Журнал политических исследований, 2017, № 4

ISSN 2587-6295 
 
ЖУРНАЛ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ 
Сетевой научный журнал 
Том 1 
■ 
Выпуск 4 
■ 
2017 
 
Выходит 4 раза в год   
 
 
 
 
 
 
      Издается с 2017 года 
 
 
Свидетельство о регистрации средства 
массовой информации  
Эл № ФС77-63242 от 06.10.2015 г. 
 
Издатель:  
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, г. Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96 
Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru 
http://www.infra-m.ru 
 
Главный редактор: 
Федорченко С.Н. – кандидат политических наук, 
доцент, 
Московский 
государственный 
областной университет, зам. декана факультета 
истории, политологии и права по научной работе
 
Ответственный редактор:  
Титова Е.Н. 
E-mail: titova_en@infra-m.ru 
 
Присланные рукописи не возвращаются.  
Точка зрения редакции может не совпадать 
с мнением авторов публикуемых материалов.  
Редакция оставляет за собой право самостоятельно 
подбирать к авторским материалам иллюстрации, 
менять заголовки, сокращать тексты и вносить в 
рукописи необходимую стилистическую правку 
без согласования с авторами. Поступившие 
в редакцию материалы будут свидетельствовать о 
согласии авторов принять требования редакции.  
Перепечатка 
материалов 
допускается 
с письменного разрешения редакции.  
При цитировании ссылка на журнал «Журнал 
экономических исследований» обязательна.  
Редакция не несет ответственности за содержание 
рекламных материалов.  
 
© ИНФРА-М, 2017 
 
Опубликовано 25.12.2017. 
 
САЙТ: http://naukaru.ru/ 
E-mail: titova_en@infra-m.ru 
 

СОДЕРЖАНИЕ 

 

Политические институты, 

этнополитическая конфликтология, 

национальные и политические процессы и 

технологии 
 
 
Муштук О.З. Российская нация или 
российский народ? 
 
Быков И.А. Медиатизация политики в 
эпоху социальных медиа 
 
Бреслер М.Г. Метод выявления 
инструментальных сетевых сообществ 
социальной сети политических 
коммуникаций 
 
Лымарь Е.М., Федорченко С.Н., 
Рябинкин Г.Ю. Политизация социальных 
сетей: сравнение двух волн проекта 
 
Сельцер Д.Г., Жуков Д.С. Рекрутирование 
региональной административнополитической элиты России,  
1990 – 2017 гг.: подходы к построению 
системно-динамической модели 
 
Бетмакаев А.М., Юдина И.Н. Откуда 
растут корни популизма в странах зрелой 
демократии (размышления и 
предостережения западных политологов) 
 
 
 
 
 

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ 
 

Федорченко С.Н.  — канд. полит. наук, доцент, 
заместитель декана факультета истории, политологии и 
права по научной работе Московский государственный 
областной университет, г. Москва 
Абрамов А.А.  — канд. полит. наук, доцент кафедры 
политологии и права, Московский государственный 
областной ун-т, г. Москва  
Афанасьев В.В.  — д-р полит. наук, доцент, Академия 
гуманитарных и общественных наук  
Багдасарян В.Э.  — д-р ист. наук, декан факультета 
истории, 
политологии 
и 
права, 
Московский 

государственный областной университет, г. Москва  
Быков И.А.  — д-р полит. наук, доцент, доцент 
кафедры связей с общественностью в политике и 
государственном управлении, Санкт-Петербургский 
государственный университет  
Ветренко И.А.  — д-р полит. наук, зав. кафедрой 
политологии, Омский государственный университет 
Володенков С.В.  — д-р полит. наук, профессор, 
доцент кафедры государственной политики факультета 
политологии, МГУ им. Ломоносова 
Грачев М.Н.  — д-р полит. наук, профессор, кафедра 
теоретической и прикладной политологии факультета 
истории, политологии и права Историко-архивного 
института, ФГБОУ ВО «Российский государственный 
гуманитарный университет» 
Кирнос А.В.  — канд. полит. наук, начальник кафедры 
теории и истории государства и права, Воронежский 
институт Министерства внутренних дел РФ 
Кросстон Мэтью Д.  — д-р филос. наук, профессор, 
факультет безопасности и глобальных исследований 
Американский Военный Университет, США 
Курылев К.П.  — д-р ист. наук, доцент, кафедра теории 
и истории международных отношений, РУДН 
Мартынов М.Ю.  — д-р полит. наук, доцент, главный 
научный 
сотрудник, 
заведующий 
Лабораторией 

социологических и правовых исследований, доцент 
кафедры политико-правовых дисциплин, БУ ВО 
«СурГУ ХМАО — Югры»,  
Матюхин А.В.  — д-р полит. наук, доцент, зав. 
кафедрой 
философии 
и 
истории 
Московский 

финансово-промышленный ун-т «Синергия»  
Орлов И.Б.  — д-р ист. наук, профессор, департамент 
политической 
науки, 
Национальный 

