Экономическая теория в историческом развитии: взгляд из Франции и России

Москва
ИНФРА-М
2018

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ 
В ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ

ВЗГЛЯД ИЗ ФРАНЦИИ И РОССИИ

МОНОГРАФИЯ

Научные руководители проекта:
А.Г. Худокормов (Московский государственный 
университет им. М.В. Ломоносова, экономический факультет);
А. Лапидюс (PHARE, Университет Париж 1 Пантеон-Сорбонна)

Под общей редакцией А.Г. Худокормова и А. Лапидюса

Экономическая теория в историческом развитии: взгляд из Франции 
и России : монография / под общ. ред. А.Г. Худокормова, А. Лапидюса. — 
М. : ИНФРА-М, 2018. – 668 с. + Доп. материалы [Электронный ресурс; 
Режим доступа: http://www.znanium.com]. — (Научная мысль). — www.
dx.doi.org/10.12737/19426.

ISBN 978-5-16-011162-9 (print)
ISBN 978-5-16-103247-3 (online)

В работе рассматриваются проблемы экономической теории в историческом развитии с точки зрения преподавателей истории экономических 
учений в ведущих вузах Франции и России. Французские авторы посвятили 
свои статьи экономической мысли Античности и особенно Средневековья, 
а также течениям физиократии, сенсуализма, различных этапов классической школы, маржиналистской революции. В статьях российских авторов 
раскрываются исторический фон экономических теорий, творческие биографии и идеи видных отечественных экономистов (А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева) и зарубежных ученых (Т.Р. Мальтуса, К. Маркса), а также закономерности развития мировой экономической мысли. Особое внимание уделяется теориям предпринимательства, проблемам неолиберализма, психологии 
рынка, экономической власти и др.
Для студентов, аспирантов и преподавателей экономических вузов, 
а также всех интересующихся историей развития экономической теории.

УДК 330.8(075.4)
ББК 65.02

УДК 330.8(075.4)
ББК 65.02
 
Э40

© Коллектив авторов, 2016
ISBN 978-5-16-011162-9 (print)
ISBN 978-5-16-103247-3 (online)

Проект реализован в рамках договора о сотрудничестве между 
экономическим факультетом МГУ им. М.В. Ломоносова и лабораторией истории 
экономической мысли (PHARE) Университета Париж 1 Пантеон-Сорбонна

Э40

Материалы, отмеченные знаком 
, 
доступны в электронно-библиотечной системе Znanium.com

Предисловие

Настоящее издание подготовлено специалистами по истории экономических учений, преподающими эту дисциплину в различных вузах 
Франции, Швейцарии, Мексики и России. Иностранные авторы данного сборника в разные годы были связаны с Лабораторией истории 
экономической мысли (PHARE) Университета Париж 1 Пантеон- 
Сорбонна, отечественные авторы — в основном с экономическим  
факультетом МГУ им. Ломоносова. Читатель имеет возможность 
познакомиться с особенностями национальных школ в изложении 
истории экономических учений, которые в рамках данной публикации 
вырисовываются весьма отчетливо.
Вполне естественно, что пишущему эти строки ближе российская 
традиция с ее стремлением к подробному описанию исторического 
фона, «земных корней» той или иной теории. Немаловажное значение имеют также творческие биографии видных экономистов 
(роль семьи, школьных и вузовских учителей, ближайшего круга 
общения), их психологические портреты. С помощью данных предпосылок убедительней, на наш взгляд, выглядит анализ преемственности различных теорий, филиации экономических идей. При этом 
в качестве сверхзадачи выступает раскрытие закономерностей или, 
как удачно выразился наш соотечественник Н.Д. Кондратьев, «правильностей» в развитии мировой экономической мысли.
При всех различиях в методологических позициях экономистыисторики Франции и России едины в главном: сам процесс генезиса 
и эволюции мировой экономической теории не есть нечто внешнее, 
постороннее для ее современного бытия. Напротив, историко-экономическое исследование может стать крепким подспорьем для 
экономистов, продуцирующих «высокую теорию». История нации 
связана с ее сегодняшним состоянием, настоящее рождается из прошлого.
Приверженцы догматизма, которых, как показывает опыт, достаточно среди представителей любых течений — и левых, и правых, 
и даже центральных, как правило, довольны состоянием собственных теоретических творений. Им история мысли, как правило, 
не нужна. Она даже мешает, поскольку фиксирует относительность 
наличных знаний. Но в переживаемую ныне кризисную эпоху, когда 
все большее число ученых осознают известную ущербность потенциала, накопленного в сфере общей экономической теории, интерес 
к историко-экономическим дисциплинам закономерно возрастает.
И во Франции, и в России историческая наука в целом и историкоэкономические исследования в частности подкреплены глубокими 
традициями. Интеллектуальная элита Франции уже в XIX столетии 
включала поистине выдающихся историков: Ф. Гизо, О. Тьерри,  
Ф. Минье, Ж. Мишле и др. В ХХ в. здесь возникла выдающаяся по 

