Русская словесность, 2018, № 1

НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ Ж УРНА Л

Издательство
«Школьная Пресса»
НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Издается c января 1993 года
Выходит 6 раз в год

Главный редактор 
А.П. Фурсов, поэт,  
член Союза писателей России
Chief editor 
А.Р. Fursov, the poet,  
member of Union of writers of Russia

Редакционная коллегия
The editorial board
О.М. Александрова, кандидат педагогических 
наук, заведующая Центром филологического 
образования ФГБНУ «Института стратегии 
развития образования РАО» (Москва)
O.M. Alexandrova, candidate of pedagogical 
sciences, head of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE » (Moscow)
Н.В. Беляева, доктор педагогических наук, 
ведущий научный сотрудник Центра  
филологического образования ФГБНУ  
«Институт стратегии развития  
образования РАО» (Москва)
N.V. Belyaeva, doctor of pedagogical sciences, 
leading researcher of the Center for philological 
education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow) 
И.П. Васильевых, научный сотрудник Центра 
филологического образования ФГБНУ  
«Института стратегии развития  
образования РАО» (Москва) 
Vasilievih I.P., researcher at the Center for 
philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» (Moscow)  
В.А. Воропаев, доктор филологических наук, 
профессор Московского государственного 
университета имени М.В. Ломоносова,  
председатель Гоголевской комиссии  
Научного совета РАН  
«История мировой культуры» (Москва) 
V.A. Voropaev, doctor of philological sciences, 
Professor of Moscow state University named 
after M.V. Lomonosov, the Chairman 
of the Gogol Commission Scientific Council 
«History of world culture» of the Russian 
Academy of Sciences (Moscow)
Ю.Н. Гостева, кандидат педагогических наук, 
старший научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
 образования РАО» (Москва)
J.N. Gosteva, the candidate of pedagogical  
sciences, senior researcher of the Center 
for philological education «Institute of education 
development strategy of RAE» 
(Moscow)

Русская литература поднялась до явления совершенно уникального.
Василий Розанов

МОНУМЕНТАЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Юрий Азаров
Русский исход и литература. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  3

ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ
Сергей Морозов
И.А. Бунин в школе. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 20

ШЕДЕВРЫ РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Александр Фурсов
«Сиянье вырубленных дней...»: Иван Савин. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29

УДИВИТЕЛЬНОЕ В МИРЕ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Елена Трубилова
Тэффи: О любви и жалости, Игре и Преображении. . . . . . . . . . 34

ГЛУБОКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Алексей Чагин
«Стеклянный дом» Бориса Поплавского. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 49

Специальный номер, посвященный творчеству 
писателей русского зарубежья, 
подготовленный совместно  
с Группой литературы русского зарубежья 
Института мировой литературы  
имени А.М. Горького РАН 

И чувствуя, нежности сколько 
Таили скупые слова, 
Я только подумал, я только 
Заплакал от мысли: Москва... 
                     Иван Савин (1899–1927)

1/2018

Адрес  издательства и редакции
127254, г. Москва, а/я 62
Тел.: 8 (495) 619-52-87, 619-83-80
E-mail: aleksandr.fursoff2014@yandex.ru

Журнал зарегистрирован МПТР России,  
свид. о рег. ПИ № ФС 77-33042 
от 04.09.08 г.
Формат 84×108/16.   Усл.-печ. л. 7,25
Изд. № 3173. Заказ

Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия»,
428019, г. Чебоксары, 
пр. И. Яковлева, д. 13

©  ООО «Школьная Пресса», 2018
©  «Русская словесность», 2018

Журнал рекомендован Высшей аттестационной комиссией (ВАК) Министерства 
образования и науки РФ в перечне ведущих 
рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы 
основные научные результаты диссертаций 
на соискание ученой степени доктора  
и кандидата наук.
Журнал зарегистрирован в базе данных 
Российского индекса научного цитирования. 
Журнал «Русская словесность» включен  
в международные базы цитирования 
Web of Science, Scopus, Web of Knowledge, 
Astrophysics, PubMed. Mathematics, 
Сhemical Abstracts, Springer, Agris.

ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ
Инна Андреева
Касаясь крылами: Цветаева, Рильке, эмиграция . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62

МЕТОДИЧЕСКИЕ НАХОДКИ
Елена Панина
Об изучении творчества И.А. Бунина на занятии по 
лингвокультурологии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70

ИНТЕГРАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 
 В ПРЕДМЕТЫ ШКОЛЬНОГО ЦИКЛА: ИСТОРИЯ
Юрий Азаров
Голос русской истории: Вас. И. Немирович-Данченко
Жизнь и судьба (материалы к биографии). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  79

В номере в качестве заставок 
использованы печати русских типографий, 
просветительских и культурных обществ 
эмиграции из книги: Йован Качаки  
«Русские беженцы в Королевстве сербов, 
хорватов и словенцев — Югославии» 
(Белград, 2003) 

Надписи к заставкам, если читать их одна  
за другой, составляют стихотворение  
Игоря Северянина (1887–1941)  