исследовательский 
университет 
"Высшая 
школа 

экономики" 
Саква Ричард  — доктор философии, профессор 
российской и европейской политики, Университет 
Кента, Великобритания 
Сельцер Д.Г.  — д-р полит. наук, зам. ректора, 
профессор кафедры международных отношений и 
политологии, 
Тамбовский 
государственный 

университет им. Державина  
Ярулин И.Ф.  — д-р полит. наук, профессор, директор 
Института социально-политических технологий и 
коммуникаций, 
Тихоокеанский 
государственный 

университет 

Теория политики, история и методология 

политической науки
 
Матюхин А.В. Ключевые категории 
политической власти в монархической 
теории Л.А. Тихомирова 
 
Курылев К.П. Проблемы войны и мира  
в представлениях русских либералов начала 
ХХ в. 
 
 

Политическая культура, идеология 
и аксиология
 
Федорченко С.Н. Эстетический подход в 
политической теории 
 

Российская нация или российский народ? 

 
The Russian nation or the Russian people? 

Муштук О.З.  
Канд. ист. наук, профессор, заведующий кафедрой политологии Университета «Синергия» 
e-mail: Mushtuk@mail.ru 
 
Mushtuk O.Z.  
Candidate of Historical Sciences, Professor, Head of the Department of Politology, University 
"Synergy" 
e-mail: Mushtuk@mail.ru 

Аннотация 
Целью работы является изложение авторского видения ответа на вопрос, кем являются 
граждане России – русскими или россиянами. В качестве методологической основы 
используется контент-анализ, принципы историзма и компаративизма. Автор исходит из 
презумпции, что понятия «русский» и «россиянин» следует воспринимать не как понятияантиподы, а как понятия одного смыслового ряда, т.е. синонимы. Указывается, что еще при 
Петре Великом изначальные названия страны «Русь», а затем и «Росия» превращаются в 
«Россию», а «русские» – в «россиян». И Россия, будучи федерацией, персонифицирует 
русских (россиян) не как нацию, а как многонациональный народ. Доказывается, что все 
призывы к тому, чтобы «упразднить национальное деление России» с тем, чтобы вся она 
«стала русской», контрпродуктивны, лишены созидательного начала. Пойти по этому пути, 
значит породить своеобразную «каталонизацию» России. Ибо, заключает автор, этносы, 
почти столетие жившие в рамках национальных автономий (а после августа 1991 г. уже 
даже не автономий, а национальных республик), вряд ли согласились бы на статус 
этнографических групп, лишенных своей именной территории. 
Ключевые слова: этнос, нация, народ, диаспора, национальность, этническая 
самоидентификация, этнический сепаратизм, гражданство. 
 
Abstract 
The aim of the work is to present the author's vision of the answer to the question of who the 
citizens of Russia are: Russians nation or Russian people. As a methodological basis is used 
content analysis, the principles of historicism and comparativism. The author proceeds from the 
presumption that the concepts of "Russian" and "Russian" should be perceived not as conceptsantipodes, but as concepts of a single semantic series, i.e. synonyms. It is pointed out that even 
under Peter the Great, the original names of the country "Rus", and then "Rosiya", turn into 
"Russia", and "Russians" become "Russian people". And Russia, being a federation, personifies 
Russians (Russian people) not as a nation, but as a multinational people. It is proved that all calls 
to "abolish the national division of Russia" so that all of it "become Russian" are 
counterproductive, devoid of a creative start. To follow this path is to create a kind of 
"catalanization" of Russia. For, the author concludes, ethnoses, who for almost a century lived 
within the framework of national autonomies (and after August 1991, not even autonomies, but 
national republics), would hardly agree to the status of ethnographic groups deprived of their 
nominal territory. 
Keywords: ethnos, nation, people, diaspora, nationality, ethnic self-identification, ethnic 
separatism, citizenship. 
 
Одной из взрывоопасных тенденций нынешнего развития стран Запада с 
полиэтническим (многонациональным) составом населения является тенденция к росту 

этнического сепаратизма – явления, которое наиболее выпукло проявляется в стремлении 
представителей одной (чаще всего, коренной) национальности, компактно проживающих 
на части государственной территории, обособиться и добиться предоставления 
максимально широких автономных прав либо полного суверенитета. Типичный в этом 
плане пример подает сегодня Испания, когда жители административно-территориальной 
единицы этого королевства – автономного сообщества Каталония – на прошедшем 1 
октября 2017 г. референдуме проголосовали за независимость и создание Каталонской 
Республики.  

Аналогичные процессы в той или иной форме и с различными уровнями 

интенсивности (напряженности) имеют место в Италии. Как и в Каталонии, здесь в том же 
октябре 2017 г. впервые в истории Итальянской Республики состоялось два 
консультативных референдума, в ходе которых абсолютное большинство жителей областей 
Ломбардия (95% голосовавших) и Венеты (98% голосовавших) высказались за расширение 
автономии регионов. Что расценивается руководством этих областей как «победа 
гражданского сознания, победа людей, которые хотят быть хозяевами в своем доме» [9]. 