научным результатам школа Анналов (Л. Февр, М. Блок, Ф. Бродель 
и др.). Наши коллеги могли воспользоваться также опытом французских ученых, создавших фундаментальные курсы по истории экономических учений. Часть из них переведена на русский язык1.
Глубокие традиции исторической науки имеются и в России 
как в области научных исследований, так и в плане создания обобщающих учебных курсов, в том числе по тематике истории экономических учений2.
Предлагаемое издание дополняет и развивает имеющий научный 
задел. Оно предназначено в основном для читателей, уже освоивших 
азы нашей науки.
Согласно нашим впечатлениям, французские авторы издания добавили немало новых моментов в анализ экономической мысли Античности и, особенно, Средневековья, а также течений физиократии, 
сенсуализма, различных этапов классической школы, маржиналистской революции. Из современных течений французские коллеги особенно много внимания уделяют посткейнсианству (неорикардианству). Этому течению некоторые из них явно симпатизируют.
Хочется надеяться, что российскому читателю будет интересно 
ознакомиться и с российской частью предложенного труда, где 
содержатся избранные статьи отечественных историков экономической мысли старшего поколения (О.И. Ананьина, Е.Н. Калмычковой, Ю.Я. Ольсевича, М.Г. Покидченко, А.Г. Худокормова) и молодых мастеров нашего дела (И.Г. Чаплыгиной, А.А. Мальцева).
В России история вообще и историко-экономическая наука 
в частности всегда занимали особое место в процессе просвещения 
современников. И это, разумеется, не случайно. Ни в одной стране 
мира реально-исторический и историко-духовный процессы не 
протекали столь драматично, как в нашем Отечестве. За последние 
сто пятьдесят с лишним лет в нашей стране трижды (в 1861, 1917 
и 1991 гг.) радикально менялся общественный строй. И это не считая 
разных историчских сдвигов в рамках одной и той же общественной 
системы (1921, 1929, 1953 и 1985 гг.).
В последние годы и во Франции, и в России преподавание 
истории экономических учений испытывает значительные труд
1 
См., например: Жид Ш., Рист Ж. История экономических учений. 2-е изд. 
М., 1918; Жамс Э. История экономической мысли ХХ века. М., 1959.
2 
Всемирная история экономической мысли. Т. 1–6. МГУ им. М.В. Ломоносова: Ред. коллегия В.Н. Черковец (гл. ред.) и др. М.: Мысль, 1987–1997; 
Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков. В 5 т. / Сопредсед. 
Науч.-ред. Г.Г. Фетисов, А.Г. Худокормов. М.: Мысль, 2004–2005; см. также: 
История экономических учений / Под ред. В. Автономова, О. Ананьина,  
Н. Макашевой: Учеб. пособие. М.: ИНФРА-М, 2000; История экономических учений: современный этап: Учебник / Под общ. ред. А.Г. Худокормова. М.: ИНФРА-М, 1998.

