Русская словесность, 2018, № 2

НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНА Л

Издательство
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год

Главный редактор 
А.П. Фурсов, поэт,  
член Союза писателей России
Chief editor 
А.Р. Fursov, the poet,  
member of Union of writers of Russia

Редакционная коллегия
Te editorial board
О.М. Александрова, кандидат педагогических 
наук, заведующая Центром филологического 
образования ФГБНУ «Института стратегии 
развития образования РАО» (Москва)
O.M. Alexandrova, candidate of pedagogical 
sciences, head of the Center for philological 
education «Institute of education  
development strategy of RAE » (Moscow)
Н.В. Беляева, доктор педагогических наук, 
ведущий научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ  
«Институт стратегии развития  
образования РАО» (Москва)
N.V. Belyaeva, doctor of pedagogical sciences, 
leading researcher of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow) 
И.П. Васильевых, научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ  
«Института стратегии развития  
образования РАО» (Москва) 
Vasilievih I.P., researcher at the Center for 
philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow)  
В.А. Воропаев, доктор филологических наук, 
профессор Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова,  
председатель Гоголевской комиссии  
Научного совета РАН  
«История мировой культуры» (Москва) 
V.A. Voropaev, doctor of philological sciences, 
Professor of Moscow state University named 
afer M.V. Lomonosov, the Chairman 
of the Gogol Commission Scientifc Council 
«History of world culture» of the Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
Ю.Н. Гостева, кандидат педагогических наук, 
старший научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
 образования РАО» (Москва)
J.N. Gosteva, the candidate of pedagogical 
sciences, senior researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of RAE»  
(Moscow)

Русская литература поднялась до явления совершенно уникального.
Василий Розанов

ГЛУБОКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Владимир Захаров
Кто гений, кто Шекспир? 
Из антропологических открытий Достоевского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  3

ВЫДАЮЩИЕСЯ СОБРАНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КЛАССИКИ
Валерий Лепахин
Традиционное правописание и новая орфография, 
или Правописание и кривописание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  9

МОНУМЕНТАЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Павел Фокин 
Достоевский в диалоге. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18

ИНТЕГРАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ  
В ПРЕДМЕТЫ ШКОЛЬНОГО ЦИКЛА: ИСТОРИЯ
Галина Пономарева
Достоевский и Москва: genius loci . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24

МЕТОДИЧЕСКИЕ НАХОДКИ
Людмила Камедина
Текст в диалоге с учащимися: Ф. М. Достоевский.  
«Преступление и наказание», «Идиот» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30

Специальный номер,  
посвященный творчеству Ф.М. Достоевского, 
подготовленный совместно с отделом  
«Музей-квартира Ф.М. Достоевского»  
Государственного музея истории российской литературы 
им. В.И. Даля (государственного литературного музея)  
(в связи с 90-летием Музея-квартиры)  
в преддверии 200-летия со дня рождения писателя 

Умнее вы, — зато вам книги в руки!
Правее вы, — то знает ваша честь!
Но знайте же, что и в последней муке
Нам будет чем страданье перенесть!
           Федор Достоевский (1821–1881)

2/2018

Адрес  издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail: aleksandr.fursof2014@yandex.ru

Журнал зарегистрирован МПТР России,  
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 
от 04.09.08 г.
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 7,25
Изд. № 3191. Заказ

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, 
пр. И. Яковлева, д. 13

©  ООО «Школьная Пресса», 2018
©  «Русская словесность», 2018

Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК) Министерства 
образования и науки РФ в перечне ведущих 
рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций 
на соискание ученой степени доктора  
и кандидата наук.
Журнал зарегистрирован в базе данных 
Российского индекса научного цитирования. 
Журнал «Русская словесность» включен  
в международные базы цитирования 
Web of Science, Scopus, Web of Knowledge, 
Astrophysics, PubMed. Mathematics, 
Сhemical Abstracts, Springer, Agris.

РУССКИЙ ЯЗЫК В КЛАССИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ 
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Людмила Устюгова
Об изучении причастий в школе
На материале романа Ф.М. Достоевского  
«Преступление и наказание». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 44

ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОЕ ВОСПИТАНИЕ  
НА УРОКАХ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Алексей Святославский
Феномен православного старчества 
в романах Ф.М. Достоевского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51

ТОРЖЕСТВО СОЗВУЧИЙ
Галина Пономарева
Время жизни Обломова и князя Мышкина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58

УДИВИТЕЛЬНОЕ В МИРЕ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Вячеслав Улитин
Он спешил обозначить контуры подлинной  
личнос ти грядущего… 
Космос Детства в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского . . . . . 65

Александр Фурсов
Время, когда улыбается лотос 
Достоевский и китайские мудрецы: роман «Записки из подполья»  
и трактаты «Дао дэ цзин» и «Чжуан-цзы» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70

ГЛУБОКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Иеромонах Макарий (Маркиш)
В шаге от нравственной катастрофы
Размышления над строками Достоевского . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73

ЖИЗНЬ И СУДЬБА (материалы к биографии)
Галина Пономарева
Достоевский — сын врача . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76

В номере в качестве заставок 
использованы иллюстрации
Виталия Линицкого 
к произведениям 
Ф.М. Достоевского 
из фондов Музея-квартиры  
Ф.М. Достоевского в Москве

Номер выходит с разделом —  
«Русский язык и литература  
для школьников» № 2, 2018  
и приложением — электронным 
периодическим изданием  
«Русская словесность» № 2, 2018

