Смотр

К.М. Станюкович 
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

СМОТР 

 

 
 
 
 

МОРСКИЕ РАССКАЗЫ 

 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

I........................................................................................................3 
II ......................................................................................................7 
III...................................................................................................10 
IV...................................................................................................12 
V....................................................................................................16 
VI...................................................................................................19 

2 

I 

За несколько лет до Крымской войны на севастопольском рейде, словно замлевшем в мертвом штиле, стояла щегольская эскадра парусного Черноморского флота. 
Палящая жара начинала спадать. Августовский день догорал. 
На полуюте флагманского трехдечного корабля «Султан Махмуд» под адмиральским флагом, повисшим на фор–брам–стеньге, 
маленький молодой сигнальщик Ткаченко не спускал подзорной 
трубы с Графской пристани, у которой дожидалась белая адмиральская гичка. 
Адмирал приказал ей быть к семи часам, и время приближалось. 
И как только на судах эскадры колокола пробили шесть склянок, в колоннаде пристани показался высокий, слегка сутуловатый, плотный адмирал Воротынцев, крепкий и необыкновенно 
моложавый для своих пятидесяти семи лет, которые он называл 
«средним возрастом». 
Он глядел молодцом в сюртуке с эполетами, с «Владимиром» 
на шее и Георгиевским крестом в петлице. Из–под черного шейного платка белели маленькие брыжи сорочки – «лиселя», как называли черноморские моряки, носившие их, отступая от формы, 
даже и в николаевские времена. 
Быстрой, легкой походкой, перескакивая через две ступеньки 
лестницы, с легкостью мичмана, адмирал спускался к гичке. 
Офицеры, встречавшиеся с адмиралом, кланялись, снимая фуражки. Снимал фуражку, отдавая поклоны, и адмирал. Матросам, 
останавливающимся с фуражками в руках, говорил: 
– Зря не торчи, матрос. Проходи! 
Сигнальщик с флагманского корабля увидал адмирала, со всех 
ног шарахнулся к вахтенному лейтенанту Адрианову и несколько 
взволнованно и громко воскликнул: 
– Адмирал, ваше благородие! 
– Где? 
– Идет к гичке, ваше благородие! 
– Доложи, как отвалит. 
– Есть, ваше благородие!.. 
И через минуту крикнул: 
– Отваливают, ваше благородие! 

3 

– Оповести капитана и офицеров. 
– Есть! – ответил сигнальщик и побежал с полуюта. 
Щеголяя своим сипловатым баском, лейтенант крикнул: 
– Фалрепные, караул и музыка наверх, адмирала встречать! 
Старый боцман Кряква засвистал и закончил команду руладой 
артистического сквернословия. 
Здоровые на подбор гребцы на гичке наваливались изо всех 
сил, откидываясь совсем назад, чтобы сильнее сделать гребки, и 
минут через десять гичка с разбега зашабашила и, удержанная 
крюком, остановилась как раз кормой к середине решетчатой 
доски трапа. 
– По чарке, молодцы! – отрывисто бросил адмирал, выскакивая из шлюпки. 
И, видимо, довольный своими гребцами, сдобрил свои слова 
кратким комплиментом в виде своеобычного морского приветствия. 
– Ради стараться, ваше превосходительство! – ответил загребной от имени всех красных, вспотевших и тяжело дышавших 
гребцов. 
Адмирал не поднялся, а взбежал с маху мимо фалрепных, по 
двое стоявших у фалрепов на поворотах коленчатого высокого 
парадного трапа, и у входа был встречен капитаном и вахтенным 
начальником. Офицеры стояли во фронте на шканцах. По другой 
стороне караул отдавал честь, держа ружья «на караул». Хор музыкантов играл любимый тогда во флоте венгерский марш в 
честь Кошута. 
И, словно бы избегая этих парадных встреч, отменить которые 
было неудобно, адмирал, раскланиваясь, торопливо скрылся под 
полуют, в свое просторное адмиральское помещение. 
В большой светлой каюте, служившей приемной и столовой, с 
проходившей посредине бизань–мачтой, с балконом вокруг кормы и убранной хорошо, но далеко без кричащей роскоши адмиральских кают на современных судах, адмирала встретил вестовой, носящий странную фамилию Суслика, пожилой, рябоватый 
и серьезный матрос, с медной серьгой в оттопыренном ухе, в 
матросской форменной рубахе и босой. 
Жил он безотлучно вестовым у Воротынцева лет пятнадцать. 
Но денег у Суслика не было, и он не пользовался своим положением адмиральского любимца вестового и пьянствовал на берегу 
с матросами, а с «баковыми аристократами» не водил компании. 

