Фридрих Ницше (интеллектуальная биография)

Российская Академия Наук
Институт философии

А.Н. Мочкин

ФРИДРИХ НИЦШЕ

(интеллектуальная биография)

Москва
2005

УДК 14
ББК 87.3
М 86

В авторской редакции

Рецензенты
доктор филос. наук И.С. Выхрыстюк-Андреева
доктор филос. наук В.А. Жучков
доктор филос. наук В.А. Подорога

М 86 
Мочкин А.Н. Фридрих Ницше (интеллектуальная биография). — М., 2005. — 246 с.

Монография является опытом комплексного анализа философии Ф.Ницше. философия немецкого мыслителя рассматривается 
как «авансцена», за которой скрыты сложные мотивы, сочетающие в 
себе личностные и патографические характеристики. В монографии 
проанализированы основные подходы и методы интерпретирования 
философии Ф.Ницше, основные произведения философа.
Монография адресована специалистам в области истории философии, культурологам, изучающим творчество Ф.Ницше, всем, кто 
интересуется проблемами единства личности и порождаемой ею 
философии, отражающей современный мир в специфических художественных формах.

ISBN 5-9540-0011-5                                                © Мочкин А.Н., 2005
© ИФРАН, 2005

Введение
Комментарий времени

В ряду пламенных «реакционеров» — а есть и такой список, — имя 
Ф.Ницше занимает одно из самых почетных мест. Наряду с Ж. де Местром, А.Шопенгауэром, К.Н.Леонтьевым Ф.Ницше попытался 
преодолеть идеологию Просвещения XVII–XVIII веков, которая не 
только не завершилась Великой Французской революцией XVIII века, 
но, наоборот, набрала вес и стала широким интеллектуальным движением именно в ХIХ веке.
С небывалой до того силой интеллектуального убеждения 
Ф.Ницше выступил против просвещенческой идеологии, основанной на вере в разумность, рациональность человека как субъекта 
истории, против концепции рациональной автономии, веры во 
всеобщий универсальный разум, объединяющий мыслителей Просвещения XVII–XVIII веков, против тех форм политической жизни, 
которые противостояли многовековым традициям и предрассудкам 
аристократически-иерархического деления общества, кульминацией которых и явились революционные потрясения не только конца 
XVIII, но и ХIХ веков, которые разразились таким чудовищным 
явлением, как Парижская Коммуна.
Воспринимая Просвещение как широкую программу секуляризации, гуманности и, прежде всего, поисков рациональной, обоснованной свободы во всех ее проявлениях, Ф.Ницше выступил с яростной 
критикой просвещенческого утопизма, который предполагал, что, 
используя разум и рациональные принципы для разрешения социальных проблем, проблем социального взаимодействия, можно построить 
некое «утопическое» общество, в котором на пути прогрессивного 
развития науки будут решены не только все проблемы общественного 
развития, но и проблемы окружающей среды. Оптимизм упований 
просвещенческой идеологии вызывал в нем стремление противопоставить свой реалистический ответ, свою антиутопию, развитую им в 
концепциях антропологии, раскрываемых в «Так говорил Заратустра», 
мифологемах «воли к власти» и «вечного возвращения того же самого» 
позднего периода философии.
Выступив с критикой политической системы своего времени — 
против либерализма, социализма, национализма и анархизма, — 
Ф.Ницше предложил свой вариант справедливого устройства общества, построенного на жесткой корпоративно-ранговой структуре, 
своеобразно предвосхищающей авторитарные тоталитарные режимы 

