На площади. В поисках общественных пространств пост-советского города

Оуэн Хазерли

На площади 
В поисках 
общественных 
пространств постсоветского города

3-е издание (электронное)

Москва
«Стрелка Пресс»
2017

УДК 72
ББК  85

Хазерли, Оуэн.

Х15      На площади. В поисках общественных пространств постсоветского города

[Электронный ресурс] / Оуэн Хазерли ; пер. с англ. Д. Симановский. — 3-е 
изд. (эл.). — Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf : 99 с.). — М. : 
Стрелка Пресс, 2017. — Систем. требования: Adobe Reader XI либо 
Adobe Digital Editions 4.5 ; экран 10".

ISBN 978-5-9903723-4-4

  Созданные в период «реального социализма» 1920-1980-х, огромные, 
пронизываемые всеми ветрами площади считаются сегодня бессмысленными пространствами, так как их основная функция — запугивать и 
подавлять горожан и приезжих своим величием — осталась в прошлом. 
Однако если площади нужны только власти, почему их так успешно смогли 
использовать протестные движения? Именно площади становились центром 
массовых протестов на протяжении последнего столетия, от событий в Петрограде в феврале 1917 года до «оранжевой революции» в Киеве в 2004-м. 
Рассматривая ключевые городские площади сегодняшней Восточной 
Европы, Хазерли приходит к выводу, что среди них появилось много 
«демократических» пространств с гражданскими и общественными функциями, однако, как это ни парадоксально, эти новые площади оказываются 
еще в меньшей степени приспособлены для демократии, чем площади 
советской эпохи.

УДК 72
ББК  85

Деривативное электронное издание на основе печатного издания: На 
площади. В поисках общественных пространств постсоветского города / 
Оуэн Хазерли ; пер. с англ. Д. Симановский. — М. : Стрелка Пресс, 2014. 
— 100 с. — ISBN 978-5-519-01817-3.

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных 
техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от 
нарушителя возмеще-ния убытков или выплаты компенсации.

ISBN 978-5-9903723-4-4
© Институт медиа, архитектуры и 
дизайна «Стрелка», 2012

Х15

ВВЕДЕНИЕ

Дворцовая площадь, Санкт-Петербург

Представьте широкий простор большой центральной площади: вы
стоите посередине,
ветер
безжалостно
бьет в лицо.
Вокруг

гигантские здания из гранита и бетона, построенные строго по
центрально-осевому плану. И располагаются в них, скорее всего,
правительственные учреждения. Возможно, вас даже разглядывает
скучающий оператор системы видеонаблюдения, греющий руки о
кружку с кофе в кабинете где-то поблизости, но вы-то знаете, что
лет двадцать с небольшим назад за вами могли следить настоящие
агенты спецслужб. От этого пробирает мороз по коже, особенно

— 3 —

если
вам
нравятся
шпионские
истории.
На
самой
площади

наблюдается какое-то движение — служащие курят под навесами в
обеденный перерыв, нищие просят милостыню, вокруг ларьков
царит суета. А если вы в Восточной Германии или в бывшем
Советском
Союзе,
то
компанию
вам
составит
еще
и

неодушевленный предмет — статуя Маркса или Ленина может
просто стоять, а может сурово указывать на вас, порицая за
тунеядство.
В
других
странах
акценты
расставляют
более

традиционными методами: коринфской колонной или памятником
правителю,
усатому
генералу.
Ощущение
огромного

неиспользованного пространства тем не менее остается; отсюда и
ветер, пронизывающие порывы которого рано или поздно вынудят
вас укрыться в помещении. Нет, сама по себе площадь, конечно,
представляет интерес как трехмерный пережиток ушедшей эпохи,
как музейная реликвия. Однако это представление ошибочно —
научиться чему-нибудь в таком музее получится едва ли.