4 

– Снасть с меня убрать и трубку, Суслик! – не говорил, а кричал адмирал по привычке моряков, командовавших на палубе. 
И он нетерпеливо расстегнул и сбросил сюртук, пойманный на 
лету вестовым, снял орден и размотал шейный черный платок. 
В минуту Суслик снял с больших ног адмирала сапоги, подал 
мягкие башмаки и старенький люстриновый «походный» сюртук 
с золотыми «кондриками» для эполет. И тотчас же принес длинный чубук с янтарем, подал адмиралу и приложил горящий фитиль к трубке. 
– Ловко… Отлично! – произнес адмирал сквозь белые, крепкие, все до одного зубы, закуривая трубку. 
Он почувствовал себя «дома» в каюте, без «снасти» удовлетворенно довольным и, развалившись с протянутыми ногами в 
большом плетеном кресле у стола, с наслаждением затягивался из 
трубки крепким и вкусным сухумским табаком по рублю за око 
1, и по временам насмешливая улыбка светилась в его маленьких 
острых глазах. 
Вестовой хотел было уйти, как адмирал сказал: 
– Подожди, Суслик! 
– Есть! – ответил Суслик и притулился у двери в спальную. 
Адмирал молчал, покуривая трубку. 
– »А то гаванскую сигару, адмирал?» – вдруг проговорил он, 
стараясь изменить и смягчить свой резкий голос, несколько гнусавя и протягивая слова, словно передразнивал кого–то. 
Адмирал усмехнулся и уже продолжал своим голосом в добродушно–ироническом тоне: 
– И марсалы не подавали за обедом у его светлости князя Собакина… Да–с… Высокая государственная особа–с приехала в 
наш Севастополь… Первый аристократ–с… Разговор на дипломатии… Одна деликатность… Гляди, мол, моряки, какие вы грубые и необразованные… И все го–сотерны, го–лафиты… А шампанское после супа пошло… А после пирожного тут же рот полощи… Аглицкая мода… Плюй при публике, а громко сказать 
неприлично–с… Понял, Суслик? 
– Точно так, Максим Иваныч. 
– Таких не видал, Суслик? 

                                                 
1 Три фунта.(Примеч. автора.) 
 

5 

– Не доводилось, Максим Иваныч. 
– Завтра покажу. Его светлость и дочка его приедут посмотреть корабль, и мы дадим завтракать… Да чтобы ты был у меня в 
полном параде… Понял? 
– Есть! 
– Чтобы чистая рубаха… Побрейся и обуйся. Нельзя босому 
подавать важной даме. Скажут: грубая матрозня! – не без иронии 
вставил адмирал и прибавил: – Да смотри, идол, рукой не сморкайся… 
– Не оконфузю, Максим Иваныч! – уверенно и не без горделивости ответил Суслик. 
И в черноволосой, коротко остриженной его голове промелькнула мысль: 
«Ты–то не оконфузь своим языком!» 
– Ты у меня вестовщина с башкой! То–то черти играли в свайку на твоей чертовой роже. 
– Небось по своему матросскому рассудку могу обмозговать и 
марсалу завтра подам к столу, дарма что по–столичному не подают… 
Адмирал засмеялся. 
– Сметлив ты, Суслик, когда трезвый! – произнес он. 
– Я только отпущенный вами на берег занимаюсь вином… И 
редко! – угрюмо и сердито промолвил вестовой, хорошо зная, как 
основательно он «занимается» во время редких отлучек на берег 
и какие бывали с ним разделки от адмирала, когда он, случалось, 
очень «намарсаливался». 
– Ты, Суслик, не вороти рожи… Я к слову… 
– Так прикажете принести графин марсалы, Максим Иваныч? 
– Молодчина! Догадался, башка, попотчевать адмирала. Давай 
да попроси капитана. 
Вестовой принес графин марсалы и две большие рюмки, поставил на стол и пошел за капитаном. 
Адмирал налил рюмку, быстро выпил рюмки три и четвертую 
начал уже отхлебывать большими глотками, с удовольствием 
смакуя любимое им вино. 

