Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Осень с Кантом: Образность в «Критике чистого разума»

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 612636.01.99
А так ли уж чист "чистый разум"? - таким вопросом задался филолог Гачев, в ревности к философии приступая к скрупулезному перепрочтению философской "библии" - классического труда Канта. Обнаруживается. что в подспуде логического построения залегает некое исходное видение, образный априоризм, который являет именно германский образ мира. Кант роет фундамент для дома разума. Рассудок (der Verstand - "стояк"), мужчина, ориентирован на Опыт (die Eгfahrung - "поездка"), женщину. В основе "строгих" терминов "точной" науки залегает метафора, что особенно проступает при сопоставлении немецкого текста и русского перевода, который не просто с языка на язык, но с одного национальногo Космо-Психо-Логоса на другой. Книга написана в жанре дневника жизни и размышления, и их диалог выражен двумя шрифтами. Книга рассчитана на философов, филологов и всех интересующихся национальными особенностями в культуре.
Гачев Г.Д, Осень с Кантом: Образность в «Критике чистого разума». - М., 2004. - 331 с. ISBN 5-201-02109-3. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/346649 (дата обращения: 28.11.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов
Г.Д. Гачев 

ОСЕНЬ С КАНТОМ 

Образность в ~ Критике чистоrо разума» 

Москва 
2004 

УДК 14 

ББК 87.3 

Г24 

в авторской редакции 

г 24 
Гачев Г.Д, Осень с Кантом: Образность в «Критике чистого разума». М., 2004. 329 с. 

А так ли уж ЧIIСТ "'Iистыii разУМ"? таким вопросом задалСЯ филолог Гачсв. в рсвности к философии приступая к скрупулсзному псрепро'пснию философскоii -библии» клаССИ'lеского труда Каlпа. 

Обнаруживается. 'по 11 подспуде ЛОГИ'lеского построения залегает некое исходное видеНllе, образный априоризм, который являет именно 

гсрманский образ мира. Кант рост фундамент ДЛЯ дома разума. Рассудок (d.:r Verstand -стояк_), мужчина, ориентирован на Опыт (die 

Eгfahrung -поездка-), женщину. 

В основе -строгих> терминов -точной. наУЮ1 залегает метафора, 

что особенно проступает при сопостаllЛении немеикого текста и русского перевода, который не просто с языка на язык, но с одного наuиональноro Космо-Психо-Логоса надругоН. Книга написана в жанре днсвника жизни и размышления, и их диалог выражен двумя шрифтами. 

Книга рассчитана на философов, филологов и всех интересующихся наuиональными особенностями в культуре. 

ISBN 5-201-02109-3 
© Гачев Г.д.. 2004 
© ИФ РАН. 2004 

Со страхом приступаю 

5.1Х.68. Работу эту я предпринял, движимый следуюшим интсресом: принизить '!Истую логику на свой уровень, заземлить ее. Всю 

жизнь ужасали меня сухостью, трудно давались, отталкивали числа, 

математика, опытные знания их жесткость, деревянность, нспреклонность И самодовольство. Механичность и безжизненность чудились в них, отпугивали регламентом, железной дисциплиной, насилием, волей, порядком. Я ж, когда уравнения решал иль гаммы играл, ловил себя на том, что ум бродит где-то, о другом думает, 

привходяшие образы, желания не здесь и теперь я был весь. И с 

большим усилием приходилось отгонять. 

С другой стороны, я чувствовал возвышенность чисел. строгой 

логики и что те, кто отдавались опьянению расчетов, формул иль самозабвенно мастерили радио иль что другое, и, забыв окрестности, 

жили в этом мире, превосходили меня (я отчаянно с досадой и униженностью ощущал) чистотой строя мысли, и я смотрел на них снизу 

вверх с обидой: что, значит, не дано мне ... 

Из чистых, отвлеченных от жизни занятий духа я вхож в философию и музыку. Однако они в сравнении с математикой и логикой не 

столь дистиллированы, находятся на более нижнем, по чистоте, этаже, засорены: философия тем уже, что это «фило», Т.е. любовь, а 

значит пристрастие; а музыка звуком, сердием и душой, их каналом выводным, клапаном и дыханием. Но и в занятиях философией, в чтении отвлеченных трактатов ловил себя на том, что, во-первых, очень медленно читаю, не запоем, так, чтобы, увлекшись чужой 

мыслью, ей отдаться, себя забыв; но непрерывно примерял каждую 

мысль и звенья ее к себе, к загвоздкам своей жизни, мысли и поведения, выверял и все время эту живину ... 

