Литература в школе: читаем или проходим?: книга для учителя
Покупка
Тематика:
Педагогика общего среднего образования
Издательство:
Время
Автор:
Чудакова Мариэтта Омаровна
Год издания: 2016
Кол-во страниц: 288
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
ВО - Бакалавриат
ISBN: 978-5-9691-1084-7
Артикул: 706973.01.99
Книга выдающегося российского филолога и историка литературы Мариэтты Чудаковой адресована тем, "кто готов хотя бы попробовать резко изменить характер преподавания литературы и русского языка в сегодняшних российских школах". Чудакова озабочена далеко не только судьбой учебного предмета под названием "литература" — ее мысль гораздо шире: стремиться к тому, чтоб окончившие школу умели мыслить, не шли на поводу у демагогов, не приучались ненавидеть других людей; не торопились в моральных оценках, критически относились как к всеобщему одобрению, так и к всеобщему осуждению. "При чем тут мы?" — воскликнут учителя литературы. Очень даже при чем. Потому хотя бы, что, похоже, — БОЛЬШЕ НЕКОМУ.
Тематика:
ББК:
- 7426: Методика преподавания учебных предметов в общеобразовательной школе
- 833: История и критика мировой литературы и литературы отдельных стран
УДК:
ОКСО:
- ВО - Бакалавриат
- 45.03.01: Филология
- ВО - Магистратура
- 45.04.01: Филология
- Аспирантура
- 45.06.01: Языкознание и литературоведение
- Адъюнктура
- 45.07.01: Языкознание и литературоведение
ГРНТИ:
Скопировать запись
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
мариэтта чудакова
Светлой памяти моей учительницы литературы Нелли Львовны Средниковой благодарно посвящаю Б л а г о д а р н о с т и Особая благодарность Юрию и Леве Арпишкиным, прочитавшим мою книгу в рукописи и помогавшим советами и материалами. Спасибо Маше Чудаковой, Инне Мишиной и Жене Астафьевой за чтение рукописи, одобрение и ободрение. Моя признательность Маше Фитас и Нине Селаври, заботившихся об условиях моей работы над этой книгой.
электронное издание 2016
УДК 372.882.116.11 ББК 74.2 Ч84 Чудакова, Мариэтта Омаровна Литература в школе: читаем или проходим? : Книга для учителя. [Электронный ресурс] / М. О. Чудакова — Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf: 289 с.). — М .: Время, 2016. — («Диалог») ISBN 978-5-9691-1084-7 Новая книга выдающегося российского филолога и историка литературы Мариэтты Чудаковой адресована тем, «кто готов хотя бы попробовать резко изменить характер преподавания литературы и русского языка в сегодняшних российских школах». Чудакова озабочена далеко не только судьбой учебного предмета под названием «литература» — ее мысль гораздо шире: стремиться к тому, чтоб окончившие школу умели мыслить, не шли на поводу у демагогов, не приучались ненавидеть дру-гих людей; не торопились в моральных оценках, критически относились как к всеобщему одобрению, так и к всеобщему осуждению. «При чем тут мы?» — воскликнут учителя литературы. Очень даже при чем. Потому хотя бы, что, похоже, — БОЛЬШЕ НЕКОМУ». ББК 74.2 © Мариэтта Чудакова, 2013 © ООО «Издательство «Время», 2013 Ч84 Деривативное электронное издание на основе печатного издания: Литература в школе: читаем или проходим? : Книга для учителя. / М. О. Чудакова — М.: Время, 2013. — 288 с. — («Диалог») ISBN 978-5-9691-0851-6 В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации ISBN 978-5-9691-1084-7
ПРЕДИСЛОВИЕ «Что это такое — Россия? Если бы мне задали этот вопрос, разбудив среди ночи, я, вероятно, ответил бы: Пушкин». И продолжает: «Я мог бы также сказать: Толстой, Тютчев; первая страница “Мертвых душ”». Это слова одного из умнейших русских литераторов ХХ века Владимира Вейдле. Ими он начал в 1968 году одну из своих книг — «Безымянная страна» (название свидетельствовало об исчезновении с карты мира слова «Россия» — на многие десятилетия оно было заменено, как известно, аббревиатурой «СССР»). Автор поясняет, что мысль его была даже не о литературе, а о том, что для таких, как он — навсегда отрезанных жестокой властью от родины, Россия — это русский язык: «“Шипенье пенистых бокалов”, а то и разговор Селифана с лошадьми, его напутствие шустрой девчонке: “Эх ты, черноногая!” — это и есть Россия: та, где живу, та, что живет во мне. <…> Живу в нем (в русском языке. — М. Ч.) и тем самым живу в России. Довольно мне этой, если нет другой. Ее язык — наш и мой язык. Пушкин, и Толстой, и Селифан, и московские просвирни, и вы, и я, и все мы в нем одно. Оттого и ответил я на тот вопрос, назвав Россию именем ее поэта».
