Текст и коммуникация (философские размышления).

Крымский федеральный университет
Л.Т. Рыскельдиева 
Ю.М. Коротченко 
О.А. Шапиро 
О.В. Зарапин
ТЕКСТ
И КОММУНИКАЦИЯ
ФИЛОСОФСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Монография
Москва
ВУЗОВСКИЙ УЧЕБНИК
ИНФРА-М
2018

УДК 801+316.77(075.4)
ББК 87.22
 
Р95
Р е ц е н з е н т ы: 
А.П. Романова, доктор философских наук, профессор Астраханского государственного университета;
Е.В. Морозова, доктор философских наук, профессор Кубанского государственного университета
Рыскельдиева Л.Т.
Р95 
 
Текст и коммуникация (философские размышления) : монография / Л.Т
. Рыскельдиева, Ю.М. Коротченко, О.А. Шапиро, 
О.В. Зарапин. — М. : Вузовский учебник : ИНФРА-М, 2018. — 
179 с. — (Научная книга). 
ISBN 978-5-9558-0589-4 (Вузовский учебник)
ISBN 978-5-16-013047-7 (ИНФРА-М, print)
ISBN 978-5-16-106373-6 (ИНФРА-М, online)
Четыре части книги, посвященной вопросам коммуникации и текста, 
объединены идеей смысла, который имеет коммуникативную природу 
и текстовое выражение. Авторы выражают убеждение в том, что смысл 
является фундаментальным понятием современной философии, которая стала его своеобразным хранилищем, несет за него ответственность 
и призвана его постигать, анализировать и оберегать. Как изучать и понимать философские тексты? Каковы особенности философского исследования текстов? Постановка этих вопросов и ответы на них приводят к необходимости учета и анализа коммуникации как в области философской 
рефлексии, так и в сфере порождения текстов культуры и общественного 
сознания.
УДК 801+316.77(075.4)
ББК 87.22
ISBN 978-5-9558-0589-4 (Вузовский учебник)
ISBN 978-5-16-013047-7 (ИНФРА-М, print)
ISBN 978-5-16-106373-6 (ИНФРА-М, online)
© Рыскельдиева Л.Т
.,
   Коротченко Ю.М., 
   Шапиро О.А., Зарапин О.В.,
   2017
© Вузовский учебник, 2017

 
ПРЕДИСЛОВИЕ

Понятия «текст» и «коммуникация» в наши дни принадлежат одному ряду, широко употребляются, многозначны и очень важны для современной философии. Принято определять специфику сегодняшней
философии с помощью термина «поворот», принято также вести речь
о разного рода «поворотах»: лингвистическом, психоаналитическом, 
коммуникативном и даже гендерном. Поворот от чего имеется при этом
в виду? От того, что является признаком традиционной и сохраняющей
следы систематичности философии: от онтологии, гносеологии, социальной философии и даже истории философии. Куда ведет этот поворот? К тому, что принято считать одним из главных признаков современности и актуальности – к междисциплинарным исследованиям. 
В этом отношении оба наших понятия (текст и коммуникация) следует
считать точками пересечения разных наук, т.е. основанием целой совокупности междисциплинарных исследований. В их контексте все чаще
место бытия занимает язык как мир смыслов, место познания – истолкование, место общества – Другой как механизм порождения общности. 
В использовании этих понятий мы видим, прежде всего, стремление
к конкретности и даже особому эмпиризму философских исследований. 
С одной стороны, здесь сказывается известный комплекс «методологической неполноценности» наук о человеке и обществе, засвидетельствованный еще со времен классического позитивизма О. Конта. С середины
XIX в. явно и неявно начинает бытовать мнение о том, что настоящие
ученые – это физики и математики, а гуманитарии – болтуны и дармоеды. Это мнение кажется очевидной и несомненной истиной в свете
мощного «прожектора» Просвещения, и пока он горит, комплекс поддерживается. Однако интеллектуальный и технический опыт XX в. позволяет говорить не только о стремлении гуманитарного знания иметь
свои эмпирические основания, но и о его прогностическом потенциале. 
Поэтому, с другой стороны, использование понятий «текст» и «коммуникация» отвечает именно нынешним реалиям, порожденным компьютерами и Всемирной сетью: реальность здесь именно текстовая (или
знаковая), здесь постоянно возникают и исчезают именно коммуникативные (в целях обмена информацией) сообщества. Без этих понятий
исследование этой реальности, а также ее связи с той, которой она параллельна, невозможно или неадекватно. Таким образом, реальность
или действительность, изучение или освоение которой является главным делом познания и практики, для сегодняшнего исследователя имеет
текстово-коммуникативный
характер. Таким
образом, текстология
и коммуникативистика неустранимы из современных социогуманитарных исследований. 
 
