П. Й. Шафарик в русской дореволюционной литературе

SBORNIK NARODNIHO MUZEA V PRAZE 

ACTA M U S E I 
N A T I O N A L I S 
P R A G A E 
Rada С — Literfirnl historie 
Sv. XII (1967), 61s. 5 

Series С — Historia litterarum 
Vol. XII. (1967) num. 5 

REDAKTOR: KAREL SVEHLA 

Кандидат исторических наук Л. П. ЛАПТЕВА 
Московский Государственный Университет 

П. Й. ШАФАРИК В РУССКОЙ1 ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 

Русская дореволюционная литература о П. Й. Шафарике довольно обширна. Она включает около сотни крупных и мелких работ и до сих пор еще 
не анализировалась у не оценивалась во всей её совокупности. Единичные 
работы о Шафарике,' вышедшие в свет в СССР в послевоенный период2, касаются лишь отдельных дореволюционных сочинений о чешском и словацком слависте. Последние представлены главным образом лишь с одной стороны: подчеркивается только положительное отношение к Шафарику и его 
трудам и почти совершенно игнорируется критика Шафарика как ученого, 
особенно критика обоснованная. 

Ввиду того, что русская литература о П. Й. Шафарике не только обширна, 
но и очень разнообразна по своему характеру, нам представляется полезным 
предпослать тексту статьи общий план изложенного в ней материала. 

I. Шафарик как личность (на фоне эпохи, в которую он жил); 

II. Шафарик как один из духовных вождей славянства. Его отношение 
к славянофильству и панславизму, к внероссийскому славянству и России, 
его связи и отношения с русскими и другими общественными деятелями, 
писателями и учеными; 

III. Шафарик — ученый. Методика его исследований, отношение к источникам, патриотизм и объективность. Отдельные труды: «История славянского языка и литературы», «О происхождении славян», «Сербская хрестоматия», «Славянские древности», «Древнейшие памятники чешского языка», 

1 Под русской литературой мы понимаем не только сочинения русских ученых, но и работы зарубежных исследователей, если только они написаны и изданы впервые именно 
на русском языке. Таким образом, в рамки нашего анализа попадают, например, «История 
славянской филологии» И. В. Ягича (Спб., 1910), некоторые работы И. И. Первольфа, чеха 
по происхождению, издававшего однако очень многие труды только на русском языке, 
и т. п. 

2 В. Дитякин, Павел Шафарик, в кн.: Доклады и сообщения филологического факультета 
Московского Государственного Университета, вып. 3, 1947, стр. 53 — 55; N. A. KondraSov, 
Vfznam diela P. J. Saffirika pre ruskfl vedu, in: Z dejln Ceskoslovensko-slovanskfch 
vzfahov, Bratislava, 1959, str. 327-338; А. С. Мыльников, 
Павел Шафарик, 
выдающийся 
ученый-славист, М. Л., 1963 (брошюра) ; Его же, О «Славянских древностях П. Шафарика, 
в кн.: Славянская историография, М., 1966, стр. 247—282. 

253 

«Славянская этнография», труды о древней славянской письменности. Библиография русских переводов сочинений Шафарика и отрывков из них; 

IV. Заключение. * 

ШАФАРИК КАК ЛИЧНОСТЬ НА ФОНЕ ЭПОХИ 

СЛАВЯНСКОГО 
ВОЗРОЖДЕНИЯ 

Первое упоминание Шафарика в русской литературе относится к 1822 
году, то есть к тому периоду, когда Шафарик только начинал свою литературную деятельность. В переведенной из немецкого издания «Гезельшафтер» статье «Обозрение новейшей Богемской литературы»3 сказано в частности: «Доктор и профессор Сафарик, член иенского латинского общества, 
занимает почетное место между богемскими стихотворцами. В собрании 
произведений его юности «Муза Татранска» находится много хорошего». 

В дальнейшем имя Шафарика упоминалось в русской и зарубежной литературе настолько часто, что в 30-х годах XIX века М. П. Погодин, А. Д. Галахов и др. имели все основания для того, чтобы называть пражского слависта «знаменитым»4. В эти же годы М. П. Погодин в письме редактору 
Журнала Министерства Народного Просвещения характеризует Шафарика 
как «необыкновенного писателя, в котором не знаешь, кому удивляться больше, человеку, гражданину или ученому»5. Тогда же В. В. Григорьев отметил, что Шафарик «с умом основательным и проницательным соединяет 
обширную ученость»6. 