ности. Данная проблема детально освещена в отдельных статьях 
предлагаемого издания. Здесь указывается, что трудности в значительной степени порождены «прагматизмом» читающей публики, 
особенно студентов, обуреваемых желанием побыстрее добраться до 
знаний, дающих в недалеком будущем высокий доход.
Но, во-первых, читающая публика, включая студентов, неоднородна и не вся состоит из пресловутых homo еkonomicus, движимых 
одним своекорыстием. А во-вторых, освоение истории экономических учений было и остается неотъемлемым атрибутом общей 
экономической культуры, т.е. такой суммы знаний, которая, как 
утверждал великий Кант, пригодна для занятий «не важно каким» 
(любым) делом.
Итак, мы исходим из того, что в условиях кризисного и посткризисного периодов интерес к истории экономических учений не исчезнет, а, напротив, будет повышаться. Наша наука и впредь будет 
играть немаловажную роль в общем теоретическом поиске экономистов. Более того, в условиях нашей страны история в целом и историко-экономические дисциплины в частности всегда будут занимать 
почетное место в образовании и преподавании.
Интенсивность распространения знаний во много зависит от 
качества последних. Хочется надеяться, что читатель оценит итоги 
работы французских и российских историков экономической 
мысли, сумеет самостоятельно сравнить их, а главное — пополнит 
собственный познавательный багаж, что окажет ему должную поддержку в будущем.
А. Худокормов

P.S. Перевод издания осуществлен Л. Кулаженковой, И. Чаплыгиной 
и А. Худокормовым. Особо хочется отметить усилия бессменного редактора данного труда З.А. Басыровой, которая взяла на себя значительную 
часть как технической, так и творческой работы.
С французской стороны подбор текстов осуществлен нашим многоуважаемым коллегой, профессором Андре Лапидюсом. Российские 
тексты издания отобраны профессором А.Г. Худокормовым. Ему же 
принадлежит и научное редактирование издания.
Организационное взаимодействие с французскими коллегами обеспечивала доцент И.Г. Чаплыгина. Слова, исполненные глубокой благодарности, мы обращаем к профессору Ю.Н. Черемных, оказавшему 
неоценимую помощь в подборе русских аналогов французской математической терминологии.

P.Р.S. Как увидит читатель, часть текстов, отмеченных в оглавлении, 
мы поместили в «облако», материалы которого доступны в электроннобиблиотечной системе znanium. Это вызвано ограничениями объема для 
печатных работ.

А. Лапидюс

Введение: почему история экономической мысли 
отличается от других историй?

Мы поддерживаем с историей нашей дисциплины необычные 
отношения: у нас есть эта двойная особенность — утвердить себя 
как экономистов, специалистов в истории экономической мысли 
и поддерживать тесную связь между этим историческим исследованием и теоретическим исследованием в экономике. Конечно, 
в биологии, физике или математике историческое исследование 
плодотворно. Но оно интересует в первую очередь историков наук 
или эпистемологов1, реже — специалистов соответствующей дисциплины. По крайней мере, начиная с XX в. такое разделение труда, 
очевидно, установилось в естественных науках. Ничего подобного — 
в экономике. Продолжая интеллектуальную традицию, которую демонстрировали в XIX в. Жан-Батист Сэй [1826], Огюст Бланки [6] 
или Фридрих Энгельс [21], многочисленные авторы начала XX в. 
(Шарль Жид и Шарль Рист [22], Йозеф Шумпетер [65] или Такаши 
Негиши [50]) предоставляют нам свидетельства упорного стремления крупных экономистов предпринимать не только тематически 
или хронологически ограниченные исторические исследования, но 
и анализ истории экономических учений в целом. И что на первый 
взгляд кажется наиболее захватывающим, — это намерение охватить теоретические вопросы, выходящие за рамки простого исторического исследования: намерение, которое постоянно повторяется 
в течение по крайней мере трех десятилетий в иногда противоречивых дискуссиях, ведущихся самими историками экономической 
мысли2.
Именно в этом заключается главное различие, которое противопоставляет историю экономической мысли и, например, историю 
физики или математики. В естественных науках положительный 
вклад в развитие теории представляется сегодня в большой степени 
оторванным от исторических размышлений. Так, когда A. Эйнштейн 
публикует совместно с Л. Инфельдом «Эволюцию идей в физике», 

