Творческие задания по философии. Модуль 2. Современная философия

87я73
№4915

Д 266

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ В Г. ТАГАНРОГЕ

М.А. Дедюлина, Е.В. Папченко

ТВОРЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ 

ПО ФИЛОСОФИИ

Модуль 2. СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ

Учебное пособие

Для студентов всех специальностей

Таганрог 2012

ББК 87я73

Д 266

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор кафедры философии и 

социологии Таганрогского института управления и экономики 
Майданский А.Д.;

доктор философских наук, заведующий кафедрой философии 

Технологического института Южного федерального университета в 
г. Таганроге Титаренко И.Н.;

доктор философских наук, профессор кафедры философии 

Технологического института Южного федерального университета в 
г. Таганроге Богданов В.В.

Дедюлина М.А., 
Папченко Е.В. 
Творческие 
задания 
по 

философии. Модуль 2. Современная философия: Учебное пособие. –
Таганрог: Изд-во ТТИ ЮФУ, 2012. – 145 с.

Данное учебное пособие предназначено для студентов всех 

специальностей, изучающих философию. В нём представлены работы 
современных авторов М. Хайдеггера, М. Хайма, Г. Башляра, Т. Куна, 
К. Поппера, М. Полани и др., затрагивающих такие актуальные 
проблемы, как виртуальная реальность, научные революции, научная 
рациональность, искусственный интеллект и пр.

Настоящее 
учебное 
пособие 
позволяет 
осуществлять 

самостоятельную подготовку к семинарским занятиям, а также 
производить проверку освоения материала посредством контрольных 
вопросов.

Для 
иллюстрации 
обложки 
использована 
работа
А. Фанталова

«Динамика».

© ТТИ ЮФУ, 2012
© Дедюлина М.А., 2012
© Папченко Е.В., 2012

ПРЕДИСЛОВИЕ

Творческая работа одна из форм самостоятельной работы под 

контролем преподавателя. В пособии
предлагается студентам 

познакомиться с работами выдающихся философов современности. 
Все работы посвящены проблемам систематической философии. 
Студентам предлагается прочитать отрывки из работ современных 
философов, ответить на вопросы, сопроводить ответ презентацией, а, 
также используя свой творческий потенциал,
высказать свою 

позицию по данной проблеме.

Презентация –
это форма обучения, которая имеет ряд 

преимуществ перед традиционными формами самостоятельной 
работы студентов (рефераты, доклады, сочинения и пр.). Она 
способна 
совмещать 
в 
себе 
как 
информационный, 
так 
и 

гуманистический потенциал. В этом случае она представляет собой 
некий компромисс или даже некую альтернативу тотальной
информатизации и рационализации общества и человека. Ведь, с 
одной стороны, презентация есть форма обработки, представления и 
упорядочивания информации при помощи изначально заданной 
схемы. Но, с другой стороны, презентация есть творчество, 
созидание. Презентация служит выработке определенного взгляда на 
мир, в ней и через неё реализуется свобода, творчество студента. 
Можно утверждать, что данная методика обучения – это некая форма, 
с одной стороны, недетерминированная, оставляющая простор для 
самореализации, свободных размышлений и выводов а, с другой 
стороны, направляющая студента в нужное русло, дающая ему какието ориентиры, например, в виде критериев оценки. Тот, кто идет по 
пути создания презентации по философии, в руках держит нить 
Ариадны, которая не дает заблудиться в лабиринтах бессмыслицы и 
пустословия. Этой своеобразной нитью, руководством является 
предлагаемая преподавателем тщательно продуманная схема или 
шаблон. 

Студенту необходима работа над презентациями, чтобы:
1. научиться работать с большим объемом информации и 

отсортировывать нужное от ненужного;

2. расширять свои познания в области философии;
3. уметь находить, ставить и в некоторых случаях решать 

актуальные философские проблемы;

4. научиться мыслить логично и систематично;
5. тезисно формулировать основные мысли;
6. уметь отстаивать собственную философскую позицию;
7. уметь работать с библиографией, правильно оформлять 

ссылки, список литературы;

8. испытать на себе, что значит «заниматься наукой», тем 

самым, подготавливая себя к написанию курсовых
и 

дипломных 
работ, 
впоследствии 
возможно
и

диссертационных;

9. реализовать в себе творческое начало (умение красиво 

оформлять презентацию, подбирать необходимые по смыслу 
тексты культуры, создавать свои схемы).

