Эстетика на переломе культурных традиций

Российская Академия Наук
Институт философии
ЭСТЕТИКА НА ПЕРЕЛОМЕ
КУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ
Москва
2002

УДК 18
ББК 87.8
 
Э 87
Ответственный редактор — Н.Б.Маньковская
Рецензенты:
доктор философских наук И.С.Вдовина
 доктор философских наук Г.К.Пондопуло
Э 87
Эстетика на переломе культурных традиций. —
М., 2002. — 237 с.
Книга посвящена остро актуальной проблеме трансформации художественно-эстетической парадигмы в XX–
XXI вв., специфике перехода от классики к нонклассике, а
затем — к постнеклассическому модусу как в теоретическом
плане, так и в самой художественной практике. В работе
анализируется проблема саморефлексии неклассической эстетики, связанная с ее предметом, понятийным аппаратом,
методологией исследования художественной культуры. В этом ракурсе рассматриваются вопросы перехода от модернизма к пост- и постпостмодернизму, от структурализма —
к постструктурализму, от искусства к арт-практикам. Выявляются особенности новых креативных установок в кино,
фотографии, интернете, музыке, литературе. Обсуждается
проблематика эстетического ядра и периферии (маргинальность в эстетике и искусстве).
ISBN 5-201-02083-6
© ИФ РАН, 2002

К читателям
Что такое эстетика? Каков ее предмет? Как выглядят сегодня
ее категориальный и понятийный аппараты? Как соотносятся эстетика и философия, эстетика и практика? Эти и ряд других традиционных вопросов звучат сегодня чрезвычайно актуально, вызывают острую полемику. Ведь на наших глазах произошла ломка многих стереотипов, переоценка ценностей. Эстетическое сознание
заметно трансформировалось под влиянием новых идей, артефактов, непривычных форм и способов художественного выражения,
сопряженных в том числе и с техническими новшествами. Произошло перемешивание, вплоть до слияния, креативных установок
гуманитарных наук и искусства. Все это требует осмысления, вернее, перманентного переосмысления в стремительно меняющейся
социокультурной ситуации.
Замысел предлагаемой вашему вниманию коллективной монографии сопряжен со стремлением рассмотреть реальное взаимодействие классической, неклассической и постнеклассической составляющих современной художественно-эстетической культуры.
Эволюция эстетики и искусства в XX–XXI вв. побуждает к обобщениям концептуального характера, связанным с соотношением
сущностных, транзитных и кризисных явлений как в теории, так
и в художественной практике.
Авторский коллектив задавался целью параллельного изучения интенсивных инновационных процессов, свидетельствующих
о трансформации эстетической и арт-парадигм, что определило
структуру книги. В ее первой части анализируются инновационные аспекты бытования классических эстетических категорий и
понятий, а также их соотношение с принципиально новыми феноменами. Классика рассматривается сквозь призму новейших
мыслительных практик. Ставится проблема саморефлексии современной эстетики, связанная с ее основаниями, задачами, способами функционирования. Прослеживаются процессы перехода от
утвердившихся в XX в. философско-эстетических течений к их
пост-ипостасям, включая маргинальные.
Вторая часть работы посвящена соотношению «старого» и «нового» в искусстве и арт-практиках. Внимание сосредоточено прежде
всего на тех составляющих современного «Лаокоона», которые обеспечивают эстетическую преемственность и в то же время соответствуют реальной художественной ситуации. Ведь кино, фотография, интернет, музыка оказались сегодня в эпи
3

центре внимания как профессионалов, так и широкой аудитории.
Метаморфозы претерпела и личность актуального художника. Его
взгляд на мир и собственное творчество — одна из сквозных тем
книги.
Итак, на суд читателей выносится во многом новая исследовательская попытка рассмотрения движения основных потоков искусства XX–XXI вв. в контексте мировоззренческо-теоретических
концепций, в определенной мере повлиявших на развитие художественной жизни или способствовавших пониманию ее смысла и
внутренних закономерностей. В силу радикальности изменений традиционных форм и способов художественного мышления изучение
проводилось в плоскости глобального вопрошания о сущности процессов, происходящих в эстетике и искусстве. Кризис и конец или
переход в какое-то принципиально новое качество? Естественно,
сегодня наука не может дать однозначного ответа на этот вопрос.
Однако наметить некое концептуальное поле возможных исследовательских ходов она уже в состоянии, и этому, собственно, посвящена данная книга.
Ряд статей публикуется в порядке дискуссии.
Н.Б.Маньковская

