Опыт и чувственное в культуре современности. Философско-антропологические аспекты

Российская Академия Наук 

Институт философии 

Опыт и чувственное 

в культуре современности 

Философско-антропологическиеаСIiекты 

Москва 
2004 

УДК 141 

ББК 87.3 
062 

Orветственный редактор 
ВА 
Подорога 

Общая редакции 

Е.В. Ознобкина, Е.В. Петровская 

Рецензенты: доктор филос. наук Н.Б. Маньковская 

доктор филос. наук В.Д. lYбин 

OrветственнblЙ за выпуск 

Д. lЪлобородько 

О 62 
Опыт и чувственное в к.ул"туре современности. 

Философско-аИТРОПОЛОГИ'lеские аспекты / Предисл. 

Петровской Е.В. М., 2004. - 248 с. 

В данном сборнике статей молодые исследователи и аспиранты сектора аналитической антропологии, возглавляемого 

В.А. Подороroй, обращаются к анализу антропологического измерения некоторых философских концепций, сложившихся в 
XIX-XX вв., и одновременно к рассмотрению формировавшихся в то же время социальных и художественных практик. 

Общей задачей представленных в сборнике работ является 

не только указать на формообразующую роль, которую играют 

такие антропологические понятия как «событие», «длительность», «аффекТ», «безумие», «ужас», «болезнь», «чтение», «сообщество» в рассматриваемых концепциях, то есть установить 

связь между мышлением и понятием, но и продемонстрировать 

укорененность этих понятий в конкретном антропологическом 

опыте, то есть, таким образом, проанализировать связь между 

мышлением и опытом. 

ISBN 5-9540-0007-7 

© ИФ РАН, 2004 

СОДЕРЖАНИЕ 

Предисловие. Петровс"ая Е. 

Голобородько Д. Картезианское исключение. 

М. Фуко и Ж. Деррида: спор о разуме и неразумии 
9 

Игнатовuч Е. Событие и современный философ 
42 

Нилов И. «Великое здоровье») Ф. Ницше. 

Опыт разделенного сознания 
5б 

О"унева И. Археология чувственности. 
Феномен чтения у М. Пруста иВ. Беньямина 
7() 

Пензuн А. Политическая антропология сна. 

К постановке проблемы 
94 

Пu"унова А. Оптика жуткого. 

«Unhеimliсh-опыт» в новеллах Э. По 
123 

Подо 
рога Ю. Понятие длительности 

и философия А. Бергсона 
13б 

Смирнова Е. История человека-волка. 

Классический случай в психоанализе. 

Философско-антропологические аспекты 
159 

Сосна Н. Внеисторичность фотографии. 

В. Флюссер и Р. Краусе 
178 

Тимофеева О. «Внутренний опыт» 

И проблема сообщества в творчестве Ж. Батая 
198 

Чухру"uдзе К Произведение и его исполнение. 

К вопросу об антропологии 

перформативных искусств 
222 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

Предлагаемый вниманию читателя сборник объединяет работы молодых исследователей, в основном аспирантов, чье профессиональное 

становление так или иначе связано с изучением и возможным yroчнением предмета под названием «философская антропология~. Именно 

интерес к таким базовым категориям, как чувственность и опыт (о чем 

заявлено в названии), и составляет стержень, вокруг которого выстроено все многообразие представленных тем и сюжетов. 

Даже сегодня сохраняется по меньшей мере двойственность в истолковании данных понятий. Опыт как то, что дает приращение знаний, что верифицируемо и подлежит накоплению, и одновременно 

другой опыт невоспроизводимый, синryлярный, буквально взрывающий оппозицию субъекта и объекта. Так же, похоже, обстоит дело и с 

чувственностью. Чувственность, которая традиционно закреплялась за 

индивидом, даже когда ее формы носили априорно-абстрактный характер, такая чувственность уступает место телу, понимаемому, с одной стороны, как аффективная oTкpъrrocTЬ (мыслящего) миру, а с другой как исторически и социально обусловленный конструкт. В этом 

поле напряжений и располагаются собранные вместе тексты, подвергая сомнению очевидное и/или привычное. 

Настоящий сборник позволяет прочертить различные пути движения. Линия, которую можно было бы связать с историко-философской проблематикой, намечена статьями Д. Голобородько, И. Нилова, Ю. Подороги и О. Тимофеевой. Категории здоровья и болезни у 

Ф. Ницше (И. Нилов), содержательные и формальные аспекты «длительности~ у А. Бергсона (Ю. Подорога), анализ творчества Жоржа 

Батая (О. ТИмофеева), концептуальное столкновение М. Фуко и Ж. 