И.Н. Добротина, научный сотрудник ФГБНУ 
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
образования РАО» (Москва)
I.N. Dobrotinа., researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of  RAE» (Moscow)
О.В. Зырянов, доктор филологических наук, 
профессор, заведующий кафедрой русской 
литературы Уральского федерального университета имени первого Президента России  
Б.Н. Ельцина (Екатеринбург)
O.V. Zyryanov, doctor of Philology, Professor,  
head of chair of Russian literature of the Ural 
Federal University named afer frst President  
of Russia B.N. Yeltsin (Ekaterinburg)
Н.В. Корниенко, член-корреспондент Российской академии наук, доктор филологических 
наук, заведующая отделом новейшей  
русской литературы и литературы русского 
зарубежья Института мировой литературы  
им. А.М. Горького РАН (Москва)
N.V. Kornienkо, a member-correspondent  
of the Russian Academy of Sciences,  
doctor of philological Sciences, head of Department 
of modern Russian literature and literature  
of Russian abroad of the Institute of world  
literature named afer A.M. Gorky Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
В.М. Улитин, поэт, прозаик,  
член Союза писателей России (Владимир)
V.M. Ulitin, poet, prose writer, 
member of writers Union of Russia (Vladimir)
И.В. Ускова, научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования 
«Институт стратегии развития образования 
РАО», учитель русского языка и литературы 
гимназии № 1,  г.  Видное, Московская область
I.V. Uskovа, researcher of the Center for philological education «Institute of education development 
strategy of RAO», teacher of Russian language  
and literature of gymnasium № 1 
(Vidnoe, Moscow region)

Редактор К.А. Фурсов
Editor K.A. Fursov

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале, как на бумажном  
носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
и размещение в Интернете запрещается.

Содержание (раздел в журнале)  
«Русский язык и литература для школьников»  № 2, 2018. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  81
Содержание электронного периодического издания 
«Русская словесность»  № 2, 2018 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111   

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Глубокое прочтение
3

Достоевский вошел в мировую литературу с новым словом о 
человеке и мире. Его антропологические открытия не в полной 
мере поняты в философской и литературной критике. Человек 
в представлении Достоевского сложен, противоречив, двойствен, зачастую иррационален. Писатель гордился, что он 
открыл «подполье» в современном человеке. Но это низший 
уровень его концепции человека. Смысл творчества Достоевский видел в том, чтобы исправить, восстановить, воскресить 
человека, очеловечить его, найти образ Божий в человеке. Эта 
идея стала открытием в первом романе Достоевского «Бедные 
люди», в котором писатель показал, как заурядный чиновник 
обретает дар слова, в словах рождается личность, слово возвышает человека, происходит преображение человека, герой 
романа становится писателем и гением, которого воодушевляет христианская любовь. 
Dostoevsky came into the world literature with a new word about 
man and the world. His anthropological discoveries are not 
completely understood in philosophical and literary criticism. In 
Dostoevsky’s view, man is sophisticated, contradictory, ambivalent, 
and often irrational. The writer was proud that he discovered the 
«underground» in contemporary man. Nevertheless, it is the most 
primitive level of his conception of man. Dostoevsky saw the 
meaning of creativity in amending, recovering, reanimating human 
being, humanizing him/her, and finding God’s image in man. This 
idea became a breakthrough in Dostoevsky’s first novel, «Poor Folk», 
in which the writer showed how an ordinary clerk was acquiring the 
gift of eloquence. A word elevates man, a person is born in words, 
the transfiguration of man takes place, the protagonist of the novel 
becomes a writer and genius who is inspired by Christian love.

В 
«Дневнике Писателя» Достоевского за 1876 г. есть 
главка «Золотой вѣкъ въ карманѣ». Прежде описав 
ёлку детей в клубе художников, Достоевский рассказывает о «бале отцов»  — о том, как в душной зале веселятся 
взрослые гости. При виде этой «бездарности» писателю 
пришла в голову «одна фантастическая и до–нельзя 
дикая мысль»: что если б они могли «хоть на мигъ одинъ, 
стать искренними и простодушными» [3, 7]? Достоевский убежден, что в каждом тогда обнаружится столько «прямодушiя, честности, самой искренней сердечной 

Владимир Захаров

Кто гений,  
кто Шекспир?  

Из антропологических 
открытий  
Достоевского

Ключевые слова: Достоевский, Шекспир, 
роман «Бедные люди», концепция человека, 
гений, литература, читатель
Keywords: Dostoevsky, Shakespeare, novel 
«Poor Folk», conception of man, genius, 
literature, reader 

Портрет  Ф.М. Достоевского

* Доктор филологических наук, профессор, 
заведующий кафедрой классической филологии, русской литературы и журналистики 
Петрозаводского государственного университета, Президент Международного общества 
Достоевского (IDS).

Русская словесность   ·  2/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

веселости, чистоты, великодушныхъ чувствъ, 
добрыхъ желанiй, ума, – куда ума! – остроумiя 
самаго тонкаго, самаго сообщительнаго и это въ 
каждомъ, рѣшительно въ каждомъ изъ нихъ», 
откроется, что «каждый и каждая изъ васъ умнѣе 
Вольтера, чувствительнѣе Руссо, несравненно обольстительнѣе Алкивiада, Донъ–Жуана, 
Лукрецiй, Джульетъ и Беатричей!» [3, 8]. Более 
того: «ни у Шекспира, ни у Шиллера, ни у 
Гомера, еслибъ и всѣхъ–то ихъ сложить вмѣстѣ, 
не найдется ничего столь прелестнаго, какъ 
сейчасъ, сiю минуту, могло бы найтись между 
вами, въ этой же бальной залѣ» [3, 8].
Достоевский возглашает: у каждого «золотой вѣкъ въ карманѣ», «бездарность» может 
стать гением; в каждом, кто искренен и простодушен, есть прямодушие, честность, сердечная веселость, чистота, великодушие, чувства, 
добрые желания. Каждый «умнѣе Вольтера, 
чувствительнѣе Руссо», обольстительнее самых 
обольстительных героев мировой литературы 
и истории. У Шекспира, Шиллера, Гомера, 
вместе взятых, не найдется того, что заключено 