И хотя, в отличие от Каталонии, оба референдума формально не влекут за собой 

обязательных правовых последствий, тем не менее, они, как и референдум в Каталонии, 
говорят о том, что утверждениям глобалистов-либералов о практически неизбежном 
отмирании феномена этничности под влиянием глобализации и межгосударственной 
кооперации, и интеграции, не суждено сбыться. Напротив, чем больше развивается процесс 
глобализации, тем больше усиливается ценность для людей своей национальной 
идентичности – никто не хочет «переплавляться» в одном котле, становиться лишенным 
национального естества космополитом. Уже не первый год этнический фактор всерьез дает 
о себе знать не только в Испании и Италии, но и в Великобритании, ассоциируясь с 
Шотландией и Северной Ирландией, во Франции –это Бретань и Корсика, в Бельгии – 
Фландрия, в Польше – Силезия и т.д. Всего в мире насчитывается свыше 50 активных 
сепаратистских движений на территориях с населением более 220 млн чел. [1]. 
На первый взгляд, явление этнического сепаратизма в странах Запада кажется 
алогичным, учитывая, что мы имеем дело с самыми богатыми и развитыми странами, где 
достигнут беспрецедентный уровень благосостояния и качества жизни. Однако 
оказывается, что «не хлебом единым жив человек», и фактор материального благополучия 
еще не гарантирует большим титульным нациям «спокойной жизни» во взаимоотношениях 
с национальными меньшинствами. Что в этой сфере даже здесь в том или ином виде и 
объеме присутствуют элементы социальной несправедливости, а то и дискриминации 
коренных малых народов в распределении разного рода ресурсов и благ, статусных позиций 
и преференций как в экономике, так и в политике.  
Это лишний раз говорит о том, что в национальных отношениях, как ни в каких 
других, необходимо действовать крайне осторожно, по принципу: прежде чем один раз 
отрезать, надо семь раз отмерить, т.е. принимать решения, скрупулезно просчитывая их 
результаты, учитывая возможные реакции со стороны тех или иных этнических групп. «Не 
навреди» – этот старейший принцип медицинской этики должен лежать в основе 
адекватной политики любого демократического государства в этно-национальной сфере. 
  
Синонимичны ли понятия «национальность» и «гражданство»? 
Не так давно на страницах «МК» в рубрике «Свободная тема» была опубликована 
статья журналиста Ильи Бараникаса «Отречемся от глупых традиций», в которой в качестве 
исходного тезиса говорится, что «не всякое историческое наследие заслуживает 
сохранения» [2]. В том числе наследие в виде тех или иных традиций. И в качестве 
«наглядного» примера традиции, которая подтверждает данный тезис и не заслуживает 
«благосклонного» к ней отношения, автор приводит пришедшее к нам из советского и более 
далекого прошлого «назойливое выяснение – чаще за глаза, но иногда в лицо – этнического 

происхождения человека ("он, наверное, еврей, хотя и фамилия русская", "Его мать то ли 
татарка, то ли узбечка" и т.п.)».  
Отражением этой традиции – «сортировки граждан по крови, – продолжает 
Бараникас, – стала пресловутая пятая графа советских анкет «национальность». Она была 
записана 
во 
внутренних 
паспортах 
советских 
граждан, 
зато 
отсутствовала 
в 
загранпаспортах СССР – видимо потому, что ни одна нормальная страна не пыталась 
применить подобную классификацию в своих паспортах» [2].   
А что означает понятие национальность в «нормальных» странах? Всего лишь 
«принадлежность к той или иной нации – иначе говоря, гражданство. Национальность? 
Француз – гражданин Франции, Американец – гражданин США. А то, что именуется 
"национальностью" в России по советской традиции – это этническое происхождение. 
Которое не имеет отношения к идентификации гражданина» [2]. 

Действительно, в мировой практике понятие «национальность» чаще всего трактуется 

как синоним понятия «гражданство»1). Но такое тождество имеет право на жизнь только в 
моноэтнических 
(однонациональных) 
государствах, 
т.е. 
государствах, 
которые 

образовались на исторически сложившейся этнической территории той или иной нации 
(этноса) и воплощают ее суверенитет. 

Именно такими является большинство европейских государств (Португалия, Дания, 

Польша, Исландия, Венгрия и др.), включая также государства с резким преобладанием 
одной нации при наличии более или менее значительных национальных меньшинств 
(Великобритания, Испания, Франция и др.)2. И только две страны имеют сложный и 
разнообразный в этническом отношении национальный состав – это Россия и Швейцария. 
При этом Россия по этнической «пестроте» впереди не только Швейцарии, но и «планеты 
всей».  