XX века. При всем своем неприятии просвещенческой идеологии, ее науки и оптимистической веры в прогрессивное социально 
справедливое развитие общества в будущем Ф.Ницше — и это, если 
хотите, парадокс, ирония самого пламенного «реакционера», — сам 
Ницше остается как бы в динамическом поле просвещения и, несмотря 
на подчас очень меткую, злую критику просвещенческой идеологии, 
создает свои, с точностью до наоборот, антиутопические социальные 
проекты: то есть в целом остается в русле критикуемой и отвергаемой 
им шкалы ценностей.
Атаки Ф.Ницше на идеологию Просвещения тем не менее, не 
отменяют высокий научный статус его полемических работ, которые 
задолго до современного постмодернизма и постструктурализма с их 
критикой просвещенческих установок мышления поставили многие 
жгучие вопросы современности: проблему нигилизма, смысла и цели 
социального развития, нравственности самих ценностей, предлагаемых просвещенческой либеральной социалистической идеологией, 
социальной цены так называемого прогрессивного развития, само 
понимание теории прогресса, интерпретированного в его социалдарвинистском, прагматическом утилитарном смысле. И хотя в целом 
это была по-своему утопическая попытка блестящего философа XIX века 
противостоять напору надвигающейся и, во многом, продолжающейся 
и в ХХ веке идеологии Просвещения и в этом смысле — «донкихотская» попытка, она не только выявила многие слабые стороны самой 
этой просвещенческой идеологии, ее теневые стороны, но и явилась 
своеобразным грозным предостережением, антиутопическим вызовом 
многим ее оптимистически прогрессивным иллюзиям и социальным 
мифам будущего социально-политического развития, которые сполна 
были реализованы только в ХХ веке — веке двух мировых войн и тоталитарных противостоящих друг другу политических режимов.
Сами его социально-политические антиутопические проекты, 
так называемая «позитивная философия» Ф.Ницше: концепция 
«сверхчеловека», корпоративно-рангового государства, «воли к 
власти» и «вечного возвращения того же самого» — представляют 
собой образцы чрезвычайно активной социально-политической 
философии, постоянно воспроизводимой и востребованной нашей современностью, не говоря уж о том, что этот тип мышления, 
«философия жизни» немецкого мыслителя в настоящее время — 
господствующий стиль современного философствования. Без него 
невозможен или имел бы другую окраску современный экзистенциализм, психоанализ, постмодернизм, так же как невозможен был 
период консервативной революции в Германии в ХХ веке, фашизм, 
ницшеанский марксизм.

Выступая катализатором и возмутителем спокойствия, своеобразным «infant terrible» общества в ХIХ веке, Ф.Ницше осознавал свою 
роль, когда писал в «Ecce homo» — своей автобиографии: «Я и сам еще 
не своевременен, иные люди рождаются посмертно. Когда-нибудь понадобятся учреждения, где будут жить и учить, как я понимаю жизнь и 
учение; будут, быть может, учреждены особые кафедры для толкования 
Заратустры»1 . В другом месте философ восклицает: «Заблистать через 
триста лет — моя жажда славы»2 .
Но не прошло и одного десятилетия после смерти философа, последовавшей как раз на рубеже XIX–ХХ веков, как его философия получила 
чрезвычайно широкое распространение во всех европейских странах 
и, более того, уже только в ХХ веке она пережила, по крайней мере, 
три волны своего влияния. Первая — начавшаяся почти сразу же после 
смерти философа, — тут Ф.Ницше словно угадал свое посмертное возрождение, — предшествует первой мировой войне и охватывает широкий 
спектр социальных и культурологических установок — представлена в 
самых различных вариациях от философии (Г.Файхингер, Г.Зиммель), 
психологии (А.Адлер), философии культуры (Б.Шоу, А.Швейцер), 
поэзии и литературы (С.Георге, Р.М.Рильке, Т.Манн., Г.Гессе). Вторая 
волна, непосредственно связанная с организованным сестрой философа 
Е.Ферстер-Ницше «Архивом Ницше», начинается с 1918 года выходом 
в свет книги О.Шпенглера «Закат Европы» с ее провозглашением и 
пророчеством грядущей гибели цивилизации, века цезаризма, войн 
и мировых катаклизмов, и напрямую направлена на формирование и 
становление национал-социализма в Германии. Наконец, третья волна, 
последовавшая вслед за окончанием второй мировой войны — волна 
денацификации философии Ф.Ницше, связана, главным образом, с 
творчеством М.Хайдеггера и К.Ясперса — в Германии, В.Кауфмана — в 
Америке и М.Фуко — во Франции.
Процесс денацификации Ф.Ницше продолжается и в настоящее 
время и, пожалуй, впервые позволяет объективно оценить его творчество вне социально-политических импликаций его философии к 
политической злобе дня. Вначале воспринятая многими исследователями как «интеллектуальный бред», философия Ф.Ницше, как 
показала исторически развивающаяся социальная действительность 
ХХ века, оказалась чрезвычайно активной, работающей как в области 
социально-культурной динамики, так и, в особенности, в области 
политики, определяющей во многом духовный, философский, психологический климат всего столетия.
Являясь не классической как по форме, так и по содержанию самой философской проблематики, философия Ф.Ницше тем не менее 
опирается на глубокую историко-философскую традицию, на своих 