6 

II 

Осторожно и вкрадчиво, словно кот, вошел в адмиральскую 
каюту капитан, пожилой, толстый, круглый и сытый брюнет с изрядным брюшком, выдающимся из–под застегнутого сюртука с 
штаб–офицерскими эполетами капитана первого ранга, с волосатыми пухлыми руками и густыми усами. 
Его смуглое, отливавшее резким густым румянцем, с крупным 
горбатым носом и с большими, умильными, выпуклыми черными 
глазами с поволокой лицо выдавало за типичного южанина. 
Несмотря на необыкновенно ласковое и даже слащавое выражение этого лица, в нем было что–то фальшивое. Капитана не 
терпели и прозвали на баке «живодером греком». 
Капитан, впрочем, называл себя русским и считал более удобным переделать свою греческую фамилию Дмитраки на Дмитрова и испросил об этом разрешение. 
– Что прикажете, ваше превосходительство? – спросил, приближаясь к адмиралу, капитан почтительно высоким мягким тенорком и впился в адмирала своими полными восторженной преданности «коварными маслинами», как называли его глаза мичманы. Но прежде капитан предусмотрительно взглянул на графин 
– много ли уровень марсалы понизился. 
– И что это вы, Христофор Константиныч, словно ученый кот, 
меня прельстить хотите… Я хоть и превосходительство, а Максим Иваныч. Кажется, знаете–с? – насмешливо и раздражительно 
выпалил адмирал. – Присядьте… Хотите марсалы? – прибавил он 
любезнее. 
По–видимому, капитан нисколько не обиделся насмешкой адмирала. Напротив, приятно улыбнулся, словно бы остроумие адмирала ему понравилось. 
«Лишняя лесть не мешает, как и лишняя ложка масла в каше», – подумал «грек», никогда не показывавший неудовольствия 
на начальство. 
И капитан, присаживаясь на стул, тем же льстивым тоном проговорил: 
– Премного благодарен, Максим Иваныч… А что назвал по 
титулу – извините–с, Максим Иваныч… По привычке–с… Прежний адмирал не любил, чтобы его называли по имени и отчеству… 

7 

– А я не люблю, когда меня титулуют–с… И не благодарите–с. 
Хотите или нет–с марсалы? 
– Выпью–с рюмку, Максим Иваныч… Отличное вино… 
– Наливайте… Вино натуральное… – И, отхлебнув марсалы, 
прибавил: – Завтра у нас смотр, Христофор Константиныч. 
Капитан изумился. 
– Главный командир? – испуганно спросил он. 
– Эка вы, Христофор Константиныч! Приезжай главный командир в Севастополь, давно бы у вас дрожали поджилки… К 
нам приедет в одиннадцать часов князь Собакин… Катер послать 
с мичманом! 
– Его светлость?! – с каким–то сладострастием в голосе воскликнул облегченно капитан… – Почему его светлость пожелал 
осчастливить нас? 
– А так–с. Взял да осчастливил!.. Захотел посмотреть и с дочерью… Она пожелала… И насчет этого князь в некотором роде–с 
стеснился… После обеда… Обед ничего, только марсалы не подавали–с… Отвел меня к окну и тихонько спрашивает: «Только 
удобно ли дочери, адмирал?» 
– В каком это смысле, Максим Иваныч? 
– Не сообразили, Христофор Константиныч? А еще командир 
корабля!.. – насмешливо спросил адмирал. 
– Не могу сообразить, Максим Иваныч… 
– Поймете, как узнаете, что думает князь… А мне досадно, что 
этот брандахлыст, будь ты хоть разминистр и развельможа, боится везти замужнюю дочь на русский военный корабль. Аристократка, – скажите пожалуйста!.. Я спрашиваю, будто не догадываюсь: «Почему–с сомневается ваша светлость?» А он улыбается 
по–придворному – черт его знает как понять! – и наконец с самой 
утонченной любезностью прогнусавил: «Я слышал, милый адмирал, что на кораблях в ходу такой морской жаргон, что женщина 
сконфузится… Так не лучше ли не брать графиню?» Поняли, 
Христофор Константиныч? 
– Какое мнение у его светлости о флоте, Максим Иваныч! – с 
чувством прискорбия промолвил капитан. 
– Дурацкое мнение–с!.. – выкрикнул адмирал, обрывая капитана. – Екатерина небось не обиделась, когда адмирал Свиридов, 
рассказывая ей о победе, увлекся, стал «загибать» и, спохватившись, ахнул… Она была умная и ласково сказала: «Не стесняйтесь, адмирал. Я, говорит, морских терминов не понимаю!..» А 

