Rhema. Рема, 2015, № 4

языкознание
литературоведение

Вестник МГГУ им. М.А. Шолохова 
Филологические науки

4
2015

ISSN 1992-6375

Rhema. Рема

(свидетельство о регистрации средства массовой информации 

Москва
2015

4
2015
Rhema. Рема
Вестник МГГУ им. М.А. Шолохова
«Филологические науки»

©  Московский педагогический
государственный университет, 2015.

С 9.10.2015 г. журнал называется 
«Rhema. Рема»

Редакционная коллегия
А.В. Циммерлинг – гл. редактор,
Т.Ю. Журавлева – зам. гл. редактора,
М.В. Королёва – отв. секретарь,
Т.М. Воителева, С.Г. Золян, И. Кишш, 
Н.Д. Котовчихина, Е.А. Лютикова, 
В.А. Плунгян, И.А. Пильщиков, 
Н.В. Сердобольская, К.Э. Штайн

Журнал входит в Перечень ведущих 
рецензируемых научных журналов и изданий 
Высшей аттестационной комиссии (ВАК)

ИЗДАТЕЛЬ:
Московский
педагогический
государственный
университет

Свидетельство 
о регистрации средства 
массовой информации
ПИ № ФС77-63323
от 09.10.2015 г. 

Адрес редакции: 
109240, Москва, 
ул. В. Радищевская, 
д. 16–18

Подписной индекс:
36733 по каталогу 
«Газеты. Журналы» 
ОАО Агентства 
«Роспечать»

Издается с 2002 г. 

УДК 800
ISSN 1992-6375
4.2015

Вестник Московского государственного 
гуманитарного университета им. М. А. Шолохова
Серия «Филологические науки»
Rhema. Рема

Электронная версия журнала: 
www.мпгу.рф

Содержание № 4 І 2015

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Церковский А.Л.
Идейно-художественное своеобразие документальной прозы 
Коттона Мэзера  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  5

ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Иорданская Л.Н., Мельчук И.А.
Упорядочение простых предложений 
в составе сложного предложения в английском языке .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 17

Малышева С.С., Коноплева И.Н. 
Основные особенности структурной организации 
телескопических производных 
в английском лексическом субстандарте  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 60

Циммерлинг А.В., Трубицина М.В.
Дативные и сентенциальные подлежащие в русском языке: 
от внутренних состояний к общим суждениям .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 71

Штайн К.Э., Петренко Д.И.
Языковая компетенция: от А.А. Потебни к Н. Хомскому  .  .  .  .  .  .  . 105

ПАМЯТИ ЙЕНСА НЁРГОРСЁРЕНСЕНА 19542015
Andersen H.
Jens Nørgård-Sørensen in memoriam .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 121

НАШИ АВТОРЫ .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 113

CONTENTS  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 115

Литературоведение

А.Л. Церковский
Идейно-художественное своеобразие
документальной прозы Коттона Мэзера

В статье показаны наиболее существенные характеристики американской 
литературы XVII в. Рассмотрена проблематика богословского и литературного творчества Коттона Мэзера (Cotton Mather, I663–1728), видного представителя новоанглийской словесности XVII–XVIII вв. Описан художественный стиль 
К. Мэзера. В статье делается вывод о том, что «массивный» стиль письма К. Мэзера формируется в синтезе различных жанровых тенденций, включении эпики, 
социологичности, документальности, мемуарности.
Ключевые слова: Новая Англия, колониальная литература, американская литература XVII в., художественно-документальная литература. 

Многие исследователи (П. Миллер, С. Беркович, Л. Мишина, К. Баранова) отмечают, что истоки американской литературы следует искать 
в колониальном периоде истории США (1600–1776 гг.). Именно в это 
время начинают формироваться собственно национальные идеи американского общества, важной характеристикой которых является их гуманистический потенциал [1]. Анализ литературных трудов жителей Новой 
Англии, этой колыбели американской цивилизации, позволяет детализировать эпохальную картину зарождения новой государственности, новой 
нации, дает возможность описать культурно-исторический процесс генезиса и становления США. 
Американская литература формировалась на мощном пласте новоанглийской словесности XVII в., когда бежавшие из Англии пуритане искали место для свободного исповедования своей веры. Несмотря на то, что 
все английские колонии в Северной Америке были достаточно самостоятельными общественно-политическими образованиями (особенно нужно 
отметить поселения в Новой Англии, в частности, колонию Плимут, 