в пошлых гостях, танцующих в этой душной 
бальной зале. Каждый может превзойти Гомера, Шекспира, Шиллера при условии стать искренними и простодушными. 
Каждый  — гений, каждый  — Шекспир.
Значение этой главки исключительно для 
понимания смысла творчества и особенностей 
поэтики Достоевского. 
Не первый раз Достоевский открывал читателю тайну человека, разгадать которую он собирался, вставая на литературную стезю.
16 августа 1839 г. он писал брату М. Достоевскому, формулируя задачу творчества:
«Человѣкъ есть тайна. Ее надо разгадать, и 
ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не 
говори что потерялъ время; я занимаюсь этой 
тайной; ибо хочу быть человѣкомъ»1. 
О том же он писал в последней записной тетради, отмечая, что это «русская черта по преимуществу», что она народна, что «истекаетъ изъ 
глубины Христiанскаго духа народнаго»:
При полномъ реализмѣ найти въ человѣкѣ 
человѣка [2, 373]. 
Ключевой текст Достоевского занимает не 
более одной странички. Он объясняет антропологический принцип писателя, который воплотился в образах, характерах, Лицах и личностях 
героев (в художественной антропологии писателя личность  — следующий, более высокий в 
иерархии этап развития характера, Лицо  — герой, который способен сказать «новое слово», 
выразить оригинальную идею). 
У Достоевского нет глупых героев, нет дураков  — у него каждый, как Федька Каторжный, 
обличающий Петра Степановича Верховенского, может сказать о себе, что он только по 
вторникам и средам дурак, в четверг умнее 
умного: «У того коли сказано про человѣка: 
подлецъ, такъ ужь кромѣ подлеца онъ про него ничего и не вѣдаетъ. Али сказано  — дуракъ, 
такъ ужь кромѣ дурака у него тому человѣку и 
званiя нѣтъ. А я можетъ по вторникамъ да по 
средамъ только дуракъ, а въ четвергъ и умнѣе 
его» [7, 248–249; ср.: 8, 249].
Достоевский не только представлял подлецов не подлецами, дураков умными  — он щедро 
наделял своих героев своей проницательностью 
и гениальностью. Вымышленные герои: под
Достоевский возглашает:  
у каждого «золотой вѣкъ въ карманѣ», 
«бездарность» может стать гением;  
в каждом, кто искренен  
и простодушен, есть прямодушие, 
честность, сердечная веселость, 
чистота, великодушие, чувства, 
добрые желания.  
Каждый «умнѣе Вольтера, 
чувствительнѣе Руссо», 
обольстительнее самых 
обольстительных героев мировой 
литературы и истории.  
У Шекспира, Шиллера, Гомера, 
вместе взятых, не найдется того,  
что заключено в пошлых гостях, 
танцующих в этой душной бальной 
зале. Каждый может превзойти 
Гомера, Шекспира, Шиллера  
при условии стать искренними  
и простодушными.  
Каждый  — гений, каждый  — Шекспир. 
Значение этой главки исключительно 
для понимания смысла творчества  
и особенностей поэтики 
Достоевского 

1 РГАЛИ. Ф. 212.1.34. Л. 2 об. 

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Глубокое прочтение

польный парадоксалист, Раскольников, Ипполит Терентьев, Шатов, Кириллов и Шигалев, 
Версилов и Макар Долгорукий, все Карамазовы 
и старец Зосима  — давно стали «настоящими» 
философами, чьи оригинальные идеи, концепции и системы активно обсуждаются в мировой 
философской критике. 
Человек в представлении Достоевского сложен, противоречив, двойствен, зачастую иррационален. Сам писатель гордился, что он 
открыл «подполье» в современном человеке, но 
сказанным не ограничивается его концепция 
человека. Достоевский не загонял своих героев 
в «подполье», его творческая задача состояла 
в другом  — «исправить, найти и возстановить 
человѣка» [4, 307], «разобрать по правдѣ, по 
человѣчески, по отчески» [4, 307], очеловечить 
человеческое [3, 179], восстановить, воскресить, образить человека [3 , 21]. 
Употребление слова образить Достоевский 
сопроводил примечанием: 
«Образить  — словцо народное, дать образъ, 
возстановить въ человѣкѣ образъ человѣческiй. 
Долго пьянствующему говорятъ, укоряя: «Ты 
хошь бы образилъ себя». Слышалъ отъ каторжныхъ» [3 , 21]. 
Образ Божий может очеловечить любого каторжника, с кем был Достоевский в «Мертвом 
Доме»: 
«А такъ какъ онъ дѣйствительно человѣкъ, 
то слѣдственно и надо съ нимъ обращаться 
по человѣчески. Боже мой! да человѣческое 
обращенiе можетъ очеловѣчить даже такого, на 
которомъ давно уже потускнулъ образъ Божiй» 
[6, 505].
Очеловечить, «найти въ человѣкѣ человѣка»  — открыть в человеке образ Божий. 
Для Достоевского восемнадцать веков христианства  — восемнадцать веков «очеловѣченiя 
человѣческаго» [3, 179; 3, 216].
Эта модель творчества универсальна в поэтике Достоевского. Она со всей очевидностью 
проявилась не только в его поздних, но и ранних романах. 
Так было не только в 1876 г., но и за тридцать 
лет до того  — в его дебютном романе «Бедные 
люди». Прежняя и современная критика не 
прочитывают этот смысл романа. Начиная с 
Белинского, роман понимается как социальный роман, в котором раскрывается трагизм со
циальных отношений, сострадание и гуманный 
взгляд автора на «маленького человека». Эти 
суждения справедливы, но они не сообразуются с тем эффектом, который роман вызвал в 
русском обществе, когда никому не известного 
писателя назвали «новым Гоголем», «гением». 
Роман Достоевского явно недооценен в мировой и русской литературной критике. 
Достоевский назвал роман и своих героев 
«бедными людьми». Они несчастны, страдают 
и сострадают. Несчастна Варенька. Она рано 
потеряла отца, студент Покровский, в которого 
она влюблена, умер от чахотки, после смерти 
матери она оказалась жертвой коварных интриг 
дальней родственницы Анны Федоровны, которая сначала пригрела сироту, а потом продала 
помещику Быкову, который соблазнил и бросил ее. Оставшись без средств к существованию, 
она предпочла бедность, но не порок. Ей на 
помощь пришел Макар Девушкин. Несчастно 
семейство Горшкова, гибнущее в петербургских 
углах: глава семьи потерял место, находится под 
судом, болеют дети, умирает сын, нет денег на 
пропитание, и вдруг он выигрывает в суде дело, 
защищает свою честь, но не выдерживает  — 
умирает от счастья. 
Несчастен ли Девушкин? 
Роман начинается фразой: 
Вчера я былъ счастливъ, чрезмѣрно счастливъ, до нельзя счастливъ! [5, 17]. 
В романе речь идет не только о бедах, но и о 
счастье бедных людей. Их радость проявляется 
в повседневных заботах, в любви, в созерцании 
природы, в общении с друг другом, у Макара 
Девушкина еще в творчестве. 
Герой беден, но беден не в прямом, а в переносном смысле. Он  — титулярный советник с 
почти тридцатилетней выслугой лет. Государство не баловало чиновников, но титулярный 
советник относился к так называемому среднему классу. Он получал жалованье, столовые и 
квартирные деньги, прибавки за выслугу лет. 
Герой следующего произведения Достоевского 
Яков Петрович Голядкин, тоже титулярный 
советник, живет в отдельной квартире, имеет 
в услужении Петрушку, даже скопил «знатную 
сумму» в 750 рублей. Жалованье титулярного 
советника позволяло вполне безбедно жить, 
нанимать квартиру, держать прислугу. Читатель должен догадаться, отчего обнищал Макар 