В
современном
урбанизме
широкий
простор
большой

площади воспринимается как нечто безвозвратно устаревшее.
Даже
осмотр
предметов
данного
исследования,
таких
как

Александерплац в Берлине, варшавская площадь Дефилад или
площадь
Рынек
в
Катовице,
у
большинства
современных

планировщиков вызвал бы в первую очередь отвращение, а потом
уж мысли о том, как эти пространства облагородить. Что делать с
этим кошмаром? Решение такой проблемы может объединить
традиционалистов и авангардистов. Какую из указанных площадей
ни
возьми,
каждая могла
бы послужить для них
примером

наихудшего
воплощения
классического
осевого
принципа
—

формальной композиции, где все на своих местах и не допускается
никаких случайностей или отклонений вроде модернистского
объекта в пространстве (сегодня этот принцип подвергается

— 4 —

критике, но все равно часто используется в других контекстах).
Цель же и у тех и у других одна: обозначить границы, выстроить
перспективу, показать пару дешевых трюков с масштабом и
восприятием.
Ни
один
проектировщик,
будь
он
из
«новых

урбанистов» (движение почитателей канонов XVIII столетия,
финансируемое компанией Disney) или зацикленный на понятии
«пьяцца»
урбанист
современного
высокотехнологичного

направления, не захочет иметь ничего общего с таким гигантским,
порожденным
авторитарной
системой
монстром.
Чем
же

обусловлено такое отторжение — исключительно эстетическим
неприятием или здесь видна политическая подоплека? Может
статься,
в необъяснимой
бесполезности
такого
пространства

кроется
некий
тайный
потенциал?
А
может,
эти
пустые

пространства на самом деле удачно подходят для общественных
выступлений и волеизъявлений?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно выяснить, что это

за пространства и какие объекты на них размещаются. Возьмем, к
примеру, модернистское пространство из тех, что никак не
заподозришь в каких-либо непосредственных связях с советской
эстетикой: Культурфорум в бывшем Западном Берлине. Имеем:
архитектурные произведения детальнейшей проработки. Новая
национальная галерея (архитектор — Мис ван дер Роэ) —
сдержанная,
тщательно
выверенная
классика
модернизма.

Разнообразие цоколей, платформ и колонн здесь будто создано для
поклонения, благодаря цоколю здание заметно возвышается над
своим окружением; стоящая в самом широком смысле особняком
неоготическая церковь, сдержанно модернистское здание кафе и
смотрящие
на
него
постройки,
спроектированные
под

руководством
Ганса
Шаруна:
Филармония,
Концертный
зал

камерной музыки и Государственная библиотека. Нарочитые,

— 5 —

захватывающие
внимание
экспрессионистские
здания
Шаруна

расположены на краю территории, неопределенный характер
которой подчеркивает архитектурную зрелищность, но не дает
воспринимать ее как общественное пространство.
Гравийное

покрытие усиливает ощущение неясности и временности. И
только престиж самих зданий да имена великих модернистов
Веймарской республики не позволили проектировщикам застроить
это
пространство
жилыми
домами,
торговыми
центрами
и

киосками. В таком нетронутом виде Культурфорум остается одним
из последних мест современного города, где можно ощутить
порыв бодрящего воздуха, присутствие которого подразумевало
модернистское городское планирование.

Блестящую пустоту, холодность и параноидальность нового

типа пространств горячо романтизировал в своей композиции
«Plaza» (1980) британский пионер электроники Джон Фокс: «На
площади
/
мы
медленно
танцуем,
подсвеченные
словно

фотографии в лайт-боксах… / А напротив в лаунже проводят
семинары… / На эскалаторе вниз, там вид на море / За матовым
стеклом никто тебя не видит… / Мне знакомо твое лицо / Я видел
его в осколках лобового стекла». Песня проникает в саму суть
того, почему площадь, и в частности Культурфорум, может
вызывать такой интерес и так отличаться от безликой тесноты
современной
городской
планировки.
Это
парадоксальная

намеренная
инаковость
пространства,
ощущение
его

бесполезности и откровенного формализма, его беззастенчивая
мрачность.
Культурфорум
когда-то
прилегал
к
настоящему

пустырю — полосе отчуждения, мертвой зоне, где пограничники
открывали огонь по людям, пытавшимся бежать из Восточной
Германии.
Чтобы
проследить
такой
подход
к
городскому

— 6 —

пространству в развитии, нужно лишь пройтись до выросшей на
месте полосы отчуждения Потсдамерплац.