ТРАНСФОРМАЦИИ ЭСТЕТИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ
Н.Б.Маньковская
Саморефлексия неклассической эстетики*
Новая конфигурация эстетического поля, сложившаяся в результате почти векового развития нонклассики, побуждает к обсуждению ряда кардинальных теоретических проблем. Главные из
них связаны с потребностями самоидентификации постметафизического эстетического знания. В конце почти векового цикла имплицитного развития, квазитеоретического свободного осмысления эстетического опыта внутри других дисциплин (философии,
искусствознания, художественной критики, психологии, лингвистики и др.) нонклассика стремится к эксплицитности. Речь идет
прежде всего об уточнении предмета неклассической эстетики, ее
соотношении с философией, теорией культуры, с одной стороны,
и практикой, отнюдь не только художественной, — с другой, а
также о проблемах эстетического центра и периферии, о концептуализации новых эстетических феноменов, в том числе и техногенных.
Разумеется, нонклассика — лишь одна из тенденций развития современной эстетики, хотя и достаточно значимая. Как на
Востоке, так и на Западе, на Севере и Юге существует традиционная эстетика, продолжающая классическую линию и не приемлющая нонклассики. Вместе с тем неклассическое направление
представляется весьма репрезентативным — в первую очередь для
западноевропейского и североамериканского
*
В статье использованы материалы, подготовленные в рамках исследовательского проекта ђ 02-03-00025а, поддержанного РГНФ.
5

эстетического сознания. О нем и пойдет речь в нашей статье, не
претендующей на всеобъемлющий анализ современной эстетической ситуации.
Настоятельная потребность в позиционировании нонклассики связана с дистанцированием от классического понимания эстетики как метафизики, философии прекрасного, философии искусства, критики способности суждения, с отказом от принципов
универсализма и незаинтересованности, с пересмотром античновинкельмановского, гегелевско-кантовского понятийного и категориального аппаратов, ревизией эстетической аксиоматики в целом, с отходом от принципов нормативности, иерархичности. На
протяжении истории классической эстетики менялись интерпретации ее базовых принципов, но сами они оставались неизменными. При всем разнообразии подходов, взглядов, концепций в классике сохраняется некое твердое ядро, образующее предмет эстетического знания, позволяющее очертить границы эстетики. Несмотря
на миграцию теоретических интересов, существуют центральные,
узловые проблемы, вокруг которых разворачиваются эстетические
дискуссии. Классика внутренне полемична, вариативна, эстетическое знание реструктурируется, но сам его ареал и сущностные
элементы при этом сохраняются.
Иначе обстоит дело сегодня. На смену «океаническим» волнам, ритмичным движениям маятника пришла калейдоскопическая смена художественно-эстетических установок, течений, концепций. Мы являемся свидетелями нарастания процессов, инициированных в начале ХХ в. авангардом и модернизмом,
продолженных в его второй половине контркультурой и постмодернизмом. Для нонклассики характерен дрейф всех составляющих эстетического поля из метафизической сферы в эмпирическую, в результате чего центр неклассической эстетики сместился.
То, что было для классики центральным, оказалось на периферии,
а ранее маргинальное и даже антиэстетическое хлынуло в центр.
Принцип релятивизма стал преобладающим. Границы эстетики
чрезвычайно расширились, утратили четкость очертаний. В результате во многом изменились представления о предмете эстетики.
Одной из видимых частей этого теоретического айсберга являются тенденции автономизации эстетики как научной дисциплины, что стимулировало ее обратное воздействие на философию,
процессы эстетизации последней, распространившиеся
6