К 1839 году М. П. Погодин видел в Шафарике «опытного мужа, считающего веками»7, а в 1847 году писал: «Не драгоценна ли должна быть для 
нас всякая минута шафариковой жизни, достигшая такой зрелости, не говоря об его учености и опытности»8. Т. Н. Грановский восхищается «великим и святым характером» Шафарика9, П. П. Дубровский 
произносит 
«с глубоким уважением славное имя Шафарика»10, П. И. Прейс в письме 
к И. И. Срезневскому от 22 февраля 1841 года толкует о доброте Шафарика11, о том, что он — «человек, полный души и сердца »12, М. П. Погодин 

* Все пункты этого плана имеют ввиду о с в е щ е н и е 
д а н н о г о 
в о п р о с а 
р у с с к о й д о р е в о л ю ц и о н н о й 
л и т е р а т у р о й , 
а не изложение или анализ самих перечисленных проблем, поскольку предметом настоящей статьи является не жизнь и творчество самого Шафарика, а анализ освещения этой жизни и этого творчества. 

3 «Сын Отечества», ч. 77, 1822, стр. 222. 
4 Письмо ординарного профессора Московского Университета Погодина к г. Министру 
Народного Посвещения из Германии от 7/19 сентября 1835 г., ЖМНП, 1835, № 9 стр. 547, 
А. Д. Галахов, «Славянские древности», сочинение Шафарика (рецензия), «Литературные 
прибавления к «Русскому инвалиду» на 1837 год, № 34 (21 августа), стр. 333. 

5 Известие о трудах Шафарика (из писем проф. Погодина к редактору ЖМНП), ЖМНП, 
ч. XIV, 1837, стр. 276. 

6 «Славянские древности», сочинение Шафарика, перевод с чешского И. Бодянского. . ., 
М„ 1837 (рецензия), ЖМНП, ч. XV, № 7, 183/, стр. 147. 

7 Год в чужих краях (1839). Дорожный дневник М. Погодина, ч. I, М., 1844, стр. 113. 
8 М. П. Поюдин. Прага, Отрывок из заграничных писем, в кн.: Московский литературный и ученый сборник на 184/ год, стр. 604. 

9 Цит. по: П. А. Лавров, Жизнь и ученая деятельность П. Й. Шафарика, «Древности», 
т. II, 1898, стр. 5 5 - 5 6 

10 «Славянская народопись», составленная Павлом Иосифом Шафариком, Прага, 1842 
(рецензия), «Денница», август 1842, № 15, стр. 187. 

11 Письма П. И. Ирейса М. С. Куторге, И. И. Срезневскому, П. О. Шафарику, Куршату 

и другим, 1836 —184о, «Живая старина», вып. III, Спб., 1891, сгр. 21. 

12 Там же, стр. 8 

254 

называет Шафарика «великодушным»13, О. М. Бодянский отмечает его самоотверженность14. Многие современники превозносили трудолюбие Шафарика, его убежденность в правильности избранного им пути. Так, М. П. 
Погодин сообщает, что Шафарик «работает до упаду от утра до вечера»15, 
сравнивает его деятельность даже с подвигами древних христиан16, преклоняется перед уверенностью Шафарика «в святости своего дела», перед его 
«пламенной верой в Провидение»17. 

Таковы отзывы современников, лично встречавшихся и переписывавшихся с Шафариком, друживших с ним, вникавших в детали его творчества. 
Позднейшие русские авторы, характеризовавшие жизнь и творчество Шафарика уже после его смерти, отзываются о Шафарике — человеке в общем 
так же, как и его современники. О широкой известности Шафарика в России 
и за рубежом говорит, например, рецензент изданных Н. А. Поповым «Писем к М. П. Погодину из славянских земель»18, «высокий и благородный 
характер» Шафарика впечатляет П. А. Лаврова19, П. А. Кулаковский именует Шафарика «человеком высшего порядка»20, В. И. Ламанский восхищается «прекрасными качествами его души»21, Н. Сумцов констатирует, 
что П. Шафарик производил на русских чарующее впечатление, а также 
обращает внимание на его гуманность22, А. А. Кочубинский подчеркивает 
скромность Шафарика23 и его неспособность к практической жизни24, А. Вязигин называет Шафарика в ряду ученых, имена которых «незабвенны»25, 
В. А. Францев говорит о «светлом образе гениального труженика»26. Не 
остались без вниманий* в русской литературе и такие качества Шафарика, 
как его отношение к окружающим, великолепное умение вести беседу27, его 
трогательное отношение к семье28 и т. д. 

Отзывов другого порядка о Шафарике как человеке мы в русской литературе не находим. Но такого единодушия нет, когда речь заходит о Шафарике как ученом. В некоторых сочинениях мы встречаем высокое — подчас 
даже безоговорочное — признание научных заслуг ученого. Но есть и другие 
отзывы, авторы которых усматривают в трудах пражского слависта те или 
иные недостатки. Для критики Шафарика как ученого в русской литературе характерен определенный процесс развития. Очень резкая, 
иногда 
заушательская и далеко не всегда квалифицированная в 30 — 40 годах, она 
отличается академичностью, научностью, глубиной, охватом широкого круга 
проблем в конце XIX — начале XX веков. Такой процесс развития критики 
трудов Шафарика представляется нам в общем вполне естественным: успехи 

и ЖМНП, ч. XIV, 1837, стр. 276. 
14 П. Й. Шафарик, Славянские древности, т. I, кн. I, М., 1848, см. предисловие переводчика, стр. III. 