Русская словесность   ·  2/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Девушкин, почему обветшал его виц-мундир и 
прохудились сапоги. Наконец читатель должен 
разобраться в арифметике героя: 
«У насъ здѣсь самая послѣдняя комната, со 
столомъ, 35 руб. ассигнац. стоитъ. Не по карману! А моя квартира стòитъ мнѣ семь руб. ассиг., 
да столъ пять цѣлковыхъ, вотъ 24 съ полтиною, 
а прежде ровно 30 платилъ, за то во многомъ 
себѣ отказывалъ; чай пивалъ не всегда, а теперь 
вотъ и на чай и на сахаръ выгадалъ» [5, 20]. 
Таким образом сложив 7 рублей ассигнациями и 5 целковых (то есть 5 рублей серебром, 
иначе 17,5 рублей ассигнациями), получаем 
искомую сумму в 24 рубля ассигнациями «съ 
полтиною» [1]. 
Читатель должен догадаться, что Девушкин 
не только снимает для себя огороженный угол 
кухни, но и оплачивает полностью или частично другую квартиру, содержит Вареньку с 
Федорой, балует ее разного рода подарочками. 
Такие траты обременительны для героя романа 
с его жалованьем титулярного советника. 
Бедность Макара Девушкина  — результат 
принятых им из альтруизма обязательств и  
своеобразного онтологического статуса героя. 
Есть немало писателей, которые воображают 
своих героев поэтами, бесстрашными и отважными воинами, благородными и доблестными 
людьми. Не так у Достоевского. 
В сюжете романа характер Вареньки дан, образ Макара Девушкина задан. 
Героиня изначально тоньше, образованнее, 
культурнее героя. Такой она и остается в финале. 
Макар Девушкин не образован, не культурен, «туп», в чем признается сам, говоря о 
«Станционном смотрителе» Пушкина: 
«Я, напримѣръ,  — я тупъ, я отъ природы 
моей тупъ, такъ я не могу слишкомъ важныхъ 
сочиненiй читать; а это читаешь,  — словно 
самъ написалъ; точно это, примѣрно говоря, 
мое собственное сердце, какое ужь оно тамъ 
ни есть, взялъ его, людямъ выворотилъ изнанкой, да и описалъ все подробно  — вотъ какъ!» 
[5, 24] 
Опыт переписки, страдания и сострадания 
меняет героя:
«Узнавъ васъ, я сталъ во-первыхъ и самогосебя лучше знать, и васъ сталъ любить; а до васъ, 
ангельчикъ мой, я былъ одинокъ и какъ будто 

спалъ, а не жилъ на свѣтѣ. Они, злодѣи-то мои, 
говорили, что даже и фигура моя неприличная, 
и гнушались мною, ну и я сталъ гнушаться собою; говорили что я тупъ, я и въ-самомъ-дѣлѣ 
думалъ, что я тупъ, а какъ вы мнѣ явились, то 
вы всю мою жизнь освѣтили темную, такъ что 
и сердце и душа моя освѣтились и я обрѣлъ 
душевный покой, и узналъ, что и я не хуже другихъ; что только такъ, не блещу ничѣмъ, лоску 
нѣтъ, тону нѣтъ, но все-таки я человѣкъ, что 
сердцемъ и мыслями я человѣкъ» [5, 104].
Герой преображается: в конце романа он  — 
новый человек. 
Ключевую роль в его изменениях играет литература. Он сознает себя в письмах Вареньке, 
сказанное и написанное помогает ему понять 
себя и других, его возвышает любовь. 
В романе «Униженные и Оскорбленные» 
Достоевский назвал Макара Девушкина 
«незатѣйливымъ героемъ моимъ» [4; 70]. Таков он на первый взгляд. На самом деле, незатейливость героя сложна. Он путается в своих 
мыслях и чувствах, отрицает то, что превозносит. Для него литература  — то «объядение», 
то просто «хорошая» и «глубокая вещь», то 
«картина; т. е. въ нѣкоторомъ родѣ картина и зеркало; страсти выраженье, критика 
такая тонкая, поученiе къ назидательности 
и документъ» [5, 64]. В его эмоциональных 
возражениях и роман, и Шекспир, и стихи  — вздор, и в то же время он сам не прочь 
помечтать, что если «вдругъ, ни съ того ни съ 
сего, вышла бы въ свѣтъ книжка, подъ титуломъ  —  Стихотворенiя Макара Дѣвушкина!», 
то от такого позора «рѣшительно тогда на 
Невскiй не смѣлъ показаться» [5, 67]. 
Герой благоговеет перед литературой, сознает, что сам занимается литературой, в словах он 
обретает счастье, предлагает Вареньке заняться 
литературой вместе:
«…мы опять будемъ писать другъ-другу 
счастливыя письма, будемъ повѣрять другъдругу наши мысли, наши радости, наши заботы, если будутъ заботы; будемъ жить вдвоемъ согласно и счастливо. Займемся литературою....» [5, 121]. 
Условны обстоятельства переписки героев 
романа. Их окна напротив, Варенька постоянно приглашает Девушкина в гости, но они 
встречаются у всенощной, по воскресеньям во 