Поэтому если во Франции национальность – принадлежность к французской нации – 

синонимична понятию гражданства3, то в России это не так. Здесь понятие национальности 
не синонимично понятию гражданства и используется, как а) обозначение этносов, 
населяющих страну (при этом речь идет, прежде всего, о коренных этносах, 
сформировавшихся на территории России и большей частью на ней живущих – их более 
ста, и они составляют 94% населения); и как б) принадлежность человека по 
происхождению к одному из них (самосознание этнической принадлежности)4.  

Все представители этих этносов, в том числе и те, которые в виде диаспор 

представляют титульные нации из бывших советских республик – (азербайджанцы, армяне, 
белорусы, грузины, украинцы), являются гражданами Российской Федерации (несмотря на 
то, что в составе Российской Федерации 85 субъектов, в том числе в виде национальных 
республик, гражданство для всех единое – российское). В результате проживающие в 
стране национальности образуют не единый этнос, а единый народ, т.е. понятие «народ» 
здесь предстает не как этническая категория (синоним понятию нация), а как категория 
гражданская, политико-правовая. Не случайно в Конституции РФ в статье 3 п.1 записано, 
что «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации 
является ее многонациональный народ».  

Все живущие в России – русские или россияне? 

Но как единый многонациональный народ, мы кто – россияне или русские? 

Комментируя предложение о создании закона о российской нации, Станислав Говорухин 
заявил, что само слово «россиянин» вызывает у него «отвращение». «Мы все время были 
многонациональным русским народом. Теперь стали россияне. Хотя для всего мира мы – 
русские. "Русские идут", "хотят ли русские войны" … Весь мир нас знает, как русских! И 
будет знать еще много десятков лет. Мир не переучишь». При этом Говорухин 
«подчеркивает, что в слово "русский" он вообще не вкладывает "никакого подтекста в 
смысле национальности". Для него в понятия "русский народ", "русские" входят все 
народы, проживающие на территории России» [4]. 

В качестве еще одного аргумента в пользу такой трактовки слова «русский» 

Говорухин цитирует И. Тургенева: «потри любого русского – найдешь татарина», т.е. 
исходит из максимы, что этнически чистых (по плоти и крови) русских, как и других 
этносов (тех же французов или американцев), не существует. «Мы уже давно перемешались 
и с татарами, и с башкирами, и с украинцами, и с белорусами». Поэтому «русский» для 
Говорухина – это «представитель огромного народа, который живет на территории 
России».  

С этих же позиций выступает и политический обозреватель «МК» Александр Минкин, 

подчеркивая, что нет «чистых русских, как нет чистых украинцев, чистых евреев. Сотни лет 
египетского рабства, десятки лет вавилонского плена уж, наверное, разбавили иудейскую 
кровь не меньше, чем трехсотлетнее татарское иго – русскую». И хотя «царская Россия не 
грешила излишним интернационализмом, различала внутри себя инородцев, но граждане 
России все были русские». Исходя из этой посылки, Минкин заключает: «Люди пусть 
считают себя кем хотят: татарами, чукчами, калмыками. Но Родина не должна разделять. 
Для России все граждане должны быть русскими. Тогда все будут патриотами своей 
страны, а не автономий, не территорий компактного проживания» [6]. 

Такая точка зрения не может не порождать вопроса о том, по какому критерию все 

жители России должны быть русскими – по национальности или по гражданству? Ответ 
очевиден – по гражданству. Может существовать (и действительно существует в 
«плавильном котле» США) многорасовая нация, но многонациональной нации нет нигде в 
мире5. А что есть, когда под одной крышей (одним домом) веками живут многие 
национальности с коллективно пережитой, сообща выстраданной судьбой? В данном 
случае есть многонациональный народ, коим и является русский (российский) народ.  

Вообще, в нашем представлении, понятия «русский» и «россиянин» надо 

воспринимать не как понятия-антиподы, а как понятия одного смыслового ряда, т.е. 
синонимы. Появление термина «россияне» историки связывают с именем религиозного 
публициста и писателя греческого происхождения Максима Грека, жившего и умершего на 
Руси. Слово 
 впервые встречается в его рукописи 1524 г. Но вплоть до конца XVII в. – это определение 
всех жителей России не было в широком употреблении, пока его не подхватил энергичный 
царь-реформатор Петр Великий. Именно при нем изначальные названия страны «Русь», а 
затем и «Росия» окончательно превращаются в «Россию», а «русские» – в «россиян». И 
даже православная церковь у нас вплоть до революции называлась не «Русской», а именно 
«Российской», что всегда подчеркивалось, в частности, и представителями отечественной 
дореволюционной консервативной мысли [5, с. 85–93]. 

Понятие «россияне» было в чести и среди видных представителей белого движения 

– один из них председатель Русского общевоинского союза генерал Александр Кутепов в 
1929 г. писал: «Все народы, населяющие Россию, независимо от их национальности, прежде 
всего – россияне. Я верю, что освобожденная и возрожденная Россия будет именно – Россия 
для россиян!» [8]. 

