Когнитивные способности

Российская Академия Наук
Институт философии
Государственный университет гуманитарных наук

И.П.Меркулов

Когнитивные способности

Москва
2005

УДК 100.3
ББК 15.11
М 52

Рецензенты

доктор филос. наук, чл.-корр. РАН И.Т. Касавин
доктор филос. наук, чл.-корр. РАН Б.Г. Юдин

М 52 
Меркулов И.П. Когнитивные способности. — М., 2005. — 
182 с.

В книге с позиций эволюционно-информационной эпистемологии исследуются общие характеристики человеческого познания и когнитивные способности — восприятие, мышление, 
сознание и память. Автор исходит из предпосылки, что для своего успешного развития эпистемология должна ориентироваться 
на синтез современных эволюционных и когнитивных представлений, доказавших свою эффективность в когнитивной науке, 
в информационных и биотехнологиях. Человеческое познание, 
с этой точки зрения, оказывается видоспецифичной формой 
информационного контроля окружающей среды и внутренних 
когнитивных состояний людей. Эффективность этого контроля 
обеспечивается когнитивными способностями, которые развиваются в ходе продолжающейся биологической (когнитивной) и 
социокультурной эволюции человеческих популяций. 
Книга предназначена в первую очередь для аспирантов и 
студентов старших курсов философских факультетов университетов, а также для тех, кого интересуют новые концепции в 
современной эпистемологии. В ее основу положен цикл лекций, 
прочитанных автором на философском факультете ГУГН по 
курсу «Эволюционная эпистомология».  

                                                                                   
ISBN 5-9540-0021-2                                                                                                                  
© Меркулов  И.П., 2005
© ИФ РАН, 2005         

Предисловие

В последние десятилетия окружающий нас мир серьезно изменился — сейчас даже трудно себе представить какую-то сферу 
практической деятельности людей, где бы вообще не применялись 
информационные технологии. Персональный компьютер, Интернет, 
электронная почта и другие глобальные средства коммуникации стали 
непременными атрибутами нашей повседневной жизни. Научный и 
технологический прогресс, быстрое развитие в последние десятилетия 
информационных технологий и создание на их основе все более сложных искусственных интеллектуальных устройств ставят современную 
эпистемологию перед весьма непростым выбором — либо она должна 
скорректировать свои представления с учетом теоретических достижений и экспериментальных данных когнитивной науки, либо, ограничившись традиционными теоретико-познавательными парадигмами, 
оказаться на периферии когнитивных исследований. Вряд ли стоит и 
далее оставаться в плену иллюзий, что современный философ может 
сказать нечто глубокомысленное и интригующее о человеческом познании и наших когнитивных способностях — восприятии, мышлении, 
сознании, и т.д., — игнорируя теоретические основы новых технологий, 
доказавших свою бесспорную эффективность в различных областях 
когнитивной науки, в компьютерной науке, в психофизиологии и 
нейробиологии, в генетике и медицине и, наконец, в нашей повседневной жизненной практике.
Цель этой книги — познакомить читателя с основными идеями 
нового направления в современной эпистемологии — эволюционноинформационной эпистемологии, — стремящейся интегрировать когнитивные модели, модели переработки информации и современные 
эволюционные представления применительно к задаче философского 
исследования человеческого познания. Разделяя вместе с многими 
другими направлениями натуралистической эпистемологии позиции 
гипотетического реализма, эволюционно-информационная эпистемология в то же время полагается на свои собственные предпосылки, 
рассматривая человеческое познание как видоспецифичную форму 
информационного контроля окружающей среды и внутренних когнитивных состояний людей, обеспечивающую их выживание. Эта 
форма информационного контроля возникает из процесса взаимодействия эволюционирующих объекта и субъекта познания, которые 
в одинаковой степени реальны и принадлежат к одному и тому же 
типу реальности. В силу универсальности мировых эволюционных 
процессов, продолжающейся биологической (когнитивной) и куль

турной эволюции человеческих популяций, а также идеальной природы понятий и концептуальных систем, математических и логических 
формализмов, создаваемых человеческим знаково-символическим 
(логико-вербальным) мышлением (в кооперации с мышлением 
пространственно-образным), наши научные представления о структурах природы, общества и функционировании нашей когнитивной 
системы носят принципиально предположительный характер.
Я весьма признателен сотрудникам сектора эволюционной 
эпистемологии Института философии РАН, а также официальным 
рецензентам чл.-корр. РАН И.Т.Касавину и чл.-корр. РАН Б.Г.Юдину 
за подробный критический анализ первоначального варианта рукописи книги. Я также хотел бы выразить свою глубокую благодарность 
Российскому фонду фундаментальных исследований за финансовую 
поддержку моего исследовательского проекта «Эпистемологический 
анализ когнитивных способностей» (грант № 02-06-80083).