Номер выходит с разделом —  
«Русский язык и литература  
для школьников» № 1, 2018  
и приложением — электронным 
периодическим изданием  
«Русская словесность» № 1, 2018

И.Н. Добротина, научный сотрудник ФГБНУ 
Центра филологического образования  
«Институт стратегии развития 
образования РАО» (Москва)
I.N. Dobrotinа., researcher of the Center  
for philological education «Institute of education 
development strategy of  RAE» (Moscow)
О.В. Зырянов, доктор филологических наук, 
профессор, заведующий кафедрой русской 
литературы Уральского федерального университета имени первого Президента России  
Б.Н. Ельцина (Екатеринбург)
O.V. Zyryanov, doctor of Philology, Professor,  
head of chair of Russian literature of the Ural 
Federal University named after first President  
of Russia B.N. Yeltsin (Ekaterinburg)
Н.В. Корниенко, член-корреспондент Российской академии наук, доктор филологических 
наук, заведующая отделом новейшей  
русской литературы и литературы русского 
зарубежья Института мировой литературы  
им. А.М. Горького РАН (Москва)
N.V. Kornienkо, a member-correspondent  
of the Russian Academy of Sciences,  
doctor of philological Sciences, head of Department 
of modern Russian literature and literature  
of Russian abroad of the Institute of world  
literature named after A.M. Gorky Russian  
Academy of Sciences (Moscow)
В.М. Улитин, поэт, прозаик,  
член Союза писателей России (Владимир)
V.M. Ulitin, poet, prose writer, 
member of writers Union of Russia (Vladimir)
И.В. Ускова, научный сотрудник ФГБНУ  
Центра филологического образования 
«Институт стратегии развития образования 
РАО», учитель русского языка и литературы 
гимназии № 1,  г.  Видное, Московская область
I.V. Uskovа, researcher of the Center for philological education «Institute of education development 
strategy of RAO», teacher of Russian language  
and literature of gymnasium № 1 
(Vidnoe, Moscow region)

Редактор К.А. Фурсов
Editor K.A. Fursov

Издание охраняется Законом РФ об авторском праве. 
Любое воспроизведение материалов, размещенных в журнале, как на бумажном  
носителе, так и в виде ксерокопирования, сканирования, записи в память ЭВМ, 
и размещение в Интернете запрещается.

Содержание (раздел в журнале)  
«Русский язык и литература для школьников»  № 1, 2018. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  81
Содержание электронного периодического издания 
«Русская словесность»  № 1, 2018 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111   

«Что нужно знать»

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы
3

Я говорю: я не в изгнаньи,
Я не ищу земных путей,
Я не в изгнаньи, я  — в посланьи,
Легко мне жить среди людей.

Нина Берберова. 
«Лирическая поэма» (1924–1926) [1, 227]
П
риписываемое разным авторам сравнение «изгнания» с «посланием», которое нашло отражение 
в стихах Н. Берберовой, в образной форме выразило 
популярную в 1920-е гг. идею о высокой миссии эмиграции, призванной сохранить ценности национальной 
культуры. Прошли годы, и литература зарубежья стала 
неотъемлемой частью нашего духовного наследия, а ее 
изучение представляет собой важнейшую составляющую 
общекультурной подготовки учащихся [2]. 
Именно литература зарубежья позволяет лучше понять причины и последствия послереволюционного рассеяния, обозначить роль, которую оно сыграло в истории русской литературы XX в. Непосредственная цель 
изучения видится в систематизации знаний о современном литературном процессе, воссоздании его целостной 
картины, введении в круг внеклассного и обязательного 
чтения целого ряда авторов и произведений, обогативших 
отечественную культуру. Не менее важна задача определения главных ориентиров и закономерностей развития 
русской словесности, что поможет учащимся в самостоятельной работе с источниками и критической литературой. Подобные навыки необходимы для формирования 
личного отношения к тому или иному автору и произведению, выработке способности к творческому подходу при написании сочинений и рефератов, которые на 
сегодняшний день, к сожалению, в своем большинстве 
«грешат» интернетовскими заимствованиями и далеки 
от самостоятельности. 
В истории без труда можно найти множество русских 
имен, связанных с жизнью других народов и стран, од
Юрий Азаров*

Русский исход  
и литература

Статья посвящена особенностям послереволюционной эмиграции и литературе зарубежья. Ее цель – систематизировать представления учащихся об условиях формирования 
феномена первой русской эмиграции. Главное внимание уделяется ее главным представителям в разных литературных центрах 
и русскоязычной читательской аудитории. 
Рассматриваются периодические издания и 
та роль, которую они сыграли в развитии 
литературы зарубежья.
The preset article is devoted to peculiarities of 
post-revolutionary emigration and Russian literature in exile. The main aim is to systematize 
scholars’ views concerning the conditions for 
the formation of the phenomenon of the first 
Russian emigration. The main attention is paid 
to its leading representatives in different literary centres and Russian-speaking readership 
abroad. The periodicals of emigration are analyzed as well the role they played in the process 
of formation of Russian literature in exile.

Ключевые слова: писатели русской эмиграции, литературные центры, литература, 
культура, наследие
Keywords: Russian émigré writers, literary centres, literature, culture, heritage 

Ты потерял свою Россию.

