Русская философия как человековедение

Б. В. Емельянов

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ
КАК ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЕ

ИЗБРАННОЕ

2-е издание, стереотипное

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
Издательство Уральского университета
2017

УДК 1(091)
ББК Ю3(2)
          Е601

© Уральский федеральный 
университет, 2014
© Емельянов Б. В., 2014

Анализируются различные аспекты решения проблемы человека в трудах русских философов. Особое внимание уделено проблемам любви, «философии сердца», иммортологии (наука о бессмертии), рассмотрены идеи педагогической и энергийной антропологии.
Для специалистов гуманитарного профиля.

Емельянов, Б. В.
Русская 
философия 
как 
человековедение

[Электронный ресурс] : избранное / Б. В. Емельянов.  — 
2-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА : Изд-во Урал. ун-та, 2017. 
—  331 с. – (Сер. «Почетный профессор УрФУ»).
ISBN 978-5-9765-3096-6 (ФЛИНТА)
ISBN 978-5-7996-1383-9 (Изд-во Урал. ун-та) 

E601

ISBN 978-5-9765-3096-6 (ФЛИНТА)
ISBN 978-5-7996-1383-9 (Изд-во Урал. ун-та) 

УДК 1(091)
ББК Ю3(2)

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Уже давно не доказывается, ставшее аксиомой утверж
дение, что проблема человека относится к важным, если
ни важнейшим для русской философии, а ее история представляет впечатляющую панораму решения этой проблемы. Последняя исследуется в бесчисленном количестве
публикаций, в том числе и монографических, озвучивается на различного рода конференциях, посвященных
проблеме человека в русской философии, рассматривается
в диссертациях, среди которых есть и докторские (См.: Приложение: «Литература о русской философии как человековедении»). Освещается она в учебных курсах истории
русской философии на философских факультетах университетов страны и в учебных пособиях, ей посвященных. Но при этом работы в определенном смысле обобщающей, подводящей итог усилиям русской философии
в решении проблемы человека, в истории отечественной
мысли нет. Как первый опыт, в качестве своеобразного
начала такого обобщения и задумана эта книга.

Второй побудительной причиной ее написания стала

попытка изложить мой авторский взгляд на различные аспекты, стороны решения проблемы человека в истории
русской философии, дабы тем самым определиться с результатами собственных исследований этой проблемы.

У истории русской философии есть своя, к сожалению,

еще не написанная история, демонстрирующая непростые реалии ее существования. К примеру, проблема человека, решаемая в трудах русских философов, не всегда
была для нее актуальна. С определенной долей условности
можно утверждать, что интерес к проблеме человека как
исследовательской задаче, требующей внимания и осмыс

ления, в истории русской философии пробудился лишь
в 80-е годы прошлого столетия. Тогда несколько ослаб партийный контроль за проблематикой решаемых философией мировоззренческих проблем и важнейшая из них –
проблема человека стала обсуждаться на страницах философской периодики. Актуализировалась эта проблема
и в истории русской философии. Думается, со временем
этот период развития отечественной философии будет
подробно изучен.

Тогда и начались мои попытки рассмотреть представ
ления о человеке у отдельных русских философов. Первыми такими опытами были небольшие статьи (некоторые
в соавторстве): «К характеристике антропологического
принципа Н. Г. Чернышевского» (1975), «Взгляд на человека и поиск “третьего пути” в творчестве Ф. М. Достоевского» (1977), «Проблема человека в русской философии
XVIII – первой половине XIX в.» (1978), «Г. В. Плеханов
о проблеме человека» (1980) и др.

Так называемая перестройка конца 1980-х – начала

1990-х годов положила конец идеологической диктатуры
коммунистической партии, решительно изменив положение дел во всех общественных науках. И в истории русской философии особенно, ведь когда исследователям стали доступны спецхраны архивов и библиотек, обнаружилось, что предшествующие наши знания по русской философии были ощутимо неполными. Из небытия всплыли
имена русских мыслителей – С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, В. В. Рязанова, П. А. Флоренского и многих других,
публикация чьих трудов показала, что философский потенциал русской мысли не уступает европейской, а богатство идей солидно и многообразно. Тогда-то и обнаружилось, что проблемы человека – его сути и существования,
его экзистенциалов – входили в орбиту интеллектуальных
интересов едва ли ни всех отечественных философов, а их
решение было оригинальным и разнообразным.

Дискурс человековедения в истории русской филосо
фии на несколько лет превратился в едва ли ни центральную тему научных исследований, конференций, диссертационных исследований. И этому была причина: публи

кация трудов русских философов-идеалистов, а также
вновь появившиеся учебные курсы профессоров университетов и духовных академий давали обильный эмпирический материал для историко-философских исследований, убеждали в их актуальности.