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Глубокое прочтение

время обедни, была поездка на Острова. Чего 
боится герой?  — увидят, прознают, засмеют. 
Бытовому общению герой предпочитает литературные досуги. 
Вначале Макар Девушкин жалуется, что он 
не опытен, не умеет писать письма, что у него 
слога нет, мысли и чувства трудно высказываются в словах, но с течением времени он обретает дар слова, замечает, что у него появляется 
слог, он пишет уже из удовольствия, для него 
письма в радость. Его письма приобретают уже 
чисто литературные функции  — герой начинает 
писать, чтобы описывать. Он пишет не только 
для того, чтобы высказаться, но и из потребности писать. Дар слова возвышает человека. 
В словах рождаются личность, самосознание 
героя, происходит духовное перерождение человека в словах и Слове. 
Достоевский показывает, как заурядный, но 
искренний и простодушный человек становится гением. 
Уже в первом романе Достоевский не просто 
прокламирует эту идею  — он показывает рождение и развитие гения в живых противоречиях, 
в неожиданных подробностях, в неопределенной и пошлой повседневности. 
Макар Девушкин  — наивный читатель. Он с 
восторгом принимает бездарные романы Ратазяева. В назидание Варенька отправила ему для 
чтения и воспитания повесть Пушкина «Станционный смотритель» и следом «Шинель» Гоголя. От повести Пушкина Девушкин пришел 
в восторг: «это натурально! вы прочтите-ка; это 
натурально! это живетъ! Я самъ это видалъ;  — 
это вотъ все около меня живетъ; вотъ хоть Тереза  — да чего далеко ходить!  — вотъ хоть бы и 
нашъ бѣдный чиновникъ  — вѣдь онъ, можетъбыть, такой же Самсонъ Выринъ, только у него 
другая фамилiя, Горшковъ. – Дѣло-то оно общее, маточка, и надъ вами и надо мной можетъ 
случиться» [5, 75]. «Шинель» Гоголя оскорбила 
героя. С его точки зрения, писатель заглянул в 
такие уголки бытия, в которые нельзя заглядывать бесцеремонно. 
В переписке «бедных людей» противопоставлены два текста, два героя. 
В «Станционном смотрителе» случилось 
обыкновенное чудо: в финале блудная дочь 
возвратилась на могилу покинутого отца. В 
«Шинели» Гоголя, с точки зрения Макара Де
вушкина, происходит подмена человека вещью. 
Макар Девушкин признает, если у него обветшала шинель, то лучше иметь новую, но шинель не должна быть целью, смыслом жизни. 
В системе лейтмотивов у Макара Девушкина 
есть своя альтернатива гоголевской шинели 
Гоголя  — сапоги. Он страдает от того, что у него прохудились сапоги, но не настолько, чтобы 
делать их целью жизни. Хорошо, если сапоги 
новые, но вместе с тем Девушкин готов отказаться от новых сапог ради счастья другого, чего 
нет у героя Гоголя. 
В переписке героев особенно выразительно 
последнее письмо Макара Девушкина  — письмо без адреса и даты. Зачем писать, когда всё 
случилось? Варенька вышла замуж, переписка 
прекратилась, сюжет романа завершен, но Макар Девушкин пишет это письмо. Оно лишено 
бытовой прагматики. 
Письмо  — акт творчества Макара Девушкина. Герой внешне остался прежним титулярным 
советником, но стал другим  — стал сочинителем, «пиитом», писателем. В лице героя роман 
являет откровение Слова, которое творит мир, 
творит человека. 
Макара Девушкина и других героев писателя часто называют маленькими или лишними 
людьми. У Достоевского нет маленьких, нет 
лишних людей. У него каждый человек велик, 
каждый безмерен, каждый Шекспир, каждый гений, в каждом человеке есть образ Божий, каждый способен сознать себя в словах и Слове. 

Роман Достоевского «Бедные люди» 
необходимо изучать в средней школе: 
брать уроки доброты, страдания  
и сострадания, учиться быть 
счастливыми, обретать радость  
в занятиях литературой  —  
в чтении и творчестве, брать уроки 
литературного мастерства  
у Макара Девушкина и его автора. 
Одним словом, быть простодушными 
и искренними читателями:  
читать, плакать и рыдать  
над страницами старого,  
но актуального и современного 
романа Достоевского 