Ну вот, пожалуйста, на расхристанность эту жизни своей наткнулся и сию минуту: чернила черные' в ручке кончились, а бутылка где? 

За городом, где всё, и книги, а я вот здесь жена болеет. Слава богу, 

захватил с собой сюда на всякий случай самое «Критику чистого разума», чтоб, единство духовной среды сохранив, амортизировать этим 

рытвины и сногсшибательные тычки жизни. Так что вот пришлось 

сразу хаос на второй странице новой работы, осенней (моего времени!), к которой с таким пиететом приступаю, впустить и писать си
Чернилами ',ерными я полоJКИЛ тогда писать КУСКИ-СЮJКеты объективные, 

предметные, а синими (lIвет души, психеи) куски ЛИ'lные, исповедальные. 5.6.96. 

3 

ним чернилом (единственное число народнее и более подходит моей 

детской досаде и надутости). Словно сразу арлекинное одеяние из 

лоскутов разноuветной материи на меня судьба набрасывает. 

Однако ж мы и этот случай ПРИШШIЛИЛИ к единству строя моего, 

склада и судьбы. извлекли и из него достоверное самоrlOзнание. так 

что и он прямо от сейчасного, текушего бытия проиллюстрировал то, 

'1то я \fЫСЛИТЬ О своей особенности хотел через припоминание. Так 

что и лот горбыль пошел в дело ибо большая стройка затевается и 

ра3ворот хайла; так что все пригодится, и свинья все съест. 

Так вот: плывя по философской системе (любой). я все лот опускал в себя, в воду и гладь, и парение мысли на поверхности и на свету с зазубринами дна во тьме, с илом вязким и скалами. костями и 

кишками своего нутра и жизни соединял. выверял: как мне быть 11 

что Я теперь о жизни понимаю. и как Асе элементы, состав моих отношений перекомбинируются в моем жизнепрохождении в зависимости от вновь воспринятой мысли? да, и вот что: значит, сушество 

мое не успокаивалось, не отрешалось, не забывал я о жизни своей, 

теле, обо всем на свете, в сферу чистоii мысли ил!> музыки погружнясь, но чувствовал. как особенно бурлит во мне жизнь, и жизненности соки и хоти, жажда жить полно, мудро и правильно одолевала 
именно во время чтения, мышления. иль музыки: итак, не удавалось 

мне ЧI1СТО и абсолютно вдуше и уме жить, в интеЛЛlнибельном мире. 

но интенсивная смесь и брожение шли в моем сосуде меж душой и 

телом. мыслью и жизнью. так что в итоге муть, ошеломление и неясность, путаниuа. И в то же время 'IYBCTBO, что помудрело мое тело, 

мудро я пожил в ходе умозрения (ибо чтение и мышление для меня 

были и суть интенсивнейший и драгоuеннейший акт жизни, когда 

вся она клокочет, и я ею всею как бы владею, и миром всем: все помыслить = обжить могу); так что, хоть мысль не парила, а мутнела в 

осадках 11 частицах телесных чувствований и хотений, но зато тело, 

сушество ~lOe все парило и парит, витает: именно все сушество в целом, с телом. а не ум лишь, дух и душа. Тело и жизнь ошушаю, но 

особо легкими, летучими: материальными и духовными. Такова, наверное, плоть у ангелов: они ж не бесплотны, и у праведников по воскресении тело новое будет подобное ... 

Так истаивала строгость и сухость отвлеченной мысли; она набуХШШ, сочилась: я орошал ее соками своей жизни, все время корни ей 

давая, а себя как сосуд, ствол и трубу для обмена меж мыслью (обшей, чужой) и жизнью (своей, обшей) полагая. Так это в чтении. 

А в писании ум, напротив: из жизни (своей) доил мысль (обшую) 11 

связи их и зависимость обнаруживал. 