3

Очевидно, что знаковый и текстовый характер реальности неизбежно связан с междисциплинарным характером ее изучения. Плодотворность принципа междисциплинарности, в соответствии с которым исследование в рамках уже устоявшихся дисциплинарных границ всегда
хуже, чем то, которое их преодолевает, уже общепризнана. Кроме того, 
что этот принцип содействует реальной – в мире мыслей и в жизненном
мире – коммуникации между учеными разных направлений, он оказался, так сказать, наукопорождающим. Например, семиотика, уже распространившая свой предмет на широкое поле культуры, есть не что иное, 
как результат интерференции логических, аналитических и коммуникативных исследований. А традиционная текстология, долгое время бывшая всего лишь одним из разделов литературоведения, становится «местом встречи» психологов, социологов, историков, лингвистов и др. 
Что делает актуальным философское исследование текста и коммуникации? В чем его специфика? Судя по всему, его главную задачу и отличие от исследований междисциплинарных нельзя определить без использования термина «смысл». Порой не без оснований причисляемый
к лишним сущностям и эффективно и прагматично сводимый к совокупности значений, смысл остается ключевым понятием философии, 
ориентированной на исследование языка, текста и коммуникации. Это
понятие способно и поставить, и решить метафизическую проблему, 
с одной стороны, сохраняя «полноту» и ядро философии, с другой стороны, избежав, казалось бы, неизбежной для философской теории умозрительности, спекулятивности. 
Определение понятия «коммуникация» – не простая задача, несмотря
на то, что определений несть числа. Но если его определять через значение общения и со-общения, то тут возникнет такая же тавтология, как
в словосочетании «социальная коммуникация»: societas – общество, 
communitas – общность. Понятие «социальный» (общественный), судя
по всему, применяется к тому, что уже есть, сложилось, и чаще всего естественным путем (буржуазное общество, общество потребления), или
существует на договорной основе (общество филателистов, общественные институты). Понятие «коммуна», прежде всего, относится к общности, становящейся или создаваемой чаще всего в противовес социальному или, в терминах В. Тернера, структуре. На этом основано различие
рядов ассоциаций с терминами «социалистический» и «коммунистический»: при социализме все равны, а при коммунизме – все братья. Появление или создание коммуны требует иного рода общности ее членов – 
осознаваемого единства как идейного родства, братства не по крови, 
а по духу, вере, убеждениям, интересам и пр. Такая общность не возникает сама по себе, к объяснению ее сути нельзя подойти с помощью органической модели, именно поэтому пресловутый «коммунизм» должен
 
