Общество. Среда. Развитие (Terra Humana), 2017, № 3 (44)

ОбществО . среда . развитие
ОбществО . среда . развитие

ОбществО

Научно-теоретический журнал

www.terrahumana.ru                  № 3(44)’17
Выходит 4 раза в год

Входит в «Перечень ведущих рецензируемых научных журналов…» ВАК Минобрнауки РФ

Стратегия дискурса
Султанов К.В., Грякалов А.А., Степанова А.С., Лезгина М.Л., Мартынова С.А.  
Феномен современности в пространстве философской рефлексии  
(эпистемологические и ценностные аспекты)...............................................................................3
Языки культуры
Бубенцова А.В. Сатирические журналы Петрограда за 1917 г.  
как источники информации о революционных событиях  
(по материалам фондов Библиотеки Российской академии наук).............................................8
Марченко М.А. На стыке культур. Игрушка СССР 1920–1930-х годов..................................15
Бирюкова М.В. Выставка как текст: аспекты диегезиса в проектах концептуализма ........ 21
Бедирханов С.А. Баллада. К структурным основам этнопоэтического сознания  
лезгинского народа 1960–1980-х годов.........................................................................................26
Правовое общество
Биржаков М.Б., Климин А.Н., Озимина Л.А. Критика понятия «туристский продукт».......30
Ценностный опыт
Якубенков П.И. Культ личности Сталина по юношеским воспоминаниям  
его современника.............................................................................................................................34
Султанов К.В., Степанова А.С., Грякалов А.А., Арефьев М.А., Романенко И.Б. Русский  
логос в пространстве непостижимого..........................................................................................49
Чукуров А.Ю. Трансгендерность как феномен культуры и его репрезентация  
в художественном тексте ................................................................................................................53
Педагогический опыт
Юбилей Лицея. Международная научно-практическая конференция 
«Императорский Лицей как государственный и педагогический эксперимент
Исупов К.Г. Воспоминания в пушкинском лицее .................................................................... 61
Игнатьев Д.Ю. Царскосельский Лицей: парадигма новой калокагатии .............................63
Летягин Л.Н. Лицейский универсум «порфирородного отрока»:  
историческая морфология биографических сценариев ............................................................67
Шоломова Т.В. Образы выпускников лицея в литературе:  
государственная селекция и личный выбор...............................................................................71
Зимбули А.Е. Нравственные аспекты рейтингования в лицейском образовании.............. 74

среда ОбитаНиЯ

Глобальный экологический кризис: мифы и реальность
Ловелиус Н.В., Ретеюм А.Ю. Новейшая смена солнечно-планетных циклов  
по данным с Таймырского севера.................................................................................................79

Природная среда
Косолапов А.Е., Дандара Н.Т., Капустин М.В. О разработке методологии  
подготовки комплексных планов восстановления и устойчивого  
функционирования бассейнов малых и средних рек ...............................................................86
Потахин М.С. Новые данные по морфологии озер Заонежского полуострова................... 91
Липаткин В.А., Пальчиков С.Б., Ловелиус Н.В., Ретеюм А.Ю., Черакшев А.В.  
Факторы среды в годы аномальных приростов cосны в лесной зоне РФ................................99
Городская среда
Волкова О.Н. Роль пермакультуры при экологизации городской среды............................ 110

НОвОсти

Бороноев А.О., Захарова Е.М. Социология физической культуры и спорта:  
состояние и перспективы развития (IX Санкт-Петербургские социологические  
чтения). Всероссийская научная конференция с международным участием,  
Санкт-Петербург, 14–15 апреля 2017 года ................................................................................. 116
Султанов К.В., Романенко И.Б. Праздник и повседневность в оптике детства.  
XXIV Международная конференция «Ребенок в современном мире.  
Детство: праздник и повседневность», Санкт-Петербург, 19–21 апреля 2017 г......................119
Султанов К.В., Воскресенский А.А. Формирование креативной аксиосферы  
и стратегии образования в условиях конкурентного взаимодействия культур:  
опыт современной России. Круглый стол, Санкт-Петербург, 20 апреля 2017 года ............ 121
Акимов С.С. Академический рисунок в России (XVIII–XXI вв.).  
Всероссийская научно-практическая конференция, Москва, 22 июня 2017 г..................... 124
Алимов А.А., Немчинова Т.С., Музалёв А.А. Публичная дипломатия на евразийском  
пространстве. Международный круглый стол «Публичная дипломатия  
на евразийском пространстве», Санкт-Петербург, 10 июля 2017 года..................................127
Дробышева М.Н. Летние фестивали в Финляндии, Хорватии и России в 2017 году.........130
Акимов С.С. Новое исследование о голландской культуре XVII столетия.  
Рецензия на Каталог выставки «Искусство жить. Интерьер бюргерского дома  
в Голландии эпохи расцвета» .....................................................................................................134

Contents............................................................................................................................................... 137
Summary & References...................................................................................................................... 139
Правила направления, рецензирования и опубликования научных статей......................154
Редакционный совет ....................................................................................................................... 158

Общество

СТРаТеГИЯ дИСКУРСа

ОбществО

* Исследование поддержано грантом РГНФ 15-06-10735а «Социально-философский анализ манипулятивных технологий в образовании».