4 

Но если при чтении это свойство неплохо (ибо сия рассеянность 

внимания производила и активность понимания), то при слушании 

музыки это бурление жизненности оказывалось ужасаюше несвоевременно: музыка течет себе в концерте, уплывает, а то на лодке я, то 

нырну: отвлекся какой-то шальной ассоциацией, забытой, хотью, 
и, когда очухаюсь, корабль симфонии уж далеко уплыл, не догнать: 

ах, проклятье! Потому и в музыке полная поглощенность мне давалась не когда я играл чужое, а когда начал сочинять свое: хоть и доморощенно и убоговато бывало, но все ж сам принцип истечения, перворождения музыки к себе меня причастил, приоткрылся. 

И все ж и там, и здесь происходила профанация. (Аж плачу сейчас от того, что такое осквернял, и так редко мне давалось, прошиба.1а мою заскорузлость чистота любви не к себе и жизни и мысли, во 
Mtte текущей, но к другому существу: будь то симфония, человек, цветок, философема или облако.) Господи, чувствую свое рабство и червиную малость; и как гнусны эти надменные, в гордыне, разбухания 

червиного туловища, которое уже застит себе пространство и свет, а 

трубку свою в tuba miгum предлагает. Однако ж, и червьдивен, и мудростыворения и в нем сказывается не вполне, ничтожно, но все 
она ж ... И в себе не собой, но бытием восхищаться можно. 

Так что ж делать? Значит, П') росту малому тебе и доступно: лилипу'/ьи твои понимания. 

Однако, божий ли это подход: малое, великое? Это ж наш, математический, числовой тому, что мы единица средь множества, 

обязанный. Для 8сеединого ж и всеобъемлющего и всепроницаюшего, какая разница, где ему зазвучать, себя узнать и услышать? Ибо 

все он, и червь такой же центр бытия, как и облако; и все в нем 

сказывается. 

/Это ты себе создаешь одну из регулятивных, по Канту, максим 

для поведения, жизни и мышления. И во всяком случае, она бодрит 

и велит не зарывать талант, а на что способен (не меряя всегда удручающей шкалой количества и чисел) то и давать, уповая, что и качество моей жизни и мысли недаром такое: зачем-то угодно бытию, 

раз такое чудище и монстра в тебе сотворило'; 

Так вот: в силу такой своей природы давно уж я себе позволяю 

фамильярничать вбытии и мысли: что в принципе все звоны и точки и силы бытия, и все когда-либо подуманные мысли, теории и системы, поскольку мы сопринадлежны единому протяженному бытию, 

которое сплошняком (вот сколько заранее принимаемых на веру предпосылок!) и через мою точку прокатываемо и отдается, мне доступны и могут быть воспроизведены заново из моего опыта. Это и 

5 

гордыня, но может и иначе трактоваться: как широко на мир и все 

раскрытые глаза, отверзтость врат моего существа и благочестивое 

упование, что любое слово (тварь и существо мира) и ко мне прямо 

относится, и я обязан его уловить и понять; а не то, что я особь 

статья, моя хата с краю, я ничего не знаю, при чем скромностью освящают и оправдывают сидячий эгоизм (тогда как мой эгоизм разомкнутый, агрессивный, империалистический). 

Воля и подсказ имени: «Гачев" И (,Канн 

Вот уже кое-что и для темы нынешнего мышления просвечивает. Задор Канта как раз поставить притязания мышления человеческого в границы, хату с краю построить и участок ее и владение 

ТО'lноочертить. И что меня касается и есть мой долг; что я точнололжен исполнять, а что не моего ума дела и куда не след мне путаться 

под ногами бытия и нос совать. 

Я же приступаю к нему с иным складом существа моего It с иным 

умонастроением: захватить все (слова Толстого и его принuип жизнеотношения: Лев Толстосум все в суму свою заграбастать захотел). 

Мистика и воля фамилий и имен здесь сказывается. 

Кант окантовка, грань, окаемщик, пограничник: призвание 

таково в самом имени, которое нам дано как подсказотбытия на свою 

судьбу, колею и дело. Достоевский достоин ли? Гордыня и унижение выяснением этого всю жизнь в писании занят. 

Я ж Гачев что значит? Ну, Георгий Дмитриевич тут яснее. 