Русская словесность   ·  2/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Кого из героев Достоевского можно поставить рядом с Макаром Девушкиным? Можно 
вспомнить мечтателя, героя «Белых ночей», 
Сергея Александровича из «Села Степанчиково и его обитателей», Ивана Петровича  — героя 
и повествователя в «Униженных и Оскорбленных», подпольного парадоксалиста в «Записках 
из подполья», наконец Аркадия Долгорукого, 
автора записок и героя романа «Подросток». 
В этих произведениях автор показывает исправление и возвышение человека, литература 
предстает как нравственное испытание и наказание, есть осознание того, что, записывая, 
человек меняется, становится лучше, изживает 
плохое в себе. Так происходит во всех названных романах и повести. Между тем никто из 
этих героев не может сравниться с Макаром 
Девушкиным в динамике духовного преображения в словах и Слове. Ни в одном из других 
сочинений, кроме романа «Бедные люди», Достоевский не выразил эту идею преображения 
заурядного человека в гения. Преображение 
Макара Девушкина не просто задано, оно случается вопреки происхождению, воспитанию, 
социальному положению, униженности и культурной обделенности героя.
В русской литературе есть герои умнее, образованнее, культурнее Макара Девушкина: это 
Онегин, Ленский, Татьяна Ларина, Чацкий, 
Печорин. Литературный герой предстает как 
высший культурный тип. У Достоевского  — это 
герои всех его поздних романов. 
Макар Девушкин был первым откровением 
великой идеи Достоевского  — идеи «восстановления» человека, духовного воскрешения забитых и бедных людей, униженных и оскорбленных. Его открытия переворачивали привычные 
представления о литературе и о человеке. Они 
и сейчас не узнаны и выявлены в русской и 
мировой критике. Исключение  — пересмотр 
традиционных интерпретаций романа в работах [10], [5, 609–637].

Роман Достоевского «Бедные люди» необходимо изучать в средней школе: брать уроки 
доброты, страдания и сострадания, учиться 
быть счастливыми, обретать радость в занятиях литературой  — в чтении и творчестве, брать 
уроки литературного мастерства у Макара Девушкина и его автора. Одним словом, быть 
простодушными и искренними читателями: 
читать, плакать и рыдать над страницами старого, но актуального и современного романа 
Достоевского. 

Литература

1. Баршт К.А. Чиновник 9-го класса Макар Алексеевич Девушкин («Бедные люди» Ф.М. Достоевского. Дополнения к комментарию) // Новый филологический вестник. 2009. № 1. С. 93–115. 
2. Биография, письма и заметки из записной 
книжки Ф.М. Достоевского: С портр. Ф.М. Достоевского и прил.  — Санкт-Петербург: тип. А.С. Суворина, 1883. Три пагинации: 324+376+122 с.
3. Достоевский Ф.М. Дневник Писателя за 1876  г.  — 
СПб.: Тип. кн. В.В. Оболенского, 1877.  — 336 с. 
4. Достоевский Ф.М. Дневник Писателя за 1877  г.  — 
СПб.: Тип. В.Ф. Пуцыковича, 1878.  — 326 с.
5. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты. Т. 1.  — Петрозаводск: 
Изд-во ПетрГУ, 1995.  — 688 с.
6. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты. Т. 3.  — Петрозаводск: 
Изд-во ПетрГУ, 1997.  — 912 с.
7. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты. Т. 4.  — Петрозаводск: 
Изд-во ПетрГУ, 2000.  — 960 с. 
8. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты. Т. 9: Приложение: Бесы: 
опыт реконструкции журнальнойредакции: текстологическое исследование, комментарии.  — Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2010.  — 912 с..
9. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты. Т. 9.  — Петрозаводск: 
Изд-во ПетрГУ, 2012.  — 864 с. 
10. Захаров В.Н. Что открыл Достоевский в «Бедных людях»? // Достоевский и современность: тезисы выступлений на «Старорусских чтениях».  — Новгород, 1989.  — С. 37–41. 

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Выдающиеся собрания отечественной классики

П
роизведение живет в родном ему языке, оно в 
нём дышит, хранит вложенные в текст сокровенные 
смыслы  — значимые, важные, дорогие для автора. Играет 
ли при этом какую-нибудь роль правописание? К сожалению, ныне приходится доказывать, нередко безуспешно, что язык и правописание тесно взаимосвязаны, тем 
более, когда речь идет о художественной литературе. 
Приходится убеждать, что полнота авторского текста и 
смысл произведения представляют собой единство, к 
полноте же текста, бесспорно, принадлежит и правописание. 
«Каждое произведение существует на том языке, на 
котором оно написано» [9, 5],  — отмечает главный редактор Полного собрания сочинений Достоевского (Канонические тексты) профессор В.Н. Захаров. (Имеется в 
виду издание: Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: канонические тексты / под ред. В.Н. Захарова.  — 
Петрозаводск, 1995  — 2015.  — Т. 1  — 11. Издание продолжается.  — Ред.) Почему же русская классика золотого 
века (да и века Серебряного) не издается на том языке, 
на котором она создана, в том правописании, которое 
естественно для нее, как среда обитания? Неужели этот 
вопрос еще долго будет оставаться риторическим? 
Все заинтересованы в более глубоком изучении творчества Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, чтобы адекватно, с максимальной точностью понять их замыслы, проанализировать особенности осуществления задуманного, и на этой основе 
говорить о поэтике романов, повестей, поэм, стихов. Но 
внимательный читатель, тем более профессиональный 
литературовед, не может не заметить, что, обращаясь 
к современным академическим полным собраниям сочинений писателей XIX в., он углубляется не в тот же 
самый текст, который создавали авторы золотого века 
русской словесности. 
Перед читателем  — какое-то куцее, переписанное, 
подстриженное произведение. Достоевский пришел бы 

Валерий Лепахин*

Традиционное 
правописание  
и новая орфография, 
или Правописание 
и кривописание

Статья посвящена реформе орфографии 
русского языка 1918 г. и ее связи с художественной литературой, с поэтикой русской 
словесности, с различными сторонами 
языка: морфологией, синтаксисом, орфоэпией. Особое внимание автор уделяет проблемам грамматики и поэтики. 
The article is dedicated to the reforms of Russian orthography in 1918 and their connections with literature, with Russian poetry and 
with several other aspects of the language: 
morphology, syntax, orthoepy. A particular 
attention is given to grammatical problems 
and poetry in 19th century Russian literature.