предшественников не только в русле консервативной мысли, таких 
как А.Шопенгауэр, но и является, в частности, разработкой, последовательной разработкой так называемой «позитивной философии» 
Ф.Шеллинга, изложенной им в «Философии мифологии» и «Философии откровения», впервые появившейся в 1844 году — году рождения 
Ф.Ницше. Противопоставляя свою «позитивную философию» классической рационалистической философии XIX века и, в частности, так 
называемой в классификации Ф.Шеллинга «негативной» философии 
Г.В.Гегеля, Ф.Шеллинг определял свою «позитивную» философию как 
философию предельно широко понятой «жизни», которая как бы тем 
самым впервые обрела свое название. «Я уже сказал, — пишет в «Философии откровения» Ф.Шеллинг, — негативная философия остается 
преимущественно философией школы, позитивная — философией 
жизни»3 . И как таковая «философия жизни» отличается от предшествующей ей «философии школы» следующими основными чертами: она 
предельно открыта, не завершена — это «постоянно продолжающееся 
познание»4 , «она свободна от догматизма и, наконец, несистематична, 
не может называться системой, в том же самом смысле, именно потому, 
что она никогда не будет абсолютно замкнутой»5 .
Отказываясь от философии как «строгой науки», претендующей 
на абсолютное и достоверное знание, «философия жизни» Ф.Ницше 
становится философией существующего, претерпевающего жизнь 
субъекта, который, находясь в процессе становления жизни, постоянно воспроизводит в своем сознании жизненные ситуации, переводя 
их в термины процесса. И если к тому же этот переживающий жизнь 
субъект, как это и следует в случае Ф.Ницше, оказывается поэтом, 
писателем, художником, музыкантом — в широком смысле этого 
слова, — то и его художественный, поэтический, творческий стиль, 
способ изложения отражает само переживание процесса жизни не 
догматически, следуя законам, системе, а становится афоризмом, 
взглядом, оценкой, суждением, отражающим изменяющуюся действительность. Все объективное растворяется в субъекте, субъективируется, 
теряет упругость «всеобщего и необходимого», выступает отражением субъекта восприятия. И когда после знакомства с «философией 
откровения», с «философией мифологии» Ф.Шеллинга, Ф.Ницше 
столкнется с философией А.Шопенгауэра, тоже писавшего о феноменализме высшего мира в своей работе «Мир как воля и представление», 
духовная общность «философии жизни» Ф.Шеллинга и волюнтаризма 
А.Шопенгауэра, как общность «позитивных установок» этих мыслителей, станет своеобразной базисной установкой мышления самого 
философа — от первой до последней из написанных им работ.