Эти слова созвучны строкам башкирского поэта Мустая Карима (1919–2005): 

«Не русский я, но россиянин…  
Нам с русскими одна судьба дана. 
Четыре века в подвигах и славе 
Сплелись корнями наши племена...» [3]. 

Не будет прегрешением еще раз подчеркнуть, что русские как отдельное 

государство, образующее (титульный) этнос одновременно и нация, и народ, но русские как 
этническое множество (полиэтническая категория) – только народ. Отсюда, со всей 
очевидностью, следует, что Россия, как федеративное государство, есть юридическиправовая персонификация русских (россиян) не как нации, а как многонационального 
народа.  

Что значит упразднить национальное деление России? 

Не секрет, что Владимир Жириновский с момента его появления на политической 

авансцене постсоветской России призывает отказаться от советского наследия – деления 
страны по национальному признаку в виде объединенных в федерацию национальнотерриториальных образований, которых никогда не было в дореволюционный период, и 
вернуться 
к 
существовавшему 
в 
то 
время 
административному 
делению 
по 

территориальному признаку. Идеал лидера ЛДПР – унитарная республика, единая, с 
делением на губернии на географической основе.  

Такую же точку зрения разделяет и Александр Минкин. Приветствуя решение начала 

1990-х об исключении из паспортов графы «национальность», он считает, что надо было 
идти дальше – «упразднить национальное деление России». Вместо этого тогдашний 
президент Б. Ельцин «призвал» руководителей бывших национальных автономий в составе 
РСФСР брать себе суверенитета ровно столько, сколько могут проглотить. И они начали 
брать, причем брать безоглядно, что породило сильные центробежные тенденции вплоть до 
постановки вопроса о выходе из состава Российской Федерации. Все это придало процессам 
«суверенизации» ярко выраженный деструктивный разрушительный характер и 
фактически вело к распаду страны. 
В своей статье «Россия: национальный вопрос» Владимир Путин высказался по этому 

поводу вполне определенно: с распадом СССР «мы оказались на грани, а в отдельных 
известных регионах – и за гранью гражданской войны, причем именно на этнической почве. 
Огромным напряжением сил, большими жертвами эти очаги нам удалось погасить. Но это, 
конечно, не означает, что проблема снята» [7].  

Между тем Минкин упрекает нынешнего Президента РФ в том, что «придя к власти в 

2000 году, имея реальную поддержку большинства, имея рабски покорных чиновниковбандерлогов…» он мог «сделать великий исторический шаг – уничтожить национальное 
деление страны». Мог «приказать, чтобы вся Россия стала русской». В отличие от Б. 
Ельцина (с рейтингом, стремящимся к нулю), который «не мог, даже если бы и захотел», В. 
Путин (имея, по мнению Минкина, абсолютную власть) мог, но не сделал этого. 

А что было бы, если бы сделал? Возникла бы большая вероятность того, что начался 

процесс «балканизации» России по этническому принципу и на ее месте стали бы возникать 
«удельные княжества и ханства». В любом случае это был бы шаг, «стимулирующий» 
движения страны именно в этом сепаратистском направлении. Этносы, почти столетие 
жившие в рамках национальных автономий (а после августа 1991 г. уже даже не автономий, 
а национальных республик), вряд ли согласились бы на статус этнографических групп, 
лишенных своей именной территории.  

Не лишне в этой связи вспомнить, что далеко не на «ура» многими из них была 

воспринята ликвидация в паспортах графы «национальность». И это неприятие сохраняется 
и поныне. Эксперты-этнографы говорят, что если сегодня провести соответствующий 
всероссийский референдум, то не исключено, что большинство выскажется за 
восстановление этой графы. В том числе этнические русские, которые, будучи самым 
многочисленным народом России (более 100 млн по результатам переписи 2010 г.), лишены 
возможности хоть как-то обозначить себя в этом качестве по той простой причине, что у 
них нет своей именной территории. А вот татарами башкирам, у которых она имеется, это 
сделать удалось – теперь они при желании могут получить в своих паспортах специальные 
вкладыши с указанием национальности. 

Как бы там ни было, но здравый смысл и элементарная логика нам подсказывают, что 

если есть национальные республики, то должны быть и национальности, их образующие. И 
юридическая фиксация этнической принадлежности россиян на этом фоне смотрится 
реализацией их естественного права быть Иванами, помнящими родство. Является знаком 
этнического взаимоуважения, а не разобщения. Порождает чувство единства во множестве, 
понимание, что, несмотря на различия, все мы один народ и Россия у нас одна.  

Поэтому сегодня России в области межнациональных отношений нужна не приказная 

ее русификация, а, говоря словами В. Путина, «стратегия национальной политики, 
основанная на гражданском патриотизме. Любой человек, живущий в нашей стране, не 
должен забывать о своей вере и этнической принадлежности. Но он должен прежде всего 
быть гражданином России и гордиться этим. Никто не имеет права ставить национальные 
и религиозные особенности выше законов государства. Однако при этом сами законы 
государства должны учитывать национальные и религиозные особенности». 