1 
Эпистемология (гносеология) — теория познания, раздел философии. 
Термин «гносеология» был введен и активно применялся в немецкой философии XVIII в., термин «эпистемология» — в англо-американской философии XX в. В русской философии до второй половины XX в. преобладал 
первый термин, сейчас преобладает второй. — Примеч. перев.
2 
Среди других: Ф. Сезарано [12], М. Розье [61], М. Блауг [8], А. Лапидюс [35], 
М. Шабас [66]. П. Доки и Ж.-М. Серве [15], Дж. Липкис [39], А. Лапидюс 
[36], М. Блауг [9], M.-К. Маркуцо и A. Росселли [41], Э.Р. Вайнтрауб [77],  
Х. Курц [32], Ю. Шионоя [67].

он проявляет себя замечательным дидактиком, для которого анализ 
исторической перспективы легко сравним с анализом историков физики. Однако никто не ошибется в предмете его исследования: речь 
шла о том, чтобы восстановить историческую эволюцию, уточнить 
в ней место теории относительности, а не воздействовать на современное состояние физики. Становясь историком, Эйнштейн, очевидно, оставался преподавателем физики, но прерывал свое бытие 
как физика-теоретика. Наоборот, можно обсуждать эффективность 
исторического подхода по отношению к современным проблемам 
экономического анализа. Но нельзя поставить под вопрос его существование. Когда, например, в главе 23 «Общей теории» Кейнс [28] 
писал о меркантилизме, он не всегда добивался внимания своего 
читателя, но то, что он тогда имел в виду, было не простым историческим изложением доклассической экономической мысли, а аналитическим исследованием факторов, стимулирующих инвестиции 
и предпочтение ликвидности. История как бы отдалила от теории 
автора и его читателя только для того, чтобы потом их лучше соединить.
Мы исследуем то, что в экономической дисциплине самой по 
себе, ее способах исследования или ее специфическом функционировании демонстрирует постоянство связей, которое соединяет 
теоретический анализ и историческое исследование (раздел 1). 
И именно то же постоянство мы попытаемся осветить, обновляя 
подходы, которые характеризуют историю экономической мысли 
(раздел 2).

1. ПостоянстВо истории

Вопрос о причинах взаимопроникновения теоретического размышления и исторического исследования, даже если его интерпретация далека от того, чтобы соответствовать господствующим концепциям современных экономистов-теоретиков, не отличается простотой. Существует, как представляется, три типа ответов. Первый 
обращает внимание на незрелость экономической науки, второй — 
на интеллектуальную деятельность экономистов и третий — на природу предложений, которые из этого вытекают.

1.1. незрелость дисциплины
Тезис о незрелости дисциплины является самым старым. Он берет 
начало во времена эпохи Просвещения и вдохновляется идеей прогресса в области знаний, который все более и более приводит к освобождению от прошлого. Таким образом, если история экономической мысли сегодня существует не как подраздел истории, а как 
направление исследований экономистов, это следует приписывать 
незрелости молодой еще дисциплины или, хуже того, — той сле

поте, которая мешает некоторым из нас осознать, что экономическая 
наука изменилась, что она отныне достигла достаточной зрелости, 
чтобы освободиться от тяжести своей истории.
Более чем другие Жан-Батист Сэй смог очень рано в истории  
экономики утвердить это стремление и этот смысл отвергнуть 
прошлое, вводя таким образом методологическое положение, которое актуально до сих пор. Его «Полный курс практической политической экономии» заканчивался «Краткой историей прогресса 
политической экономии». Здесь Ж.-Б. Сэй предупреждает своего 
читателя:

«История науки совсем не походит на перечисление событий. Она 
может быть только изложением попыток, более или менее удачных 
(...) собрать и солидно обосновать истины, из которых она состоит. Что 
мы могли бы выиграть от собирания абсурдных мнений, осужденных 
доктрин и перечисления тех, кто этого осуждения заслуживает? Извлекать их было бы одновременно бесполезно и скучно. Так же история 
науки становится все более и более короткой по мере того, как наука совершенствуется; поскольку, следуя весьма справедливому высказыванию 
д’Аламбера, “чем больше мы проливаем свет по какому-либо вопросу, 
тем меньше мы занимаемся неверными или сомнительными мнениями, 
которые он вызвал”. И далее: “Мы не стремимся знать то, о чем думали 
люди, не имевшие точных и ярких идей, на которых можно было бы 
остановиться”1. Таким образом, в случае если бы мы в совершенстве понимали экономику общества, для нас не слишком важно было бы знать, 
о чем размышляли по этому вопросу наши предшественники, и описывать эту последовательность ошибок, которые всегда задерживали 
продвижение людей в исследовании истины. Ошибки являются не тем, 
что надо изучать, а тем, что следовало бы забыть» [63, 540–541].

Та же методологическая позиция встречается намного позднее 
даже у тех мыслителей, чья деятельность способствовала распространению идей старых авторов. Так, с 1950 г. и в течение четверти 
века во Франции существовал единственный перевод «Богатства 
народов»2. Речь шла о выдержках из произведений Адама Смита, 
отредактированных Жоржем-Анри Буске. Эти тексты были сопровождены предисловием и многочисленными редакционными заметками. Комментируя хорошо известные отрывки книги первой, 
в которых строится теория стоимости Смита, Буске, противопоставив концепции Смита концепциям Маркса, раскрывает не только 
свое отношение (скорее отрицательное в развитие оценок Шумпе
1 
«Eléments de philosophie», «Элементы философии», С. 17. (Примечание  
Ж.-Б. Сэя, который регулярно ссылается на авторитет д’Аламбера в поддержку своих методологических положений. См. Вступительную статью 
к [62, 17n] и к [63, Т. 1, 43n и 59n; Т. 2, 546n].
2 
А. Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов.

тера) к произведению, которое он редактирует, но в более широком 
смысле — свое раздражение перед пиететом, внушаемым старинными текстами его современникам:

«По моему мнению, все эти дискуссии почти не представляют большого интереса, я говорю об этом для того, чтобы следовать обычаю 
и сообщить о малозаметном вопросе, непонятно, впрочем, почему. Мы 
спрашиваем себя также, почему в естественных науках мы не теряем 
времени на обсуждение всех неверных доктрин прошлого, в то время 
как в экономической “науке” до сих пор тратится время учащихся на эти 
схоластические упражнения» [10, 70, № 2].

Двойная ссылка на естественные науки, с одной стороны, и на 
схоластику — с другой, говорит о многом. Она напоминает метафору, 
которая питает (со времен д’Аламбера и деятелей Просвещения) 
тезис о незрелости: как в конце Средневековья развитию наук о природе мешали1 повторные толкования текстов Аристотеля, что было 
отличительным признаком схоластики, так и современная экономика ограничена, очевидно, в своем развитии препятствиями того 
же рода, если учесть, что глашатаи Средневековья заменены историками экономической мысли.
Данный аргумент, между тем, может показаться очень слабым для 
тех, кто не убежден, что эволюция экономической науки призвана 
копировать развитие физики. Но даже если они разделяют данное 
убеждение, они могут отклонить карикатурное изображение окостеневшей средневековой науки. Поскольку вот уже век такой отказ стал 
признанным в научном сообществе, отметим, что именно влия нию 
Пьера Дюгема в его произведении «Система мира» [16] мы обязаны 
переоценкой научной мысли Средневековья. Идея импульса (impetus) 
как количества движения у Буридана, приблизительное представление о том, что еще нельзя было назвать «декартовыми координатами», или гелиоцентризм у Н. Орезма — все это свидетельствовало 
о том, что внимательное повторное прочтение Аристотеля семнадцатью веками позже смогло обеспечить задолго до эпохи Возрождения исключительную плодотворность средневековой науки.
Для всех тех, кто не поддерживает идею об идентичном характере 
эволюции экономической науки и физики, кто против бытующей 
среди экономистов идеи о якобы запоздалом возрождении средневекового обскурантизма, постоянство исторического поиска в экономической науке и его стремление анализировать теоретические 
проблемы должны объясняться другими причинами.