ББК Ю3в05
УДК 87.7
К.В. Султанов, а. а. Грякалов, а.С. Степанова, М.Л. Лезгина, С.а. Мартынова

Феномен современности  
в пространстве ФилосоФской реФлексии 
(эпистемологические и ценностные аспекты)•

Рассмотрены эпистемологические и ценностные характеристики современной философской мысли. Актуализирована проблема неопределенности как общего фона рефлексии. Показаны продуктивные действия отечественной философской мысли в плане 
становлении философии события. 

Ключевые слова: 
воображаемое, ментальность, неопределенность, рефлексия, современность, топологика, эпистемология 

Султанов К.В., Грякалов А. А., Степанова А.С., Лезгина М.Л., Мартынова С.А. Феномен современности в пространстве философской рефлексии (эпистемологические и ценностные аспекты) // Общество. Среда. Развитие. – 2017, № 3. – С. 3–7.

© Cултанов Константин Викторович – доктор философских наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, Российский 
государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург; е-мail: child2000@bk.ru
© Грякалов Алексей Алексеевич – доктор философских наук, профессор, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург; е-мail: alexalgr@mail.ru
© Степанова Анна Сергеевна – доктор философских наук, доцент, Российский государственный педагогический университет 
им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург; е-мail: A-Step@mail.ru 
© Лезгина Марина Львовна – доктор философских наук, профессор, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург; е-мail: lezgina@mail.ru
© Мартынова Светлана Александровна – старший преподаватель, Российский государственный педагогический университет 
им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург; е-мail: svetlanus.martinova@yandex.ru

Анализ ответов ведущих направлений 
европейской и отечественной мысли на 
вызовы глобального мира предполагает 
определение основных философских позиций и самого феномена современности. 
При возрастающем интересе к феномену 
идеологии, кризисе и столкновении идей 
речь идёт именно о понимании: важна 
идео-логика современности – возникновение 
и циркуляция идей в более или менее едином интеллектуальном пространстве. При 
этом единство следует понимать во множественности 
стратегий 
определения 
и различных характеристиках целостности – здесь есть соответствующие иссле
дования [4, 25–27; 5]. Однако в настоящее 
время требуется обратить пристальное 
внимание на эпистемологические и ценностные ориентиры рефлексии современности, что предполагает работу осмысления действительности, которую ведут 
религия, поэзия, естественные науки, искусство, музыка [2, с. 15]. Принципиально 
значимым оказывается осуществление философского диалога актуальных идей глобального мира. 
Прежде всего, современность остро 
нуждается в обретении веры в родовые 
истины, что должно стать новой смысловой конструкцией в актуальной форме. 



Общество. Среда. Развитие  ¹ 3’2017

Речь следует вести о «продуктивной интерпретации» (Ж.-Л. Марьон) классического философского наследия. Подобная 
конкретизирующая локализация является одновременно вопросом о новой политической смелости мысли, что связано 
с поисками справедливости и надежды 
[1, с. 106]. Реальность, как уже отмечено, 
предстает как множественность позиций, 
что предполагает учет эпистемологических и ценностных ориентиров рефлексии 
современности. Подчеркнув это, еще раз 
нужно вспомнить мысль И.Канта: «Всякое 
объективное правило говорит, что должно 
произойти, хотя бы оно никогда не происходило. Субъективное же правило говорит, 
что действительно происходит; ибо и у порочных людей есть правила, по которым 
они действуют [5. с. 39]. Ведь в ценностном 
плане стремление обрести себя одновременно предстает как отчуждение от другого. И хотя ни одно из мест, где философия 
действует, не обладает монопольным правом на обладание, она всегда будет располагаться в определенных смысложизненных топосах. Следовательно, достоинство 
и ответственность позиции состоит во внимании к происходящему: «метафизическая 
чувствительность» (Н.М. Бахтин) только 
в своем месте и времени обретает право 
голоса и рефлексию. «У народа есть предрасположенность к изобретению в ночи 
некоторых новых форм утра. У нас есть, 
по крайней мере, проблески возможного 
зарева радости. …Философ, естественно, 
на своей подстилке, пропитанной росой, 
приоткрывает один глаз. Он подмечает 
прояснения» [1, с. 29]. Более того, предельной целью философии современности остается перспектива спасения (апокастасиса) в полноте бытия [2, с. 15]. Остро стоит 
вопрос о создании позитивных стратегий 
сборки субъекта и субъективности – прежде всего, в пространстве топологической 
рефлексии. 
При этом чрезвычайно важно учитывать далеко не всегда очевидные или смещенные на периферию сознания позиции 
существования: 
неучет 
эпистемологической значимости языка или ситуации 
социального аутизма рано или поздно 
выйдет на поверхность индивидуального 
сознания и коллективной памяти. Сегодня по-разному определяемая неопределенность является аттрактирующим фоном 
актуальной рефлексии и ценностным резервуаром сил, которые могут действовать 
в сфере рефлексии и экзистенции. Нужно, 
следовательно, взглянуть на тот далеко не 
очевидный и не всегда последовательно 