* Доктор филологических наук, ведущий 
научный сотрудник ФГБУН «Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук», руководитель Группы 
литературы русского зарубежья, Москва.

Русская словесность   ·  1/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

нако в результате Октябрьской революции произошла наиболее масштабная «утечка умов», 
выразившаяся в массовом перемещении творческой и научной интеллигенции за рубежи 
своего отечества. Ее представители нашли себе 
применение в самых разных областях  — с годами многие эмигранты сумели адаптироваться 
к местным условиям и принести народам и 
государствам, которые их приняли, неоценимую 
пользу. Как известно, эмиграция внесла заметный вклад не только в музыкальную культуру, 
живопись, искусство, архитектуру, но и в науку 
зарубежных стран [3]. Для начала хотелось бы 
привести несколько примеров, относящихся 
к сфере науки и техники. Среди тех, кто прославился на этом поприще, авиаконструктор 
и создатель вертолета И.С. Сикорский, изобретатель телевидения В.К. Зворыкин, инженер 
и конструктор С.П. Тимошенко, автор фундаментальных трудов по сопротивлению материалов, а также разработчик теории планирования 
в экономике и лауреат Нобелевской премии 

В.В. Леонтьев (они жили и работали в США), 
многие другие ученые, врачи, юристы, инженеры, экономисты.
История литературы зарубежья началась после того, как мировая война и две революции 
«до основанья» разрушили Российскую империю, на обломках которой возникло первое 
в мире государство рабочих и крестьян. Подобно большинству представителей русской 
интеллигенции, многие писатели относили 
себя к либералам и демократам. В феврале 
1917  г., захваченные волной революционной 
эйфории, они приветствовали падение царизма: исторический приговор, вынесенный русскому самодержавию, тогда ни у кого не вызывал сомнений. Но политический, экономический и военный кризис в стране продолжал 
усиливаться  — после Октябрьской революции 
пришло осознание того, что демократические 
иллюзии и обещанные свободы обернулись 
уничтожением государственности, развалом 
фронтов и насильственным введением доселе 
невиданного в мировой истории строя. В огне 
братоубийственной войны и по мере установления советской власти в центре и на местах 
происходил исход тех, кто отказался признать 
новые порядки, в том числе писателей, которые впоследствии создали в изгнании литературу русского зарубежья.
Октябрьская революция сама по себе еще не 
вызвала массового перемещения «творческих 
и научных сил» за рубежи своего отечества. 
Сначала казалось, что надо лишь переждать 
смутное время, что большевики не смогут удержать власть, что все скоро кончится и, наконец, 
наступит долгожданный гражданский мир. Ни 
одна из этих надежд не оправдалась  — последовавшие за Октябрем красный террор, реквизиции, голод, вызванная Гражданской войной разруха, поражение белых армий заставили 
многих ради спасения жизни всерьез подумать 
о том, чтобы покинуть Россию.
Зарубежье «пополняли» и граждане Российской империи, которые проживали на территориях, провозгласивших или восстановивших 
свою государственную независимость: суверенный статус приобрела Польша, к которой по 
Рижскому мирному договору 1921 г. отошли Западная Украина и Западная Белоруссия, а также 
Великое Княжество Финляндское, Эстляндия, 

А. Куприн за правкой рукописи. 1925 г. 
 Фото для «Иллюстрированной России» (Париж)

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

Лифляндия, Литва, в состав Румынии вошла 
Бессарабия. Понятно, что после революции за 
границу были изгнаны в основном представители правящих классов, но вместе с ними там 
оказались крестьяне, солдаты, казаки, среди 
беженцев был очень высок процент и тех, кто 
имел «интеллигентные профессии». 
Каковы были предпосылки появления литературы русского зарубежья? Известно, что 
вместе с великим исходом за рубежом оказалось 
едва ли не большинство крупнейших представителей дореволюционной литературы, не 
говоря уже о тех, кто писательскую славу обрел 
уже в эмиграции. Писатели отправлялись в изгнание на протяжении русской истории  — примеров можно привести множество. Знатоки 
нашего прошлого могут подсказать относящийся к XVI  в. пример бежавшего в Литву князя 
А.М. Курбского, автора многих сочинений, который прославился своей перепиской с Иваном 
Грозным. Эта переписка считается одним из 
выдающихся памятников древнерусской литературы. Более поздним, но, безусловно, ярчайшим примером, является А.И. Герцен, который 
совместно с Н.П. Огаревым издавал в Лондоне 
и Женеве оппозиционную газету «Колокол». 
Однако, по словам крупнейшего исследователя литературы эмиграции О.Н. Михайлова, 
«…лишь феномен первой русской эмиграции 
позволяет говорить о совершенно новом явлении  — литературе Русского зарубежья» [4, 4]. 
Эмигрантами в послереволюционный период стали И.А. Бунин, А.Н. Толстой, А.М. Ремизов, В.Ф. Ходасевич, Г.В. Иванов, Надежда Тэффи (Н.А. Лохвицкая), Саша Черный 
(А.С. Гликберг), М.А. Осоргин, А.И. Куприн, 
Б.К. Зайцев, 
И.С. Шмелев, 
И.Д. Сургучев, 
А.Т. Аверченко, Г.В. Адамович, В.В. Набоков 
(Владимир Сирин), Г.И. Газданов, Б.Ю. Поплавский, В.И. Горянский, Н.А. Байков, А.В. Тыркова-Вильямс, И.С. Лукаш, М.Д. Каратеев, 
Вас.И. Немирович-Данченко, С.Р. Минцлов, 
М.А. Алданов, Ф.А. Степун, Г.Д. Гребенщиков, С.И. Гусев-Оренбургский, З.Н. Гиппиус, 
Д.С. Мережковский, И.В. Елагин, К.Д. Бальмонт, Игорь Северянин (И.В. Лотарев), Леонид  Андреев, И.Ф. Наживин, А.А. Кондратьев, 
В.А. Злобин, Е.Н. Чириков, М.И. Цветаева, 
Дон-Аминадо (А.П. Шполянский), А.М. Ренников (А.М. Селитренников), С.С. Юшкевич, 

