Гипотеза множественности миров в трактате Оригена «О началах»

Российская Академия Наук
Институт философии

А.В. Серёгин

ГИПОТЕЗА МНОЖЕСТВЕННОСТИ МИРОВ
В ТРАКТАТЕ ОРИГЕНА «О НАЧАЛАХ»

Москва
2005

УДК 14
ББК 87.3
С-32

В авторской редакции

Рецензенты
кандидат филос. наук Т.Ю. Бородай
кандидат филос. наук В.В. Петров

С-32
Серёгин А.В. Гипотеза множественности миров в
трактате Оригена «О началах». – М., 2005. –  200 с.

Ориген Александрийский (185–254 гг. н.э.) – один из наиболее значительных и спорных мыслителей в истории раннехристианской церкви. Принадлежащий его перу трактат «О началах», дошедший до нас преимущественно в латинском переводе 4 в., содержит в себе ряд метафизических и космологических гипотез
неортодоксального характера. В данном исследовании подробно
рассматривается одна из этих гипотез, предполагающая существование множества миров до и после нынешнего мира. Для анализа философского содержания данной гипотезы, а также решения вопроса о степени ее аутентичности, привлекаются тексты
Оригена, сохранившиеся в греческом оригинале.

ISBN5-9540-0035-2
© Серёгин А.В., 2005
© ИФ РАН, 2005

Предисловие

Читатель, открывающий какое-нибудь стандартное пособие по истории ранней христианской мысли с целью получить общие сведения об учении Оригена Александрийского
(185–254 гг. н.э.), как правило узнает, что этот великий богослов был сторонником целого ряда впоследствии отвергнутых христианской традицией концепций, среди которых обычно упоминаются вечность тварного мира, предсуществование
душ, всеобщее спасение, распространяющееся на демонов и
даже самого дьявола, и некоторые другие. В числе такого рода
концепций традиционно фигурирует и множественность сменяющих друг друга миров или «эонов»1. Но стоит обратиться
к более специальным исследованиям, и подобное представление о взглядах Оригена оказывается значительно поколебленным. Дело не только в том, что все перечисленные концепции получают в трудах различных ученых альтернативные и порой противоречащие друг другу толкования. На самом
деле среди этих теорий нет ни одной, само наличие которой в
оригеновской мысли не отрицалось бы тем или иным исследователем.
Впрочем, возникновение прямо противоположных интерпретаций оригеновского учения восходит еще ко временам
расцвета христианской патристики. Уже в ту эпоху Оригену
удалось заслужить репутацию как одного из основоположников богословской мысли (во всяком случае для грекоязычного
христианства), так и еретика. Эту специфическую ситуацию
хорошо иллюстрируют слова В.В.Болотова, сказанные им в
одном частном письме. Объясняя своему адресату, кто такой
Ориген, он говорит следующее: «Это – звезда первой величины в ряду катехетов (профессоров богословия) Александрийского огласительного училища (в 1/2 II века первой христианской академии) и едва ли не самое славное имя в христианском мире его времени, – человек, труды которого составляют
эпоху в истории богословской мысли, – «алмазный» и «мед

ный изнутри», как его называли, 70-летний исповедник и,
может быть, лишь по утонченной расчетливости мучителей
не мученик за Христа († 254). Его высоко ценил св. Афанасий
Великий; «три великие каппадокийца» (свв. Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский) были горячими
почитателями и – в сущности – учениками Оригена. Но и ариане приписывали себе честь – быть его последователями, а
св. Епифаний Кипрский считал его источником всех ересей
IV в.; и волнение, поднятое из-за Оригена, в конце концов
превратилось в бурю, кончившуюся ссылкой св. Иоанна Златоуста чуть не на наш Кавказ. Прошло около 1 1/2 века и Константинопольский собор 543 г. провозглашает Оригену не вечную память, а анафему. Из этого Вы, конечно, не узнали, кто
(quis, qualis) был Ориген, но, может быть, почувствовали, насколько велик (quantus) он был и насколько узловато (если
выразиться так) было его учение, если пред ним благоговели
и святые вселенские учители и проклинали его соборы»2 .
Среди причин, по которым Ориген оказался столь спорной фигурой, важное место занимает то обстоятельство, что
его деятельность выпала на тот исторический период, когда
христианская догматика еще не оформилась, но в то же время
уже назрела необходимость квалифицированного философского осмысления многочисленных теоретических проблем,
связанных с христианским вероучением. Ко времени Оригена уже существовала весьма развитая традиция апологетической и полемической литературы; тем не менее задача серьезной интеллектуальной реакции на окружающую культурную
среду оставалась для христиан все еще более чем актуальной,
что должно было особенно остро ощущаться в Александрии,
центре как языческой образованности, так и гностицизма, где
одновременно уже сложилась христианская богословская
школа, представленная именами Пантена и Климента Александрийского. Ориген вполне отчетливо осознавал задачу компетентной полемики с идеологическими противниками христианства3, так что в результате он стал крупным знатоком

