Российские ритмы социальной истории

Российская Академия Наук Институт философии






Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская




                Российские ритмы социальной истории












Москва
2004

УДК 300.351
ББК 15.55
Н 73

В авторской редакции

Гл. I; II; IV - § 1 и 2; V - Л. И. Новикова Гл. Ill; IV - § 3 - И.Н. Сиземская

Рецензенты
доктор филос. наук АА Кара-Мурза доктор филос. наук Е.А. Карцев




Н 73 Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Российские ритмы социальной истории. — М., 2004. — 193 с.

             В книге предпринята первая в отечественной литературе попытка рассмотреть на основе циклично-вол новой теории развития ритмы российской истории. Предметом исследования является российское самодержавие как модель власти и общества, полностью завершившая свой цикл развития. Исходя из идеи цикличности, принятой в качестве парадигмы моделирования исторического процесса, авторы исследовали его геополитические и социально-культурные факторы. В связи с этим в анализ включен широкий круг вопросов: смуты, реформы и контррсформы, модели модернизации, формы гражданской оппозиции и противостояния народа власти.
             Книга может быть рекомендована специалистам, работающим в сфере социальной философии и политологии.









ISBN 5-201-02107-7

© Новикова Л И., 2004
© Сиземская И.Н., 2004
                                   © ИФРАН, 2004

ГЛАВА I.
МОДЕЛИРОВАНИЕ КАК ТЕОРИЯ И МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ



    В процессе научных революций происходит смена парадигм. В соответствии с классическим определением Т.Куна под парадигмой будем иметь в виду «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения»¹.
    Однако следует различать несколько уровней в определении самого понятия парадигмы. Как отмечает Ю.Давыдов, прежде всего это ее теоретико-методологическое содержание как господствующее направление в науке и философии. Во-вторых, следует иметь в виду ее социологическое содержание как приемлемое средство общения научного сообщества. В-третьих, парадигма - это социально-философское понятие, характеризующее образ мышления целой эпохи². И, наконец, четвертое, упущенное означенным автором, это становящаяся парадигма, еще незавершенная и потому противоречивая, обоснование которой находится в процессе авторефлсксии с опорой на современный стиль мышления. Со временем научные достижения, образующие ядро старой парадигмы, становятся неадекватными новым научным данным, которые ищут своего обоснования в новых теориях, выходящих за пределы господствующей парадигмы. По мере развития науки таких «прорывов» становится все больше. На их основе, «в тени» господствующей парадигмы формируется прообраз новой, которой, однако, еще надо обосновать свою правомочность. Поэтому прообраз новой парадигмы может сосуществовать наряду со старой или, напротив, старая парадигма может обновлять свой научный потенциал, включая новую как момент своего развития и объяснения исторической реальности.


3

Отсюда парадигмальный плюрализм современного социального познания при том, что любая из них может стать господствующей ввиду ее познавательной новизны и оригинальности. Познавательный потенциал той или иной парадигмы выявляется при моделировании социальноисторического процесса как объяснительный принцип, позволяющий раскрыть его особенности, остающиеся в тени других парадигм.


            1.1.    Методологические основания социально-исторического моделирования


    Наряду с традиционным историческим подходом в изучении исторического наследия той или иной цивилизации не менее продуктивным является метод моделирования, ориентированный на выявление логики развития социально-исторической реальности, определение роли в этом процессе социальных идеологий и технологий. Это допускает и предполагает возможность методологического плюрализма, включающего экономический, антропологический, синергетический подход, циклизм и др. парадигмы, и в их свете исследование и интерпретацию исторического процесса.
    В отличие от исторической науки, которая ориентирована на избранный ею объект исследования и, как правило, придерживающейся единого, однажды избранного ею метода, философия истории концентрирует свое внимание на обосновании правомочности разнообразия методологических подходов и исследовательских программ, дополняющих друг друга. Как заметил В. Леонтьев, «Плюралистический характер какого-либо подхода заключается не в одновременном применении существенно различных типов анализа, а в готовности переходить от одного типа интерпретации к другому. Объяснение такому методологическому эклектизму лежит (и это принципиальный момент наших рассуждений) в ограниченности любого типа объяснений или причинно-следственных связей. (...) Ни экономический, ни антропологический, ни, скажем, географический (ни исторический, следовало бы добавить — Авт.) анализ не могут при современном состоянии развития соответствующих наук привести к единственно правильному утверждению»³.
    Но у истории есть и своя логика, пренебрегать которой никому не позволительно, ни историку, ни философу. К числу основных историософских аксиом принадлежит утверждение, что история, в смысле исторического процесса, начинается не с «чистого листа», а с того наследства, плохого или хорошего, которое ей оставили предки. С этим