Литература  
1. Аргументы и факты[Текст]. 2017. №41. 
2. Бараникас И. Отречемся от глупых традиций[Текст] /И. Бараникас. //Московский 
комсомолец. 2017. 09 октября. 
3. Буслов Р.Ф. [Электронный ресурс]. Режим доступа. URL: karim-mustajj-yarossiyanin-v-perevode-dudina-mikhaila-aleksandrovicha.html(дата 
обращения: 
01.11.2017). 
4. Говорухин С. Для мира мы русские. Интервью [Текст] /С. Говорухин. //Аргументы и 
факты. 2017. – №1-2. 
5. Матюхин А.В. Православные основы политической философии русского 
консерватизма [Текст] / А.В. Матюхин. //Обозреватель-Observer. – 2005. – № 3. – С. 
85–93. 
6. Минкин А. Русские или россияне? [Текст] / А. Минкин. //Московский комсомолец, 
2016. 03 ноября. 
7. Путин В.В. Россия: национальный вопрос [Электронный ресурс] / В.В. Путин. 
Режим доступа. URL: http://rg.ru/2012/01/23/nacvopros.html (дата обращения: 
01.11.2017). 
8. [Электронный 
ресурс]. 
Режим 
доступа. 
URL: 

/http://www.livejournal.com/media/1239962.html(дата обращения: 01.11.2017). 
9. [Электронный 
ресурс]. 
Режим 
доступа. 
URL: 
/https://news.mail.ru/politics/31407254/?frommail=1(дата обращения: 01.11.2017). 

 

1Не случайно современное английское слово nation в переводе на русский язык означает 
одновременно и народ, и нацию, и народность, и государство, и страну, и все население. 

2Сегодня это чаще всего уже не соответствует действительности – под влиянием массовой 
миграции из слаборазвитых государств Азии, Африки и Арабского Востока многие из этих 
стран утрачивают свой моноэтнический характер и становятся полиэтническими 
(многонациональными). 

3Сказанное не означает, что на Западе понятие национальности как этнической категории 
предано забвению. Подобно тому, как под влиянием глобальных интеграционных 
процессов, а также образования межгосударственных объединений и блоков, суверенная 
власть многих государств на своей территории становится все более ограниченной, но при 
этом государственно-территориальное деление не отмирает, точно также сохраняет свое 
значение этническая принадлежность, особенно когда речь идет о приобретении 
гражданства. О чем более чем убедительно свидетельствуют законы о гражданстве, 
согласно которым практически во всех странах претендентами первой очереди везде 
являются претенденты «по крови» («свои» по этнической принадлежности, а не 
«инородцы»). В той же Франции для получения французского гражданства необходимо 
доказать 
свою 
французскую 
(а 
не 
русскую, 
британскую, 
немецкую 
и 
т.д.) 
«национальность». Любой еврей имеет право, согласно «Закону о возвращении», 
репатриироваться в Государство Израиль. Такое же право на репатриацию и гражданство 
распространяется также на супругов, детей и внуков евреев, все они считаются гражданами 

                                                            

с момента прибытия в Израиль без прохождения квалификационного периода. 
Претендентами первой очереди на получение гражданства в Германии являются этнические 
немцы и лица еврейской национальности. 

4Следует подчеркнуть, что национальность существует объективно, не по личному выбору. 
Она наследуется человеком, а если и «избирается», то лишь в одном случае – при рождении 
от родителей разных национальностей. В реальной жизни, однако, этническая 
самоидентификация очень часто осуществляется не «по крови», а по культуре, языку и т.д. 
Ибо любой этнос как живой организм состоит не только из крови и плоти. Не менее 
существенной его составляющей является особый душевный строй, особый ментальный 
дух, из которого проистекают чувства народа, его мысли, верования, искусство и т.д., 
поэтому можно быть русским не по крови, а по духу, раствориться в нем, слиться с русской 
культурой, считать себя русским и быть таковым. «Нерусские русские» в России – это не 
только образная дефиниция, но и вполне осязаемая реальная жизнь.   

5Не путать с нациями, внутри которых существует множество этнографических групп, 
имеющих свои особенности в культуре и быте. В России они исчисляются десятками. К их 
числу относится и такой «сословный» феномен, как казачество, в среде которого различают 
казаков донских, кубанских, уральских, семиреченских и др. 