Георгий = «земледелеu.> (значит: земли сын и ей служить) и звучит 

гордо и красиво; (,Георгий Димитров.> из локально-политических, 

исторических ассоuиаuий моей зоны во времени тоже бодрящая 

ассоuиаuия: на волю и дело. А так Гачев Грачев птиuа (воздух), 

но черная, тяжелая, земляная, длинноносая, длинноклювая для 

сования носа и рытья. То же призвание и в тебе: меж небом и землей 

вращаться; взлетать, правда, невысоко, но все ж взлетать и трансuензус меж воздухом и землей, зоной ума, души и тела, жизни 
осуществлять: свет и воздух к земле притягивать и клювом внедрять 

(землю рыхля). А еще Гачев от болгарского «Гащи .. (русское 

(,гачи.» портки. Здесь ноги народно одетые и хождение по бытию 

подчеркнуто. И еще: болгарское «гаче .. это «като че ЛИII) = «словHOII), «как будто» призрачность существования, сонность, нереальность, условность; что это я еще живу как будто, а настоящее еще 

предстоит (иль было?); так что я в состоянии вечного дитяти, все уяс
6 

няющего, что к 'ICMY, И К жизни лишь готовящегося 'по б прожить 

истинно И по-настоящему. И эту кандидову наивность сознательно в 

себе удерживаю и развиваю. С точки зрения мистики звуков, то «га.> 
это «а·> = звук открытого пространства, глас всего бытия, его гласности; рот-мир при ,<а» наиболее открыт, без утайки и тайны, просторсн в себе: без усилий субъекта (челюсть отвисла) произносится 
просто входит мир этим звуком в нас. Это наиболее объективный звук: 

словно само все мировое пространство и воздух так звучит. ,<Г.> звук 

зада горла, клещей церберовых при входе в Ад существа нашего. Это 

звук земли (humus, guno) и усилия, труда взрывной. ,<Г.> это 

взрывное размыкание, бунт, мятеж, революция, предполагающая, 

значит, замок, теснину, притеснение, подавленность. 

Итак: «а.> открытое бытие; ,<г·> клещи, цап его царап. И .>ги.> = 

сцеlIЛенис бытия открытого и узкого горлышка умишка; но все 

ж их смыкание: 
Я понять тебя хочу, Смысла я в тебе ищу 2 

,<Г.> = ,<я.> (недаром «г.> И ,<ja.> одноместные в нёбе звуки); а ,<а» = 

мир, ,<не я.>. «Га-га-га!.> гуси-гуси так кричат, острием шей своих 

пронзая пространство, и KpllK их тоже агрессия земли, взлет ее в 

телах птиц в небо. 

,<Чев,> «чиф.> же: тоже птичий звук, но мелкого чириканья, словно после агрессивного с замахо"t «Га.> свился стыдливо в норку, гнездышко и в перышки, их чистить и младенчески по-воробьиному пишать: ,<чиф-чиф», как в детской песне чибисята «чьи вы?,> 

И вот существо и ум с такими замашками приступает к Канту. 

Зачем? 

Кант! ,<Я буду говорить о человеке, одно имя которого звучит как 

заклинание, я буду говорить об Иммануиле Канте!,>' 

Ну что ж, у нас есть общее: Га Ка. 

Основная причастность к открытому пространству бытия: к 

«а», К его гласу-согласию, смыслу, строю и ладу к воздуху-духу. Но в 

Канте оно словно поймано в клетку герметически закрытого единого 

слога: Кант. «К,> И "т» глухие согласные с обеих сторон, как стены, 

грани и стражи, обступили бытие, пространство, Raum превратили его в помещение, дом, Haus. Правда. это насквозь музыкальный 

дом, и в нем звенит натянутой струной и отдается АН. Это дом-орган, 

город бытия, однако ж огражденный, огороженныЙ. 

Это нз Пушкина .Стихи. сочиненные НО'IЬЮ 110 IIpeMH бессонниuы». 6.6.96. 

Геuне r. к истории религии и философии 11 repMilHlII1 // Геине Г Полн. собр. СО'l.: 

В 12 т. Т. VII. м.-л. 1936. С. 102. 