1 
Судьба духовных и политических наук в Средневековье оценена таким же 
образом Ж.Б. Сэем. Но на этот раз «весьма справедливое высказывание» 
принадлежит Мак Куллоху. Верно, что д’Аламбер упомянут в примечании. 
См. [63, Т. 2, 546], а также вступительную статью [62, 18].

1.2. интеллектуальная деятельность экономистов
Среди этих «других причин» можно было бы указать на интеллектуальную деятельность экономистов, т.е. на деятельность, присущую 
истории экономической мысли, которая в некотором роде формирует экономиста. Это означало бы, что новые открытия, которые мы 
в состоянии сделать, имеют смысл только начиная с того момента, 
когда мы можем привязать их к более старым конструкциям.
Иллюстрации этой интеллектуальной деятельности многочисленны. Можно процитировать ряд классических экономистов, которые — от Рикардо до Джона Стюарта Милля — предлагают чтолибо новое лишь вместе со ссылкой, иногда противоречивой, на их 
предшественников. Можно вспомнить также Вальраса и Джевонса, 
разыскивающих предшественников математической экономии, которую они стараются продвигать. Видимо, это походит на стратегию 
в изложении вопроса. Но другие случаи показывают, что данная 
стратегия содержит возможность настоящей эвристики1.
Обратимся к примеру Маркса, в то время (1843) — главного редактора в Париже, к его «Annales Franco-Allemandes», «Франко-немецким ежегодникам», где К. Маркс без устали отдает дань новой 
для него сфере — политической экономии, с которой он познакомился в рукописи Ф. Энгельса. Начиная с этого времени, как свидетельствуют его черновики, Маркс читает о политэкономии все, что 
может найти. И производство нового знания усердным читателем 
Британской библиотеки представляется неотделимым от усвоения 
прошлого знания, датированного главным образом XVIII и XIX вв., 
а для ряда случаев — восходящего к классической греческой мысли.
Способ, которым Маркс формирует себя как ученого, идея схем 
воспроизводства капитала, т.е. то, что мы признаем в качестве первой 
двухсекторной модели роста, характерны для эвристики, рожденной 
в его интеллектуальной деятельности.
В письме Энгельсу от 6 июля 1863 г. Маркс долго описывает 
первую формулировку схем воспроизводства. Но особенность этой 
формулировки состоит в том, что она опирается на заимствование 
«Экономической таблицы» Кенэ: здесь постоянный капитал, переменный капитал, прибавочная стоимость и продукт в натуральной 
форме (средства существования, машины и сырье) приходят на 
смену категориям французского автора. Письмо Энгельсу и приложение, задуманное по образу «Таблицы» физиократов, является, 
таким образом, одним из первых и, во всяком случае, наиболее значительным этапом пути, который приведет Маркса от критического 
изучения Кенэ (законченного в мае 1863 г.2) к концепции схем вос
1 
Эвристика — наука, изучающая творческую деятельность, методы, используемые при создании новых концепций. — Примеч. перев.
2 
Шестая глава «Теории прибавочной стоимости» (Т. I) объединяет элементы 
критического изучения «Экономической таблицы» Франсуа Кенэ.