Деррида по поводу одного текста Р. Декарта (Д. Голобородько) вот 

скупой перечень сюжетов, которые могли бы удовлетворить некий 

историзирующий запрос. Однако тип осуществленного анализа приближает эти тексты к сегодняшнему дню и сегодняшним приоритетам: философия прошлого не замыкается усилием интерпретатора в 

систему, но, напротив, позволяет вступать с ней в актуальный живой, открытый, полемичный диалог. И это вполне отвечает импульсу самих изучаемых философов '- с трудом вписываемых в традицию, 

извечно остающихся на полях философии как Знания. 

Предисловие 
7 

Другая линия имеет отношение к философии литературы. Наиболее приметно она представлена в статьях И. Окуневой и А. Пикуновой. Но И здесь на первый IUlан выходит антропологическая, то 

есть современная нам проблематика: феномен чтения у М. Пруста и 

В. Беньямина трактуется в рамках проекта того же М. Фуко, а именно археологии чувственности (И. Окунева), тогда как новеллы Эдгара По раскрываются сквозь многослойное понятие «Unheimliche» 

(.жуткое»), вызывающее ассоциации как с Фрейдом, так и с Хайдеггером (А Пикунова). И в том и в другом случае ключом к прочтению 

(пониманию) становится опыт опыт, записанный в чтении, но точно так же опыт чтения самого по себе. 

В отдельную группу можно бьmо бы выделить тексты, 

посвященные анализу тех или иных самостоятельных проблем. Это в 

первую очередь статьи Е. Игнатович, А. Пензина и К. Чухрукидзе. Событийность в сегодняшнем мире (Е. Игнатович), антропология и политическая экономия сна в условиях .высокого. капитализма (А. Пензин), аффективная природа исполнения в музыкальном искусстве и 

его, исполнения, вненормативный характер (К. Чухрукидзе) таков 

абрис поставленных проблем. Стоит ли говорить о том, что оригинальное обращение к культурно-антропологическим аспектам сна, как и 

исследование особенностей исполнительской практики во всей ее неповторимости, это такое движение философской антропологии 

вширь, которое позволяет ей захватывать и осваивать новые предметные области. (Проблематика события, особенно после шокирующей 

атаки на мощь Соединенных Штатов 11 сентября 2001 г. и последовавшей на нее реакции, успела стать вполне привычной несмотря на 

присущую ей теоретическую сложность.) 

Сюда же при мыкают и два других текста, чья предметность как 

будто задана заранее. Это статьи Е. Смирновой и Н. Сосны. В первой 

из них на примере классического случая человека-волка рассматривается нарративное «расширение» психоанализа: потребiюсть (бывших) 

пациентов в структурировании собственной жизни через рассказ, даже 

вне психоаналитической практики в строгом смысле СЛОRа, тогда как 

во второй анализируются взгляды двух видных теоретиков визуального 

вообще и фотографии в частности, а именно Вилема Флюссера и Розалинды Краусе. Роль психоанализа и исследований визуального трудно 

переоценить. Казалось бы, здесь анализ может вестись лишь по заранее установленным правилам. Однако, как показывают статьи Н. Сосны и Е. Смирновой, возможен философско:-антропологический «разворот» И таких поистине громадных массивов: главное- Увидеть в них 

Елена Петровская 

связь с субъективностью, конституирующей себя через стремление к 

недостижимому единству или же при непосредственном участии массмедиа, то есть связь с тем, как субъективность понимается сегодня. 

Нельзя не сказать, что выделение блоков является более чем условным: можно найти другие критерии для подведения текстов под 

некоторое «общее понятие». Но преимущество заявленного в статьях 

подхода в том и состоит, чтобы избегать быстрых и легких ярлыков, 

поспешного именования. В самом деле, как квалифицировать того же 

Жоржа Батая, чей статус при жизни оставался маргинальным, а экспериментаторство доходило до таких пределов, что даже сейчас, после его смерти и пришедшего за ней всемирного признания, оно с 

трудом подцается какой-либо формализации? На каком языке, иными словами, говорить об уникальном опыте сообщества, если язык 

более не окрашен (для нас) эмоциональным строем дружбы? Как выразить само невыразимое? Или же другой вопрос как снять 

(В диалектическом смысле) физиологизм текстов, повествующих о 

восприятии, как «переписать» их так, чтобы открылось тело второго 

порядка, тело как познавательная схема, как условие самой мысли 
настоящий предмет теоретической антропологии? Ответы на эти и 

им подобные вопросы как раз и вьшвляют принципиальную внетематическую общность собранных вместе работ. Необходимо подчеркнуть: хотя читатель не везде столкнется с готовой объяснительной моделью, в каждой из статей нащупана отправная точка 

движения способ проблематизации материала, учитывающий его 

специфику, равно как и «сопротивление». 