8 

ведь на смотру мы барыньке о сражениях рассказывать не будем… Да хоть бы услышала с бака «морской термин»… Эка беда!.. Не слыхала, что ли, на улице, будь и графиня!.. Ваш, Христофор Константиныч, князь, – почему–то назвал адмирал князя 
капитанским, – не очень–то умен… Ты посмотри, и увидишь, 
сконфузим ли мы даму, если захотим! И я дал слово, что не 
сконфузим. Поняли?.. 
– Есть! 
– Чтобы завтра во время смотра ни одного «морского термина», Христофор Константиныч! – строго проговорил адмирал. 
– Слушаю–с… 
– Положим, на баке хоть топор повесь – так ругаются, особенно боцманы и унтер–офицеры… Но пусть хоть при даме воздержатся… 
– Не посмеют, Максим Иваныч, – с какой–то внушительною 
загадочностью по–прежнему ласково проговорил капитан. 
– И офицеры чтобы придержали языки… Ни одной команды 
не могут кончить без прибавлений… Так побольше, знаете ли, 
характера… На час, не больше… 
– Помилуйте–с, Максим Иваныч. 
– Что–с? 
– Да уже одно посещение таких высокопоставленных особ, 
как его светлость и ее сиятельство графиня, обрадует господ 
офицеров и заставит их быть на высоте положения! – не без «лирики» проговорил капитан. 
– Что вы вздор городите–с! – резко оборвал Максим Иваныч. – 
Что–с? Какая там радость и высота положения… лакейство–с!.. 
Это брехня на офицеров… Что–с? – выкрикивал, точно спрашивал, взбешенный адмирал, хотя капитан не думал возражать. – И 
вы ничего не говорите офицерам… Поняли–с? 
– Понял, ваше превосходительство! 
– Я сам им скажу, что адмирал не хотел бы видеть подтверждения глупостей князя и дамы в обмороке от… от «морских 
терминов», что ли… Одним словом… Я попрошу офицеров, и 
они воздержатся… Слышали–с? 
– Слушаю, ваше превосходительство. 
– А больше вас не задерживаю, можете идти–с! 
Капитан вышел, улепетывая, как вежливый, боязливый кот от 
оскалившей зубы собаки. 
«Подлинно собака!» – с ненавистью подумал капитан. 

9 

Адмирал, раскрасневшийся и от возмущенного чувства, и от 
многих рюмок марсалы, сердито проговорил: 
– Экая подлая лакейская душа! Думаешь, и ко мне в душу влезешь? Дудки, лукавый грек! 
Адмирал раздраженно выпил рюмку марсалы и крикнул: 
– Суслик! 
– Есть, – ответил прибежавший вестовой. 
– Марсалы на донышке, а ты не видишь?.. А? 
– Не будет ли вреды, Максим Иваныч? – заботливо и осторожно промолвил Суслик. 
– Молчи, чертова свайка! На ночь вредно? Какой–нибудь графинчик… да еще и «грекос» пил! – приврал вестовому адмирал. – 
Давно не учил тебя, гувернера, идола, что ли? Да живо!.. И трубку! 
Вестовой исчез и вернулся с трубкой и с графином марсалы, 
но наполненным до половины только. 

III 

Капитан призвал к себе старшего офицера, Николая Васильевича Курчавого, рассказал о счастье, которое выпало «Султан 
Махмуду», и обычным своим ласковым тоном продолжал: 
– Так уж вы присмотрите, дорогой Николай Васильич, чтобы 
смотр как следует… Чтобы паруса горели… при постановке и 
уборке… Орудия чтобы летали… И чтобы ни соринки нигде… 
одним словом… идеальная чистота… 
– Все будет исправно, Христофор Константиныч! – нетерпеливо проговорил старший офицер. 
«Чего размазывать, коварный грек!» – подумал этот блестящий морской офицер и любимец севастопольских дам, молодой, 
красивый и щеголеватый капитан–лейтенант. 
И его жизнерадостное, веселое лицо вдруг стало напряженным 
и подавленным. 
– Уж я знаю, дорогой Николай Васильич, что с таким превосходным старшим офицером командир спокоен… Я так только, 
для очистки совести напомнил… 
– Так позволите идти, Христофор Константиныч?.. 
– Я не задержу вас, Николай Васильич… Куда торопитесь?.. 
Или собираетесь на берег… на бульвар?.. 

10