Вполне естественно, что и я, мои коллеги, аспиранты

и докторанты перешли к научному осмыслению этого открывшегося богатства русской мысли. Результаты этой
работы нашли отражение в научных публикациях, часть
из которых была осуществлена в монографиях, учебных
пособиях и сборниках статей. Наиболее значительными
из них, которые я опубликовал, в том числе и с соавторами,
были: «Русская иммортология. Конец XIX – начало ХХ века» (Пенза, 2002), «Педагогическая антропология: российский опыт» (Екатеринбург, 2004), «Русский космизм:
основные направления» (Екатеринбург, 2006), «Три века
русской философии» Т. 1–3 (Екатеринбург, 2003–2013).
Из зарубежных назову два сборника статей: «Eusayos sobre
filosofia de la historia Rusa» (Mexico, 2002), «О религиозных философах России и Украины» (Полтава, 2010). В это
же время моими аспирантами и докторантами были защищены диссертации, так или иначе затрагивающие проблемы человековедения русской философии. Среди них:
докторские – А. Д. Управителева «Конструирование
субъективности в антропологии С. Н. Булгакова» (2002),
Т. А. Петруниной «Философско-антропологические основания российской педагогики XIX – начала ХХ в.»
(2004); кандидатские – В. Л. Лившица «Проблема человека в прогрессивной русской философии (XVIII – первая
половина XIX в.)» (эта чуть раньше – в 1983), И. В. Гальковской «Православно-академическая антропология: В. И. Несмелов и М. М. Тареев» (1995), И. И. Михайлова «Экзистенциальный модус творчества А. П. Чехова» (2002) и др.

Все это позволяет утверждать, что для меня как исто
рика русской философии изучение исторических реалий
обращения русской мысли к проблемам человека было одной из важнейших сторон собственной научной и преподавательской деятельности, о результатах которых публикуемая книга дает некоторое представление. Ее содер

жание – это современная обработка и интерпретация
прежних моих авторских работ, а в трех случаях – публикаций, осуществленных в соавторстве: глава «Педагогическая антропология в России» представляет из себя сокращенный вариант книги «Педагогическая антропология: российский опыт» (2004), написанной совместно
с Т. А. Муравицкой. Аналогично глава «Русская иммортология от П. А. Бакунина до Г. Э. Ланца» в расширенном варианте выходила в книге «Русская иммортология.
Конец XIX – начало ХХ века» (2002), изданной совместно
с О. С. Пугачевым. В 2006 году совместно с О. Б. Ионайтис была опубликована статья «Энергийная антропология: история и современность». В настоящем издании приведен значительно переработанный ее вариант.

Мне представляется, что определенный интерес вызо
вет по сути первая библиография, посвященная проблемам человековедения в истории русской философии, которую я поместил в приложении к книге.

Всем моим соавторам и коллегам, помогавшим замеча
ниями и советами в написании этой монографии, я выражаю искреннюю благодарность. А если замечания и предложения появятся и у читателей этой книги, я буду рад
их получить и обсудить.

Борис Владимирович Емельянов

bve35@yandex.ru

Глава 1.
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС
РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ:
ПАНОРАМА ИДЕЙ

Среди вечных вопросов, над которыми веками бьется

человеческий разум, важнейшими считаются поставленные мифическим Сфинксом: Что значит человек? Откуда
он? Куда идет?

Из века в век этими вопросами определяли свои науч
ные поиски философы, ученые, богословы. Они же стояли
и перед государственными деятелями. Вспомним четыре
знаменитых реплики Иммануила Канта: Что я могу знать?
Что я должен делать? На что я могу надеться? И объединяющий их: Что такое человек? Или первые строки «Поучения» великого князя Владимира Мономаха, взятые из Псалтыри: Что есть человек, что ты знаешь о нем?

У каждого народа свои традиции в решении этого воп
роса. Просматриваются они и в русской общественной
мысли. Две из них, связанные в конечном итоге с политическими судьбами русской мысли, отличают ее от европейской традиции человековедения.

Первая особенность заключается в большем внимании

не к сущности, а к существованию человека. Русская общественная мысль с момента своего зарождения была ориентирована социально. В этом смысле она в своем концентрированном выражении была философией жизни, далекой от схоластики и абстрактных схем. Проблему
человека русская мысль чаще всего решала через призму
поиска ответов на знаменитые русские вопросы: Кто виноват? Что делать? – уточняя при этом: а судьи кто? Этот

поиск, за которым просматривалась забота о насущных потребностях существования людей, велся широким фронтом в сферах материальной, политической, религиозной,
этической жизни человека.

С этим связана и вторая особенность русской мысли.

В отличие от традиций европейской национальной общественной мысли русская более, чем какая-либо иная,
была заинтересована в том, чтобы ее идеи были доступны
широким читающим массам. Поэтому столь разнообразен спектр жанров, используемых русскими мыслителями
в поисках ответов от строго научных, философских, публицистических – особо любимых ими – до поэтических.
Как не вспомнить в этой связи знаменитые державинские
строки из стихотворения «Бог»:

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я Бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.