В.В. Шульгин, И.И. Савин (И.И. Саволайнен), 
Д.П. Святополк-Мирский, И.Н. ГоленищевКутузов и многие другие.
Присоединившиеся к исходу поэты и писатели мало чем отличались от других беженцев, но судьба и дорога на чужбину были у 
каждого своя. Для тех, кто жил в Петрограде и 
Москве, путь в изгнание нередко начинался с 
вынужденного отъезда в провинцию, в другие 
города  — подальше от центра, туда, где не было 
голода и, как казалось, можно спокойно переждать смуту.
И.А. Бунин до мая 1918 г. оставался в Москве, потом, когда стал ощущаться острый недостаток во всем необходимом, а очереди за 
хлебом превратились в обычное явление, ему 
вместе с женой В.Н. Муромцевой-Буниной удалось перебраться в Одессу. По тем же причинам 
многие уезжали в отделившиеся или готовящиеся отделиться сопредельные государства. 
Леонид Андреев, убедившись в том, что 
большевики все-таки взяли власть, 27 октября 
1917 г. вместе с женой и сыном отправился 
из Петрограда на свою дачу в Териоки (после 
1948  г. Зеленогорск) и после провозглашения 
Финляндией независимости предпочитал называть себя «невозвращенцем». 
Игорь Северянин, которого Октябрьская революция застала на съемной даче в Эстонии, 
отказался от статуса беженца и в 1921 г. принял эстонское подданство. Многие оказались в 
эмиграции, будучи увлеченными отступлением 
потерпевших поражение белых воинских соединений. А.И. Куприн, который осенью 1919  г. 

И. Фондаминский

Русская словесность   ·  1/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

как доброволец присоединился в Гатчине к 
идущей на Петроград Северо-Западной армии 
(в звании поручика и должности редактора 
штабной газеты «Приневский край»), оказался 
сначала в Эстонии, а затем в Финляндии. Отходить пришлось вместе со штабом генерала 
от инфантерии Н.Н. Юденича, армия которого 
после успешного наступления в октябре 1919 г. 
вскоре была вытеснена на территорию Эстонии 
и интернирована местными властями. 
До отъезда в Париж в июне 1920 г., находясь в Гельсингфорсе, А.И. Куприн полностью 
посвятил себя литературной и журналистской 
работе  — это был период его наивысшей активности как публициста. Написанные здесь антибольшевистские статьи, большинство которых 
было опубликовано в местной газете «Новая 
русская жизнь», посвящены разоблачению со
ветского строя и его вождей, высмеиванию казарменного коммунизма, истокам его идеологии, безнравственности и цинизму, с которыми 
насаждались новые порядки.
В 1918 г. в Германии в результате поражения 
в войне произошла Ноябрьская революция, с 
Антантой было подписано соглашение о перемирии. Значительная часть будущих эмигрантов, в первую очередь украинцев, присоединились к возвращающимся на родину оккупационным войскам. Многие бежали с территории 
Украины, Бессарабии или Белоруссии через 
Польшу и далее  — в Западную Европу. Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус в декабре 1919 г. 
через Минск отправились в Варшаву, затем поселились в Париже, где у них еще с довоенного 
времени оставалась собственная квартира. Надежда Тэффи уехала из Петрограда в Москву, 
затем в Киев, потом Одессу, Новороссийск, 
оттуда в Турцию и, наконец, во Францию, в 
Париж, затем в Германию и снова в Париж. 
Многие беженцы, преодолев просторы Сибири, 
перебирались в Маньчжурию, из Владивостока  — морским путем в Японию и Америку.
Общее число эвакуированных из Крыма военных и невоенных достигло 130 тыс. Окончательный крах белого движения породил беженские потоки, состоящие из добровольцев, а с 
ними и штатских, захваченных вынужденной 
эвакуацией. 24 января 1920 г. на греческом 
пароходе под французским флагом «Спарта» 
навсегда покинул Одессу и Россию И.А. Бунин. Еще раньше, весной 1919 г., на корабле 
Добровольческого флота из Одессы отплыл в 
Константинополь А.Н. Толстой. Вместе с врангелевской армией в 1920 г. эвакуировался в 
Галлиполи будущий писатель Гайто Газданов, 
которому тогда было 17 лет, до этого он в течение года в составе команды бронепоезда воевал 
против красных. 
Кому-то удалось обосноваться в Париже, 
считавшемся литературной столицей зарубежья, кто-то остановился в Берлине, который 
на какое-то время по насыщенности культурной жизни немногим уступал русскому Парижу. Значительными центрами эмиграции стали 
Белград, Варшава, Харбин, Прага, другие европейские и неевропейские города и столицы, 
кто-то оказался за океаном, как Георгий Гребенщиков, основавший в штате Коннектикут 

Плакат к фильму В. Пудовкина «Мать».  
Берлин 1926 г.