ГЛАВА I

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ:
СНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Хотя отдельные направления современной эпистемологии — например, вычислительную (компьютерную) эпистемологию — обычно 
включают в когнитивную науку, эпистемология была и до настоящего 
времени остается областью философского знания. Традиционно в ее 
компетенцию входит рассмотрение таких вопросов, как, например, 
что такое знание, почему возникает познание и какова его природа, закономерности эволюции человеческого познания (включая 
научное познание), как соотносится знание с действительностью, 
виды человеческого познания, когнитивные способности людей и 
их эволюция и т.д. Эпистемология, как и другие области философского знания, конечно же зависит от достижений других наук. Своим 
возникновением она обязана таким древнегреческим мыслителям, 
как Парменид, Сократ, Платон и Аристотель, которым, опираясь на 
достижения только еще формирующейся новой науки — логики, — 
удалось разработать первые «пропозициональные» модели человеческого познания. В отличие от античной эпистемологии классическая 
эпистемология XVII — XVIII вв. ориентировалась главным образом 
на ньютоновскую механику и ее приложения, позволившие создать 
механистическую модель ощущений и восприятий. Отталкиваясь от 
этой модели, Декарт, Локк, Юм и Лейбниц стремились рассматривать 
восприятие в качестве универсальной парадигмы человеческого познания. Эпистемология первой половины XX в. в основном пыталась 
осмыслить революционные изменения в математике и естествознании, 
она ориентировалась преимущественно на исследование особенностей 
научного познания и языка науки, используя в качестве инструментов 
анализа новые методы логики и метаматематики. Для эпистемологии 

конца XX в. все большее значение стали приобретать достижения эволюционной биологии, генетики человека и когнитивной науки, получившие широкое применение в информационных и биотехнологиях.

1.1. Эмпирическая природа эпистемологических знаний

Есть весьма серьезные исторические основания полагать, что достижения научного познания всегда служили стимулом к развитию 
эпистемологии. В этой связи закономерно возникает вопрос, какова 
природа современных эпистемологических знаний? Можно ли, несмотря на всю сложность взаимоотношений философии и конкретных наук, 
говорить об эмпирическом характере эпистемологических гипотез? Эмпирическая проверяемость (т.е. подтверждаемость и опровергаемость) 
гипотез, теорий, концепций и т.п., как известно, является важнейшим 
критерием научности человеческих знаний. Этот критерий имеет силу 
для эмпирических наук и даже для наук формальных (математика и 
логика), коль скоро мы уже научились создавать искусственные интеллектуальные устройства. Но, по-видимому, он также применим и в 
любой области философского знания — эпистемологии, философской 
антропологии, социальной философии и т.д. Разумеется, необходимо 
учитывать, что граница философии с конкретно-научными знаниями 
всегда носила и, видимо, будет носить относительный, исторически 
условный характер. Однако, если допустить, что философское знание 
в принципе эмпирически не проверяемо, то отсюда следует, что в его 
лице мы имеем дело не с научным знанием и даже не с обыденным, 
повседневным знанием, а с иным видом культурной информации, выполняющим главным образом функцию информационного контроля 
«внутренней» среды, защитную функцию стабилизации человеческой 
психики, которая (наряду с функцией информационного контроля окружающей среды), конечно, также исключительно важна для выживания 
людей. В силу эволюционно-когнитивных различий (иногда весьма 
значительных) между отдельными индивидуумами, этническими общностями и человеческими популяциями защитные психосоциальные 
функции выполняли и продолжают выполнять самые разнообразные, 
сменяющие друг друга культурно-информационные, мировоззренческие 
структуры — от архаических религиозно-мистических верований и мифов до современной фантастики, компьютерных моделей виртуальных 
миров, политических, социальных и бытовых мифов, мифологизированной идеологии, спекулятивно-философских концепций и т.д.