15 М. П. Погодин, Год в чужих краях, ч. I, стр. 115 
16 М. П. Погодин, Историко-политические письма и заметки в продолжение Крымской 
войны 1853-1856, М., 1874, стр. 20 

17 М. П. Погодин, Год в чужих краях, ч. I, стр. 114 
18 «Вестник Европы», кн. 6, июнь 1880, стр. 727 
19 П. А. Лавров, Жизнь и ученая деятельность Шафарика, стр. 46 
20 П. А. Кулаковский, 
Памяти 
Павла Иосифа Шафарика, 
Спб., 
1895, стр. 6. 

21 «Живая старина», вып. IV, 1891, отд. III, стр. 167. 
22 Н. Сумцов, Из истории славянского общения (П. Й. Шафарик и О. М. Бодянский), 
в журнале «Славянское обозрение», 1892, т. II, кн. 7—8, стр. 341. 

23 А. А. Кочубинский Начальные годы русского славяноведения, «Записки Императорского Новороссийского Университета, т. 46, Одесса, 1888, стр. 435 

24 А. А. Кочубинский, П Й. Шафарик, Очерк из жизни русской науки полвека тому 
назад, «Вестник Европы», май 1906, стр. 131. 

25 «Славянское обозрение», 1892, т. II, кн. 7—8, стр. 438 
26 ЖМНП, май 1899, ч. 323, стр. 269 
27 
М. П. Погодин, Год в чужих краях, ч. I, стр. 113 

28 Н. Сумцов, указ. соч., стр. 341. 

255 

языкознания, литературоведения, этнографии, истории, философии как в общем, так и в области славяноведения, как в Европе, так и в России, показали сомнительность или даже несостоятельность ряда концепций и выводов 
Шафарика, что неизбежно призодило к пересмотру взглядов на его творчество. Развитие наук привело также и к отказу от прежних романтических 
увлечений многих ученых, и к выработке более трезвых взглядов на насущные проблемы славянства, на потребности славянских народов. Концепция 
славянской взаимности, сформулированная Яном Колларом и разделявшаяся 
в большой мере П. Й. Шафариком, сменилась теориями совершенно другого 
рода, среди которых не последнее место занимал панславизм, в том числе 
и та его ветвь, представители которой строили планы объединения славян 
под эгидой России. Интересно с этой точки зрения сравнить характеристику 
эпохи Шафарика, предложенную в конце 30-х годов М. П. Погодиным, 
с анализом той же эпохи, предпринятым в начале 80-х годов А. Н. Пыпиным. Настроения М. П. Погодина, его отношение к эпохе ярко отражаются, 
например, в таком 
высказывании: 

«Нельзя без умиления смотреть на пражских ученых, которые — подобно древним христианам, сохранявшим святое предание в катакомбах 
— стараются поддержать, воспитать 
национальног чувство в своем народе и приносят для того все возможные жертвы, подвергаются всяким лишениям, не щадят никаких трудов, не останавливаются никакими препятствиями. Сербы и словаки в Иллирии в Венгрии пылают тем же огнем. Везде заводятся 
у них частные общества для чтения, учреждаются славянские библиотеки, 
начинаются 
газеты, открываются публичные безденежные курсы. Во всех главных славянских городах есть корифеи. Кто внимательно изучал историю, тот знает, без сомнения, что такое 
движение бывает только перед великими 
явлениями 
в истории гражданских 
обществ, 
и славянам, кажется, настает эпоха возрождения»29. 

Совершенно в ином духе отзывается об эпохе славянского возрождения 
и о периоде сопутствовавших ей увлечений славянской идеей А. Н. Пыпин, 
В его анализе эпохи нет никакого умиления, никаких сравнений с древними христианами, никакой идеализации славянства. Объединяя всех сторонников славянской идеи под именем панславистов, А. Н. Пыпин подчеркивает, что сами «проповедники» славянской идеи «крайне расходились» 
во мнениях о том, «как должно было совершиться, в чем должна была заключаться сущность будущего единства». Далее А. Н. Цыпин пишет: 

«Панславизм 
принадлежит 
к 
самым 
характеристическим 
проявлениям 
национальной 
идеи. . . панславизм соединял в себе и примеры национального увлечения, 
способного 
дать нравственную энергию ослабевшему и запуганному обществу, и заблуждения и предрассудки, которые вредят самым существенным его интересам, когда общество выше всего 
ставит свою исключительную национальность». 