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

«русскую деревню» Чураевку, которая стала 
впоследствии одним из издательских центров 
зарубежья. Представитель молодого поколения 
эмигрантской литературы В. Сирин (В.В. Набоков) получил известность после выхода в 
1926 г. своего первого романа «Машенька». 
Прожив 15  лет в Берлине, В.В. Набоков сначала 
отправился в Париж, а в 1940 г. окончательно перебрался за океан и поселился в США, 
где благодаря своим английским романам занял заметное место не только в русской, но 
и американской литературе. А ведь были еще 
Брюссель, Рим, Лондон, Рига, Гельсингфорс, 
Таллин, Шанхай и даже Токио.
После эвакуации армии Врангеля в октябре–
ноябре 1920 г. первыми остановками на пути в 
изгнание, стали, как правило, Константинополь, потом Болгария, Греция. Затем Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (после 
1929  г.  — Королевство Югославия), где русским, 
можно сказать, повезло  — благодаря заботе короля Александра I Карагеоргиевича, крестника 
императора Александра III и выпускника Пажеского корпуса в Санкт-Петербурге, их тепло 
встретили, помогли обустроиться, многим дали 
работу. 
По свидетельству современников, повсюду 
в Белграде, включая государственные учреждения, встречались хорошо знакомые со времен Гражданской войны шинели и френчи, 
иногда по-прежнему украшенные эмблемами 
старых гвардейских полков. В 1920-е гг. молодое государство, появившееся на карте Европы 
в 1918  г., крайне нуждалось в специалистах 
с высшим образованием. Многие инженеры, 
юристы, врачи, педагоги, архитекторы, ученые 
и другие специалисты, смогли получить работу, соответствовавшую их профессиональным 
данным. На службу в пограничную стражу поступили тысячи военных, взявшие под охрану 
неспокойный албанский участок границы.
Таким образом, в разных городах и столицах 
сформировались центры русской эмиграции. 
Главными по своему значению издательскими 
центрами считались Париж, Берлин, Прага; на 
четвертом месте был Белград. Не столь крупными (но от этого не менее важными) стали Гельсингфорс, Рига, Лондон, Рим, София, 
Варшава, Константинополь, Харбин, Шанхай, 
Нью-Йорк, Чикаго. 

Исход продолжался и после окончания Гражданской войны: в период нэпа многие советские 
граждане официально выезжали за рубеж, в том 
числе в командировки, а потом становились 
«невозвращенцами». В то время еще сохранялись широкие связи между теми, кто жил за границей, и метрополией: немаловажную роль в 
развитии этих контактов было суждено сыграть 
русскому Берлину. Так, И.С. Шмелев в 1922 г. 
выхлопотал визу для поездки в Берлин с целью 
«поправки здоровья» и литературной работы и 
в январе 1923 г. прибыл в Париж, оставшись во 
Франции до конца своей жизни. 
В 1922 г. в Советской России началась известная кампания по принудительной высылке 
«сочувствующей контрреволюции» интеллигенции за границу, которую В.И. Ленин оценивал 
как гуманную акцию, назвав ее «заменой расстрела». Известно, что по «делу Петроградской 

Сергей Есенин. Собрание стихов и поэм. 
Издательство З.И. Гржебина.  
Москва, Петербург, Берлин, 1922 

Русская словесность   ·  1/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

боевой организации В.Н. Таганцева» в августе 
1921 г. был вынесен 61 смертный приговор, в 
том числе поэту Николаю Гумилеву. Большинство представителей научной, технической и 
творческой интеллигенции, отправленных за 
пределы родины в 1922 г., обосновались в Берлине. Среди них оказались многие известные 
философы, ученые и писатели, поэтому эту акцию советских властей эмиграция оценила как 
«щедрый подарок» для русской науки и литературы за рубежом. Высылаемые перед отъездом 
должны были подписать документ, извещавший, что в случае нелегального возвращения на 
родину они могут быть расстреляны.
Вопреки распространенному мнению, интеллигенцию выслали не на одном пароходе, который потом стали называть «философским». Первая «пробная» депортация в Берлин 
состоялась в июне 1922 г.: тогда за границей 
оказались руководители Всероссийского комитета помощи голодающим (Помгола) муж и 