отрефлексированный план познания, что 
может наполнять энергией стратегии понимания современности. 
В актуальной рефлексии неопределенность предстает как инвариантная характеристика мысли, что имеет отношение не 
только к сфере экзистенциально-ценностных ориентиров существования, но во многом определяет познавательные процессы 
научного и философского знания. Совсем 
не так в классической традиции: «Рефлексия есть определенная рефлексия; тем самым сущность есть определенная сущность» 
(Wesenheit) [3, с. 29]. Но и сегодня, конечно, 
в реальном социальном взаимодействии 
друг с другом, субъекты тяготеют к вполне определенным и устойчивым основам 
и топосам существования. Тут важны дескрипция и герменевтика местоположений 
философии и философов. Философия становится актуальным способом сборки субъективности, соединяя в топологическом 
единстве вечное и временное. И именно это 
в противоречивом множестве все-таки способно давать представление о сохранении 
родовой природы философской мысли. 
Это становится возможным именно 
в силу того, что эпистемологическая неопределенность, соотносимая с иерархией ценностей, понуждает к определению 
стратегий формирования субъективности 
в конкретных событийных ситуациях. Таким образом, формирующееся сознание 
современности при всей множественности 
его проявлений, складывается во взаимодействии определенности и неопределенности, что ставит вопрос о силах и ценностных смыслах рефлексии и существования. 
Если модерн с его принципиальной установкой на будущее как бы пренебрегает 
настоящим, хотя именно в нем порожден, 
то (пост)современная ситуация еще более усложнена размещенностью в некой 
фантазматической ирреальности, где «реальные» законы права, нравственности 
и жизненного поведения оказались во 
многом смещенными. Формируется пассивное поле формирования субъективности – реально она формируется во многом 
спонтанно и даже непредсказуемо поверх 
легитимной социальной иерархичности: 
отсюда, с одной стороны интерес к опыту 
экстремального поведения и соответствующей идентификации, а с другой стороны – инертность, отчужденность и социальная разобщенность. В такой ситуации 
призывы к толерантности оказываются 
во многих случаях совершенно бессильными. Иногда существование субъектов 
и сообществ продолжается только за счет 

Общество


инерционно действующих сил традиции и 
установок менталитета, что направленно 
ангажированными средствами масс-медиа 
финансовыми институциями и партиями. 
Это существенно ограничивает возможности личностного осуществления и творческого сознания: биополитика все более 
захватывает «многомерную телесность» 
(Дитмар Кампер) человеческой жизни, что 
особенно ощутимо в ситуации глобального 
посттравматического синдрома [11, с. 21–24]. 
Философское мышление в таком случае 
особенно нуждается в жизненной энергетике и экзистенциально-личностных идеалах существования. 
На таком фоне позиционирует себя 
не только новое инфантильное сознание, 
в котором отсутствует ответственная творческая мотивация, но возникают деструктивные силы, расшатывающие или блокирующие социальную устойчивость. И трудно 
определить стратегии формирования субъективности именно потому, что не поддаются рефлексии силы, производящие субъективность, что особенно нарастает в кризисных – апокалиптических – ситуациях. 
Такие силы постоянно пере-определяются – по-разному названы и ангажированы, 
задействованы с предельной перформативной навязчивостью. В подобном социальном порядке просветительские установки 
классической рефлексии просто-напросто 
становятся маломощными. В.В. Розанов, 
рассматривая апокалиптичность времени 
говорил в начале ХХ века об экзистенциальной немощи существования [5, с. 82–66], 
а Жак Деррида в конце века обратил внимание именно на апокалиптический тон новейшей французской философии. Нужно, 
следовательно, выявить и понять силы, которые действенно могут быть применены 
в стратегиях рефлексии, формировании 
субъективности, политике и социальном 
поведении субъектов (пост)современности. 
И хотя каждая рефлексия осуществляется во времени (И. Кант), сама доминанта 
временности в топологике субъективности 
смещена: «Время существует тем, что оно 
проходит. Оно есть тем, что оно постоянно 
не есть [8, с. 127–128]. 
Такому не есть могут быть уподоблены 
многие, казалось бы, несомненно наличествующие данности. Ведь и неопределенность обязательно и непосредственно маркирована по месту и времени – по своей 
позиции в пространстве рефлексии. Но 
характерна ли неопределенность для рефлексии современности именно как сущностная, а не как случайно привходящая 
характеристика? 

Насколько корректно может быть обозначен топос неопределенности как инвариантной характеристики рефлексии современности? 
Необходима 
бытийно 
укорененная 
стратегия понимания неопределенности, 
что дает возможность совместить эпистемологические и ценностные аспекты рефлексии. Важно отметить, что значимость 
такого смыслового жеста проявилась уже 
у истоков роста неопределенности. Венгерская исследовательница Анна Хан, анализируя современность, обращает внимание на причины ее культурного кризиса и 
намечает пути его философского преодоления. Но исходное положение, казалось бы, 
способно вызвать только возражение: «…
Почему русская философская мысль, вечно 
жаждущая онтологического всеединства и 
культурного синтеза, в поисках этого синтеза закономерно двигалась к хаосу и ввергла туда и другие культурные области?» [9, 
с. 355]. Ответ дан в том, что поиски синтеза 
характеризовались 
«романтической 
направленностью – желаемый синтез представал как переживаемое иррациональное 
начало. Именно эпистемологическая (познавательная), а во многом и ценностная 
стороны знания оказывались смещенными 
на периферию философской рефлексии. 
Противостояла такому взгляду позиция Густава Шпета, развитая далее в трудах по философии культуры Андреем Белым. Риккертианская категория ценности 
из сферы идеального (символического) 
пребывания переносится в сферу культурного бытования – ценность и творчество 
онтологизируются. Творчество предстает 
как высший род познания, что означает 
сближение теории познания и теории бытия. Онтологические возможности отечественной метафизической школы, что важно отметить, были усмотрены при этом в 
учении Эдмунда Гуссерля. И в силу того, 
что происходит сближение философской 
истины и бытия, гносеология и онтология 
взаимно обмениваются признаками: «познавательный процесс приобретает онтологическую природу, а онтология культурного и социального бытия раскрывается логическим путем – через уразумение» (Анна 
Хан). Этот онтолого-феноменологический 
ход способствовал преодолению «романтического соблазна» в русской философии, 
когда эстетическое творчество приобретало институциональный статус – с этим следует согласиться. 
Следующий из такого уравнивания 
ход связан с утопическим социальными и 
идеологическими проектами. 