Здесь же высказывается мысль, что славянское единство является категорией, 
не столько исконной, сколько навеянной событиями новейшего времени, «последним средством общественной борьбы, в особенности против иноземного 
угнетения», продуктом не столько силы, сколько слабости малых славянских 
народов. В противовес утверждениям романтиков 30 — 40 годов о межславянской гармонии А. Н. Пыпин показывает, что в истории славянских народов 
было не столько «гармонии», сколько ожесточенной вражды и взаимных 
антипатий. Вывод А. Н. Пыпина сводится к тому, что «славянское единство 
не есть ни исконное предание, ни предопределенная «задача» славянства; 
это есть наживаемое, но еще далеко не нажитое сознание необходимости 
союза . . . ввиду сродных задач национальной образованности и ввиду сходных опасностей от внешних врагов»30. 

29 М. П. Погодин, Историко-политические письма и заметки . . . , стр. 21 
30 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История славянских литератур, т. 2, изд. 2, Спб., 1881, 
стр. 1093-1099. 

256 

Таковы полярные для русской дореволюционной литературы точки зрения 
на эпоху славянского возрождения и «славянскую взаимность»: от романтического идеализма до трезвого, беспристрастного анализа с несомненными 
элементами диалектического подхода. Между этими крайними взглядами существует ряд промежуточных, но приведенные высказывания особенно ярко 
отражают путь развития русской исторической и общественной мысли за четыре с небольшим десятка лет, которые отделяют вторую работу от первой, 
написанной в 1839 г. 

ШАФАРИК - 
ДУХОВНЫЙ ВОЖДЬ СЛАВЯНСТВА 

Естественно, различные точки зрения на славянское единство, на малые 
славянские народы отразились и в русской литературе, посвященной П. Й. 
Шафарику, поскольку он был и представителем и — в известном смысле — 
вождем зарубежного славянства. Тем самым мы подходим к вопросу об отношении Шафарика к современным ему проблемам славянских народов 
и об освещении этого вопроса в русской литературе. 

Ближайшие русские друзья и последователи Шафарика считали его «первым знатоком славянского мира»31, «первым знатоком и двигателем славянства»32, подчеркивали общеславянский характер его деятельности. Так, по 
мнению М. П. Погодина, для П. Шафарика важны не столько отдельные 
представители славянства, сколько целые славянские племена33. Младший 
современник П. Шафарика А. Викторов также утверждал, что пражский ученый «в полном совершенстве знает славянский мир»34, а, по мнению И. И. 
Первольфа, Шафарик был «патриархом славянства уже в 1848 году»35. 

Также и авторы более поздних работ именуют Шафарика «великаном славянским»36, «нравственным наставником славянства»37. Молодой Н. Г. Чернышевский, слушавший в студенческие свои годы лекции по славянской 
филологии И. И. Срезневского, ставит Шафарику в заслугу доказательство 
того факта, что славяне принадлежат и европейском народам38. Н. А. Попов, отмечая, что в трудах П. Й. Шафарика славянские племена выступают 
как единое целое, подчеркивает значение этих трудов для «междуславянских изучений и сочувствий»39. Н. Задерацкий акцентирует внимание на 
стремлении Шафарика не только доказать языковое единство славян, но 
и наладить и упрочить славянскую взаимность.40 

Взгляд Шафарика на славянство как на единое целое отражен и в трудах 
А. Н. Пыпина. Подчеркнув, что П. Й. Шафарику вместе с Я. Колларом 
«принадлежит главная заслуга в первом изучении славянской народности». 
А. Н. Пыпин указал и на то, что Шафарик первым стал изучать славянство 

31 О. М. Бодянский, Новые открытия в области глаголицы, 
«Русский вестник», т. I, 
кн. I, февраль 1856, стр. 532. 

32 Его же, Предисловие переводчика, в кн.: Славянское народописание, составленное П. 
Й. Шафариком, М„ 1843 

33 М. П. Погодин, Год в чужих краях, ч. I, стр. 113 — 114 
31 А. Викторов, Последнее мнение Шафарика о глаголице, «Летописи русской литературы 
и древнос1ей», кн. 4, М., 1859, стр. 81 

35 Й. Первольф, Австрийские славяне в 1848 — 1849, гг. «Вестник Европы», апрель 1879, 
стр. 503 

33 П. Лавровский, В воспоминание о Ганке и Шафарике, Харьков 1851, стр. 10. 
37 II. А. Кулаковский, Памяти Павла Иосифа Шафарика, Спб., 1895, стр. 13 
33 «Отечественные записки», 1854, № 3, отд. IV, стр. 17 
39 «Вестник Европы, кн. 6, июль 1880, стр. 727 
40 Н. Задерацкий, Павел Иосиф Шафарик, «Университетские известия» 
(Киев), 
1874, 
№ 12, стр. 789. 