впоследствии и на другие сферы — политику, науку. На смену дифференциации пришла дедифференциация. Экспансия эстетики в сопредельные, а затем и более отдаленные области привела
к ряду трансформаций внешнего и внутреннего характера. Эстетика ХХ в. отчасти поступилась своим первородством, связанным
с чувственно-эмоциональным отношением к миру, в пользу интеллектуального удовольствия, а затем и интерактивного взаимодействия с артефактом. Рационализированное эстетическое потеснило художественное, утвердившись в статусе метакатегории. Искусство же в его классическом понимании постепенно стало этот
статус утрачивать. Концепт, симулякр, объект заняли место образа. Другим модусом перемен стал выход из лингвоцентризма в
телесность.
Подобные сдвиги привели к модификации классических эстетических категорий. Так новый взгляд на прекрасное как сплав
чувственного, концептуального и нравственного обусловлен его
интеллектуализацией, сочетающейся с неогедонистической доминантой. Возвышенное замещено удивительным, трагическое —
парадоксальным. «Приручение» безобразного посредством эстетизации привело к размыванию его отличительных признаков. Центральное место заняло комическое в форме иронизма. Кроме того,
категориальный статус приобрели понятия, традиционно бытовавшие за пределами эстетики: отвращение, абсурд, жестокость, насилие, шок, энтропия, хаос и др.
В современной эстетике переплетается ряд тенденций, маркировавших четыре последних десятилетия. Шестидесятые годы отзываются в ней римейком эстетических ориентаций молодежной
культурной, сексуальной и психоделической революций, антибуржуазностью в стиле «Догмы». В те годы предмет эстетики подвергся пересмотру с позиций леворадикального отрицания культурного наследия, отторжения классических традиций. Слово «музей» стало одиозным. Музей представлялся молодым бунтарям
памятником отжившей свое классике, кладбищем культуры, антиподом актуальной контркультуры. Мимесис, творчество, вдохновение, прекрасное оказались негативными референтами; Платон,
Аристотель, Бальзак — персонами «нон-грата». Неоавангард 60-х
был несовместим с фигуративностью, «новый роман» — с «бальзаковским романом», хэппенинг — с театральной классикой. На причинно-следственные связи, линейное повествование, фабульность
налагалось табу. Профессиональному творчеству противопоставлялась креативность, трактуемая
7

как проявление спонтанного творческого начала. Усилились
тенденции растворения искусства в жизни. Дионисийское начало
было противопоставлено аполлоновскому, чему немало способствовало увлечение восточными религиозными и философско-эстетическими концепциями.
Таким образом, леворадикальной эстетикой был отвергнут либо
радикально пересмотрен ряд ключевых понятий классической эстетики. В центре внимания оказалась проблема «Смерть искусства?», трактуемая как смерть классики и ее замена неоавангардом.
Что же касается собственно эстетики, то предлагалась двуединая
концепция политизации эстетики и эстетизации политики, нашедшая свое теоретическое обобщение в работе М.Дюфренна «Искусство и политика».
Тридцать лет спустя мы можем судить о результатах контркультурной деятельности. Была сломана культурная иерархия, уравнены в правах профессионализм и любительство. Пристальный
интерес к эстетике повседневности дал дополнительный импульс
эстетизации окружающей среды, дизайну, стайлингу, рекламе, моде.
Был обобщен и концептуализирован художественный опыт неоавангарда. Предмет эстетики подвергся крайней политизации и
идеологизации.
Семидесятые годы напоминают о себе тенденциями «балканизации» эстетики. То была переходная эпоха в развитии эстетической мысли, связанная как с имманентными причинами, так и с
внешними факторами. К причинам внутриэстетического, внутрихудожественного характера относилась исчерпанность многих неоавангардистских экспериментов, постепенно утрачивающих инновационный характер и выливающихся в самоповторы. Разочарование творцов и «продвинутых» ценителей сочеталось со стойким
неприятием неоавангарда широкой публикой.
Что же касается причин внешнего порядка, то они были связаны с уходом из жизни таких харизматических фигур, как М.Хайдеггер, Ж.Маритен, Э.Жильсон, Г.Марсель, А.Мальро, Д.Лукач,
Г.Маркузе, Л.Гольдман. Их ученики и последователи создали новые исследовательские центры, выдвинули инновационные эстетические проекты. Произошло дробление проблематики, усилились прикладные ориентации. Господствующими стали центробежные тенденции, многовекторный поиск. Все это в совокупности
изменило конфигурацию эстетического поля. Эстетика раздробилась на множество «эстетик». Эстетическая проблематика чрезвычайно расширилась, что повлекло за собой и расширение предмета
эстетики.
8