Общество. Среда. Развитие  ¹ 3’2017

Иными словами, внимание к онтологии 
не должно вести к отказу от эпистемологии. Равным образом, рефлексия неопределенности не должна пренебрегать онтологией. Мир сопротивляется замыслу: 
«какая-то часть нашей телесности остаётся как бы пригвождённой, пришпиленной 
к тому пространственно-временному участку, месту, где, когда и как это произошло» [7, с. 6]. Возникает пороговое – пограничное – состояние, «растяжение себя по 
пространственно-временной плоскости», 
в котором необходимо собрать себя – ответить на вопрос: «Где, как, из чего собирается Я?». Такой же вопрос возникает не 
только в экзистенциальном переживании, 
но актуализирован в объемном контексте 
современной реальности. 
 Ответственность, которая рождается 
внутри философских сообществ, предполагает, прежде всего, необходимость выхода 
к утверждающему жизнь событию мысли. 
Подобно тому, как культуре происходит 
поворот от текста к произведению, необходим поворот к ответственному мышлению 
философских персонажей. Это означает 
рост интереса к индивидуальности и индивидуации – в соответствие с этим можно 
рассматривать гетеротопии и гетеротопологии различий существования и рефлексии. Ведь универсальная публичная сфера 
философии поддерживается сегодня преимущественно только на уровне институций. Но внутри самой философской публичности сформировались разные ориентации: задача ответственной мысли в том, 
чтоб признать открытость существования 
и по ряду позиций необходимость установления диалога. 

Вполне возможно признание необходимости создания продуктивного диалога точек зрения. Ведь гетеротопия мысли может 
быть понята как «игра» топосов мегаполиса, 
где сыгрываются публичное и приватное, 
центр и окраина, храм и рынок, сакральное 
и профанное, определенное и неопределенное. Мысль о философии в России предполагает не хронологическое выведение ее из 
другого топоса, тем более – не приведение 
России к проекту «философии понятия» 
или «либеральному проекту», а установление актуальной обращенности к бытию 
в соотнесении с символическим порядком 
мировой мысли и топосами существования. При этом может быть понята и соответствующая политическая компонента 
мысли, стремящейся сформировать то или 
иное дисциплинарное пространство. 
Подобно социологическим, ментальным 
и поведенческим аспектам гетеротопий мо
гут быть, соответственно, представлены основные концепты и стратегии аргументаций каждой из позиций. Встает, собственно 
говоря, один вопрос, имеющий две направленности: за счет каких сил формируется 
субъективность и посредством каких стратегий мысли субъективность может быть 
представлена? Но если двунаправленность 
снова обратить к истоку вопроса, то возможно их обоюдозначимое единство: топос. 
Речь идет, прежде всего, о топологической субъективности. Ведь во многом 
актуальная субъективность в информационном поле создается «аппаратами» 
и «общественнными машинами» – активно 
действуют фигуры субъективности, затрагивающие мир воображаемого и виртуальную 
реальность. Только в таком случае субъективность приобретает характеристики и 
качества смещенной модерном «вечности»: 
мысль и субъективность притянуты к топологически понятому событию. Вполне 
определенные смыслы и ценности только 
при расположении в топологически ориентированной рефлексии могут представать 
не в узнавании, а в новом актуальном видении – способность к актуализации говорит 
о действенной силе жизни и мысли «здесь 
и сейчас» без оправдывающего обращения 
к прошлому или будущему. Именно для 
этого нужно показывать игру явленного символического с сокрытым бытийным, 
в чем конкретно и поименованно предстает соотнесенность определенного и неопределенного. Своеобразным посредником между отмеченными позициями выступает 
антропологически наполненная сфера политического, где производится субъективность. Кант, напомним, подчеркивал, что 
как раз «антропология занимается субъективными практическими правилами, она 
рассматривает действительное поведение 
человека [6, с. 39]. Но даже маргинальные 
и предельно закрытые области действия 
современности – в том числе и в известной 
степени действия деструктивные – поддаются конструктивной прогностике в событийном пространстве рефлексии. Более 
того, за изменением ключевых понятий 
необходимо увидеть изменение сознания 
и форм субъективности. Так было в связи 
с доминантой концептов воли, жизни или 
экзистенции. В более позднее время генезис 
и функционирование структуры Умберто 
Эко связывал как раз с концептуализацией 
жизненных форм: «Современная философия 
населена всевозможными «формами»: от 
«жизненных форм» (Lebensformen) Шпрангера до «праформ» («Uhrformen) Крика, от 
«основных форм» (Grundformen) Дильтея до 

Общество


«сущностных форм» (Wesenformen) Гуссерля и «форм чувствования» (Gefьhlsformen) 
Шелера, каждая из которых предстает как 
некое структурное упорядочение исторической, онтологической или психологической реальности» [10, с. 260–261]. Так происходит переопределение концептуальной 
иерархии философской рефлексии. 
 Как все-таки противостоять «апокалиптическому тону» современности? 