257 

в ц е л о м 4 1 , что он имел в виду в с ё с л а в я н с т в о 
— его древности, 
этнографию, литературу42, что всё славянство рассматривается Шафариком 
в плане историческом «в его совокупности», что он «реставрировал славянскую древность. . . всеславянским образом» и особенно много сделал для славянского сознания43. П. А. Лавров, опираясь на отзывы Л. Нидерле, утверждал, что после трудов Шафарика уже «ни один благоразумный человек не 
мог сомневаться в старожитности славян в Европе»44. В литературе подчеркивались также заслуги Шафарика в доказательстве высокой культуры 
древних славян45 и значение его трудов для развития «всеславянского сознания»46. 

Русские последователи Шафарика говорили не только об общеславянском 
значении его трудов, не только о подчеркивании Шафариком «благородной 
древности, общности, многочисленности» славянства47, но и о горячей любви 
ученого к славянским народам,48, называли его «благоразумным поборником 
всего славянского»49. Неоднократно подчеркивалось, что Шафарик защитил 
славянство от нападок со стороны неславянских народов. Уже в 1837 году 
В. В. Григорьев выразил мнение, что Шафарик «отстоял народность славянскую против нападок иноземцев»50. Особенно же много высказываний на эту 
тему находим у И. И. Первольфа, цитировавшего, например, следующие 
слова Шафарика, относящиеся к угнетавшим и унижавшим славян иноземцам: 

«Кто они, которые так судят о нас? Это те, которые до сих пор над нами держали железную руку и отчасти еще держат, те, которые стригли волну наших овец, которые толстели 
мозгом наших костей; те, которые питались потом и мозолями наших крестян; те, за которых воевали и кровь свою проливали наши братья, сыны наших дорогих матерей, те, 
которые называют себя образователями и защитниками 
нашими, которые нас лишают 
славянской народности, и которых мы стало быть называем притеснителями 
нашими, 
убийцами наших душ»51. 

«Теплое чувство любви к народности одушевляет его во всех трудах», — писал о Шафарике один из русских рецензентов «Славянских древностей»52 

Это чувство и заставило Шафарика, по мнению Н. А. Попова, бороться 
с предрассудками по отношению к славянству53. О деятельности Шафарика, 
направленной на укрепление славянского единства, писал в одной из своих 
работ И. И. Срезневский54. 

Довольно подробно на отношении Шафарика к проблеме славянского единства остановился Н. Задерацкий, считающий, что Шафарик в разработке 
этой идеи пошел дальше Коллара, что он «олицетворяет» идею славянской 
взаимности, что славянская идея проведена в его трудах особенно строго. 

41 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История славянских литератур, т. 2, изд. 2, Спб., 1881, 
стр. 1026 и 1102. 

А. Н. Пыпин, Литературный панславизм, «Вестник Европы», июнь 1879, стр. 612 

43 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, указ. соч., стр. 942 и 1025. 
44 П. А. Лавров, Жизнь и ученая деятельность Шафарика, «Древности», т. II, М., 1898, 
стр. 99 

45 «Киевская старина», 1892, октябрь — ноябрь, стр. 64 и 257 
46 А. И. Степович, Очерки истории чешской литературы, Киев, 1886, стр. 199. 
47 М. П. Погодин, Прага. Московский литературный и ученый сборник на 1847 год, 
стр. 600-604 

48 М. П. Погодин, Год в чужих краях, ч. I, стр. 113, 130; П. А. Кулаковский, указ. 
соч. стр. 14 

49 О. Бодянский, Предисловие переводчика, в кн.: 
Шафарик, Славянские 
древности, 
т. I, кн. I, М., 1848, стр. III 

50 ЖМНП, 1837, ч. XV, № 7, стр. 158 
51 «Вестник Европы», 1879, апрель, стр. 504. 
52 ЖМНП, 1837, № 7, ч. XV, стр. 147 
53 «Вестник Европы», кн. 6, июнь 1880, стр. 727 
54 И. И. Срезневский, Труды по сравнительной грамматике славянских наречий, ИОРЯС, 
т. I, 1852, стр. 59 

258 

Доводы Н. Задерацкого убедительны. В его цитированном выше сочинении 
читаем: 

«Идея славянской взаимности, в силе которой заключается светлое будущее разъединенного 
доселе славянства, олицетворялась в Шафарике. Колляр (так. — Л. Л.) в своэм сочинении 
о славянской взаимности ограничивал эту идею только литературной областью. Шафарик 
же перенес её на историческую почву, указав, что эта взаимность должна существовать 
как в силу родства славянских языков, так и в силу сознания, что славянские племена, 
происходя из одного корня, были сходны в первоначальном общественном устройстве и во 
всех существенных чертах, и что сравнительное изучение народной культуры славян указывает на прежнее более тесное их единение»55. 