Эмпирическая проверяемость философского знания, разумеется, не означает, что философские концепции, идеи, принципы и т.п. 
всегда и при любых условиях могут быть непосредственно сопоставлены с эмпирическими данными или результатами экспериментов. 
Эпистемологические исследования особенностей научного познания 
показывают, что в развитых научных дисциплинах эмпирические 
проверки абстрактных гипотез и фундаментальных теорий носят, как 
правило, косвенный характер. Они проводятся при участии многих 
посредствующих звеньев в виде вспомогательных гипотез, теорий и 
теоретических моделей различной степени общности. По-видимому, 
философское знание также может быть эмпирически проверено только косвенным образом, т.е. через эмпирически проверяемые научные 
теории конкретных наук. Эмпирическая проверяемость философского 
знания (если оно вообще стремится претендовать на статус научного 
знания), естественно, предполагает, что его содержание должно быть 
соответствующим образом согласовано с основополагающими принципами и допущениями научных теорий, с полученными с помощью 
этих теорий экспериментальными и эмпирическими данными. Это 
означает также, что философское знание подлежит теоретическим 
опровержениям, т.е. может быть опровергнуто и заменено новыми 
философскими знаниями, что есть реальные эмпирические основания 
для выбора между конкурирующими философскими концепциями. 
В противном случае получалось бы, что у нас нет никаких критериев 
эволюции философских знаний. Дуализм Декарта, трансцендентальный априоризм Канта, разграничение на «первичные» и «вторичные» 
качества и пр. и до настоящего времени оказались бы в той же степени 
научно обоснованными, как и идеи эволюционной эпистемологии 
К.Лоренца или методологического фальсификационизма К.Поппера. 
Конечно, философские, в том числе эпистемологические гипотезы 
(например, относительно когнитивной и социокультурной эволюции 
субъекта познания, информационной природы сознания и других 
высших когнитивных функций и т.д.) носят более абстрактный и более 
обобщенный характер, чем гипотезы конкретных наук, они требуют 
синтеза знаний из многих областей научного познания. Но их связь с 
эмпирической наукой остается непреходящей.
Необходимо учитывать, что в условиях мировоззренческого 
плюрализма, характерного для современных постиндустриальных 
обществ, а также культурного многообразия живущих на нашей планете 
человеческих популяций, этнических групп, социальных общностей 
и т.д., различающихся (во многих случаях весьма существенно) по 
уровню когнитивного, социального и культурного развития, пре

тензии философии на создание универсальных мировоззренческих 
моделей, на разработку неких универсальных «общечеловеческих» 
культурных ценностей лишены каких-либо реальных оснований и по 
сути дела представляют собой атавизм европоцентристской социальнофилософской мифологии эпохи Просвещения. Достижения генетики 
XX в. убедительно свидетельствуют, что какого-то всеобщего носителя 
таких универсальных ценностей — абстрактного «общечеловека», существа сугубо социального, внеприродного — никогда не существовало 
и в принципе не могло существовать, хотя это, конечно, не означает, 
что отдельные лица или группы единомышленников не могли в прошлом или даже продолжают придерживаться соответствующих мировоззренческих убеждений. Люди были и остаются биологическими 
существами, подлежащими биологической (когнитивной) и культурной эволюции, которые всегда вели социальный образ жизни. Правда, 
человеческое общество за 250 тыс. лет биологической и культурной 
эволюции многих (хотя и не всех) популяций Homo sapiens sapiens 
радикально изменилось — оно прошло путь от коллективов охотников 
и собирателей в 60–150 человек до многомиллионных аграрных и современных постиндустриальных обществ.
Социальный образ жизни вовсе не являлся каким-то изобретением популяций вида Homo sapiens, его видовым know how — он унаследовал его от своих гоминидных и весьма далеких негоминидных 
предков. Выдающимся эволюционным достижением исключительно 
этого вида гоминид было изобретение духовной культуры и основанного на культах мировоззрения, источником которого выступала 
естественным образом сформировавшаяся адаптивная форма психологической защиты — вера в сверхъестественное. Социальный 
образ жизни популяций нашего подвида Homo sapiens sapiens был 
связан с небольшими по численности сообществами охотников и 
собирателей, постоянно менявших свое местообитание. Такой образ 
жизни был характерен для этого подвида на протяжении огромного 
периода (95%) его эволюционной истории. В этот период отдельными человеческими популяциями был достигнут грандиозный 
культурный прогресс, несопоставимый с достижениями всех предшествующих видов гоминид. Но этот прогресс, естественно, нельзя 
объяснить действием каких-то сугубо социальных факторов (например, «классовой» борьбой и т.п.). Только около 8 тыс. лет назад 
(а это всего лишь менее 5% эволюционной истории Homo sapiens 
sapiens) некоторым популяциям этого подвида удалось открыть для 
себя секрет сельскохозяйственного производства, которое в дальнейшем позволило обеспечить огромный рост численности челове