Медиатизация политики в эпоху социальных медиа 
 
Mediatization of Politics in the Age of Social Media 
 
 
Быков И.А.  
Д-р полит. наук, доцент кафедры связей с общественностью в политике и 
государственном управлении СПбГУ 
e-mail: i.bykov@spbu.ru 
 
Bykov I.A. 
Doctor of Political Science, Associate Professor at the Department of Public Relations in Politics 
and Public Administration, St. Petersburg State University 
e-mail: i.bykov@spbu.ru 
 
Аннотация 
Статья посвящена анализу концепции медиатизации политики, а также эмпирической 
верификации данного концепта с использованием метода сравнительного анализа. 
Концепция медиатизации политики возникла и успешно развивается в отечественной и 
зарубежной политической коммуникативистике, начиная с девяностых годов прошлого 
столетия. Большой вклад в ее развитие внесли такие ученые, как Г. Мельник, С. Бодрунова, 
О. Реут, Г. Мацолени, В. Шульц, Е. Верон, Я. Штромбек, П. Майер, А. Лангер, М. Лиц и др. 
Медиатизация политики выступает составной частью процесса глобализации. Еще в 90-е 
гг. авторы концепции медиатизации политики предсказывали появление нового популизма, 
эпохи «пост-правды» и т.п. В данной статье акцент сделан на новом направлении 
медиатизации современной политики, а именно – на использовании форматов социальных 
медиа и социальных сетей в политической деятельности. В частности, проводится 
сравнительный анализ избирательных кампаний Дональда Трампа (США) и Эммануэля 
Макрона (Франция). Подробный анализ показывает, что успех этих избирательных 
кампаний базировался на грамотном использовании специфики медиатизированной 
политики, которая начинает функционировать в рамках медиа-логики, а не в рамках 
традиционных политических институтов и фактически приводит к реальным попыткам по 
переформатированию институциональной системы современных демократий. 
Ключевые слова: политическая коммуникация, СМИ, медиатизация, социальные медиа, 
электоральные кампании. 
 
Abstract 
The article is devoted to the analysis of the concept of the mediatization of politics, as well as the 
empirical verification of this concept using the method of comparative analysis. The concept of 
mediatization of politics has emerged in domestic and foreign political communication studies 
since the nineties of the last century. It is successfully developing today. A great contribution to 
its development was made by such scientists as G. Melnik, S. Bodrunova, O. Reut, G. Matsoleni, 
V. Schultz, E. Veron, J. Strombeck, P. Mayer, A. Langer, M. Litz and etc. Mediatization of politics 
is an integral part of the process of globalization. Back in the 90's, the authors of the concept of 
mediatization of polics predicted the emergence of a new populism. They saw that  the era of "posttruth" is coming. In this article, the author argues that a new direction of the mediaization of 
modern politics is connected to the use of social media formats and social networks in political 
activities. In particular, a comparative analysis of the election campaigns of Donald Trump in the 
U. S. and Emmanuel Macron (France) was conducted. A detailed analysis shows that the success 
of these election campaigns was based on the competent use of the specifics of the mediatization 
of policy that begins to function within the framework of media logic, rather than within traditional 

political institutions and actually leads to real attempts to rebuild the institutional system of modern 
democracies. 
Keywords: political communication, mass media, mediatization, social media, electoral 
campaigns. 
 
В качестве традиционного введения следует, в первую очередь, описать круг 
исследовательских вопросов, которые предполагается осветить в этой статье. В первую 
очередь, мы постараемся провести детальный разбор концепции медиатизации, включая 
анализ определений и трансформацию исследований в этой области под влиянием новых 
факторов, таких как социальные медиа. Во-вторых, будет проведен сравнительный анализ 
президентских избирательных кампаний в США и Франции, с точки зрения того, каким 
образом медиатизация политики привела к столь неожиданным результатам. К сожалению, 
в отечественной литературе концепция медиатизации политики используется относительно 
мало [10; 15]. В нашей статье мы хотим показать, почему эта концепция имеет не только 
общетеоретическое, но и прикладное значение. 

Анализ специальной литературы по медиатизации выявил, что концепция 
медиатизации политики базируется на предыдущих исследованиях взаимовлияния 
политики и средств массовой информации [35]. Очевидно, что средства массовой 
информации уже давно рассматривались в качестве «четвертой ветви» власти, но все же 
наблюдалась некая автономия поля политики и медиа-сферы в демократических странах 
[14]. Однако, процесс медиатизации в последние годы затронул все аспекты социальной 
жизни, включая экономику, политику, культуру, спорт и т.п. Все более и более серьезные 
ресурсы тратятся на информационное и коммуникационное сопровождение любой 
общественно-значимой деятельности. И логика медиа-индустрии начинает диктовать 
политической сфере как вести в новых условиях борьбу за власть и проводить политические 
решения в жизнь. 

Еще в девяностые годы Г. Мацолени и В. Шульц описывали этот феномен 
следующим образом: «Процесс медиатизации политических áкторов, политических 
событий и политического дискурса является основным трендом девяностых. Это феномен, 
начавшийся с появления телевидения, но достиг полного развития в момент глобальной 
экспансии и коммерциализации медиа-сферы. Однако, характеристика медиатизированной 
политики 
выходит 
за 
пределы 
простого 
описания 
системных 
требований. 
Медиатизированная политика это политика, которая потеряла автономность, стала 
зависимой в своих центральных функциях от масс-медиа и создается в рамках 
взаимодействий с масс-медиа. Это утверждение базируется на наблюдениях о том, как 
средства массовой информации производят политический контент и вмешиваются в 
политический процесс» [30, p. 249-250]. В то время медиатизация проявлялась, в первую 
очередь, телегеничностью публичных политиков. Без телегеничности публичному 
политику очень сложно заручиться поддержкой избирателей. 