античной философии, признаваемым также и в языческих
кругах4 , а в своей преподавательской деятельности, по свидетельству своего ученика Григория Чудотворца, всегда считал
необходимым знакомить слушателей с доктринами самых разных философских школ (исключая разве что атеистические
концепции)5. Столь сильная вовлеченность в античную философскую традицию, которая к тому же могла быть связана
с его вероятным ученичеством у Аммония Саккаса6, будущего наставника Плотина, не могла не сказаться на мысли Оригена. Порфирий, бывший его младшим современником, дал
ему знаменитую характеристику, изображающую его скорее
как не вполне последовательного адепта платонических и стоических авторов, чем как христианского мыслителя: «Жил он
по-христиански, нарушая законы. О мире материальном и о
Боге думал как эллин, но эллинскую философию внес в басни, ей чуждые. Он жил всегда с Платоном, читал Нумения,
Крония, Аполлофана, Лонгина, Модерата, Никомаха и писателей, известных в пифагорейских кругах. Пользовался книгами Херемона-стоика и Корнута; узнав от них аллегорическое толкование эллинских мистерий, он применил его к иудейским писаниям»7 .
В свете подобных представлений можно было бы попытаться найти причину позднейшей радикальной переоценки
Оригена христианской церковью именно в его чрезмерной
подверженности античным влияниям, которые якобы и обусловили содержание его мысли во всех тех пунктах, где она
обнаруживает отклонение от ортодоксальности. Но хотя
нельзя отрицать, что античная философия оказала на Оригена существенное влияние как на мыслителя и просто образованного человека, принадлежащего своему времени и неизбежно мыслящего в рамках заданной им культурной парадигмы (в
данном случае ее можно определить как платонико-стоическую), надо все-таки заметить, что у него не встречается столь
характерного для некоторых христиан-интеллектуалов той эпохи стремления максимально ассимилировать наследие антич

ной философской мысли, рассматривая ее как своего рода
предварительную форму откровения, данную язычникам, а
языческих философов – как «христиан до Христа»8 . И если
Ориген и не принадлежал к столь ярым противникам античной философии, как, к примеру, Тертуллиан, то все же степень его зависимости от нее явно не столь беспрецедентна,
чтобы целиком объяснить, почему из всех доникейских богословов его одного ожидала настолько причудливая и противоречивая посмертная судьба9 .
Другая причина, с которой связывают спорную репутацию Оригена в христианской традиции, заключается в том,
что многие его идеи, бывшие подчас пробными ходами еще
не оформившейся в догматическую систему мысли, не только
интерпретировались как элементы как раз такой системы, но
еще и существенно развивались, додумывались, искажались
как его противниками, так и теми, кто считал себя его последователями, а ответственность за все это взваливалась на него
самого10 . К примеру, крупнейшие антиоригенисты (Феофил
Александрийский, Иероним Стридонский, Епифаний Кипрский и др.) зачастую представляли учение Оригена в настолько превратном виде, что могли приписывать ему взгляды, бывшие постоянным объектом его собственной критики11 . Однако, целиком списать проблематичность учения Оригена на
позднейшие искажения нельзя, как нельзя и надеяться, что,
очистив оригеновскую мысль от ложных и тенденциозных
истолкований, мы получим в итоге совершенно неуязвимого
с точки зрения христианской ортодоксии автора. При всех
очевидных искажениях во многих случаях антиоригенистская критика имела объективные предпосылки в самих оригеновских теориях. В той или иной степени это касается всех
наиболее значительных гипотез Оригена, вроде предсуществования душ, вечности творения, всеобщего апокатастасиса или
множественности миров. В этом случае речь может идти лишь
о том, что антиоригенисты придали этим теориям более категоричный характер или не вполне адекватно истолковали их

содержание, но в принципе они отталкивались от определенных идей, и в самом деле наличествовавших в оригеновских
текстах. Так что в конечном счете причину того, почему Ориген стал столь проблематичной фигурой в христианской традиции, вполне естественно искать в мысли самого Оригена, в
ее, по удачному выражению Болотова, «узловатости», которую далеко не всегда можно разложить на элементы традиции – церковно-христианской или философской, но следует
воспринимать в ее уникальности и мало с чем и кем сравнимой (среди христианских богословов) оригинальности.
Данная работа посвящена подробному анализу как раз
одной из тех оригеновских концепций, которые оказались
неприемлемы для ортодоксального христианства, а именно –
теории, согласно которой существующий материальный космос является не единственным, но встроен в продолжительную и, возможно, даже бесконечную последовательность сменяющих друг друга миров или «эонов»12. Эта гипотеза глубочайшим образом связана со всей совокупностью
метафизических и космологических взглядов Оригена, поэтому исследование посвященных ей текстов способно сделать
понятнее все его мировоззрение в целом. Несомненно, что в
трактате «О началах» ((Perˆ ¢rcîn; De principiis – в дальнейшем PA) Ориген сформулировал такую гипотезу. Но ее интерпретация и даже атрибуция вызывает множество вопросов,
на которые современные исследователи дают порой взаимоисключающие ответы. Как именно Ориген представлял себе
содержание этой гипотезы? Почему он вообще стал ее обсуждать? Как ему удавалось совместить ее с христианством? Наконец, разделял ли он ее на самом деле или просто излагал?
Чтобы ответить на эти вопросы, надо прежде всего отдать себе отчет в специфических особенностях РА как основного источника по космологии и метафизике Оригена. Этому
посвящена 1 глава данного исследования. Нужно также учитывать уже существующие в научной литературе точки зрения на само содержание гипотезы множественности миров.