Ключевые слова: правописание, реформа 
орфографии, поэтика, словесность XIX века, 
Достоевский
Keywords: orthography, reforms, poetry,  
19th century literature, Dostoyevsky

Читайте в электронном периодическом 
издании «Русская словесность» № 2, 2018 
приложение к статье В. Лепахина  — отрывок из повести Василия Костерина «Снайп».

Варенька  Доброселова

* Доктор филологических наук, профессор, 
Сегедский университет, г. Сегед,  Венгрия.

Русская словесность   ·  2/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Разворотный титульный лист тома IX Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского  
(канонические тексты) 

в ужас, положи перед ним современное издание 
«Братьев Карамазовых», раскрытых, скажем, 
на записках старца Зосимы. Впрочем, даже на 
любой странице любой главы. Всё узнаваемо, 
и всё  — не то! Реформа орфографии в 1918 г. 
оторвала правописание от духа и внутреннего 
смысла русского языка. Налицо осознанное 
противопоставление правописания и морфологии, лексикологии, семантики, орфоэпии, 
синтаксиса языка, нанесен удар по органичной 
взаимосвязи между ними. Реформа демонстративно кричит, что для ее авторов эта связь 
носит механический характер. Такие выводы 
невольно рождаются, если мы остаемся в парадигме языкознания. 
Но обратимся к литературоведению. Реформа просто вычеркивает многие смыслы, 
вложенные русскими классиками в свои произведения. Разве не очевидно, что новая орфография искажает не только язык, но наносит 
удар по поэтике русской литературы. Современный читатель не понимает, не чувствует в 
полной мере особенности поэтики того или 

иного писателя, он даже не подозревает об их 
существовании, поскольку новая орфография 
эти особенности, детали, нюансы уничтожила. 
Изучать поэтику Достоевского или Пушкина 
всерьез, во всей их полноте и глубине, можно 
лишь при обращении к старым изданиям в традиционной орфографии. Только в естественном историческом правописании сохраняются 
особенности поэтики русских писателей того 
времени.
Литературоведы постоянно сталкиваются с 
проблемами взаимосвязи правописания, поэтики произведения и его истолкования, интерпретации. И.А. Есаулов, посвятивший большую 
статью новому пониманию оды Г.Р. Державина 
«Богъ», пишет: «Необходимо заметить, что ода 
“Богъ” заставляет особо задуматься также и 
о корректности использования современной 
орфографии и пунктуации в научном издании 
текстов русской классики. Речь идет не только о 
проблеме строчной или прописной буквы в слове “Богъ”, но и в совершенном изменении всего графического облика этого произведения  — 

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Выдающиеся собрания отечественной классики

в “переводе” его на “язык” современного (советского по своему политическому происхождению) правописания <…>. В издании канонических текстов Державина, где поэт обращается 
к высоким, сакральным смыслам, нынешние 
массовые издания не только упрощают, но и 
снижают эти смыслы, искажая как авторскую 
волю, так и, используя язык устаревшей ныне терминологии прежнего литературоведения, 
“форму и содержание”» [8, 56–57].
В чем же конкретно состояла реформа 
1918  г.? 
Были уничтожены четыре буквы ѣ (ять), і (и 
десятеричная), ѵ (ижица) и ѳ (фита). Особенно 
пострадало русское правописание от исключения буквы ѣ (ять). Теперь мы не различаем 
на письме такие слова, как «ѣсть» (принимать 
пищу) и «есть» (от глагола быть), «лечу» (от летать) и «лѣчу» (от лечить), «вѣдѣние» (знание) 
и «веденіе» (от водить), «нѣкогда» (когда-то) 
и «некогда» (нет времени), «ѣли» (принимали пищу) и «ели» (деревья), «прѣніе» (гниение) и «преніе» (дискуссия), «вѣсти» (новости) 
и «вести» (водить). И таких случаев немало. 
Вследствие исключения, якобы, лишних букв 
терялось различение некоторых падежей: например, «на морѣ» (где?) и «на море» (куда?), 
«на полѣ» (где?) и на поле (куда?), на ложѣ 
(где?) и на ложе (куда?) и такие примеры также 
легко умножить. «Мгновенное и бесповоротное искоренение ять («ѣ») из самой даже русской азбуки повело к затемнению некоторых 
корней слов, а значит, смысла и связи речи, 
затруднило беглое чтение»,  — писал А.И. Солженицын [19, 1].
Еще на одну отрицательную сторону уничтожения буквы «ять» указал В.В. Колесов: «Буква 
“ѣ” –это форма высокого стиля. А уничтожение высокого стиля  — это основная проблема 
XX  века. Вообще, снятие высокого стиля, снятие образцовых текстов, откуда поступали формы и смыслы высокого стиля, привело к тому, 
что средний стиль у нас стал стилем высоким, 
а низкий, подлый у нас поднялся до уровня 
среднего и теперь представляет собою как бы 
норму, с включением всех эмоциональных и 
образных подтекстов, связанных с возвышением этого подлого стиля» [20, 178]. Это важное и 
точное наблюдение. Уничтожение буквы „ѣ” в 
произведениях Достоевского (и русской словес
ности в ее целом) нивелировало высокий стиль, 
присущий некоторым фрагментам авторского 
текста, перемешав высокий стиль с нейтральным и «подлым». Получилась стилистическая 
каша, которую современный читатель чаще 
всего не чувствует. Но она бросается в глаза филологам  — языковедам, литературоведам. 
Новая орфография выровняла стилистическое 
своеобразие русских писателей, принизила и 
подравняла их. И уже за одно это следовало бы 
осудить реформу и отказаться от нее.
Неужели так трудно запомнить слова с «ятями»? Для детей давным-давно были придуманы 
стишки, чтобы легче запомнить слова с этой 
буквой. Например, такой:

Съ Днѣпра, съ Днѣпра ли нѣкто Глѣбъ,
Жилъ в богадѣльнѣ дѣдъ-калѣка, –
Не человѣкъ, полъ-человѣка… –
Онъ былъ и глухъ, и нѣмъ, и слѣпъ,
Ѣлъ только рѣпу, хрѣнъ и рѣдьку…

И еще:

Разъ бѣлка бѣса побѣдила –
И съ тѣмъ изъ плѣна отпустила, –
Чтобъ онъ ей отыскалъ орѣхъ.
Но дѣло было то в апрѣлѣ,
В лѣсу орѣхи не созрѣли…

Разве не очевидно, что новая 
орфография искажает не только язык, 
но наносит удар по поэтике русской 
литературы. Современный читатель 
не понимает, не чувствует 
особенностей поэтики того или иного 
писателя, он даже не подозревает  
об их существовании, поскольку 
новая орфография эти особенности, 
детали, нюансы уничтожила.  
Изучать поэтику Достоевского  
или Пушкина всерьез, во всей их 
полноте и глубине можно лишь  
при обращении к старым изданиям  
в традиционной орфографии.  
Только в естественном  
историческом правописании 
сохраняются особенности поэтики 
русских писателей того времени

Русская словесность   ·  2/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Буквы «ѵ»  — ижица и «ѳ»  — фита употреблялись только в словах греческого происхождения. 
Кстати, имя Достоевского в традиционном написании выглядело так: Θедоръ или Θеодоръ. 
Отказ от буквы «і» (и десятеричной) малообъяснимо. Почему она помешала? Правило 
употребления буквы «і» было простое: ее ставили перед гласными буквами и полугласной «й», 
а также в слове «міръ»  — в значении «вселенная», чтобы различать со словом «миръ»  — отсутствие войны, спокойствие. Кому помешало 
такое написание слов: Іисусъ, Россія, іерархія, 
сіяніе? 
А твердый знак? Он тогда назывался буквой «еръ». Его тоже попытались выбросить «на 
свалку истории». В конце слов с закрытым слогом он, дескать, лишний. Внутри же слова на 
его месте появился апостроф. Ссылка на то, что 
он не читается, не выдерживает критики. Достаточно взглянуть, сколько букв не читается во 
французском или английском языках. Произношение и правописание расходятся у всех народов, во всех наречиях. Иногда очень заметно. 
У англичан на этот счет имеется даже шутливая 
поговорка: «Пишем Манчестер, а читаем Ливерпуль». Но как-то англичанам даже в голову 
не приходит провести реформу правописания, 
упростить ее. 
Со временем твердый знак частично восстановили в правах. А так ли уж бесполезен он 
в конце некоторых слов? Он ведь «открывал» 
закрытый слог. Это наследие старославянского 
языка, в котором слова не могли заканчиваться 
закрытым слогом. То есть и в данном случае, 
как и во всех остальных, большевики боролись 
с традицией и с традиционным написанием, 
которое отсылает носителя языка к истории 
родной речи. 
Другой частью реформы стало «упрощение» 
склонения некоторых местоимений: например, 
местоимение «она» в винительном падеже писалось как «её», а в родительном падеже  — как 
«ея», после реформы обязали писать в обоих 
падежах «её». И это только один пример, а их 
немало.
Также в написании слов была усилена роль 
произношения по принципу «как слышим, 
так и пишем». Можно сравнить традиционное 
и новое правописание: «бессмертие» вместо 
«безсмертіе», «рассказ» вместо «разсказъ», «бес
следно» вместо «безслѣдно», «вожжи» вместо 
«возжи» и списку этому несть конца. Последняя искусственная норма выглядит особенно 
дико, поскольку ясно, что в традиционном 
написании сохраняется корень слова «возить». 
А в новой орфографии получается, что корень 
слова  — «вож-». Сам по себе фонетический 
принцип носит ущербный характер, ведь, следуя ему, можно скатиться к тому, что «чего» 
следует поменять на «чиво». 
Особенно заметно стало вмешательство в 
приставку «без-». В ней появилась буква «с» 
перед глухими согласными, а с ней, как иронически пошутил кто-то, в русское правописание 
устремилось целое полчище «бесов». Присмотримся: безсловесный  — бес словесный, безкровный  — бес кровный, безпамятный  — бес 
памятный, безпечальный  — бес печальный, 
безплотный  — бес плотный, безпутный  — бес 
путный, безстрастный  — бес страстный (тут уж 
смысл совсем меняется на противоположный), 
безшумный  — бес шумный. Безсловесный 
(греч. αλογικος) значит лишенный разума, неразумный, безсмысленный, который находится 
вне связи с божественным Логосом (в святоотеческой литературе это прилагательное часто 
относили к животным), а в результате реформы 
мы получили «словесного беса».
Многие писатели и философы не приняли 
большевистскую реформу правописания. Как 
свидетельствует В.И. Чернышёв (один из членов Орфографической подкомиссии), в одной 
из бесед Лев Толстой довольно резко высказался против реформы: «По-моему, реформа 
эта нелепа… Да, да, нелепа… Это типичная 
выдумка ученых, которая, конечно, не может пройти в жизнь. Язык  — это последствие 
жизни; он создался исторически, и малейшая 
черточка в нем имеет свое особое, осмысленное значение… Человек не может и не смеет 
переделывать того, что создает жизнь; это бессмысленно  — пытаться исправлять природу, 
бессмысленно» [18, 3]. 
Бунин с раннего детства чувствовал себя под 
особым покровительством Архангела Михаила, 
даже в делах самых обычных. Ему он посвятил 
несколько стихотворений. В книге «Окаянные 
дни» он писал: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевицкаго 
правописанія. Ужъ хотя бы по одному тому, что