4

 
был быть построен, а победа должна была быть за всемирным братством рабочих и крестьян. 
Кроме определения через «общение», часто принято определять коммуникацию с помощью понятия «информация»: коммуникация как обмен информацией, сообщение информации и общение по поводу нее. 
Употребление понятия «коммуникация» в такой связи придает ему оттенок технологический, утилитарный, инструментальный: проложить
коммуникации = наладить коммуникацию. Один из аспектов прагматики текстового употребления этого термина призван засвидетельствовать
именно современный, научный и эмпирически обоснованный статус исследования. Но для нас интереснее то, что его семантика опять указывает на понимание коммуникации как чего-то складывающегося, возникающего, динамичного – не произвольного, но такого, на какой можно
воздействовать. Это обстоятельство, в свою очередь, указывает на еще
один из аспектов прагматики: коммуникативное исследование вне зависимости от дисциплинарной определенности предполагает ориентацию
на практику как в получении задач и материала для исследования, так
и в использовании его результатов. Практически используемым результатом коммуникативного исследования, по его идее, должно стать умение «наладить/проложить коммуникацию» – будь то в совместной работе над проектом, в процессе перевода/интерпретации, в процессе убеждения/аргументации, создания социальной сети, в деле нахождения общего языка, межкультурного согласия, взаимопонимания и мира. В таком случае вполне понятно, что специфическое философское исследование коммуникации во многих отношениях можно возвести к теории
коммуникативного действия Ю. Хабермаса в контексте его практической коммуникативной философии. 
В наши дни на статус общегуманитарного или даже общенаучного
основания коммуникативных исследований часто претендует информационный подход (теория информации), именно он во многом и способствует исчезновению старых дисциплинарных границ. Зачем тогда философии, которая от века порождала, отпочковывала от себя науки, тревожиться по поводу «чистоты рядов» исследователей и заботиться
о том, чтобы к «своим» не затесались «чужие»? Этот вопрос нельзя рассматривать только в контексте дисциплинарного пуризма, его актуальность становится очевидной, если под коммуникацией понимать именно
то, ради чего и в связи с чем в русский язык без перевода вошел термин
«коммуникация». В философии он означает именно осмысленное общение, общение ради понимания, специфически человеческий, культурный способ взаимодействия разумных существ, общение ради общности. Судя по всему, в условиях господства информационного подхода
именно философия коммуникации призвана постоянно направлять внимание на эту «добавку» к процессу взаимодействия – на его смысл. 
 
5

С середины ХХ в. «универсальным объектом» большого количества
гуманитарных исследований становится текст – и не без оснований. 
Эпоха всеобщей грамотности, массовых тиражей, средств массовой информации – все это признаки если не заката, то самого расцвета «эры
Гутенберга», эры Письма, сам феномен которого пытаются постичь
и философы, и художники масштаба Ж. Деррида и П. Гринуэя. Но по
существу и изначально из всех философских дисциплин только история
философии всегда близка к текстологии непосредственно, так сказать, 
эмпирически. Последнее время эта близость стала осознанной и рефлексивной. В российском пространстве философской культуры появились
специальные философские исследования текста, осуществленные не историками философии, действует проект Института философии РАН
«Анатомия философии: как работает текст» (надо подчеркнуть общественную значимость проекта, осуществившего союз библиотеки и академической философии!), продолжается объемная и необычайно плодотворная деятельность философов-востоковедов, а также переводчиков
философских текстов. Однако, несмотря на то, что философия всегда
и во всех культурах проявлялась, прежде всего, как текстовая деятельность, по своей сути она «больше», чем текст, и можно утверждать, что
во всей философской культуре существует и проявляется сверхтекстовая и экстратекстологическая компонента. Выражаем убеждение, что то, 
«на что» философия больше, чем текст, – это и есть коммуникация по
поводу смысла. И философский текст поэтому «больше», чем объект
филологической текстологии, а для его адекватного понимания никогда
недостаточно средств только литературного анализа и критики. Это означает, что философская текстология непременно должна иметь коммуникативные параметры, либо опираясь, либо, по крайней мере, всерьез
учитывая характеристику коммуникативной ситуации философского
текста. Справедливость требует отметить, что это обстоятельство никогда не было скрыто от выдающихся филологов. Но, думается, что именно из-за дисциплинарных различий так трудно дать определение понятию «текст». 
Итак, исследование смысла в современной философии, на наш
взгляд, развивается (и должно развиваться) в двух направлениях: сформированном тем, как философы анализируют и интерпретируют разные
тексты (тексты культуры в том числе), и сформированном тем, как они
же анализируют и интерпретируют собственно философские тексты. 
Исследование философского текста и философское исследование текста – вот два компонента данной книги, содержание которой определяется методологическими поисками ее авторов. Первые два очерка посвящены первому компоненту, вторые два – второму. 
В область текстологии и коммуникативистики в наши дни попадают такие исследования, в которых еще недавно нельзя было разгля 
6