 Необходим выход за пределы идеологических конструкций и создание единого рефлексивного пространства во множественности его определений. При этом 
должны быть выявлены и названы соответствующие силы жизненного утверждения в их укорененности в традицию и гуманизм. Во многом это совершить может 
топологически ориентированная событийность философской мысли. 

список литературы:

[1]
Бадью А. Загадочное отношение философии и политики / Пер. с фр. Д. Кралечкина. – М., 2013. – 
112 с.
[2]
Бибихин В. В. История современной философии. (Единство философской мысли). – СПб.: Владимир 
Даль, 2014. – 396 с. 
[3]
Гегель. Наука логики. Т. 2. – М.: Мысль, 2016. – 715 с. 
[4]
Грякалов А.А., Преображенская К.В. Феномен неопределенности и опыт космизма в дискурсе образования // Профессиональное образование в современном мире. – 2015, № 2(17). – С. 23–32.
[5]
Грякалов А.А. Понимание и неопределенность (Опыт В.В. Розанова) // Философские исследования. 
Т. 5. – 2016, № 1/2 (9/10). – С. 80–106.
[6]
Кант И. Лекции по этике. – М.: Республика, 2000. – 431 с. 
[7]
Кубанов И. Аффект и индивидуация (Достоевский и А. Белый) // Логос. – 1999, № 2 (19). – С. 5–17.
[8]
Хайдеггер М. Что зовется мышлением? / Пер. Э. Сагетдинова. – М.: Издательский дом «Территория 
будущего», 2006. – 315 с. 
[9]
Хан А.М. Заметки к проблеме культурного кризиса и философского опыта его преодоления в начале 
ХХ века // Некалендарный ХХ век. – М.: Изд. дом «Азбуковник», 2011. – С. 345–359. 
[10] Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Пер. с итал. А.Г. Погоняйло и В.Г. Резник. – СПб.: Петрополис, 1998. – 432 с.
[11] Holger H. Globalization of the Work Society: Proposal for a Re-interpretation of the Work Society as a Posttraumatic Syndrome // TRANS-HUMANITES. – 2009, vol. 1. – P. 21–24.

Общество. Среда. Развитие  ¹ 3’2017

ЯЗЫКИ КУЛЬТУРЫ

УДК 050(471.23-2-89)«1917»
ББК Я5,014*Т3а);б)

а.В. Бубенцова

сатирические журналы петрограда за 1917 г.  
как источники инФормации о революционных событиях  
(по материалам Фондов библиотеки российской 
академии наук)*

Сатирические журналы, издававшиеся в Петрограде в 1917 г., являются особым источником  информации. В карикатурах, шаржах и текстах отражены основные события 
жизни революционной столицы. В статье охарактеризованы 17 журналов 1917 г. издания из фондов Библиотеки российской академии наук. Журналы разделены на 4 группы 
в зависимости от соотношения политической и социальной сатиры. Каждая из них характеризуется определённой тематической направленностью и динамикой содержания.

Ключевые слова: 
анекдот, Великая русская революция, карикатура, Октябрьская революция, памфлет, 
Петроград, сатирические журналы, Февральская революция, шарж.

Бубенцова А.В. Сатирические журналы Петрограда за 1917 г. как источники информации о революционных событиях (по материалам фондов Библиотеки российской академии наук) // Общество. Среда. Развитие. – 2017, № 3. – С. 8–14.

© Бубенцова Анита Витальевна – кандидат культурологии, младший научный сотрудник, Библиотека Российской академии 
наук, Санкт-Петербург; e-mail: anita138807@gmail.com

2017 год ознаменован 100-летием Великой русской революции, что является поводом для многих инициатив, в том числе и 
для переоценки корпуса источников информации, зафиксировавших события 1917 г. в 
Петрограде. Среди таких источников интерес представляют сатирические журналы.
Задача статьи – представить сатирические журналы Петрограда за 1917 г. из 
фондов Библиотеки российской академии 
наук (БАН). 
Отношение исследователей к периодике 1917 г., (в том числе к сатирической) 
как к источнику информации, менялось. 
Исследователи советского периода концентрировали 
внимание 
преимущественно на большевистских (выходивших в 
период до октября 1917 г.) и советских изданиях (выходивших после октябрьской 
революции) [14; 16]. Либеральную прессу 
и издания других партий рассматривали, 
противопоставляя 
им 
большевистские 
издания как верно освещавшие политическую борьбу в 1917 г. [3; 14; 16]. Выбор 

текстов и рисунков для анализа был довольно тенденциозен, комментированию 
подлежали те, что посвящены критике 
императора и Временного правительства, 
но не большевиков. Так, например, в обстоятельной работе В.П. Лашина о художественной жизни Петрограда, затрагивая журналы разной политической ориентации, [7, с. 100–112] автор обходит стороной материалы, связанные с критикой 
большевиков. Р.П. Овсепян справедливо 
пишет: «объективные условия жизни советского общества лишали их [исследователей] возможности правдиво воссоздать 
картину исторического развития отечественной журналистики» [11, с. 7]. Отчасти, 
по цензурным причинам, отчасти в силу 
того, что издания «проигравшей стороны» 
перестают восприниматься как достоверные источники информации, в советской 
справочной литературе материалы о некоторых сатирических журналах представлены неполно или отсутствуют. Например, журнал «Пулемёт» описан в издании 

* См. иллюстарции на последней странице обложки.