Вместе с тем, нападая на Философию Просвещения в целом за ее 
оптимистический пафос, веру в революционизирующую роль разума 
и основанной на нем науки, Ф.Ницше конкретизирует предмет своей 
атаки, что, впрочем, не мешает ему давать и целостные оценки, скажем, английской или французской философии ХVII–XVIII веков. Это, 
главным образом, три мыслителя, три главных противника философии 
самого Ф.Ницше: и первый из них — Р.Декарт с его просвещенческой 
верой в разум, в разум рационального автономного субъекта; второй — Ж.Ж.Руссо, как представитель политического просвещения с 
его концепцией общей воли (General Volonte) и общественного договора; и, наконец, И.Кант, как завершитель философии просвещения в 
морали, основанной на рациональности, но тем не менее фактически 
реконструирующего христианскую мораль.
А поскольку в настоящее время испытывается определенный 
кризис просвещенческих установок, нигилизм как мировоззренческих парадигм, так и научных подходов, то необычайно оживляется 
интерес именно к этой стороне философии Ф.Ницше. И именно в 
настоящее время усиливаются попытки усмотреть в философии немецкого мыслителя некий «скрытый шифр», «пророчество», которое 
через критику основ европейской цивилизации, через критику просвещенческой идеологии позволит найти выход из тупика современного мировоззренческого кризиса, называемого «постмодернизмом и 
постструктурализмом».
Философ стал «пророком» кризисного времени и не случайно 
именно в настоящее время предпринимаются попытки выборки тех или 
иных мест, пассажей его философии, в которых якобы раскрывается современность, попытки историко-философского «поклевывания» — по 
меткому замечанию М.Хайдеггера, — затемняющих целостное видение 
его философии в угоду политической необходимости. И скорее как 
крайность, но тем не менее имеющая место и отражающая позицию 
самих исследователей, существуют попытки «амальгамирования», 
переплетения вымысла и правды в интеллектуальной биографии 
философа, в которых отбрасывается вся наработанная традиция современного ницшеведения, все три волны интерпретационных схем 
для того, чтобы создать еще одну причудливую смесь, делающую 
саму биографию философа более романтичной, привлекательной 
парадоксальной, претендующей на более широкий читательский и 
обывательский успех, спрос на «биографию анекдот», роман из жизни 
художника. Ярким, но далеко не худшим примером такого «романа 
анекдота» является «Доктор Фаустус» Т.Манна, в котором реально 
биографические факты жизни мыслителя переплетены с сюжетами из 

романов Ф.М.Достоевского, отвергаемого самим Ф.Ницше, средневековой мистикой в духе христианских мистерий искупления, отрицаемых немецким мыслителем.
Следует отметить, что сам Ницше немало способствовал такого 
рода двусмысленным интерпретациям своей интеллектуальной биографии: обосновывая аристократический радикализм оценок своего 
времени столь же аристократическим мифом о своем происхождении, 
так же как весьма двусмысленными оценками своего заболевания, 
проходящего через всю жизнь, когда заявлял в Ессе homo — не без 
оттенка мегаломании и парадоксальной логики: «…я умер уже в качестве моего отца, но в качестве моей матери я еще живу и старею»6 ; 
или, например, следующее: «Если исключить, что я decadent, я еще и 
его противоположность. … Как summa summarum, я был здоров; как 
частность, как специальный случай, я был decadent»7 .
Век ХХ-ый по-своему доказал, что время появления той или иной 
версии, интерпретации философского наследия Ф.Ницше диктуется 
во многом политической злобой дня, запросами того самого времени, 
которое не только определяет характер, стиль и тон изложения, но и 
его политическую направленность. Философ, выступая под чужими 
знаменами, обслуживает и как бы оправдывает интересы партий — и 
это с одной стороны. С другой — обладая определенной «упругостью», 
тексты философа требуют тщательной сепарации, дифференциации и 
тем не менее в силу своей «упругости» не позволяют интерпретациям 
полностью поглотить себя — всегда сохраняется «остаток», не редуцируемый и не входящий в ту или иную интерпретацию его философии, 
не укладывается в лозунги и транспаранты партийных программ, выдвигаемых временем.
И если философию Ф.Ницше, его борьбу с философией Просвещения с течением времени можно уподобить борьбе ветхозаветного Иакова с незнакомцем, борьбе скандинавского бога Тора 
со «старушкой» или, иначе говоря, борьбе блестящего сильного 
мыслителя с демоном времени, с вечностью, то уместно будет привести высказывание самого философа об этом «демоне» — «демоне 
времени»: «Люблю ли я прошлое? Я уничтожал его для того, чтобы 
жить. — Люблю ли я настоящее? Я отворачиваюсь от него для того, 
чтобы быть в состоянии жить»8 .