И, наконец, пОСледнее. Даже неподготовленный читатель обнаружит в предлагаемой подборке материалов живой, увлекающий иМпульс: векторы текстов разнонаправленны, сами они написаны Отнюдь 

не усредненным языком, поскольку каждый отмечен своей особой интонацией. И это, пожалуй, главное след неподдельного интереса к 

предмету, что вызывает мгновенную ответную реакцию: только такими 

путями и происходит как покорение НОВЫХ территорий, так и цеховое, 

а шир"е личностное, самоопределение. 

Елена Петровская 

Денис Голобородько 

КАРТЕЗИАНСКОЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ. 

М. ФУКО И Ж. ДЕРРИДА: 

СПОР О РАЗУМЕ И НЕРАЗУМИИ 

Предисловие 

в истории философии было немало случаев, когда полемика или 

спор оказывали существенное влияние на развитие философии. Идеальным образцом в этом отношении является аристотелевская критика платоновской концепции идей: во-первых, ее результатом стало то, 

что определились два глобальных вектора, по которым шло развитие 

философии на протяжении нескольких веков (платонизм и аристотелизм); во-вторых, В этом случае мы фактически впервые в истории философии встречаемся с особым видом философской критики, когда 

сталкиваются две философские концепции, и каждая из них имеет завершенную форму, в рамках которой большинство явлений, ставших 

впоследствии традиционными «объектами& философии (например, 

политика, искусство, наука), получает свое толкование. 

Мы не можем ставить вопрос о том, насколько существенны значение и последствия полемики между Фуко и Деррида с точки зрения 

истОрии: мы являемся фактически ее современниками и не можем делать глобальных ретроспективных вьшодов. Но можно точно сказать, 

что эта полемика отвечает условиям, которыми определяется философская критика: 8 случае полемики о разуме и неразумии мы имеем 

дело не просто со спором по поводу какого-то частного явления, но со 

столкновением двух философских концепций. Основной задачей данной статьи и является прояснение этого тезиса, а именно показать, 

каким образом анализ данной полемики позволяет рассмотреть идеи 

М. Фуко и ж. Деррида в рамках философской критики. . 

Денис Голобородько 

Введение 

1. Хронология событий} 

4-го марта 1963 года Жак ДеррИда, тогда еще малоизвестный молодой философ, по приглашению ж. Валя выступил в «Философском 

коллеже. с докладом «Cogito и "История безумия" •. В нем он подверг 

критике концепцию, изложенную в книге «Безумие и Неразумие. История безумия в классическую эпоху.2. Ее автор, Мишель Фуко, к этому времени получил уже довольно широкую известность как внутри 

Франции, так и за ее пределами, и прежде всего благодаря именно тому самому исследованию, которое в этом докладе подвергалось критике3 . Он присyrствовал на данном заседании «Философского коллежа., 

но не выступил в этот момент с каким-либо ответом, хотя регламентом 

такая возможность iIреДУсматривалась. 

Через несколько лет, в 1967 году, текст доклада был опубликован в 

книге ж. Деррида «Письмо И различие •. В том же году появились две 

другие его книги «Голос И феномен. Введение в проблему знака в феноменологии Гуссерлю. и «О грамматологии •. Выход этих книг ознаменовал появление «деконструкции. как самостоятельной философской концепции в них впервые были сформулированы ее основные 

теоретические принципы. Масштаб идей этих книг и охваты]аемыый в 

них обширнейший материал свидетельствовали, что концепция деконструкции претендует 'на то, чтобы стать одной из самых влиятельных философских концепций современности. Фактически это и произошло достаточно скоро после публикации этих трех книг именно 

они заложили основы той поистине всемирной известности, которую 

вот уже на протяжении нескольких десятилетий имеет ж. Деррида и 

его философия. 
' 

Тот факт, что текст доклада «Cogito и "История безумия". был 

включен Деррида в одну из своих проrpаммных работ, свидетельствовал о том, что идеи, высказанные в нем, не были промежуточным этапом развития, но отражали глубинные основания концепции деконструкции. Но если она в это время только заявляла о себе и лишь 

начинала претендовать на влияние во всемирном масштабе, то концепция Фуко концепция аРХЕологuи к этому моменту уже имела 

вполне сложившиеся очертания и с ней были вынуждены считаться 

практически все современные течения мысли. К 1967 году помимо 

«Безумия и Неразумия. Фуко опубликовал три больших исследования, 

в двух из которых понятие «археология. было вынесено в заглавие 

Картезианское исключение 
11 

.Рождение клиники. Археология медицинского вэглЯ.Ца» (1963), «Рай,.. 