 
деть ни текстологический, ни коммуникативный «потенциал». Историк философии, например, всегда был тесно связан с интерпретацией
текстов, но словосочетание «интерпретационная активность коллективного сознания» стало возможным только в конце ХХ в. Социальные исследования, с другой стороны, уже давно ориентированы на
коммуникацию, но вести речь о коммуникативной компоненте как самого философского текста, так и его исследования стало возможным
лишь в последнее время. 
Какой тип рефлексии определяет структуру и организацию философского текста? Как коммуникативная ситуация философского текста
влияет на его смысл? Чем определяется текстовая активность коллективного сознания? Каковы типы коммуникации, которую называют массовой, какие стратегии в ней осуществляются? На эти вопросы постарались ответить авторы этой книги. Четыре ее части объединены самым
главным в наши дни философским понятием – понятием смысла. 
В первой – проблемной – осуществлена проблематизация смысла. 
Поставлена проблема смысла философского текста, его специфики и необходимости особой философской текстологии со своими принципами
и правилами чтения и понимания. Показана своеобразная «готовность» 
современных историко-философских исследований к текстологическому контексту. 
Во второй – рефлексивной – осуществлено схватывание смысла происходящих в современных историко-философских исследованиях процессов, реконструированы исторические этапы изменения направления
и контекста философской рефлексии. Это должно способствовать пониманию того влияния, которое оказывают художественный текст и филология на философию. 
В третьей – методологической – проделан анализ смысла как комплексного и синкретичного социального феномена, для чего предложена специфическая методология его изучения. Показаны те части, из которых складывается смысловое целое, они демонстрируют интерпретационный механизм деятельности сознания больших социальных групп, 
который необходимо учитывать при изучении коммуникации. 
В четвертой – критической – осуществлена подготовка к защите
смысла от намеренных искажений и манипуляций в процессе коммуникации. Именно в этих целях произведена типология коммуникации
и показаны типологические возможности намеренного искажения смысла в определенной коммуникативной ситуации, при реализации определенной коммуникативной стратегии. 
Авторы книги определили ее жанр как «размышления», считая его
традиционным и вполне академическим способом фиксации результатов профессиональной рефлексии. Он позволяет сохранить специфику
именно философской рефлексии обозначенных объектов, не закрывая
 
7

проблему, а приглашая к продолжению текстовой коммуникации по поводу смысла. 
Предисловие, I раздел – д.ф.н., проф. Рыскельдиева Л.Т.
II раздел – к.ф.н., доц. Зарапин О.В. 
III раздел – к.ф.н., доц. Коротченко Ю.М.
IV раздел – к.ф.н., доц. Шапиро О.А.
 
 
8

 
I. ОСОБЕННОСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ ФИЛОСОФСКИХ
ТЕКСТОВ

ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ? 