7 

Глухи и безжалостно MexaНl1'IНЫ окружающие стены согласные «К»), «Т»). Они взрывны значит: усильные, трудовые, замок и 

смертность в исходе своем предполагающие. «К»), хотя И парно «Г») 

по положению (тоже задненебное, адово), но если «Г») звонкое, 

живое, животное существо (пусть Uербер, но пес, собака, чувствующее), то «К» глухой, значит: бесчувственный, медведь на ухо наступил, звук не живого сушества, но выделанного, механизма его 

удар, взрыв и скрежет. «К») подлинно, клеши, шипцы, тогда как 

«Г») горло, гортань, глотка, пасть. «К») И «Т») глухие, мастеровые, 

трудовые, огнеземельные, из обожженной и закаленной матери(и). 

И как симметрично они обступили «ан»: «Т» сзади, «К» ровно 

так же спереди. Безвыходно: Кант капкан. 

Из стихий, таким образом, имя-заклинание «Кант» магически 

вызывает: «а,) = воздух-дух, пространство, и в то же время низ и верх 

мира образуя: опушена нижняя челюсть = земля, поднято небо-нёбо 
= крыша мира-дома. Высоко вознесено само имя «Кант» как готический собор: огромной высотой и глубиной, но с узкими стенами. 

«д») переходит в «Н»: из воздуха средь земли и неба рождается дрожание, колебание, волна носовая, сопливая, вода (в отличие от 

дрожания пламени, языка огня «р»): носовые = звуки воды. Но если 

«м») губно-земно, то «н» более открыто, воздушно. «К») И «т» глухие взрывные. Взрыв = огонь в земле. Через эти звуки представительствует огне земля = не естественная природа-жизнь, а обожженная: 

перетворенная искусством, трудом, инструментом, машиной. 

Так что бытие (<<а»)) И жизнь «<н»)) выступают не вольно, сами 110 

себе господа и веши в себе, но впускаются, дозволены лишь настолько, насколько это допускает стража: «к» И «т») = выделанная природа, труд, искусство, обшество, история словом, человечество, 

культура, которые предопределяют: что из бытия, из природы входимо В нас, впускаемо, и образуют собой априорные формы = 

ворота, через которые бытие и природа уж в виде явлений (с этим 

пропуском, В этих тапочках и под этим соусом) входят в наш кругозор, в город-огород нашей цивилизации. Естество необходимо предопределено искусством, и обшество выступает судьбой природы, 

так что максимы практического разума: требования морали, нравственности и всесовершенного существа можно и должно, по Канту, помешать в основание работы чистого теоретического разума и 

познания природы. 

(.К») И «т») для «ан» предел, иже не lIереЙдеши. И только благодаря «К» и «Т» граням формы, «ан»), само по себе аморфное бытие, 

содержание, наполнение, жизненное пространство, которое звучало б 

просто как французский носовой звук ап (действительно: «а,> пространство, «н'> жизнь), образуст что-то по-германски определенное: фамилию, явление, предмет. 

Если имя «Кант» выступает как заклинание пространства «<ан,» 

И его уловление в априорную форму, то не меньшую осмысленность 

имеет это имя в шкале времени. Кант такт времени, еДИНИLlа его, 

один слог, со всех сторон ограниченный. Это имя: Кант как звук от 

одного удара колокола или струны 4 

Так что недаром в себе нашел Кант априорные формы чувственности: пространство и время и открыл в них массу доопытыыx смыслов. Имя это и заклинание бытия, и монада германского мира. 

Кант это Buгg, город, бытие за стенами. 

«Гачев» рядом С «Кант» звучит низкоросло, земно, суетливо, не 

едино, раздвоенно. Бытие, было, уловлено в «а,>, однако ворота ему 

открыты (слог открытый), и оно постепенно выпускается. Вылыхаетсн через шели и свистение: «чиф,>. Замах большой «Га,>, а в итоге 

гора (гара) родила мышь, что пишит: «чиФ,>. 