Общество


«Русская периодическая печать (1895 – октябрь 1917)» [16, с. 82–83] как выходивший 
в 1905–1906 гг. Однако после длительного 
перерыва он выходил в 1917–1918 гг. и содержал в своих номерах обличительные 
материалы в адрес большевиков. В работах постсоветского периода наметилась тенденция к комплексному анализу, 
стремление охватить и проанализировать 
как источники информации все выходившие журналы, вне их политической ангажированности [6; 11; 12] в разных аспектах 
их содержания (художественном, политическом, культурологическом, религиозном 
[4] и т.д.). Активно привлекаются и оппозиционные большевикам журналы [1; 9]. 
Таким образом, в настоящее время вопрос 
об исследовании сатирической журналистики ставится заново.
Фонды БАН располагают семнадцатью 
журналами революционного года, изданными в Петрограде. Общность историкокультурной и событийной среды, в которой они были созданы, определила ряд 
общих тем.
Во всех изданиях нашли отражение 
основные 
события 
1917 г.: 
продоволь
ственный (рис. 1) и транспортный кризис, 
Февральская революция (рис. 2), отмена 
цензуры, апрельский кризис Временного 
правительства, война с Германией, подготовка и провал наступления российских войск на фронте, кровопролитие во 
время «июльских дней» (рис. 3), деятельность большевиков, движение анархистов 
(рис. 4), наконец, Октябрьская революция. В период до Февральской революции 
(в связи с действовавшей цензурой) о предреволюционном 
состоянии 
свидетель
ствуют только публикации о продовольственных, коммунальных и транспортных 
проблемах в Петрограде. Февральский 
государственный переворот и последовавшая за ним отмена цензуры спровоцировали появление новых сюжетов. Начали 
выходить ранее запрещённые журналы. 
Появились карикатуры на бывшего Императора, членов его семьи, представителей 
свергнутой власти, например, на бывших 
министров, аресты которых последовали 
за Февральской революцией (рис. 5). Позже – карикатуры на членов Временного 
правительства (рис. 6), участников различных партий (в основном кадетов, большевиков, анархистов).
Февральскую 
революцию 
встречали в большинстве случаев восторженно 
(рис. 2), или нейтрально. Активно комментировали последовавшее за ней упразднение цензуры. В первом вышедшем 

после Февральской революции номере 
журнал «Бич» так обращался к читателям: «Может быть, вас иногда удивляет, 
почему это “Бич” так радостно упивается 
тремя китами современной сатиры: очередями, мародёрами и биржевиками? <…> 
Кажется, пришло уже время для свободного смеха и свободной сатиры» [5]. На 
протяжении ещё нескольких месяцев, (до 
апреля–июля) радостные интонации сохраняются, а затем сменяются тревогой и 
осознанием того, что новое правительство 
не в состоянии вывести Россию из кризиса и обеспечить общественный порядок, 
успешно завершить войну с Германией. 
Виновниками беспорядков, беззакония 
и июльского кровопролития объявлены, 
в основном, большевики и анархисты 
(рис. 3). Анархисты попадали «на карандаш», прежде всего, в связи с их противозаконными действиями (например, захватом дачи Дурново). Вплоть до последних 
номеров октября росло количество сатиры на большевиков. Их обвиняли в дестабилизации политической ситуации, агитации против Временного правительства, 
в призывах к прекращению войны и дезертирству, высказывалось мнение о том, 
что их деятельность финансировалась 
Германией (рис. 7). Октябрьская революция встречена либо мрачно (рис. 8), либо 
не комментировалась.
В публицистике того времени довольно четко разделялась политическая и 
общественная сатира (т.е. на темы социальных проблем, быта, семейных отношений, морали). Это дает нам основание 
разделить имеющиеся в БАН сатирические журналы Петрограда за 1917 г. 
на несколько групп в зависимости от соотношения этих двух тем.
К первой группе отнесем пять журналов, практически полностью посвященных политике.
Журналы «Крамольник» (в БАН хранится 1-й номер) и «Пулемет» издавались журналистом, писателем и поэтом 
Н.Г. Шебуевым. Он был противником 
императорской власти, видел будущее 
России в Республике и придерживался либеральных взглядов. Позицию издателя отражало содержание журнала: 
на страницах «Пулемёта» в жёсткой форме критиковались действия императора 
и министров. По этой причине в 1906 г. 
издание «Пулемёта» было запрещено, а 
издатель приговорён к году заключения 
в Петропавловской крепости.
После Февральской революции на непродолжительное время выход журнала 