Как любому грамотному русскому человеку, открывшему по какой-то надобности том «Мертвых душ», и мне не удержаться, чтоб не пролистнуть еще несколько страниц дальше нужного места. Волшебное свойство самого загадочного русского писателя Гоголя! И не удержусь — приведу здесь только что упомянутый разговор с лошадьми (ну кому из говорящих и думающих по-рус ски не охота еще раз его послушать?..) Селифана, каковой, «довольный приемом дворовых людей Манилова, делал весьма дельные замечания чубарому пристяжному коню, запряженному с правой стороны. Этот чубарый конь был сильно лукав и показывал только для вида, будто бы везет <…>. “Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! — говорил Селифан, приподнявшись и хлыснув кнутом ленивца. — Ты знай свое дело, панталонник ты немецкий! Гнедой — почтенный конь, он сполняет свой долг, я ему дам с охотою лишнюю меру, потому что он почтенный конь, и Заседатель — тож хороший конь… Ну, ну! Что потряхиваешь ушами? Ты, дурак, слушай, коли говорят! я тебя, невежа, не стану дурному учить! Ишь, куда ползет!” Здесь он опять хлыстнул его кнутом, примолвив: “У, варвар! Бонапарт ты проклятый!..” Потом прикрикнул на всех: “Эй вы, любезные!” — и стегнул по всем трем уже не в виде наказания, но чтобы показать, что был ими доволен. Доставив такое удовольствие, он опять обратил речь к чубарому: “Ты думаешь, что ты скроешь свое поведение. Нет, ты живи по правде, когда хочешь, чтоб тебе оказывали почтение”». Тут дождь «хлынул вдруг как из ведра», и Селифан «схватил в руки вожжи и прикрикнул на свою тройку,
которая чуть-чуть переступала ногами, ибо чувствовала приятное расслабление от поучительных речей». * * * Тут и рубеж для моих читателей. Те из них, кто пришли к печальному выводу, что точка невозврата пройдена, и мы уже никогда не сможем на вопрос о России ответить: Пушкин (поскольку от него в сознании новых поколений осталось одно только имя), никогда не заинтересуем подростков гоголевской Селифановой речью (нигде в России давно ее не слыхать — так нечего к ней и обращаться), — те могут сразу закрыть мою книжку. Я обращаюсь исключительно к тем, кто готов хотя бы попробовать резко изменить характер преподавания литературы и русского языка в сегодняшних российских школах. Для начала — предлагаю им разделить несколько моих презумпций. Они просты. И не имеют отношения, как и вся эта книжка, к ЕГЭ, под которые сегодня выстраивают школьное преподавание. Поскольку, по моему твердому убеждению, ЕГЭ приходят и уходят, а Россия, русская литература и русский язык — остаются. Итак, мои презумпции — вполне элементарные. 1. Язык есть то главное, что делает многочисленные этносы России единой нацией. Мы можем считаться единой нацией, пока изъясняемся на одном, понятном каждому из нас языке, — до тех пор, пока он остается живым, то есть продуктивным. А вот этим мы все должны быть озабочены — начиная со школьных лет.
2. Тесно связанное с языком наше общее литературное наследие — еще одно общенациональное соединяющее нас достояние. Люди одной нации легко перекидываются извлечениями из этого наследия, не сомневаясь, что их поймут: — Ты все пела? Это дело! Так поди же попляши! — * — Мы все учились понемногу, Чему-нибудь и как-нибудь… — * — — А судьи кто? — * — Блажен, кто верует, тепло ему на свете! Когда в России в какой бы то ни было компании называют имена — Евгений Онегин, Печорин, Чичиков, Наташа Ростова, — предполагается, что каждый из присутствующих понимает, о ком идет речь. Учитель-словесник — кроме него и семьи (увы, не всякой) больше некому! — должен ввести каждого ученика во владение своим наследием. То есть — уравнять его в этом отношении с предшествующими поколениями. 3. Поэзия есть высшая форма цветения родной речи. Поэтому, в отличие от музыки или живописи, которые для какой-то части людей могут оставаться недоступны в течение всей жизни, стихи на родном языке не могут быть недоступны носителю данного языка по причине антропологического порядка. Доказательства — в своем месте.
I КАК БЫТЬ С КЛАССИКОЙ?