ческих сообществ, обусловило появление более развитых естественных языков, возникновение торговли, городов, государств и т.д. 
Постепенно созданные людьми социокультурные условия стали 
выступать все более значимыми факторами окружающей среды, участвующими в естественном отборе, а следовательно, и в дальнейшей 
биологической (когнитивной) эволюции человеческих популяций. 
Поэтому культурные и мировоззренческие различия (а эти различия 
в ряде случаев огромны по меркам эволюционной истории) между 
многочисленными современными человеческими популяциями и 
этническими группами, их исключительно богатое культурное многообразие имеют куда более глубинную, биологическую и когнитивную, основу, чем это представлялось просветителям и социальным 
реформаторам XVIII–XIX вв.
Хотя философское знание выполняло и до настоящего времени 
продолжает успешно выполнять мировоззренческие функции, необходимо признать, что интерес к философии никогда не носил массового 
характера (если, конечно, философию не отождествлять с насильно 
насаждаемой диктаторскими режимами псевдонаучной социальнополитической мифологией), а философские исследования оставались 
уделом сравнительно узкого круга лиц. Потребность в философских 
знаниях со стороны более широких социальных слоев, как правило, 
значительно возрастала в эпохи мировоззренческих кризисов, периодически возникавших в «смежных» областях духовной культуры — в 
теоретической науке, в религиозном мировосприятии, в социальнополитической идеологии и т.д. Свою защитную, мировоззренческую 
функцию философия могла более или менее успешно выполнять на 
протяжении всей европейской истории, по-видимому, только благодаря достаточно тесным взаимосвязям практически со всеми видами 
духовной культуры, оставаясь при этом инструментом познания человека и внешнего мира, специфическим средством информационного 
контроля окружающей среды и внутренних состояний людей. Характерно, что за пределами христианского мира философия, как правило, 
не брала на себя специфические познавательные функции и по сути 
дела синкретично сливалась с религиозным мировоззрением, как это 
имело место в период европейского раннего средневековья. Бурный 
рост естественных и социальных наук, постепенно, на протяжении 
последних пяти веков, обособившихся от европейской философии, 
не отменил мировоззренческую потребность в синтезе знаний, в 
философских обобщениях. Интерес к философским обобщениям, 
конечно, диктуется не только запросами индивидуальной психики — 

эти обобщения по меньшей мере позволяют выявить мировоззренческий смысл достижений современного научного познания и транслировать его в другие области духовной культуры.

1.2. Общий взгляд на познание

В истории эпистемологии предпринималось немало попыток дать 
какое-то исчерпывающее, единственно верное определение понятия 
«познание». Однако эти определения в конечном итоге по тем или 
иным причинам оказывались неадекватными и в ходе дальнейшей 
эволюции эпистемологических представлений подлежали пересмотру. 
Архаическое, древнее представление о познании предполагало непосредственное знакомство с сенсорно воспринимаемыми объектами. 
В античной эпистемологии на основе древней магии слова и устной 
культуры сформировалась «пропозициональная» парадигма, которая 
отождествляла познание с овладением объектов с помощью истинного слова, «сказывания». В Новое время преобладало представление 
о познании, опиравшееся на механистическую модель восприятия1 . 
В первой половине XX в. эпистемологические представления о 
человеческом познании и познавательных процессах испытывали 
доминирующее влияние со стороны социологических и культурологических концепций, а также результатов исследований в области 
метаматематики и логики, структурной лингвистики, языкознания, социальной антропологии, а во второй половине и особенно в последние 
десятилетия — теории биологической эволюции, генетики человека, 
когнитивной науки (когнитивной психологии и исследований в области искусственного интеллекта), нейропсихологии и т.д.
Многие современные философы в своих эпистемологических 
исследованиях обычно отталкиваются не от какого-то жесткого 
определения познания, а от его более или менее подробного описания. 
Они широко прибегают к услугам синонимов (например, знание или 
научное познание), фиксируют какие-то характеристики когнитивного процесса, предлагают яркие и запоминающиеся примеры применения познавательных приемов, пытаются выявить предпосылки, 
основы, пути, цели, методы, структуру и границы познания. Уточнение понятия познания, видимо, предполагает выбор какой-то общей 
эпистемологической концепции, разработку теоретических моделей 
когнитивных способностей (например, восприятия, мышления, сознания) и познавательных процессов, позволяющей объяснить реальные 
процедуры познания. А это означает выдвижение некоторой иде