Литературоведение

колонии в районе Филадельфии, Нью-Йорка, колонии Юга [2, с. 14]), 
регион Новой Англии был уникальным местом особого культуротворчества. Во многом это стало возможным благодаря высоким христианским 
нравственным идеалам, на которые ориентировались пуритане, образованности членов новоанглийских поселений, их активности в построении общества новой формации, что вскоре привело к распространению 
печатной прессы, основанию Гарвардского университета, открытым 
дискуссиям не только по теологическим, но и по гражданско-политическим вопросам и пр. 
Исследуя новоанглийское литературное наследие, важно учитывать тот 
факт, что пуритане придавали статус мистической значимости каждому 
событию, происшествию, символу. Сопоставляя фактическое и выдуманное, пуританская концепция бытия мира являет собой статичную модель 
философствования, когда свободная мысль подчиняется догматическому 
убеждению (например, идея о божественном промысле). Чем больше 
пуритане исследовали объективную реальность, тем более очевидным 
для них становился факт закономерности всего происходящего (идея провиденциализма).
Одним из самых ярких представителей новоанглийской словесности 
был Коттон Мэзер (Cotton Mather, 1662–1727. Некоторые исследователи 
пишут его фамилию через э – Мэзер (К. Баранова, Е. Стеценко), некоторые – через е, как, например, Н. Покровский. Мы используем вариант 
«Мэзер»). Он был общественным деятелем в Новой Англии, богословом, 
проповедником, автором более пятисот сочинений, среди которых памфлеты, эссе, проповеди, стихотворения, автобиография. Был членом Лондонского королевского общества. 
Лишь недавно исследователи (П. Миллер, Э. Эллиотт, С. Беркович, 
В. Солодовник, Л. Мишина, К. Баранова) начали обращать внимание 
на широкий диапазон художественных средств К. Мэзера, его чувство 
формы, работу над художественными элементами, очевидное движение 
к драматическому, развитое чувство поэтического ритма. Самой существенной стороной в этом вопросе, на наш взгляд, является его выбор эстетики барокко как наиболее подходящей к его мировоззрению форме художественного описания действительности.
К. Мэзер высоко ценил простой стиль изложения, лишенный витиеватостей и сложных лексических конструкций. В то же время он хвалит 
«пронизывающее красноречие» возвышенной прозы: образность, которая 
очаровывает «шелковистой линией и золотым крюком» [11, с. 265]. «У 
каждого человека будет свой собственный cтиль» [Там же, с. 275], – пишет 
К. Мэзер. Его проповедническая проза предельно строгая и выдержанная: 

Rhema. Рема

7

«Массивный путь» (путь пуритан на новые земли, Новый Ханаан) он сравнивает с мраморным памятником, «большой музыкальной гармонией» или 
византийской «Золотой парчой», украшенной драгоценностями и «цветами выбора» [11, с. 422]. Вместе с тем, мы согласимся с Л. Мишиной, которая, изучая раннюю американскую литературу, предлагает использовать 
для описания стиля письма представителей Новой Англии термины plain 
style (ясный, простой) и unplain style (метафорический, усложненный) [3]. 
Фактический стиль (не тот, о котором он рассуждал, а тот, который он 
использовал в своих сочинениях) у К. Мэзера был, бесспорно, unplain – 
изобилующий метафорами, аллюзиями, сложными лексическими конструкциями, терминами из латинского и греческого языков.
К. Мэзер был активным общественным деятелем. Как глубоко преданный своему гражданскому и религиозному долгу человек, он старался 
едва ли не всякую свою мысль записать, художественно оформить ее, 
сохранить для потомков. Ввиду идеологических причин (основная из 
которых – пуританская идея о «греховности» искусства) он не мог позволить себе в собственных письменных работах оттачивать совершенство 
формы слова (к которой относился с должной осторожностью), о чем 
он сам свидетельствует, регулярно принося извинения за поспешность, 
с которой пишет. Его подчас чрезмерный литературный педантизм, 
экспериментальное словоупотребление, использование всевозможных 
аллюзий, цитат, средств лексической изобретательности, использование 
высокого слога иногда граничит с графоманством, что местами делает 
труды К. Мэзера пафосными и трудночитаемыми. Такой стиль письма 
К. Мэзер выбрал неслучайно, ведь, по словам Л. Мишиной, «“Метафоры 
библейской истории” являются основой стилевой манеры Коттона Мэзера – одной из ключевых фигур ранней американской истории и литературы» [Там же, с. 187]. Изобилие библейских метафор создает особую 
стилистику текстов К. Мэзера.
К. Мэзер писал в атмосфере консервативного кальвинизма, доминирующего в общественном сознании его предшественников и многих современников. Его предки защищали простоту языка, воевали против «вульгарного и напыщенного» слога англичан. Литературная особенность 
пуритан поколения К. Мэзера состоит в том, что языковые средства, которые использовали пуритане, были далеки от «божественной простоты», 
с которой они в теории боролись. Это несоответствие теории и практики 
художественного осмысления действительности стало вполне очевидным 
после Великой Реставрации в Англии, когда простой стиль изложения 
мысли попал под удар от сторонников других протестантских деноминаций, генетически связанных с пуританами. 