ПРЕЛЮДИЯ

Одной из любимых тем романистов ХIХ, да и ХХ столетий, сохраняющих романтический пафос загадочности, являлась тема гениальности и помешательства.
Судьба Г.Гельдерлина и Г.Ф.Клейста — в начале века, Людвига 
Баварского и Ф.Ницше — в конце века, соединивших в себе оба 
таинственных феномена безумия и гениальности, надолго определили основные сюжетные темы писателей. И если добавить сюда 
еще и гениально болезненный талант великого русского писателя 
Ф.М.Достоевского, эстетический радикализм французского писателя 
Г.Флобера, болезнь позднего Г.Гейне и Г.Мопассана — было, от чего 
впасть в волнение и строить различные гипотезы.
Всегда ли помешательство сопутствует гениальности и что такое 
гениальность в таком случае? Что это — духовный взлет и последующая 
плата или процесс помешательства, имеющий попутным явлением феномен гениальности? И это, казалось бы, «абстрактная», общетеоретическая постановка проблемы взаимоотношения безумия и гениальности 
(по крайней мере, так она выглядит по отношению, например, к последнему романтическому «королю-призраку» — Людвигу Баварскому) 
приобретает жгучий политический интерес при обращении к философии 
Ф.Ницше. И вовсе не случайно, а исключительно в связи с тем обстоятельством, что именно Ф.Ницше стал символом, эмблемой, предтечей 
и пророком не только «консервативной» революции в Германии, но и 
надвигающегося национал-социализма.
Выступая под «ложным флагом» основателя учения, пророка 
грядущего обновления мира, Ф.Ницше всей своей судьбой, судьбой 
своего учения стал заложником — «чистой совестью» — становящегося 

ГЛАВА 1

фашизма. Его судьба и личная «интеллектуальная биография» стала 
частью, «сакральной» частью партийной программы, обеспечивающей 
ей чистоту исходных предпосылок, научную состоятельность. Именно 
Ф.Ницше, становясь в национал-социализме харизматическим лидером движения, его пророком, в интерпретации идеологов националсоциалистического движения нуждался в своего рода «реабилитации», 
разводящей «гениальность» и «помешательство» в разные стороны, 
как бы не имеющие под собой ничего общего. Необходимо было представить «логику безумия» как некую социологическую правду, идущую 
из глубины немецкой истории, а вовсе не обусловленной «личной 
судьбой» и генеалогией мыслителя.
Стремясь отмежеваться от социологической правды националсоциалистической пропаганды, в своей версии, интерпретирующей 
интеллектуальную биографию Ф.Ницше, Т.Манн как раз и пытается понять эволюцию философа через весьма распространенный 
психологически-нозографический подход. В своей версии философской эволюции Ф.Ницше Т.Манн склонен «…поменять причину и следствие, потому что … не фашизм есть создание Ницше, 
а наоборот»9 . С позицией Т.Манна солидаризируется в биографии 
Ф.Ницше, анализируя творчество немецкого философа, и Ст.Цвейг10 . 
По сути дела и Т.Манн, и Ст.Цвейг воспроизводят навеянное еще 
А.Шопенгауэром мнение о том, что «…у гениальности и безумия есть 
такая грань, где они соприкасаются между собой и даже переходят 
друг в друга…»11 . Развивая эти идеи, только рассматривая их с позиций «теории вырождения», конкурирующей в ХIХ веке с теорией 
развития Ч.Дарвина, крупнейший представитель «теории вырождения» М.Нордау, не менее известный, чем Ч.Ламброзо, так оценивает 
творческую эволюцию Ф.Ницше: «Вне всякого сомнения, он (имеется 
в виду Ф.Ницше — А.М.) несет на себе печать помешательства»12 . 
Этот подход, рассматривающий широкое социальное движение, каким явился фашизм в ХХ веке, — как некий «коллективный психоз», 
индуцированный безумием его основателя, — может быть, и дает некоторое «частичное» объяснение социального феномена, но скрывает, 
мнимой убедительностью разъяснения, многие реальные социальные 
причины, процессы, порождающие массовые явления фашизации 
общества в начале ХХ века.
При таком подходе к эволюции творчества философа, его интеллектуальной биографии, практически игнорируется то обстоятельство, что и сам философ, при всей замкнутости, уединенности 
жизни, находится не в социальном вакууме и что сама переживае