Общепризнанно, что «загадка о человеке» была важ
нейшей проблемой русской мысли, делая ее антропологически ориентированной. Она неизменно оставалась
в центре философских размышлений русских мыслителей, была открыта для всех влияний, жадно искала, находила и перерабатывала, а иногда и с порога отрицала, любые
новации западной и восточной мысли, будь то писания отцов церкви, масонство, вольтерианство, фейербахианство
или же ницшеанство.

Уже в первых философских текстах, относящихся к пе
риоду Киевской Руси, проблема занимала едва ли не центральное место. Решалась она под влиянием мифологического сознания, рассматривающего жизнь человека в окружении природы, и византийских, патристических текстов, трактующих божественное происхождение мира и человека.

Этот своеобразный дуализм в понимании первого че
ловека прослеживается, к примеру, в апокрифе «Беседа
трех Святителей», относящейся к XI веку. В ней на вопрос Григория «Из скольки частей был сотворен Адам?»
Василий отвечает: «Из восьми частей: 1) от земли взято тело, 2) от камня – кости, 3) от Чермнаго (Красного) моря –
кровь, 4) от солнца – очи, 5) от облаков – мысли, 6) от дыхания – власы, 7) от света – душа, 8) сам Господь вдохнулъ
ему душу…» (Беседа трех святителей // Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. С.128). Другими
словами, не только Бог, но и природа приняли участие
в его рождении.

В других текстах специально используется оппозиция

«души», «духа» и «тела». Так в «Изборнике 1073 года»
плоть и душа образуют тело, т. е. одушевленную плоть, которая противостоит духу. В этом смысле за человеческие
пороки отвечает плоть. Но «зло мыслится не в самом телесном, но в испорченности плоти, вызванной грехопадением. Причина зла и греха, таким образом, не в материи, а в воле. И, следовательно, цель спасения усматривается не столько в освобождении души и плоти, сколько
в освобождении плоти от греховности, исправлении ее через одуховление» (Ионайтис О. Б. Русская средневековая философия и византийские традиции. Екатеринбург,
1999. С. 39). А в «Изборнике 1076 года» душа и тело утверждаются едиными и взаимодействующими, а если они
и различаются, то лишь по свойствам. Тварному миру
свойственно проявлять зло, а духовному – добро. В последующих древнерусских текстах утверждается, что человек
может быть либо злым, либо добродетельным. Вполне закономерно возникает вопрос: почему зло в мире существует, хотя Бог создал последний прекрасным и гармоничным? «Изборник Святослава 1073 года» отвечает на него
так: зло Бог допускает для того, чтобы и показать свое могущество, и испытать человека в любви к нему. Человек
же сам определяет свою судьбу, поскольку «человек самовластен есть о своем спасе и погибели» (Изборник Святослава 1073 года. М., 1977. С. 165). Когда человек выбирает путь добра, он ведет благочестивую, умеренную, ми

ролюбивую жизнь, помогает нищим, избегает дел греховных – клеветы, гнева, насилия и т. п.

Благочестивым может быть не только служащий Богу

монах, но и любой человек, творящий добрые дела. Но именно монах – действующее лицо многих русских философских текстов, в которых он изображается как ушедший
из мира человек, через пост, покаяние и молитву достигающий благодати божией. Помимо этого монахи заботились не только о собственном спасении, но чувствовали ответственность за мирян, оказывали им в монастырях
врачебную помощь, обучали грамоте. Особенно наглядно
такая деятельность монахов и монастырей изображена
в «Киево-Печерском патерике». Но есть в древнерусской
литературе и другие тексты, например «Изборник 1076 года», «Слово о полку Игореве», в которых не монахи являют пример идеального человека, а князья – «сыны Божьи»,
о которых сообщается, что они мудрые правители, судьи,
защитники своего народа.

Безраздельное влияние религии в России ощущалось

вплоть до XVI века. С этого времени начинаются секуляризационные тенденции в различных областях общественной жизни, предлагаются иные, чем в ортодоксальном
православии, решения проблемы человека. Большой теоретический интерес в этом отношении представляет сочинение видного идеолога московской ереси «жидовствующих» дьяка Федора Васильевича Курицына «Лаодикийское послание». В нем утверждается, что человек
духовно свободен («Душа самовластна, ограда ей – вера»).
Эта духовная свобода определяется «наукой» ветхозаветных пророков, осуждающей от имени Бога любое насилие над человеком.

К «Лаодикийскому посланию» близко примыкает ано
нимный трактат «Написание о грамоте», в котором автор
развивает ту же идею «самовластия души», но вне сферы
духовного. Он заявляет, что мерой свободы человека служит знание («грамота есть самовластие»), ум, благодаря
которому человек сам выбирает путь добра или зла. Таким образом, уже знание, а не ветхозаветная «наука» определяет свободу человека, возвышает его над миром.