Задерацкий здесь отразил тот несомненный факт, что Коллар был довольно 
беспомощен в попытках обосновать свои идеи научными доводами, тогда 
как Шафарик имел для этого несравненно больше знаний, эрудиции, фундаментальных доказательств. Иначе говоря, Шафарик при всем своем романтизме был намного трезвее Коллара, но не настолько, чтобы понять бесплодность своих мечтаний. На точке зрения Шафарика стоит и Н. Задерацкий, 
которому также идея славянского единства представляется плодотворной. 

И в более поздние годы в русской литературе наблюдается линия безоговорочной поддержки Шафарика в вопросах славянского единства. И. И. 
Первольф специально остановился на призыве Шафарика к славянской 
взаимности в 1848 году и подчеркнул, что Шафарик в это время звал славян на борьбу за свое освобождение56, А. В. Добиаш также характеризовал 
славянскую идею Шафарика, отозвавшись о ней такими словами: 

«Нам, славянам, должно быть особенно дорого . . . славянское сердце автора (то есть Шафарика — Л. Л.), биение которого... невольно от времени до времени прорывается то 
в виде элегической тоски по прошлому, то в виде негодования над упадком в настоящем, 
но всегда в виде безграничной любви к альфе и омеге его чувства — славянству»5?. 

Добавим, что речь идет о «Славянских древностях», отсюда понятно и то, 
что славянское чувство Шафарика не просто высказывается, а «прорывается». 
В сущности и здесь отражена некоторая типичная для Шафарика средняя 
линия между научностью и романтизмом, конечно, разделяемая и А. В. 
Добиашем. 

И в данном вопросе наиболее трезвую оценку отношения 
Шафарика 
к славянству и перспективам славянской идеи дал в русской дореволюционной литературе А. Н. Пыпин. Правда, некоторые его высказывания могли 
бы навести читателя его трудов на мысль о том, что А. Н. Пыпин солидаризируется с другими русскими авторами, которые полностью поддерживали 
Шафарика во всех областях его деятельности. У А. Н. Пыпина есть, например, слова о том, что Шафарик «отдается светлым надеждам на высокую 
историческую роль племени в будущем. Он ждет, что одушевление к просвещению народа, вызывающее всё новых деятелей в возрождающемся славянстве, приведет, наконец, после сумеречного утра к ясному солнечному 
дню». Но эти слова сказаны скорее с позиции благожелательного нейтралитета, чем с позиции безоговорочной поддержки. А. Н. Пыпин первым 
в русской литературе подчеркнул, что Шафарик понимал и трудности решения славянского вопроса, «видел необходимость объединения, но не менее 
ясна была ему вся трудность дела»; славянская раздробленность, по мнению 
Шафарика, коренилась в «раздоре между восточной и западной церковью»58. 

55 Н. Задерацкий, указ. соч., стр. 789, 795 
56 Й. Первольф, указ. соч., стр. 503, 505 
57 А. В. Добиаш, П. Й. Шафарик, в кн.: Сборник историко-филологического общества 
при Институте кн. Безбородко в Нежине, т. 2, 1899, стр. 86 

58 А. Н. Пыпин Литературный панславизм, «Вестник Европы», июнь 1879, стр. 612 

259 

Не отрицая этого факта, А. Н. Пыпин приводит целый ряд других соображений, доказывающих утопичность мечтаний романтиков, не исключая 
и Шафарика, о возможном объединении славянских народов. Весьма глубоким и обоснованным представляется мнение А. Н. Пыпина о невозможности даже идейного объединения до тех пор, пока зарубежные славяне 
будут вынуждены заимствовать культурные достижения неславянских народов, пока эти народы не перестанут для славян играть роль наставников, 
пока славяне не увидят в России или другой славянской стране высокой 
образованности, 
образца 
для подражания, 
для обогащения 
собственной 
культуры. А. Н. Пыпин указывает также, что в конце жизни Шафарику 
«всё больше представлялись слабые и мрачные стороны славянского дела», 
так что даже «в последнее время против него слышались нарекания со стороны славянских патриотов — идеалистов»59. Через два десятка лег после 
A. Н. Пыпина также и В. А. Францев указал на «мрачный скептицизм» 
Шафарика в отношении перспектив славянского дела и привел следующие 
слова пражского ученого: «Все подчиненные славянские племена пережили 
себя, они никогда больше не восстанут для новой политической жизни»60. 
Однако подход А. Н. Пыпина к данному вопросу коренным образом отличается от подхода В. А. Францева. В. А. Францев лишь констатирует 
«мрачный скептицизм» Шафарика, не высказывая по этому поводу никаких 
собственных суждений, что вообще типично для его метода61. В противополжность В. А Францеву, А. Н. Пыпин, глубоко проанализировав высказывания Шафарика и других славянских деятелей по славянскому вопросу, 
приходит к следующему выводу: 

«Идеализм Шафарика относительно славянства не была та жидкая и скучная сентиментальность, какой было много в его время, и в наше, и в которой под видом «славянской 
мысли» или «славянского чувства» так часто фигурирует простое и дешевое самохвальство. 
Шафарик видел ясно, что вопрос славянской самобытности и единства есть трудный, 
трагический вопрос истории: в самом деле, славянство так вплетено в судьбы Центральной 
и Южной Европы, что выделение его в самостоятельное национальное целое может быть 
лишь плодом отчаянной, кровавой борьбы»62. 