4

связано понятие исторической памяти, или социально-культурного генотипа, Таким образом, социально-историческое развитие общества есть органический процесс. И насилие над ним мстит «прорабам перестроек», не пожелавшим считаться с ее законами. Это во-первых.
    Во-вторых, органичность исторического процесса отнюдь не сводит его к ползучей эволюции, или «историоцизму» в его критической интерпретации К. Поппером. Он имеет точки роста, бифуркации, которые предполагают перерывы постепенности, происходящие в форме ли реформации общественных отношений, или, если время для реформ упущено, в форме радикальных революций. В случае, если общество в силу тех или иных обстоятельств оказывается выбитым из колеи, оно вступает в состояние хаоса — Смуты, исход которой до конца остается неопределенным. Общество либо впадает в стагнацию, в состояние длительного застоя, таящего угрозу аннигиляции, либо, наконец, сумев преодолеть Смуту, хотя и с потерями, завершив один цикл своего развития, начинает новую стадию, собирая и актуализируя «обломки прошлого». Таким образом, историческое развитие общества имеет циклически-волновой характер. Это отмечали многие философы истории от Дж.Вико и Б.Паскаля до О.Шпенглера, от Н.Я.Данилевского до Н.Д.Кондратьева и П.Сорокина.
    В-третьих, история имеет открытый характер. Она пробует себя в разных направлениях, не предрешая, какой из них окажется более жизненным, отвечающим обстоятельствам. В свое время Герцен писал: «Если прогресс — цель, то для кого мы работаем? Кто этот Молох, который по мере приближения к нему тружеников вместо награды пятится и, в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам, которые ему кричат: Morituri te salutant («Осужденные на смерть приветствуют тебя» — лат.), только и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти будет прекрасно на земле?»⁴. Что впереди? Это, по мысли современного философа истории А.Тойнби, будет зависеть от адекватности и оригинальности «ответа» страны и ее народа на «вызов» истории. Причем этот «вызов» может проистекать как изнутри самого общества, так и извне, «ответ» же и его характер целиком зависят от воли государства и жизнеспособности его народа⁵. Неспособность к адекватному, более того, упреждающему ответу лишает народ данного общества, по определению Л. Гумилева, пассионарности, т.е. жизнеспособности и, со временем, выводит его из числа исторических народов.
    Так будущее России начинается не завтра, оно началось вчера и обусловлено всем прошлым страны, ее историческим основанием, наиболее радикальными пережитыми ею метаморфозами, ее совре

5

менным положением в мире, наконец, системой ценностных ориентаций, исповедуемых народом. Поэтому мы не можем перечеркнуть прошлого, будь то самодержавие или советский строй, ибо в них зашифрован генетический код общества. Впрочем, мы не можем и повернуть его вспять. Мы можем лишь дать на него достойный ответ, используя, в частности, и его культурные и конструктивные ресурсы. Но они растворены в суете повседневности. Однако до чуткого слуха пророков, поэтов и философов, а также крупных общественных и политических деятелей доносится эхо будущего, направляющего, наподобие компаса, их творчество. При этом, несмотря на перерывы непрерывности исторического развития, а также бесцельность исторических флуктуаций, история страны, общества протекает в едином историческом времени, которое, как отмечал Н.А.Бердяев, отнюдь не совпадает с историзмом. «Историческое время —ноуменально». Подход к ноуменально «историческому» возможен через конкретную связь между человеком и историей, судьбой человека и метафизикой исторических сил. «Для того чтобы проникнуть в эту тайну «исторического», я должен прежде всего постигнуть это историческое и историю, как до глубины мое, как до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу»⁶. И только в связи времен, осуществляемую в преемственности поколений, живо государство, жив народ (нация). В случае забвения прошлого это будут уже другое государство и другой народ, или их просто не будет. Тем более опыт истории в его концентрированном виде должен быть ведом тем, кто наделен властью оказывать влияние на ее развитие. Историческая память и историческое мышление — непременные качества любого политического деятеля, претендующего на влияние на исторический ход развития страны и мира. Вот почему моделирование включает и субъективный момент, характеристику тех, кто делает историю.
    Возвращение к прошлому на основе социально-философского подхода во имя прогнозирования будущего, в отличие от исторической науки, не требует реконструкции исторического процесса в его полном объеме, хотя в определенной мере и опирается на него. Болес продуктивным здесь является метод социально-исторического моделирования в заданной парадигме, в частности принятой нами парадигме цикличности. Это предполагает известное упрощение модели по отношению к моделируемому объекту. Наконец, одной и з ключевых характеристик моделей является их открытость, вследствие чего модель сама в процессе познания может сталь объектом познания и рсин-терпретации. Назначение модели и состоит в конструктивном познании моделируемого объекта или системы и полученного на основе этого знания об управлении ими.