На первый взгляд, история философии далека и от коммуникативистики, и от текстологии, так как она изучает некие «исторические закономерности» или «историко-культурные особенности» философского
знания. Однако именно современные историко-философские исследования могут со всей очевидностью продемонстрировать актуальность
и коммуникативной, и текстологической
компоненты
в современной
философии. 
Термин «история философии» имеет два значения: история философии как объективный процесс во времени и пространстве и история философии как наука об этом процессе. Эти значения определяют то, что
история философии является самым, можно сказать, эмпирическим
и вполне позитивным видом философского знания – ведь эта история
имеет начало и хорошо фиксирована всей совокупностью философских
учений. Казалось бы, ни предмет, ни методы историко-философских исследований не должны составлять особой проблемы – изучай разные
философии, систематизируй, делай из них выводы, извлекай уроки, 
формулируй закономерности процесса. Но эта беспроблемность, разумеется, только видимая. Современная история философии переживает
не менее серьезные потрясения, чем, например, онтология, а спор о ее
методологии вызывает большой интерес у широкого круга специалистов. В чем суть этого спора и каким может быть его решение? Подойдем к ответу на эти вопросы издалека. 
Долгие годы история философии в системе философского знания
имела статус введения в собственно философию, играла роль некоей
подготовки к самостоятельному мышлению, знание прошлого предполагало возможность ориентироваться в настоящем, определять тенденции, предвидеть развитие. В последнее время нередка мысль о том, что
всю философию можно свести к ее истории, и эту мысль могут разделять вполне разные исследователи. Можно сослаться, с одной стороны, 
на известные работы Т.И. Ойзермана и, с другой стороны, на знаменитое высказывание А. Уайтхеда о том, что история всей западной философии – это комментарии к Платону. Согласиться с этой мыслью для
нас заманчиво, ведь история философии при этом прекращает быть неким введением в собственно философию, неким эмпирическим материалом для осмысления настоящими философами и некими пролегоменами
к самостоятельной философской рефлексии. Но не остановит ли сведение философии к ее истории саму эту историю? Не превратятся ли все
философы в историков философии – комментаторов? В таком статусе
 
9

нет ничего дурного или постыдного, но всякий ли согласится быть только комментатором? 
Поставим вопрос иначе: можно ли всю историю философии свести
к истории, т.е. рассматривать историко-философское исследование как
разновидность исторического? Тем более, что современное состояние
исторической науки немало этому способствует: школа «Анналов» изменила проблемное поле истории, способствовала размыванию старых
дисциплинарных границ и объединению исследований в рамках истории всех форм человеческой активности, всех проявлений культуры, 
всех ипостасей человека. Действительно, почему диссертации по истории философии пишутся только философами? Если возможен проект
всеобщей истории человека, в котором соединятся география и искусствознание, социология и литературоведение, психология и экономика
и пр., то, что мешает истории философии войти в состав общей истории
ментальности, истории идей и приключений разума? Более того, может
быть она ею уже становится? Может быть, история людей более интересна и полезна, чем история идей, этими людьми высказанных? Что
мешает заменить историю философии историей философов? Очевидно, 
что спрос на такую историю будет выше, польза для издателей и читателей очевидна, вред же более чем сомнителен. Существуют гигантские
тиражи книг про 108 (?), 120 (??) и т.д. философов; цветные и черно-белые комиксы про жизнь и учения великих мыслителей (одни из них забавные, другие с претензией на серьезность); есть песенки и фильмы
про то, как плакал и сходил с ума Ницше, про то, как умирал в своей педантичности Кант… Ненавязчивый рассказ об истории, произошедшей
с философией, а точнее, с философами, анализ обстоятельств жизни известных людей, исследование жизни и судьбы рукописей, заставляющие
по-новому взглянуть на исторические обстоятельства, вызвавшие к жизни создание того или иного текста, – это, судя по всему, важное и, главное, очень интересное дело. Причем в этой сфере существуют вызывающие уважение труды, кропотливость которых сравнима с историческим
«микроскопом» – например, работа А.А. Яковлева «Завещание Джона
Локка, приверженца мира, философа и англичанина»1. Но значит ли это, 
что адекватное понимание смысла и целей философского текста требует
постоянного приближения к эпохе его создания, воспроизведения всех
обстоятельств жизни философа, побудивших его взяться за перо? Какова должны быть степень этого приближения и тщательности изучения
этих обстоятельств, чтобы можно было иметь, так сказать, право на понимание текста? Судя по всему, на эти вопросы ответить крайне трудно, 
т.е. практически невозможно. Кроме того, беспредельная «историзация» 
                                                           
1 Яковлев А.А. Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина [Текст] / А.А. Яковлев. – М.: Изд-во Института Гайдара, 2013. – 432 с.  
 
10