Литературоведение

Пуритане уделяли много внимания разработке методов ведения проповеди, логике аргументации, постоянно оттачивали свое ораторское 
мастерство, тренировались письменно прославлять Бога (что способствовало развитию полемической литературы), что, конечно, развивало их 
чувство литературного стиля. Они проповедовали не только устно, но 
и при помощи письменных сочинений. Такой взгляд на жизнь в сочетании с провиденциальностью мышления наделял в сознании пуритан 
каждое человеческое и естественное явление символическим содержанием, где вещь сама в себе, любое действие или происшествие несут 
глубочайший божественный смысл, цель которого заключена в посвящении жизни человека Богу. Как отмечает Л. Мишина, «Метафоричность 
в произведении Мэзера не декоративна, она не менее значима, чем факты 
биографии… Источники образности для автора – Библия и история протестантизма» [3, c. 187]. Но кальвинистская система логических доказательств требовала от пуритан дополнительных аргументов для подтверждения доктрины провиденциализма. Тот макрокосм, который создавали 
в своих произведениях пуритане, базируется на весьма вольных интерпретациях библейских образов и идей. Пуританские авторы соединяли 
в единое художественное целое священную (библейскую) и светскую 
истории человечества, создавая особый религиозно-гражданский (теоцентрический) миф о статусе Новой Англии как спасительнице западной 
цивилизации. 
В литературоведении остается открытым вопрос об уровне художественного мастерства Коттона Мэзера. Исследователи (П. Миллер, С. Беркович, Л. Мишина, К. Баранова) спорят о литературном статусе знаменитого проповедника и ученого. Тяготение к беллетристике отчетливо 
выражено в творческой динамике его работ, которые раскрывают читателю художественные взгляды К. Мэзера. Но самый серьезный вклад 
в литературу доктор Мэзер внес своими трудами в документальном 
и документально-художественном жанрах. 
Хорошо развитое чувство эстетического постоянно вытесняет Мэзера 
за границы собственно пуританской этики. Оставаясь строгим религиозным консерватором в богословских вопросах, он ведет смелую, но вместе 
с тем выдержанную в духе пуританской риторики работу по развитию 
и обогащению художественной палитры собственного словотворчества. Впрочем, П. Миллер упрекал, например, «Христианского философа» 
(The Christian Philosopher, 1721) К. Мэзера за отсутствие оригинальных 
идей, отмечая некоторую вторичность этой работы, утверждая, что «по 
большей части это парафраз новейших для того времени попыток сделать науку религиозной» [13, p. 441]. С точки зрения истории литературы, 