6

    Ныне, как нам представляется, моделирование, обогащенное новыми технологиями и идеями постнеклассической науки и философии — идеей конструирования реальности, «мягких»технологий, втом числе исторического циклизма с его принципом непредопределенно-сти исторического процесса, — приобретает черты общенаучного метода и в частности метода социально-исторического познания. В этом контексте нами и предпринято моделирование социально-исторического развития России в парадигме ее циклически волнового развития.
    Опыт убедил нас, что по отношению к социально-историческим наукам метод моделирования оказывается не только уместным, но необходимым, во-первых, потому, что объект их слишком сложен и его познание нуждается в ограничении или определенном упрощении, во-вторых, потому, что в социально-исторических науках мы всегда имеем дело с ускользающим объектом: это либо постоянно деформирующиеся социальные структуры, которые непрерывно подвергаются сознательному изменению людьми, причастными к системе управления, либо деформируются вследствие «коллективного эффекта сложных систем»⁷, в том числе отношения народных масс к этим изменениям. И чтобы представить эти ускользающие отношения. нужно на время остановить процесс, причем в допустимый момент, когда он сам находится в состоянии стабильности, что облегчает возможность, не исключая их, путем моделирования на время «вывести их за скобки». И, в-третьих, в исторической науке объект представлен в форме текстов, или памятников культуры, которые требуют от социально-исторического познания соответствующей их интерпретации в контексте своего времени, переинтерпретации в свете современного знания и последующей «сборки» в правдоподобную модель.
    Наряду с этим социально-историческое моделирование допускает и введение условных, утопических или виртуальных констант с целью «проигрывания» их реализуемости в социальной реальности. Исторически они появляются, как только человек становится способным к критическому осмыслению мира, в котором живет. Свое стилистическое начало они берут от «Утопии» Т.Мора и «Города солнца» Т.Кампанеллы. Сначала утопия выступала как ирреальное воплощение мечты о лучшей жизни, позднее она вбирает в себя черты созданного критическим разумом общественного идеала или его фальсификации, а еще позднее — способов его реализации, приобретая функцию своеобразного социального конструкта. Примером таких утопических моделей в России могут служить сочинения и проекты М.Бакунина, П.Кропоткина и др. анархистов. При этом, однако, как подчеркивает В.Г.Федотова, моделирование, чтобы оставать

7

ся в рамках рациональности, предполагает: 1) недопустимость принимать теоретические конструкты за реальность и действовать в соответствии с ними и 2) плюрализм концепций как способ объяснения различных типов или аспектов действительности⁸.
    Социально-историческое познание, моделирование в частности, так или иначе всегда сопряжено с социальным действием, ориентированным на интеллектуальное или практическое овладение процессом, и даже, независимо от намерений познающего субъекта, его конструирование.
    Социальное знание как конструирование реальности имеет дискретный и обусловленный своим временем характер: строя познавательную модель реальности, в духе гетевского Фауста, оно вынуждено прервать непрерывный социальный процесс. И это «мгновение молчания», неопределенности, как правило, является поворотным пунктом в дальнейшем развитии как самой реальности, так и ее познания. Трудность социального познания, в том числе метода моделирования, обусловлена и крайней сложностью социальных систем, которые ни на минуту не прекращают своего изменения, как в результате бессознательного «делания» ее непосредственными действующими лицами, народными массами, вследствие чего и образуется «коллективный резонанс», так и в результате «сознательного» конструирования и реконструирования реальности историческими деятелями и социальными группами. Это значит, что любые социальные модели остаются открытыми для последующих поисков и реинтерпретаций, тем более, что каждый новый подход не только открывает нечто новое в исследуемой им реальности, но и вносит в нее что-то свое. При этом, воспроизводя модель прошлого, современный человек воссоздает ее «исправленный» настоящим прообраз. Отсюда живучесть многих социальных моделей, таких как «русская идея», «евразийство», «русский социализм» и др.
    Создание итоговых теоретико-познавательных моделей социально-исторической реальности, что является целью философско-исторического знания, требует не только тщательного «прочтения» текстов прошлого, но и их тройной интерпретации и реинтерпретации: в контексте прошлого и настоящего знания и проецировании их на будущее. Метод моделирования позволяет, в частности, вскрыть циклический, волнообразный характер исторического процесса. И в свою очередь представить модель такого развития в ее историческом контексте.