Для сравнения методологии А. Н. Пыпина и В. А. Францева характерно 
и то, что А. Н. Пыпин указал на понимание Шафариком необходимости 
«кровавой борьбы» за осуществление славянских идеалов, в то время как 
B. А. Францев выбрал из переписки Шафарика 30-х годов то место, где 
молодой еще ученый заявляет, что славянское единение возможно лишь 
в духе 
«любви»63. 
В действительности 
Шафарик 
говорил 
и о любви 
и о борьбе, оба эти утверждения лишь отражают эволюцию взглядов ученого от 30-х до 50-х годов. Характерен однако сам отбор фактов двумя 
русскими учеными, выявляющий и разницу их мировоззрений. А. Н. Пыпин, писавший на два десятка лет раньше В. А. Францева и не являвшийся 
узким специалистом по чешскому национальному возрождению, на наш 
взгляд, лучше разобрался в вопросе, объективнее оценил взгляды Шафарика чем В. А. Францев, который, несомненно, знал труд А. Н. Пыпина. 
но не высказал о нем никаких суждений. И замалчивание оценки А. Н. 
Пыпина и привлечение одного из ранних высказываний Шафарика по славянскому вопросу в сущности ясно свидетельствуют о симпатиях В. А. Францева. Объективность его только кажущаяся. 

59 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История славянских литератур, т. 2, стр. 915 
60 В. А. Францев, Очерки по истории чешского возрождения, Варшава, 1902, стр. 165. 
и О методе В. А. Францева см., напр., Л. Лаптева, В. А. Францев как историк славянства, «Славянская историография», М. 1966, стр. 226 и след. 

62 А. Н. Пыпин, Литературный панславизм, стр. 615 
63 В. А. Францев, Указ. соч., стр. 165 

260 

ОТНОШЕНИЕ ШАФАРИКА К РАЗВИТИЮ СЛАВЯНСКОЙ ИДЕИ 

В РОССИИ 

Небезынтересно проследить, как освещался в русской литературе вопрос 
об отношении П. Й. Шафарика к русскому славянофильству и к панславизму. 

Что касается отношения к славянофильству, то прямое высказывание по 
этому вопросу мы находим лишь у И. В. Ягича. Объясняя антипатию западников во главе с В. Г. Белинским к Шафарику, И. В. Ягич указывает 
на то, что западники связывали пражского ученого с русскими славянофилами. По мнению И. В. Ягича, Шафарик был на самом деле от славянофилов далек64. Это мнение представляется оправданным, что особенно заметно при рассмотрении взглядов Шафарика на Россию, о чем будет сказано ниже. 

Что же касается отношения Шафарика к панславизму, то здесь на пути 
исследователя возникает дополнительная 
проблема, а именно 
проблема 
определения самого понятия «панславизм». Как отмечает А. Н. Пыпин, 
термин «панславизм» был составлен «теоретически», он был неопределенен 
и для той среды, которая его породила. О различном понимании термина 
«панславизм» А. Н. Пыпин говорит следующее: «У европейских публицистов преобладало мнение, что «панславизм» есть стремление славянского 
мира к объединению под предводительством России, и именно так, что, 
быть может, не столько сами славянские племена ищут этого объединения, сколько идет к нему сама Россия, которой вообще приписывался тогда 
характер завоевательного государства, порядочно дикого, но могущественного и грозящего свободе чуть не всей Европы. Другие, не сомневаясь 
в тенденциях панславизма, находили более естественным и желательным 
иной вид панславизма, где центром могла стать Польша. Третьи, особенно 
между самими славянами, думали, что наилучшей формой славянского 
единства . . . была бы свободная славянская 
федерация»65. 