Потсдамерплац
—
небезынтересная
сама
по
себе

градостроительная
ошибка
—
является
попыткой
воскресить

свойственную
столичному
Берлину
«культуру
уплотнения»

периода между двумя мировыми войнами, воссоздать шумный
перекресток
торговых
и
транспортных
путей
(здесь
были

установлены первые в Германии светофоры) на месте, где до 1989
года
был
продуваемый
всеми
ветрами
пустырь.
Здания,
в

особенности постройка Ханса Коллхоффа, представляют собой
тщательно
выверенные
дорогостоящие
интерпретации

экспрессионизма времен Веймарской республики, в то время как
построенные вокруг торговые центры и кинотеатры работают на
привлечение публики, создание суматохи, не дают пространству
пустовать.
Потсдамерплац
изо
всех
сил
старается
создать

видимость движения, активности, разнообразия функций, что
лишь усугубляет ощущение неизбывной холодности. Разница
между
вымученной
столичностью
Потсдамерплац
и
тишью

Культурфорума потрясающая; однако причины этих различий куда
глубже и сложней, нежели может показаться на первый взгляд.

Здесь уместной будет краткая предыстория рассматриваемых

пространств.
Онтологически
послевоенная
площадь
восходит

прежде всего к градостроительным традициям прусского военного
государства и панъевропейскому прагматизму императорского
Санкт-Петербурга;
от
таких
корней,
впрочем,
принято

открещиваться. Не будем забывать, что последний был эдаким
Дубаем XVIII столетия — невероятный проект на неосвоенных
территориях в малопригодном для жизни климате, возведенный
рабским
трудом
и
волей
абсолютного
монарха.
Его
самые

известные архитекторы — Растрелли, Росси и прочие — были

— 7 —

иностранными
звездами.
Когда
эти
итальянцы
приехали

застраивать ядовитое смертоносное болото на Финском заливе,
они
взяли
формальные
приемы
классицизма
и
барокко
и

расширили их до невиданных ранее пределов. Итальянским и
французским
городам
еще
нужно
было
избавиться
от

средневековой сутолоки, чтобы соответствовать математически
выверенным предписаниям градостроителей. И в Москве раздолье
Красной
площади
упирается
в
безотрадную
путаницу

средневековых
улочек.
В Петербурге таких
помех
не было.

Соответственно,
отличительной
особенностью
города
стал

Невский проспект, широта и простор которого поражают до сих
пор. Проспект ведет к Дворцовой площади, чей размер и ровный
рельеф производит не менее грандиозное впечатление. Как будто в
самом
сердце
города
решено
было
воссоздать
необъятное

пространство, его окружавшее. И здание Главного штаба Карла
Росси, и его колоссальная арка, сквозь которую открывается
парадный
вид на
Зимний
дворец,
—
все
это
невероятных

размеров. И далее до горизонта простираются здания почти
одинаковой
высоты,
и
возвышаются
лишь
самые
достойные:

золотой
купол
Исаакиевского
собора
да
суровый
шпиль

Адмиралтейства — прямой предок тысячи сталинских высотных
зданий, взметнувшихся два столетия спустя.

Это,
по
крайней
мере
в
теории,
и
есть
авторитарное

градостроительство. Введите «Невский проспект» в Google Images,
и почти наверняка вам попадется фотография «Июль 1917», когда
Временное
правительство
открыло
огонь
по
рабочей

демонстрации. Люди разбегаются по непомерно широкой улице,
не имея возможности ни защититься, ни укрыться в переулке, ни
построить баррикаду. Однако когда спустя три месяца те же
рабочие
организовали
военно-революционный
комитет,
они

— 8 —