8

            1.2.   Циклизм как парадигма социокультурного моделирования истории



    В качестве исходного понятия для определения циклизма как становящейся парадигмы социально-исторического развития примем определение циклов истории, предложенное в 1991 г. А.С.Ахиезером: «Циклы истории — более или менее ярко выраженные повторения в истории, колебания, пульсациятех или иных важных массовых характеристик общества. Их существование объясняется приобщением общества к природным ритмам, общим закономерностям сложных систем, их постоянной самопроверкой на прочность через периодическое приближение сложной социальной системы к некоторым крайним, реально или потенциально критическим, возможно пред-катастрофическим ситуациям. Циклы истории — механизм реагирования на всякие значительные изменения рывками в обратном направлении, т.е. форма инерции истории, консервативный механизм сохранения общества в неизменном состоянии через изменения»⁹. Отметим, однако, что за идеей циклизма стоит большая история превращения ее в парадигму социально-исторического развития, именно развития на основе устойчивого архетипа, а не только консервации исторического процесса. Большой вклад в реинтерпретацию этой истории вплоть до превращения циклизма в парадигму внес Ю.В.Яковец¹⁰.
    Циклизм является одной из древнейших идей социокультурного развития человечества в связи с природой и космосом и одновременно становящейся парадигмой современного научного мышления. Своими корнями он уходит в древнюю мифологию, образцом которой в этом отношении может служить древнеегипетский миф об умирающем и воскресающем Боге, чему на протяжении веков соответствовали аграрные циклы практической деятельности людей, их образ жизни и мышление.
    Не обошла идея цикличности и русскую общественную мысль. Более того, в ее развитии можно выделить четыре этапа: древний, классический, или философский, научный и современный.
    Изначально в русской общественной мысли предпринимались попытки как образного, так и абстрактного осмысления идей циклизма. К ним с полным основанием следует отнести учение Кири-ка Новгородца (XII в.). В книге «Учение о числах» этот самобытный математик древности помимо сложнейших математических исчислений и на основе их приходит к философскому выводу о цикличности развития Вселенной и всего, что охвачено ею. При

9

этом спираль циклической бесконечности уходит в вечность" . К сожалению протофилософские идеи русской мысли надолго были погребены под развалинами татаро-монгольского нашествия, а позже под прессом византизма.
    Внимательное прочтение «Слова о полку Игореве» позволит услышать в речи князя Киевского Святослава предупреждение Игорю о несвоевременности его похода и потому обреченности его. Игорь затеял поход не в урочное время, когда неблагоприятный исторический цикл для Руси не завершился. Об этом предупреждает и солнечное затмение. И вместе с тем со временем великое прошлое должно вернуться «на круги своя», исправив неуместную поспешность действий Игоря в будущем.
    Основоположниками школы русского классического циклизма в новое время стали, как известно, русский ученый-естествоиспытатель Н.Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев¹². Вместо теории прогресса, который явно не благоволил к России, Данилевский в своем труде «Россия и Европа» предложил новую, циклическую парадигму. В концепции Данилевского история человечества предстала как развитие отдельных замкнутых культурно-исторических типов. Каждый из них реализует по преимуществу одно из жизненных начал цивилизации: религиозное, собственно культурное, охватывающее науку и искусство, государственно-политическое и социально-экономическое. Связь между историческими типами, возникшими в разное время, может происходить лишь в трех формах: «колонизации», «прививки», «удобрения». Подробно анализируя романо-германскую цивилизацию и ста-новяшуюся славяно-российскую, Данилевский решительно протестует против таких форм их взаимосвязи, которые низводят Россию до уровня колонии, в то время как ей уготовано великое будущее: быть может, именно она возвысится до полной, «четырехосновной цивилизации». Впрочем, мыслитель не отказывается от идеи прогресса вообще, но наполняет это понятие иным содержанием. «Прогресс (...) состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае оно скоро бы прекратилось), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях»¹³. И лишь спустя 48 лет О.Шпенглер пришел к аналогичной парадигме цикличности в своем труде «Закат Европы» (1918), оцененной более продвинутой западной публикой как последнее слово философской мысли.
    Идеи Данилевского получили свое развитие в работах другого русского естествоиспытателя, обратившегося к философии истории — К.Н.Леонтьева. В своем труде «Византизм и славянство» по анало

ю