мон Руссель» (1963) и «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» 
(1966). Поэтому публикация критики археологии в рамках исследования, закладывающего основы де конструкции, ознаменовывала собой 

столкновение идей на уровне концепций. 

Эroт факт означал уже нечто более серьезное, чем устная критика 

в узком кругу близких к академическому сообществу французских интеллектуалов, каковым являлись заседания «Философского колледжа» 

под председательством Ж. Валя. Оставить его без внимания означало 

пренебречь доктринальной состоятельностью своей концепции. Свой 

ответ Фуко приурочил ко второму изданию «Истории безумия». Его 

окончательный вариант под названием.Мое тело, эта бумага этот 

оroНЬ» был опубликован в качестве приложения во втором издании 

«Истории безумия» (см.: [2, р. 583-603]). Но незадолго до этого первоначальный вариант текста появился в японском журнале Paideia под 

названием .Ответ Деррида» (см.: [3, р. 1149-1164])4. 

2. Драматизм полемики 

Название статьи Деррида - «Cogito и "История безумия"» дает 

предварительный абрис предмета полемики. Оно указывает на то, что в 

ее центре находится вопрос о соотнощении «Истории безумия» как целостного концептуального проекта и картезианской концепции мышления. Однако такая фокусировка дает только частичное представление 

о предмете полемики. Подробное рассмотрение непосредственно этой 

проблемы Деррида вынес во вторую часть своей статьи. Ей он предпослал критику, направленную на саму концепцию «истории безумия». И 

эта критика задает общефилософские рамки данной полемики. 

В рамках книги «Письмо И различие» критика «Истории безумия» 

представляет собой часть более общего проекта дек:онсmрук:цuu евроnейск:ой метафuзuк:u,' который характеризует один из фундаментальных 

аспектов концепции Дерридаs. Ibворя очень схематично, ядром дерриlI.аистскоЙ критики являются два основных момента критика метафизики присутствия и свойственного ей (фоно-)лого-центризма. 

Именно в этой перспективе располагается критика проекта Фуко. 

Первый фундаментальный тезис статьи «Cogito и "История безумия"» таков: проект истории безумия является воспроизведением мегафизики присутствия. Ее Деррида находит в идее Фуко о возможносги написать «историю безумия самого по себе до его захвата знанием», 

реализацией которой и является «История безумия». Деррида полагает, 

денис Голо6орdдЬ"Q 

что история «безумия самого по себе. представляет собой попытку 

придать негативному (в ВИде безумия) статус позитивного (см.: [7, с. 
46-47] и [там же, с. 56]). В этом он видит внутреннее противоречие 

идеи «истории безумия., которое превращает замысел Фуко в его противоположность: пытаясь восстановить утраченную истину безумия, 

исходя из предпосылки, что у него есть своя собственная истина, скрытая историей и потому лежащая вне ее пределов, он наделяет безумие 

таким качеством, которое, по мнению ДеРРИда, как раз и лишает его 

несводимой специфики (см.: [там же, с. 57-58]). 

Из этого следует второй фундаментальный тезис: в своих глубинных основаниях концепция Фуко является глубоко реакционным 

проектом, укорененным в почве метафизики. Фуко оказывается на 

одной стороне с теми, кто лишает негативное права участвовать в истории, которая понимается как история тотальности смысла (см.: [там 

же, с. 48-50])6. 

Именно эта интерпретация Деррида вызвала такую реакцию со 

стороны Фуко, которая окрасила этот спор в тона высокого драматизма. После публикации статьи «Cogito и "История безумия". Фуко в те'lение длительного времени избегал общения с Деррида. Он пошел с 

ним на контакт только после возращения ДеРРИда из месячного тюремного заключения в Чехословакии, которому тот подвергся по ложному обвинению в производстве и распространении наркотиков. При 

этом для интеллектуальной общественности не было секретом, что истинной причиной ареста Деррида бьmа его деятельность в ранге вицеriрезидента обшества имени Яна IYca, занимавшегося защитой прав 

чешских диссидентов-интеллектуалов, и проводимые им в среде чешских интеллектуалов подпольные семинары. 

Этот биографический момент, в котором линии жизни наших re
роев как бы на некоторое мгновение сливаются D общем русле, отмечает одну важную особенность их полемики: возможность речевого обмена Фуко допускает только после того, как Деррида как бы сам 

оказывается объектом репрессивного воздействия со стороны системы, узурпировавшей позицию знания «тотального смысла истории,>. 

3. Методолоmя исследования полемики: 

различие ее полей (<<Идеального. И «материального.) 

И уровней (концептуального и текстуального) 

Особенность исследования любой полемики определяется уже 

самой предметной областью исследования. И разумеется, полемика