жена С.Н. Прокопович и Е.Д. Кускова, находившиеся до этого в ссылке в Тверской губернии. Высылаемых и членов их семей набралось 
довольно много, так что при всем желании всех 
нельзя было отправить единовременно. Первая 
крупная партия отбыла поездом в Ригу в конце 
сентября 1922 г., вслед за ней по железной дороге до Берлина отправилась следующая. В первой 
группе находился социолог, культуролог и публицист П.А. Сорокин, во второй  — философ, 
писатель и литературный критик Ф.А. Степун. 
Еще две партии отплыли из Петрограда в Штеттин на специально зафрахтованных для этого 
немецких пароходах «Обербургомистр Хакен» 
и «Пруссия». Первый увозил более 30 московских и казанских интеллигентов с семьями, в 
их числе оказались философы Н.А. Бердяев, 
С.Л. Франк, И.А. Ильин, историк и публицист 
А.А. Кизеветтер, писатель М.А. Осоргин, публицист и литературный критик Ю.И. Айхенвальд, историк и публицист А.С. Изгоев. На 
втором пароходе на чужбину отправились те, 
кто проживал в Петрограде (вместе с семьями 
44 человека), среди них оказались историк, 
философ и поэт Л.П. Карсавин, философ и публицист Н.О. Лосский.
Надо отметить, что большинство эмигрантов, а среди них и писателей, еще долго не 
могли смириться с поражением в Гражданской 
войне и с тем, что после исторического поворота к новой жизни старая Россия безвозвратно 
ушла в прошлое. Примеров подобного отношения к революции можно привести множество. 
Пожалуй, наиболее выразительными среди них 
стали отличающиеся эмоциональностью и бескомпромиссностью выступления А.И. Куприна, 
И.А. Бунина, Д.С. Мережковского, И.С. Шмелева, Б.К. Зайцева.
Так, А.И. Куприн не только в Финляндии, 
но и во Франции часто писал о своей ненависти к большевизму, в частности в парижской 
газете «Возрождение»: «И вот Октябрь. Позор 
Учредительного собрания. Матрос Железняк. 
Презренное молчание лучших людей огромной 
страны. Полки, торопящиеся присягнуть насильникам. Подлость отдельных лиц. На фронте ударники и женские батальоны. «Аврора», 
бомбардирующая Зимний дворец. Десятки тысяч офицеров и интеллигенции как чудовищная 
жертва, принесенная тени Урицкого. Похабный 

Марина Цветаева. «Царь-Девица». Поэма-сказка. 
Петроград, Берлин, 1921

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

мир в Брест-Литовске, запечатленный самоубийством генерала Скалона [генерал В.Е. Скалон был приглашен советским правительством 
в качестве консультанта на мирных переговорах. Застрелился 29 ноября 1917 г.]. Свирепый 
террор, ужас которого увеличивается всеобщим 
голодом. Усталость, изнеможение, старческое 
равнодушие. Конец Великой России» [5, 604].
Не менее яркое свидетельство решительного неприятия революции оставил И.А. Бунин, который до самой смерти, последовавшей 
8  ноября 1953 г., оставался в эмиграции. Это 
книга «Окаянные дни», работа над которой началась в красной Одессе (впервые книга была 
полностью опубликована в 1935 г.), а также 
статьи и лекции, посвященные последствиям революционных событий, которые писатель 
читал перед эмигрантской аудиторией. Когда в 
1924 г. к нему обратились с предложением выступить на тему «Миссия русской эмиграции», 
И.А. Бунин охотно согласился. Открывая вечер, 
состоявшийся 16 февраля 1924 г. в парижском 
зале Географического общества, он, в частности, говорил:
«Что произошло? Произошло великое падение России, а вместе с ней великое падение 
человека. Падение России ничем не оправдывается. Неизбежна была русская революция или 
нет? Никакой неизбежности, конечно, не было, 
ибо, несмотря на все эти недостатки, Россия 
цвела, росла, со сказочной быстротой развивалась и видоизменялась во всех отношениях. 
Революция, говорят, была неизбежна, ибо народ жаждал земли и таил ненависть к своему 
бывшему господину и вообще к господам. Но 
почему же эта будто бы неизбежная революция 
не коснулась, например, Польши, Литвы? Или 
там не было барина, нет недостатка в земле 
и вообще всяческого неравенства? <…> Была 
Россия, был великий, ломившийся от всякого 
скарба дом, населенный огромным и во всех 
смыслом могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью 
о прошлом и всем тем, что называется культом 
и культурою. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным 
братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым 
балаганом, чудовищные последствия которого 

неисчислимы и, быть может, во веки непоправимы. И кошмар этот, повторяю, тем ужаснее, 
что он даже всячески прославляется, возводится в перл создания и годами длится при полном 
попустительстве всего мира, который уж давно 
должен был бы крестовым походом идти на Москву» [6, 150–151].
Сильнейшее впечатление на слушателей лекции произвели чувство глубочайшей горечи и та 
непримиримость, с которой писатель оценивал 
события 1917 г., Февральскую революцию и 
все, что за ними последовало. Если до Октября 
И.А. Бунин не проявлял большого интереса к 
политике, то теперь для него, как и для многих 
других, это был «русский бунт, бессмысленный 
и беспощадный». От прежней аполитичности 
не осталось и следа: в России, по его мнению, 
произошла национальная трагедия и вместе с 
тем несчастье всемирного масштаба  — «великий дурман», «окаянные дни», «нечто новое 
и дьявольское», все, что породило не только 
общую для всех, но и его собственную трагедию 

