует так: 

«Афганцы, как и все горные жители, крепкого сложения, 
стройны, имеют выразительные черты лица, мужественный вид 
и вообще воинственный характер; смелы, склонны к перенесению военных трудов, любят дикую свободу, склонны к хищничеству, привязаны к обычаям и предрассудкам своих предков». 

Обстановка в Афганистане описывалась как крайне нестабильная и провоцирующая на внешнее вмешательство. 
При чтении «Записки» трудно избавиться от ощущения, что 
она описывает будущее поле действий русской армии. 
И это было только начало внимательного профессионального интереса российских военных к Афганистану, который 
на протяжении XIX века не раз приближался к черте, за которой начиналась прямая экспансия, а в XX веке кончился 
изнурительной войной... 
Российское имперское сознание на протяжении столетий 
с гибельным упорством воспроизводило одни и те же стереотипы, ложившиеся в основу тактики и стратегии по отношению к Кавказу. Современный исследователь так описывает