Наиболее типичные позиции различных исследователей по
этому вопросу критически рассматриваются во 2 главе. Кроме того, исследование любой проблемы, связанной с мировоззрением Оригена, осложняется тем, что в традиции научного изучения его мысли в XX веке были представлены два
противоположных подхода – «систематический» и «гипотетический» – которые исходили из различных методологических предпосылок и в результате на основе одного и того же
материала оригеновских текстов создали несовместимые друг
с другом интерпретации его взглядов. Поэтому в 3 главе рассматривается вопрос о том, как применение этих подходов
отражается на нашем представлении о гипотезе множественности миров, а в 4 главе исследуется, какое место в РА занимает так называемый «гипотетический» метод Оригена и в
каком смысле обсуждаемые им неортодоксальные теории можно считать именно гипотезами, а не категорически утверждаемыми учениями. Уже после этого можно перейти к непосредственному анализу тех мест в РА, где формулируется гипотеза множественности миров. Наиболее подробное
обсуждение этой теории содержится в РА 2, 3, 1–5 и рассматривается в 5 главе данной работы. В 6 главе анализируется
другое важное место в РА, где гипотеза множественности
миров ставится в определенную взаимосвязь с идеей вечности творения, а именно – РА 3, 5, 3. 7 глава посвящена интерпретации остальных мест РА, где эта гипотеза также упоминается, но все же не является предметом специального и подробного рассмотрения. Наконец, в 8 главе представлены те
данные из сохранившихся греческих текстов Оригена, которые способны пролить свет как на содержание гипотезы множественности миров, так и на степень ее аутентичности.

1.1. Жанровые особенности трактата

Ключевое значение для изучения оригеновской метафизики и космологии имеет трактат «О началах», написанный в
двадцатые годы 3 века н.э. и относящийся к раннему периоду
писательской деятельности Оригена. Принято считать, что
работа над РА была закончена еще до того, как в начале тридцатых годов из-за несложившихся отношений с александрийским епископом Дионисием Ориген был вынужден покинуть
Александрию13 . После этого драматического эпизода Ориген
обосновался в Кесарии Палестинской, и там его писательская
деятельность продолжалась до самого конца 40-х гг., когда
началось гонение при Деции, но, хотя за эти годы он создал
множество сочинений, все же из под его пера более не вышло
ничего аналогичного РА.
Дело в том, что РА представляет собой весьма разноплановое сочинение, которому трудно подобрать точные аналогии не только в творчестве самого Оригена, но и вообще в
традиции богословской или философской литературы той эпохи. С одной стороны оно вобрало в себя многие элементы уже
существовавших к тому времени жанров христианской письменности, т.е. прежде всего – полемических и экзегетических сочинений14 . С другой – оно встраивает в перспективу
специального спекулятивного рассмотрения максимально

ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТЕКСТА РА

широкий спектр различных тем христианского учения о Боге,
мире и человеке (от проблем тринитарной догматики и космологии до принципов истолкования Писания), а не только
какую-нибудь одну из них и не только в апологетических или
полемических целях. Такого рода многоплановые спекулятивные трактаты были характерны скорее для платонической и,
впоследствии, неоплатонической традиции15, в христианской
же литературе ко времени Оригена существовали в лучшем
случае образцы изложения христианского предания16 , но никак не масштабного богословского анализа последнего с привлечением профессиональной философской техники. Именно Оригену впервые удалось создать универсальное произведение, ориентированное на христиан-интеллектуалов его
времени и нацеленное на решение сразу целого комплекса
стоявших перед ними задач – от полемики с иноверцами и
еретиками до анализа доктринальных проблем, носивших
уже сугубо внутренний характер. Вместе с тем он заложил
основание той традиции, которая впоследствии приведет к
созданию трактатов по систематическому богословию, вроде «Точного изложения православной веры» Иоанна Дамаскина, так что, если Оригена часто называли первым систематиком в истории христианского богословия, то этим он
обязан исключительно написанию РА17 . И, наконец, в этом
же произведении Ориген имел случай обстоятельно изложить
все свои спорные идеи, в том числе и концепцию множественности следующих друг за другом миров или эонов, что
на целые века сделало этот трактат источником неутихавших споров. Благодаря столь нестандартному авторскому
подходу, РА и стал этапным явлением в истории раннехристианской литературы как в жанровом, так и в содержательном отношении.
Впрочем, в одном аспекте РА очень существенно отличается от будущих трактатов по систематическому богословию.
В отличие от того же Дамаскина, в РА мы имеем дело не с
окончательными результатами догматического развития (что