«Ковчег». Сборник Союза русских писателей  
в Чехословакии 

Русская словесность   ·  1/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

изгнания. Высокий смысл миссии русской эмиграции в 1924 г. он видел прежде всего в том, 
что она доказала своим исходом, борьбой, своими «ледяными походами» полное неприятие 
«ленинских градов» и заповедей: «Знаю, многие 
уже сдались, многие пали, а сдадутся и падут 
еще тысячи и тысячи. Но все равно: останутся и 
такие, что не сдадутся никогда» [6, 154].
Что касается отношения к эмиграции в Советской России, то официальная точка зрения 
на нее окончательно сформировалась к концу 
1920-х гг.: сам факт эмиграции приравнивался 
к измене родине. Всех или почти всех остающихся без согласия советских властей за границей соотечественников причислили к белой 
эмиграции и классовым врагам, отказавшимся 
признать власть рабочих и крестьян. 
Сколь велика была численность «граждан» 
зарубежной России, образовавших ту среду, в 
которой создавалась и жила русская литература 
в изгнании? Ведь она, как и всякая литерату
ра, не могла существовать без своего читателя. 
Очевидно, что эмиграция составила лишь малую часть населения распавшейся Российской 
империи. По данным переписи 1897 г., последней, проводившейся до начала мировой войны, 
число ее жителей составляло 128,8 миллионов 
человек. Согласно разным подсчетам, которые 
по понятным причинам не могут быть точными, 
после революции за рубежом оказалось от двух 
до четырех миллионов граждан старой России. 
Так, И.А. Бунин полагал, что их около трех 
миллионов [6, 148]. В.И. Ленин в марте 1921 г. 
на X съезде РКП(б) определил численность тех, 
кого заставила бежать революция и Гражданская война, двумя миллионами [7, с. 49].
За рубежом появился массовый русский 
читатель. Правда, О.Н. Михайлов обоснованно констатировал временный характер этого явления: «И поэтому можно считать, что 
литература русской эмиграции именно как  
л и т е р а т у р а  состоялась: со своим массовым читателем (как бы вершина оторванной от основания пирамиды), широко разветвленной сетью издательств, журналов, газет, 
библиотек, читален. Имелись издания, что 
называется, на все вкусы… для читателей различной степени подготовленности и разных 
духовных и эстетических запросов («свой» 
читатель был, скажем, у Бунина и «свой»  — у 
Шмелева или Набокова), для сторонников тех 
или иных партий  — от меньшевиков и эсеров 
и до монархистов.
Другое дело, что этот верхний «культурный 
слой почвы», без народной о с н о в ы, должен 
был неминуемо подвергнуться эрозии. Иными 
словами, зарубежная русская литература была 
обречена на краткое, по историческим меркам, существование, в точном согласии с биологическими часами, завод которых оказался 
рассчитан на одно-два поколения» [8, 12]. 
Можно повторить, что разрыв между зарубежьем и метрополией произошел не сразу  — на начальном этапе отдельные эмигрантские центры сохраняли разветвленные связи с 
родиной, не прекращался непрерывный «обмен» людьми, продолжался творческий диалог 
между писателями. Берлин образно сравнивали 
со «шлюзом», подобное взаимодействие уподобляли и сообщающимся сосудам, однако все 
это носило лишь временный характер. К сере
М. Цветаева. Чехия, 1924 г.

Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

Монументальность русской литературы

дине 1920-х гг. прежние связи были полностью 
или почти полностью утрачены. «Но уже к 
1922–1924 гг.,  — по выражению публициста и 
литературного критика М. Слонима,  — были 
перерезаны последние нити  — и эмигрантская 
литература замкнулась в печальном одиночестве. Она перестала участвовать в событиях литературной жизни, совершавшихся на родине; 
она была выключена из потока, вносившего 
постоянные изменения в русскую художественную действительность» [9, 116]. Но вместе с тем 
творческий диалог, преодолевая разного рода 
барьеры, продолжался, пусть опосредованно и 
не столь интенсивно: в переписке частных лиц, 
в эмигрантских и советских органах периодической печати, которые не прекращали вести 
идеологическую полемику.
Довоенное зарубежье (1918–1940 гг.) по 
сложившейся традиции называют эмиграцией 
первой волны или первой эмиграцией, так как 
впоследствии за границу, образно говоря, выплеснулись послевоенные волны  — вторая и 
третья. 
Однако именно первая эмиграция считается 
уникальным явлением в истории России  — как по 
творческому потенциалу, так и по количеству 
тех, кто оказался за пределами родины. Слову 
«зарубежье» всегда придавали собирательное 
значение, образно уподобляя его названию некой несуществующей страны. Многие авторы 
пишут это слово с заглавной буквы, подобно историку русской литературы с мировым 
именем Г.П. Струве в его знаменитой книге 
«Русская литература в изгнании». Зарубежье не 
имело собственной территории, его население 
было рассеяно по миру, но оно создало свои 
издательства, периодическую печать, воинские 
союзы, общественные организации, политические объединения и многие другие необходимые «институции». Оно объединялось многими факторами: исторической памятью, языком 
и культурой, осознанием принадлежности к 
определенной этнической группе, православной традицией, стереотипами национального 
сознания, поведения и быта. 
На просторах этой «страны» появилась богатейшая литература, продолжавшая дореволюционную традицию, были организованы творческие союзы, учреждения культуры, появились академические объединения, своя система 