Е. Верон в 1995 г. написал статью «Медиатизация политики: стратегии, участники и 
социальные группы», в которой указывал на целый клубок сопутствующих медиатизации 
противоречий [40]. В первую очередь, автор отмечает, что современные медиа включили 
политику в ряд повседневного потребления, точно также как это произошло с объектами 
культуры. Привнесение экономических подходов в политику имело место не только в чисто 
теоретическом плане (теория рационального выбора и неоинституционализм), но и в плане 
организации политических кампаний и размывания политической легитимности, которая 
не должна основываться на чисто экономических выгодах. Политическая легитимность 
современных демократических режимов опирается на долгосрочные предпочтения 
легально-рациональных процедур, а не на сиюминутные экономические выгоды, 
ассоциируемые с коммерческой рекламой, промо-акциями и телевизионными шоу. 
Впрочем, общество всеобщего потребления неизбежно эволюционирует в общество, в 
котором информация стала наиболее распространенным и востребованным продуктом 
массового потребления. А это и есть информационное общество.

В те же девяностые годы классик современной политической коммуникативистики 
П. 
Манчини 
констатировал, 
что 
современные 
политические 
деятели 
стали 
коммуникационными машинами, собирающими, сортирующими и производящими 
политическую информацию с помощью новейших информационно-коммуникационных 
технологий [29, p. 231]. У современных политиков к традиционно высоким требованиям в 
области межличностной коммуникабельности, публичных выступлений и телегеничной 
внешности добавляется требование к наличию компетенций в области социальных сетей и 
социальных медиа [4].

В более поздней работе В. Шульц указывает, что процесс медиатизации включает 
четыре основных аспекта: 

1) медиа превышают человеческие возможности по потреблению информации и 
становятся главным источником информации о социальном пространстве;

2) медиа подменяют социальную активность и социальные институты;
3) медиа сливаются и подмешиваются в различные виды общественной 
деятельности, которые непосредственно не связаны с СМИ;

4) организации и общественные структуры в своей деятельности начинают 
ориентироваться на логику СМИ [34, p. 98].

Я. Штромбек в статье «Четыре фазы медиатизации» подробно описывает фазы или 
стадии медиатизации политики в развитых демократиях [37]. Первая стадия фактически 
связана с появлением современных государств и наличием средств массовой информации, 
типа газет и телеграфа, которые сделали возможным демократическую политику с 
парламентами, выборами, разделением властей и т.п. В англоязычной литературе обычно 
используется термин «mediatedpolitics», призванный обозначить опосредованный с 
помощью СМИ характер политических взаимоотношений. Затем паритет между СМИ и 
политикой постепенно нарушается, происходит диффузия СМИ в политику. По выражению 
П. Майера, СМИ «колонизируют политику» [33]. На самом деле, «колонизация» не 
означает порабощения, это скорее «внутренняя колонизация», когда политики сами 
руководствуются не политической логикой, а логикой СМИ [36]. 

Одним из важнейших проявлений медиатизации в последние пару десятилетий стала 
персонализация политического процесса, которая заключается в том, что индивидуальные 
политические áкторы играют все 
 более и более важную роль за счет уменьшения роли политических партий и других 
коллективных субъектов [24; 25; 28; 39]. Это проявилось в первую очередь во время 
избирательных кампаний, когда поведению политических лидеров стало уделяться 
значительно больше внимания, чем деятельности партий, идеологическим вопросам, 
предвыборным программам и т.п. Очевидно, что тут существует прямая связь с тем, что 
массовой аудитории более понятны житейские вопросы, а не абстрактные понятия и 
концепции. Даже в парламентских демократиях роль лидеров политических партий 
настолько выросла, что исследователи стали всерьез использовать такие названия для своих 
книг, как «Президентская власть в Великобритании» [23].

А. Лангер считает, что персонализация политики состоит из трех основных 
компонентов: 

1) президентиализация власти, то есть сдвиг власти к лидерам и связанное с этим 
усиление роли лидеров, проявляющееся в увеличенном информационном освещении их 
деятельности;

2) концентрация на лидерстве, то есть увеличенное подчеркивание лидерских 
качеств и умений, необходимых для компетентного государственного управления;

3) политизация частной жизни, то есть упор на особенностях политических лидеров 
в частной жизни, которые трактуют лидеров не как представителей определенной 
политической идеологии, партии и государства, а как «человеческих существ» [25, p. 373].

В этой связи СМИ пестуют человеческие характеры в политике, а не политические 
программы и реальные проблемы. В то же самое время, лидеры также играют активную 
роль в этом процессе, поскольку такой подход к политике требует меньше усилий по работе