Таким образом, в 70-е гг. апогей неоавангарда был пройден.
Достигнув кульминации, нефигуративное искусство переживало
кризис развития. Но уже намечались новые перспективы. Они были
связаны с тем, что существовало в художественной практике, но
все еще оставалось «неопознанным эстетическим объектом» — американским искусством «новой реальности». Фигуративность, не чуждая натуралистических приемов, гротескная гипертрофия форм остаются актуальными и сегодня.
Возникнув в США в 50-е гг., искусство «новой реальности»
оказалось по-настоящему востребованным в Европе двадцать лет
спустя, когда уже набирали силу эстетические теории постструктуралистского, постфрейдистского плана, послужившие философскоэстетическим фундаментом постмодернизма. Встреча фигуративного искусства с постмодернистской теорией и обусловила кристаллизацию постмодерна, во многом определявшего художественную
жизнь 70–90-х гг. В эстетический лексикон вернулись такие понятия, как эстетическое наслаждение («удовольствие от текста»), повествовательность («нарратив»), фабульность, мелодизм. Возродился интерес к культурному прошлому. Речь, разумеется, не шла об
автоматическом воспроизводстве традиции. Она просвечивала сквозь
цитаты, мерцала в монтажных, коллажных конструкциях, в виде
центона, палимпсеста. И главное — выступала в иронически отстраненной форме: иронизм стал одним из ключевых понятий постмодернистской эстетики.
В 80-е гг. формируется постмодернистский культурный континуум, включающий в себя по вертикали — всю историю культуры от архаики, примитивизма до наиболее «продвинутых» художественных течений, а по горизонтали — художественный опыт
всех стран и народов: европоцентризм утрачивает актуальность.
Эстетическим каноном становится отсутствие канона, антисистемность, неиерархичность. Проблематика интертекстуальности стимулирует интерес к историко-эстетическим и компаративным исследованиям; высвечиваются новые аспекты и грани традиционных эстетических проблем; смысл ряда категорий, понятий,
терминов меняется изнутри. Происходит резкое сближение высокой и массовой культуры, грани между ними размываются. Набирают силу тенденции жанровой синестезии, полистилистики в искусстве. Эстетическое ядро как бы взрывается, и его осколки рассыпаются по периферии. В центре же оказываются маргинальные
темы, связанные телесностью, сексуальностью, потребительской
эстетикой, эстетизацией окружающей
9

среды. Проблематика эта непрерывно разрастается, экспансионистски захватывая все новые сюжеты — от феминистской эстетики до постмодернизма в науке. Выявляется национальная специфика различных вариантов постмодернизма. Эстетические дискуссии в целом ведутся в контексте постмодернистской ситуации.
90-е гг. отмечены спадом постмодернистской эйфории, концептуальной усталостью создателей и исследователей постмодернизма.
Выдвигается гипотеза о перспективах постпостмодернистской эволюции, связанной с виртуалистикой, технообразами, транссентиментализмом. Выявляется специфика постпостмодернизма, заключающаяся в утверждении ряда новых художественно-эстетических канонов (интерактивность), стремлении создать принципиально новую
художественную среду (виртуальный мир). Интернетовская арт-деятельность конкурирует с ее прежними формами.
Эстетика грани веков предстает как «транзитная». Вехами поисков идентичности стали девизы Международных конгрессов по
эстетике — «Эстетика как практика» (1995 г.), «Эстетика как философия» (1998 г.) и, наконец, декларативно неконцептуальный
девиз «Эстетика в ХХI веке» (2001 г.). Диапазон, действительно,
впечатляет. Саморефлексия неклассической эстетики связана с самоидентификацией в качестве фундаментальной философской науки, имеющей прикладное значение. Наиболее распространенным
является определение эстетики как философии искусства и культуры. Причем под культурой имеется в виду культура как духовная, так и материальная. Согласно Уставу Международной эстетической ассоциации «эстетика включает в себя совокупность исследований, посвященных художественному творчеству; эстетическим
ценностям искусства, природы, промышленности, повседневности; соотношению эстетической деятельности с экономикой, политикой, общественной жизнью и другими измерениями культуры»1. Таким образом, предметы эстетики и теории культуры чрезвычайно сближаются, границы между этими дисциплинами
становятся все более размытыми.
Вместе с тем та часть определения, которая связана с соотношением эстетики и искусства, является объектом острой полемики. Так, если А.Данто отстаивает концепцию неизменной трансисторической сущности искусства2, а А.Эрьявец считает искусство
привилегированным предметом эстетики, играющим экзистенциальную роль3, то сведение эстетики исключительно к философии
искусства, как одной из «провинций» культуры, ассоциируется
В.Велшем с теоретическим провинциализмом4.
10