Так вот и амбlЩl1Я моя, и интерес проступают: нельзн ли раскупорить на все пуговицы в сюртук застегнутый мир Канта, породнить 

с собой, побрататься и найти и в Канте шели, отверстия, через которые открытый простор бытия тайно в его дом вторгается, воздух и 

тягу в нем создает, и усмотреть в «Кант» нечто вроде «Кантчев»? Тогда я обогашусь формой и единством, порядком, строгостью и дисIlИПЛИНОЙ, а с того сниму одежду-форму-сюртук, заклятье закупореннасти, и дам его телу вольно дышать, и живую жизнь подсоединю и 

ДЛЯ нее выходы из Канта найду. 

А дЛЯ этого сяду в сторонке и понаблюдаю и прислушаюсь: как н 

этом герметически, вроде на все сто замкнутом доме-мире Кантовой 

философии осушествляется дыхание, обмен вешеств: какие вешества, 

пиша из бытия туда входят, и чем там питаются, и из чего, 110 переработке, ВЗВllВаются высокое усмотренис, ЛОГlIка и ОТВЛС'IСННЫС выкладки чистого разума'? 
20.11.69. Да, поистине «Кант,> ему имя. Магия своего IIМСНИ 

нлинла на него, формировала его, давшш задание его жизни и уму (см. 

Платон в «КраТl1ле,> и Стерн н «Тристраме Шенди,> о подобном), и 

он окантовал познание, рамку ему и пределы прочертил. закупор"л 

'Iслонска в граНИIlЫ его «Я,>. 

Как же не раССolЫLJШЛ я топа н его II\ICIIII 11 cantu = "петь", 
c(tnlOr = ··rICIH.'Lll) 11 (скаНТ"П(l')'.) 9.11 "}б. 

') 

6.IX.68. Так что ПРИЧi:lСТИТЬСЯ хочу И уязвить. Ну да: как паразит попользоваться, чистого духа хлебнугь, ума набраться, а в итоге кровь пустить. Но ведь это и полезно бывает: так пиявок приклады вают и спертая кровь выходит, и апоплексическому человеку легче дышать, и жизнь продляется. А Кант чопорный, 

забронированный от неученых людей, уж наверное, бедняга, и задыхается в своей изоляции, и людям от его богатства не достается. Хотя 

таков Кант как миф, когда о нем понаслышке и по звучанию ~IMeни-заклинания судишь. При ближайшем же к нему прикосновении 

обнаруживаешь, что совсем не чопорный он, а простодушный человек, миляга и свой парень, и все понимал и добр бьU1, радушен и снисходителен к людям, и как раз он-то в философии и выступил как голос простых шравомысляших людей: 

Чем кумушек считать ТРУllИТЬСЯ, 

Не худо' на себя. кума. оборотиться'! 

сказал он философски и выяснять стал, вообше на что она способна, 

и снял с нее надменность. Так что и на то, что я так фамильярно к нему 

пробую подойти, вряд ли он будет сетовать. Напротив, он сам рекомендовал тому, кто начинает о чем-либо мыслить, отдать себе отчет 11 

том, куда будет влечь его живушая в нем склонность, субъективное 

пристрастие, заставляюшее его и:3брать на ПОЧllе разума интерес к единству или к разнообразию (которые, и то и другое, спарены в бытии). 

«Все субъективные основоположения, происходяшие не из свойства объекта, а из интереса разума к известному возможному совершенству познания объектов, я называю максимами разума». Они 

имеют регулятивное для ума значение в ходе познания, организуя 

мышление и склоняя его к преследованию в опыте того или иного, 

но не образуют и не изменяют самого объекта познания (не имеют 

конститутивного значения). Если эти склонности разума, его максимы понимать так, регулятивно, «то между ними нет никакого противоречия, а есть только различие интересов разума, вызывающее различия в способе мышления. На самом же деле у разума есть только 

один единый интерес, и спор между его максимами сводится только 

к различию и взаимному ограничению методов, удовлетворяющих 

этому интересу'). Так что и кантова склонность к единству, и моя к 

10 

у Крылова в басне (. Зеркало и обезьяна. .IIC лучше ЛЬ». Однако ОШllбки 

памяти эвристичны: возможныс bapl1aHTbI-ОТТСНКII открывнют; .IIe худо» 

IIсiiтралыl •. учителыю; -не лучшс ль- яшитслыю. И потому я оставляю, как 

тогда вспомнилось. - 6.6.96.