Общество. Среда. Развитие  ¹ 3’2017

возобновился (за 1917 г. вышло 5 номеров, 
с 6-го по 10-й – все есть в фонде БАН). 
В них напечатаны рисунки К. Елисеева, 
В. Шаврина, Н. Николаевского, Н. Аболина, и др. Ликующий февральский № 6 
полностью посвящён перевороту и логически продолжает дореволюционную тематику. На первой странице (рис. 9) изображен Распутин, держащий Николая II в 
руке как куклу, и подпись: «Я свергнул его 
раньше, чем вы!». Слева текст: «Между пятым и шестым номером по вине Н.А. Романова произошёл перерыв в 12 лет. Теперь 
препятствие это устранено и Пулемёт будет выходить еженедельно». В следующем 
номере радость уступает место тревоге: 
дезертирство, праздность рабочих, пропаганда большевиками мира с Германией, 
политические споры вместо решения насущных проблем. Н.Г. Шебуев критикует 
другие сатирические журналы за то, что 
они не видят действительных проблем 
страны и продолжают глумление над свергнутым императором.
«Крамольник» тематически и концептуально не отличается от «Пулемёта». 
Единственный номер, имеющийся в БАН, 
состоит из 16-ти страниц. Месяц выхода 
на страницах журнала не обозначен, однако, судя по содержанию, он вышел между 
июлем и октябрём 1917 г. Среди авторов 
номера – Н.Г. Шебуев, Н. Шигалеев, Н. Агницев, С. Маклачков (тексты), художники 
В. Шаврин, В.Н. Денисов и др.
К этой же группе отнесем «Барабан» 
(в библиотеке имеются №№ 1–23), редактором которого был журналист, писатель, 
критик и художник Михаил Семёнович 
Линский (настоящее имя Моисей Соломонович Шлезингер), однако журналом занимался, в основном, А. Аверченко. В «Барабане» публиковались поэты и писатели: 
А. Аверченко (псевд. Медуза-Горгона), Хавиз, Ямбо, Л. Лесная В. Кадашев, И. Прутков, художники М.С. Линский, Н. Радлов 
и др.
Журнал начал выходить с апреля 1917 г. 
В нём оперативно освещались текущие события внутренней и внешней политики 
страны (рис. 10). Печатались карикатуры 
на наиболее знаменитых и обсуждаемых 
в то время личностей – от арестованных 
министров 
правительства 
Российской 
империи до руководителей страны после 
революции (например, рубрика «Галерея 
знаменитых современников»). С первого 
номера «Барабан» стал сторонником Февральской революции, а позже – противником большевистской власти, за что и был 
закрыт в 1918 г.

После Февральской революции появился журнал «Пламя свободы» (вышло всего 
2 номера). Его издателями были С.Д. Новиков и А.К. Гомулин, выпускавшие также журнал «Заноза», закрытый цензурой 
в 1906 г. В «Пламени свободы» печатались 
песни, стихи и рисунки, посвящённые Февральской революции. Также опубликован 
текст отречения Николая II. Стихотворением «Бывший царь» продолжился поэтический цикл политических стихотворений Е. Нагайкина, начатый в 1905–1906 гг. 
в журналах «Бурелом», «Заноза» и «Пули» 
и прерванный с их цензурным запретом 
[10]. Среди авторов материалов журнала 
также присутствую: В. Лебедев, И. Владыкин, Д.С. Новиков под псевдонимом 
С. Н-в. Карикатуры на И.Г. Щегловитова, 
А.Д. Протопопова, Николая II подписей 
авторов не имеют.
Материалы журнала «Пугач», появившегося в апреле 1917 г., по отношению к 
Февральской революции, в целом, позитивны. В дальнейшем взгляд становится 
критичен: «Керенскому пришлось обмолвиться что хлебнув свободы, русские граждане охмелели <…> Ждали, ждали новой, 
неизведанной жизни. А оказалась старина, 
да какая седая старина <…> В Петрограде, да и повсюду такое же безвластие. Министр Некрасов говорит, что надвинулся 
самый грозный, поворотный пункт революции. Куда она – матушка повернет, кто 
ее знает, а только в воздухе нашем нехорошо пахнет» [13].
С журналом сотрудничали писатели и 
поэты Е. Руссат, И. Иванов, Л. Нестроева, Я. Вланиский, С. Далилов, художники 
Г. Моотсе, Ф. Урванов и др.
Ко второй группе отнесем журналы, содержание которых поделено между политической и социально-бытовой сатирой.
Это «Развлечение в часы отдыха» (приложение к журналу «Родина»), «Юмор и сатира», «Бич», «Новый Сатирикон», «Стрекоза» и «Трепач».
Первые номера журналов «Юмор и сатира» и «Развлечение в часы отдыха» за 
1917-й г. практически не касаются политики. Однако начиная с марта, почти весь 
журнал посвящён революционным событиям. «Развлечение в часы отдыха», в отличие от журнала «Юмор и сатира», не содержит прямых выпадов в адрес деятелей как 
прежней, так и новой власти. Объект сатиры – продовольственный и транспортный 
кризис, человеческие отношения, досуг и 
быт. Также в форме иносказания авторы 
статей иронизируют на тему результатов 
переворота [2].

Îáùåñòâî

11
Рис. 3. «Журнал журналов». 1917 г. № 22–23. С. 1. Рисунок Н. Аболина. Комментарий к изображению: «Памятник русской свободы». 
Надпись на памятнике: «Июль 1917 года». Иллюстрация посвящена т. наз. июльским дням (3–5 июля) – массовым антиправительственным выступлениям, последовавшим за поражением российских 
войск на фронте и правительственным кризисом. Закончились 
кровопролитием. Проходили при непосредственном участии большевиков и анархистов, в результате чего большевики были объявлены 
вне закона, В. Ленин бежал за границу. Большевики отрицали свою 
роль в организации выступлений

Рис. 6. Журнал «Бич». 1917 г. 
№ 20. С. 1. Карикатура художника В. Денисова на А.Ф. Керенского, (на тот момент 
военного и морского министра 
Всероссийского Временного 
Правительства). Текст под 
изображением: «То академик, 
то герой, то мореплаватель, 
то плотник, он – всеобъемлющей душой – в министрах 
мученик-работник!»