Rhema. Рема

9

работу К. Мэзера «Христианский философ», предваряющую написание 
основного труда автора – «Великие Деяния Христа в Америке» (Magnalia 
Christi Americana, 1702), можно рассматривать как первую попытку писателя вплести в повествовательную ткань своих работ символические, не 
только библейские, но и античные образы (что было редким явлением 
в новоанглийской словесности). 
В дополнение к «Песням Искупленного» он записывает гимны английского священника, теолога и поэта Исаака Уоттса (Isaac Watts), создает трактат о мелодиях и звуках, в котором дает комментарии о несовершенстве формы знаменитой Массачусетской книги Псалмов (The Bay 
Psalm Book, 1640), и (в предисловии к собственному переводу Псалтыря) 
детально исследует возможности английского языка для стихосложения 
[15]. К. Мэзера можно рассматривать как одного из первых литературных 
критиков пуританского литературного наследия.
Разумеется, тексты К. Мэзера не указывают на его стремление к созданию собственного художественного мира, на желание автора выйти за 
границы пуританского видения литературного творчества; они указывают на более убедительный факт: на сложное, сформированное большим 
читательским опытом и опытом написания гимнов, стихов, памфлетов 
и других работ чувство литературного стиля, понимание границ художественного и нехудожественного. Его внимательность к форме произведения свидетельствует о высоком уровне знаний Мэзером истории 
литературы, что проявляется в разнообразном и смелом использовании 
риторических приемов в его проповедях. 
Можно утверждать, что К. Мэзер оставался верным своим духовным 
учителям в вопросах стиля: у него преобладал высокий слог написания 
памфлетов и гимнов. В «Ежедневнике» («Quotidiana» – записи, в которых он фиксирует особо значимые для него места из читаемой литературы) можно увидеть умение автора играть словами, составлять анаграммы и пересказывать анекдоты, его особый интерес к эзотерическим 
вопросам. Мысль проповедника стремится к единому центру – пуританскому видению устройства мира, которое предполагает осознание 
собственной картины бытия не только посредством веры в Высший 
Разум, но и с помощью анализа научных знаний. Об этом Н. Покровский пишет так: «Религиозное рвение, не знавшее границ и удержу, вбирало в себя и естественнонаучные интересы Коттона Мезера, заставляя 
его расширять научный кругозор в различных областях современного 
ему знания, дабы усилить позиции “истинных” пуритан» [6, c. 156]. 
Такой синтез знания и веры составляет непростую философскую стратегию К. Мэзера: в попытках примирить эту противоречивую модель 

Литературоведение

с нарастающим секуляризмом пуритане разрывают (следуя за Кальвином) внутреннюю логику христианства, позволяя себе свободно трактовать Священное Писание, что, в конечном счете, приводит к активному 
мифотворчеству.
Противопоставляя идеальное и реальное в художественном мире своих 
сочинений, пуританский автор стремился вовлечь неверующего или иноверца в столь изменяющийся, но строго детерминированный «вселенский 
ход истории», т.е. спасти его от вечной смерти. Происходит переоценка 
новозаветной задачи Христа как «пути, истины и жизни»: в своем религиозном рвении пуритане придавали особое значение именно «чистоте» 
своей веры, а не самим словам Христа. В такой модели провиденциального описания окружающего мира пуритане видели божественный 
промысел, который самым, по их мнению, естественным образом сочетается с законами природы. На наш взгляд, в работах К. Мэзера можно 
наблюдать процесс формирования художественных идей ранней американской литературы. Как отмечает литературовед О. Хомякова, «в 
отличие от научной идеи (умозаключения) художественная идея – это 
мысль в образной форме, мысль, исходящая из образа… Писатель дает 
материал для мыслей и чувств, но … не часто высказывает их в “чистом 
виде”» [7, с. 30]. Так, например, у К. Мэзера это культивируется в «Христианском философе» или декларируется в рамках моральной эсхатологии в «Добрых делах» (Bonifacius, 1710). В «Чудесах невидимого мира» 
(Wonders of the Invisible World, 1693) он пишет: Пустыня, через которую мы бредем к земле обетованной, кишит огнедышащими крылатыми 
змиями. Но по милости господней ни один из них до сих пор не набросился с яростью на нас и не остановил наше продвижение вперед! Весь 
наш путь на небо происходит подле логовища львов и скопищ леопардов, 
несметные сонмы бесов подстерегают нас на нашем пути... Мы всего 
лишь жалкие скитальцы в мире, который стал и заповедным угодьем, 
и узилищем диавольским и где в каждом закоулке – обиталище чертей 
и разбойничьих банд, назначение которых – чинить вред всем, кто обращает взор свой в сторону Сиона [5, t. 1, с. 170].
Но наиболее полно эти позиции пуританства воплощены в самой большой и самой знаменитой книге Коттона Мэзера, над которой он трудился 
в период с 1693 по 1697 гг. (исследователи называют это время наиболее 
плодотворным в его литературном развитии) и издал в 1702 г. – «Великие 
деяния Христа в Америке» (Magnalia Christi Americana, 1702). 
В этом грандиозном сочинении реальные исторические персоны 
и события описываются автором словно вымышленные. Говоря о какомлибо факте биографии современника, автор сопрягает реальность