Огни

А.П. Чехов

ОГНИ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Огни. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 33 с. – (Библиотека русской 

классики).

ISBN 978-5-16-007217-3
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.09.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

ОГНИ

За дверью тревожно залаяла собака. Инженер Ананьев, его по
мощник студент фон Штенберг и я вышли из барака посмотреть, 
на кого она лает. Я был гостем в бараке и мог бы не выходить, но, 
признаться, от выпитого вина у меня немножко кружилась голова, 
и я рад был подышать свежим воздухом.

– Никого нет… – сказал Ананьев, когда мы вышли. – Что ж ты 

врешь, Азорка? Дурак!

Кругом не было видно ни души. Дурак Азорка, черный дворо
вый пес, желая, вероятно, извиниться перед нами за свой напрасный лай, несмело подошел к нам и завилял хвостом. Инженер нагнулся и потрогал его между ушей.

– Что ж ты, тварь, понапрасну лаешь? – сказал он тоном, каким 

добродушные люди разговаривают с детьми и с собаками. – Нехороший сон увидел, что ли? Вот, доктор, рекомендую вашему вниманию, – сказал он, обращаясь ко мне, – удивительно нервный 
субъект! Можете себе представить, не выносит одиночества, видит 
всегда страшные сны и страдает кошмарами, а когда прикрикнешь 
на него, то с ним делается что-то вроде истерики.

– Да, деликатный пес… – подтвердил студент.
Азорка, должно быть, понял, что разговор идет о нем; он под
нял морду и жалобно заскулил, как будто хотел сказать: «Да, временами я невыносимо страдаю, но вы, пожалуйста, извините!»

Ночь была августовская, звездная, но темная. Оттого, что рань
ше я никогда в жизни не находился при такой исключительной 
обстановке, в какую попал случайно теперь, эта звездная ночь казалась мне глухой, неприветливой и темнее, чем она была на самом деле. Я был на линии железной дороги, которая еще только 
строилась. Высокая, наполовину готовая насыпь, кучи песку, глины и щебня, бараки, ямы, разбросанные кое-где тачки, плоские 
возвышения над землянками, в которых жили рабочие, – весь этот 
ералаш, выкрашенный потемками в один цвет, придавал земле какую-то странную, дикую физиономию, напоминавшую о временах 
хаоса. Во всем, что лежало передо мной, было до того мало порядка, что среди безобразно изрытой, ни на что не похожей земли както странно было видеть силуэты людей и стройные телеграфные 
столбы; те и другие портили ансамбль картины и казались не от 
мира сего. Было тихо, и только слышалось, как над нашими головами, где-то очень высоко, телеграф гудел свою скучную песню.

Мы взобрались на насыпь и с ее высоты взглянули на землю. В 

саженях пятидесяти от нас, там, где ухабы, ямы и кучи сливались 
всплошную с ночною мглой, мигал тусклый огонек. За ним све

тился другой огонь, за этим третий, потом, отступя шагов сто, светились рядом два красных глаза – вероятно, окна какого-нибудь 
барака – и длинный ряд таких огней, становясь всё гуще и тусклее, 
тянулся по линии до самого горизонта, потом полукругом поворачивал влево и исчезал в далекой мгле. Огни были неподвижны. В 
них, в ночной тишине и в унылой песне телеграфа чувствовалось 
что-то общее. Казалось, какая-то важная тайна была зарыта под 
насыпью, и о ней знали только огни, ночь и проволоки…

– Экая благодать, господи! – вздохнул Ананьев. – Столько про
стора и красоты, что хочь отбавляй! А какова насыпь-то! Это, батенька, не насыпь, а целый Монблан! Миллионы стоит…

Восхищаясь огнями и насыпью, которая стоит миллионы, охме
левший от вина и сантиментально настроенный инженер похлопал 
по плечу студента фон Штенберга и продолжал в шутливом тоне:

– Что, Михайло Михайлыч, призадумались? Небось, приятно 

поглядеть на дела рук своих? В прошлом году на этом самом месте 
была голая степь, человечьим духом не пахло, а теперь поглядите: 
жизнь, цивилизация! И как всё это хорошо, ей-богу! Мы с вами 
железную дорогу строим, а после нас, этак лет через сто или двести, добрые люди настроят здесь фабрик, школ, больниц и – закипит машина! А?

Студент стоял неподвижно, засунув руки в карманы, и не отры
вал глаз от огней. Он не слушал инженера, о чем-то думал и, повидимому, переживал то настроение, когда не хочется ни говорить, 
ни слушать. После долгого молчания он обернулся ко мне и сказал 
тихо:

– Знаете, на что похожи эти бесконечные огни? Они вызывают 

во мне представление о чем-то давно умершем, жившем тысячи 
лет тому назад, о чем-то вроде лагеря амалекитян или филистимлян. Точно какой-то ветхозаветный народ расположился станом и 
ждет утра, чтобы подраться с Саулом или Давидом. Для полноты 
иллюзии не хватает только трубных звуков, да чтобы на какомнибудь эфиопском языке перекликивались часовые.

– Пожалуй… – согласился инженер.
И, как нарочно, по линии пробежал ветер и донес звук, похожий 

на бряцание оружия. Наступило молчание. Не знаю, о чем думали 
теперь инженер и студент, но мне уж казалось, что я вижу перед 
собой действительно что-то давно умершее и даже слышу часовых, говорящих на непонятном языке. Воображение мое спешило 
нарисовать палатки, странных людей, их одежду, доспехи…

– Да, – пробормотал студент в раздумье. – Когда-то на этом 

свете жили филистимляне и амалекитяне, вели войны, играли роль, 
а теперь их и след простыл. Так и с нами будет. Теперь мы строим