Рис. 8. Журнал «Бич». 1917 г. 
№ 32. С. 1. Рисунок В. Денисова. Комментарий к изображению: «Октябрь 1917 года»

Рис. 10. Журнал «Барабан». 
1917 г. № 16. 
С. 1. Текст под 
изображением: «В армии 
восстановлена 
смертная 
казнь. Что написано пером, 
не вырубишь 
топором»

Рис. 12. Журнал «Лукоморье». 1917 г. 
№ 22–23, 
С. 1. На рисунке подп.: 
«Пэм». Текст 
под изображением: «Да 
будет так»

Рис. 9. Журнал «Пулемёт». 
1917 г. № 6. С. 1

Общество. Среда. Развитие  ¹ 3’2017

«Бич», в отличие от журналов «Развлечение в часы отдыха» и «Юмор и сатира», 
на своих страницах гораздо ярче отражает политическую тематику как до, так 
и после революции. В памфлетах, стихах 
и выразительных иллюстрациях (рис. 2, 
6–8) журнал оперативно откликался на основные события страны. На страницах 16–
17 до № 9 1917 г. печаталась также «Газета 
“Бича”», содержавшая шутливые новости 
биржи, литературную и судебную хронику, 
библиографию.
В журнале печатались работы художников (указаны в т.ч. псевдонимы): В. Денисова (псевд. Дени), А. Борисова, Н. Владимирова, Л. Саянского, Н. Николаевского, 
В. Сварога, Аболина и др.; писателей и поэтов: А. Бухова, В. Князева, Б. Мирского, 
Н. Агнивцева, И. Хейсина (псевд. О. Томский), Ф. Сологуба, В. Голикова и др.
Редактором еженедельного «Нового Сатирикона» был русский писатель, сатирик, 
драматург и театральный критик А.Т. Аверченко. В 1908 г. он переехал в Петербург, 
где стал работать в журнале «Стрекоза», который издавался М. Корнфельдом, а затем, 
в том же году – в журнале «Сатирикон», созданном после реорганизации «Стрекозы», 
(издатель тот же). В 1913 г., после конфликта с издателем, группа сотрудников вместе 
с А. Аверченко ушла из журнала, основав 
«Новый Сатирикон» [8, с. 31–54].
На страницах «Нового Сатирикона» 
печатались писатели и поэты А. Бухов, 
В. Стариков, Б. Мирский, А. Аверченко, 
Н. Бренев, С. Михеев, А. Флит, художники 
Б. Антоновский, А. Радаков, В. Лебедев, 
Н. Радлов и др.
После Октябрьской революции коллектив «Нового Сатирикона» раскололся. 
Новую власть В. Князев, А. Радаков, В. Денисов, Б. Антоновский, Н. Радлов приняли. Её противниками стали А. Аверченко, 
Н. Тэффи, А. Яковлев, С. Черный, С. Горный, А. Бухов, Н.В. Ремизов. Последним 
позже пришлось эмигрировать.
«Новый Сатирикон» в исследовательской литературе советского времени  отмечался как тематически бедное издание. 
Позже это мнение было пересмотрено [8]. 
Несмотря на то, что у журналов «Стрекоза», «Петроградский весельчак», «Всемирный 
юмор», «Журнал-фарс», «Веселая панорама» 
в 1917 г. был общий редактор (М. Архангельская), общие издатели и много общих авторов, «Стрекоза», имела гораздо более разнообразное содержание (рис. 11). На 16-ти страницах ее номеров находили отклик политика (деятельность министров, Думы, война 
с Германией), социальные и экономические 

проблемы (пьянство, продовольственный 
и транспортный кризис, мародёры и спекулянты), художественная жизнь Петрограда 
и её деятели, бытовые темы (празднование 
Нового года). Часто печатались карикатуры 
на известных в то время личности. До Февральской революции содержание журнала 
не выходило за рамки цензурных ограничений, но, начиная с марта, подавляющее число публикаций посвящается политике. Появляются группы карикатур под заглавиями 
«Свободная сатира», «Альбом политической 
сатиры» и др. Основными темами номеров 
октября стали протест против деятельности 
большевиков и анархистов и разочарование 
итогами революции.
В журнале публиковались художники (указаны в т.ч. псевдонимы): А. Лебедев, Том, Авель, Бамбук, поэты и прозаики: Н. Ангивцев, К. Милль, С. Михеев, 
Ш. Атан, В. Бермутов, В. Олдырь и др.
К этой же группе относится шестнадцатистраничный «Трепач», который, кроме 
политических и социальных тем, освещал 
новости литературы в форме коротких сатирических стихотворений, а также отдавал три страницы каждого номера начинающим литераторам.
Третью группу составляют литературно-художественные журналы с элементами общественной и политической сатиры.
«Журнал журналов» концентрировал 
своё внимание в основном на литературной 
жизни города. В нём в форме сатиры печатались критические статьи о российской 
литературе и рецензии (например, в рубрике «Среди книг»). В рубриках «Еженедельники», «Вермишель» и др. публиковались 
небольшие сатирические заметки относительно содержания недавно вышедших 
номеров других журналов. До февраля политические темы журнал не интересовали. 
Февраль был встречен одобрительно, с надеждой на позитивные перемены в литературной жизни России. Несколько публикаций № 10 посвящены отмене цензуры [15]. 
И хотя основной объем журнала посвящен 
традиционной литературной тематике, появилась политическая карикатура, как, например, серия иллюстраций Н. Николаевского «История государства Российского», а 
также галерея новых героев: в новом разделе «Борцы за свободу» публикуются портреты А.И. Герцена, Н.К. Михайловского, 
П.И. Пестеля, М.А. Бакунина.
Еженедельный журнал «Лукоморье» 
издавался на 20 страницах и печатал рассказы, стихи, повести, новости культуры 
Петрограда, 
репродукции. 
Последние 
страницы отводились, обычно, карикату