образования  — не только начального и среднего, но и высшего.
Как ни покажется странным, но в литературе зарубежья имелась своя «цензура». Официальных запретов, естественно, не было и быть 
не могло, хотя существовали не менее строгие 

Именно первая эмиграция считается 
уникальным явлением в истории 
России — как по творческому 
потенциалу, так и по количеству тех, 
кто оказался за пределами родины. 
Слову «зарубежье» всегда придавали 
собирательное значение, образно 
уподобляя его названию некой 
несуществующей страны.  
Многие авторы пишут это слово  
с заглавной буквы, подобно историку 
русской литературы с мировым 
именем Г.П. Струве в его  
знаменитой книге  
«Русская литература в изгнании».  
Зарубежье не имело собственной 
территории, его население было 
рассеяно по миру, но оно создало 
свои издательства, периодическую 
печать, воинские союзы, 
общественные организации, 
политические объединения и многие 
другие необходимые «институции». 
Оно объединялось многими 
факторами: исторической памятью, 
языком и культурой, осознанием 
принадлежности к определенной 
этнической группе, православной 
традицией, стереотипами 
национального сознания,  
поведения и быта.  
На просторах этой «страны» 
появилась богатейшая литература, 
продолжавшая дореволюционную 
традицию, были организованы 
творческие союзы, учреждения 
культуры, появились академические 
объединения, своя система 
образования — не только начального 
и среднего, но и высшего

Русская словесность   ·  1/2018

 Любое распространение материалов журнала, в т.ч. архивных номеров, возможно только с письменного согласия редакции.

неофициальные ограничения  — издательские, 
редакторские и даже партийные, что не могло 
не оказывать влияния на творчество отдельных писателей. Они не всегда могли свободно 
выражать свои мысли и при этом продолжать 
печататься в эмигрантских изданиях  — как периодических, так и книжных. Своеобразный 
цензурный режим установило общественное 
мнение, которое в той или иной степени определяло издательскую политику и характер публикаций в органах периодической печати. Под 
это давление попадали многие литераторы, его 
не избежал даже В.В. Набоков в журнале «Современные записки». Общественный деятель 
и публицист Е.Д. Кускова оказалась в изоляции в результате своего участия в дискуссии о 
«возвращенцах». Писатель М.А. Осоргин, также принимавший участие в полемике на эту 
актуальную для зарубежья тему, был вынужден 
прекратить свое сотрудничество в газете «Дни», 
которую издавали правые эсеры.

Ничего удивительного в этом не было. И за 
границей продолжалась политическая борьба, зеркально отразившая партийные разногласия, которые раскололи русское общество 
накануне и во время революции и Гражданской войны. Как это часто случается, прежние 
распри не были забыты перед лицом общего 
врага, в данном случае  — одержавшего победу 
большевизма. В  среде эмиграции существовали правые и левые партии, которые организовали пропагандистскую работу и вели споры 
о политическом устройстве будущей России. 
Представителями законной, но насильственно 
и противоправно свергнутой власти считали 
себя бывшие члены Временного правительства во главе с А.Ф. Керенским, издававшим 
в Париже журнал «Дни» (первоначально выходила газета под тем же названием). На будущее руководство страной претендовали не 
только эсеры, но и уцелевшие великие князья, 
которые, как и их последователи, не сомневались в легитимности своего управления новой 
Россией. Показательно, что среди них тоже не 
было единства. Местоблюстителем престола 
в 1924 г. был объявлен великий князь Кирилл 
Владимирович, в свое время первым из императорской семьи поддержавший Февральскую 
революцию: по этой причине бóльшая часть 
монархистов считали своим вождем великого 
князя Николая Николаевича.
Эмиграцию первой волны по политическому признаку условно делят на несколько групп: 
эмигранты, которые не проявляли постоянного 
интереса к политике и не участвовали в политической борьбе (они составляли большинство); 
представители левых партий и им сочувствующие  — в прошлом они боролись с самодержавием, сохранили революционно-демократические 
убеждения и верность идее Учредительного собрания (в большинстве меньшевики и эсеры); 
на третьем месте стояли правые  — монархисты, 
сторонники «старого режима», обосновавшиеся 
в основном в Королевстве Сербов, Хорватов и 
Словенцев. Все они или почти все считали себя 
врагами советской власти, однако не менее, а 
иногда и более левые и правые ненавидели друг 
друга, продолжая вести друг с другом ожесточенную борьбу.
Иначе говоря, первая эмиграция была ослаблена идейными шатаниями, противоречия
Король Югославии  
Александр I Карагеоргиевич