Не было единого понимания термина «панславизм» и в русской литературе. Можно однако констатировать, что русские авторы различают панславизм в области культуры (иначе «литературный») и панславизм политический. Когда русские авторы говорят о Шафарике — панслависте, они, 
конечно, имеют в виду прежде всего именно литературный панславизм, но, 
как увидим, есть и исключения. К столпам панславизма Шафарика причисляют в нескольких трудах. Так, А. Н. Пыпин считает, что «знаменитый 
Шафарик занимает одно из первых мест в истории панславизма», что сочинения Шафарика «были первые ученые труды панславистского значения, 
обнимавшие древность и настоящее славянских племен»66. Аналогичные 
высказывания имеются и в других работах А. Н. Пыпина67, который характеризует труды Шафарика даже как «настоящее откровение научного панславизма», а самого ученого — как «ревностного панслависта»68. Кроме А. Н. 
Пыпина труды Шафарика считает идейным источником панславизма также 
А. И. Степович. Они, по его мнению, «составляли долгое время, так сказать, ковчег, из которого черпалось и вдохновение и научное вооружение 
панславизма»69. Если работы А. Н. Пыпина не оставляют сомнения в том, 
что с его точки зрения панславизм Шафарика не выходил из области идей, 

и И. В. Ягич, История славянской филологии, Спб., 1910, стр. 306 

А. Н. Пыпин, Панславизм в прошлом и настоящем, «Вестник Европы», сентябрь 1878, 
стр. 316. 

66 Там же, стр. 322 
67 А. Н. Пыпин, Литературный панславизм, «Вестник Европы», июнь 1879, стр. 611 
08 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История славянских литератур, т. 2, стр. 945 
69 А. И. Степович, Очерк . . . стр. 199 

261 

то уже высказывание А. И. Степовича далеко не столь определенно и толкует не столько о взглядах самого Шафарика, сколько о взглядах тех, 
кто опирался на его труды. Разница эта очень существенна. Не будучи 
сам политическим панславистом, Шафарик своими трудами, как известно, 
питал и политические панславистские устремления, например, устремления 
М. П. Погодина. Это обстоятельство, очевидно, служило поводом и для 
зачисления самого Шафарика в ряды политических панславистов. «В России, — указывает И. В. Ягич. — иные стали без разбору считать чешских 
славистов политическими панславистами. Никитенко . . . в октябре 1841 
года . . . отметил в своем дневнике что славянский патриотизм, мечтающий 
о централизации славянского мира, возник в головах таких фанатиков как 
Шафарик, Ганка и Погодин»70. 

Развивая свой взгляд на Шафарика — панслависта, А. Н. Пыпин подчеркивает, что пражский славист почти никогда не выходил за литературные рамки в пропаганде славянских идей71. С этим нельзя не согласиться. 
Русский ученый останавливается в связи с этим на поопаганде Шафариком 
славянской образованности. Так, в исследовании «Литературный панславизм» подчеркнуто, что Шафарик вместе с Бандтке считал источником существования славян как народности церковно - славянский язык, ратовал 
за «античную, греческую образованность» среди славян72, что благодаря Шафарику очень расширился круг знаний о славянах и круг интересующихся 
ими людей73. На последнем тезисе останавливаются и некоторые другие 
авторы. П. А. Лавров выражает веру в способность трудов Шафарика 
«победить некоторое предубеждение к самому предмету славяноведения»74, 
цитирует письмо Шафарика, где последний призывает русских славистов 
создавать учебники по славянским языкам, истории, литературам75. Об 
этом призыве говорит и Н. А. Попов76, публикующий также копию одного 
важного документа, посланного П. Й. Шафариком М. П. Погодину, а именно 
копию плана преподавания славяноведения в университетах, представленного прусскому министру просвещения. Шафарик надеялся, что этот план 
может быть полезен и для преподавания славяноведения в русских университетах77. Перевод этого документа и примечания к нему опубликовал П. А. 
Лавров, он же указал, что в России программой Шафарика никак не воспользовались.78 

ШАФАРИК И МАЛЫЕ СЛАВЯНСКИЕ 
НАРОДЫ 

В русской литературе имеются указания на то, что Шафарик поддерживал 
не только общеславянские идеалы, но и интересы отдельных славянских народов79. Еще Погодин, указывая на общеславянское значение Шафарика, 
подчеркивал в то же время, что он по происхождению словак80. Что касается 
отношения Шафарика к словацкому народу, то, как указывает А. Н. Пыпин. 

79 И. В. Ягич, История славянской филологии, Спб., 1910, стр. 306 
71 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История . . , т. 2, стр. 1103 
72 А. Н. Пыпин, Литературный панславизм, стр. 612, 614 
73 А. Н. Пыпин, В. Д. Спасович, История . . . , стр. 1002-1003 
74 П. А. Лавров, Жизнь и ученая деятельность . . . , стр. 46 
" ЧОИДР, 1896, кн. I., стр. IX 
76 См. «Вестник Европы», июнь 1880, стр. 732 
77 Письма к М. П. Погодину из славянских земель (1835 — 1861), вып. 2 — Письма 
П. И. Шафарика. С предисловием и примечаниями Н. Попова, М., 1879 

78 П. А. Лавров, Жизнь и ученая деятельность П. Й. Шафарика, М., 1898, стр. 114 
79 Н. Сумчов, указ. соч., стр. 336 
89 М. П. Погодин, Отрывок из заграничных писем, Московский литературный и ученый 
сборник на 1847 год, стр. 600. 

262