Преподавателю нужна презентация, чтобы:
1. добиться от студентов полной самостоятельности, исключить 

возможность скачивания рефератов из Интернета;

2. иметь 
возможность 
продемонстрировать 
презентацию 

студента 
на 
практических 
занятиях 
(при 
помощи 

мультимедийного 
оборудования), 
задать 
необходимые 

вопросы, разобрать достоинства и недостатки и коллективно 
оценить всю работу;

3. сократить время на проверку работы студента.
Главное требование, предъявляемое к презентациям, ‒ это её

самостоятельный характер. Важно, чтобы выбранная студентом тема 
вызвала изначальный интерес, побудила к творческой работе, 
позволила выразить на философском языке собственные мысли и 
идеи. Не менее важно и то, что презентация, являясь современной 
формой представления знаний и информации, имеет определённую, 
непохожую на другие научные формы работы (диплом, курсовую 
работу, статью, реферат, контрольную работу и пр.) структуру. 

Порядок работы над презентацией

1. Выбор темы. 
2. Подбор литературы. 
3. Написание презентации.
4. Оформление презентации. 
5. Защита презентации.

МАРТИН ХАЙДЕГГЕР

Одним 
из 
родоначальников 
немецкого 

экзистенциализма1
по праву считается Мартин 

Хáйдеггер (1889 – 1976). В творчестве мыслителя 
выделяют два периода. Первый период продолжался 
с 1927 г. до середины 30-х гг. В эти годы помимо 
«Бытия и времени» им написаны «Кант и проблемы 
метафизики»
(1929), «О сущности основания»

(1929), «Что такое метафизика?» (1929). Второй 
период 
творчества 
начинается 
с 
1935 г. 
и 

продолжается до конца жизни. Значительными 
работами второго периода является «Введение в 
метафизику»
(1953), 
«Гельдерлин и 
сущность 

поэзии» (1946), «На пути к языку» (1959), «Ницше»
(1961) и др. Главное внимание в философии 
М. Хáйдеггера придается анализу смысла категории 

бытия, которая им наполняется своеобразным содержанием.

НИЧТО И БЫТИЕ

Разработка вопроса о Ничто должна поставить нас в положение, 

исходя из которого или окажется возможным на него ответить, или 
выявится невозможность ответа. Мы остались с Ничто в руках. Наука 
с высокомерным равнодушием по отношению к нему оставляет его 
нам как то, что «не существует». Попытаемся всё же задать вопрос о 
Ничто. Что такое Ничто? Уже первый подступ к этому вопросу
обнаруживает что-то непривычное. Задавая такой вопрос, мы заранее 
представляем Ничто как нечто, которое тем или иным образом «есть» 
‒ словно некое сущее. Но ведь как раз от сущего Ничто абсолютно 
отлично. Наш вопрос о Ничто – что и как оно, Ничто, есть – искажает 
предмет вопроса до его противоположности. Вопрос сам себя лишает 
собственного предмета.

Соответственно и никакой ответ на такой вопрос тоже 

совершенно невозможен. В самом деле, он обязательно будет 
получаться в форме: Ничто «есть» то-то и то-то. И вопрос, и ответ в 
свете Ничто одинаково нелепы. Так что вроде бы не требуется даже 
никакого отпора со стороны науки. Часто цитируемое как основное 

1 Экзистенциализм (философия существования) ‒ направление в современной 
западной философии, возникшее в XX в. как попытка создания нового 
мировоззрения, отвечающего взглядам современного человека, пользовавшееся 
большим влиянием в 40 – 60-е гг. XX в. 

правило всякого вообще мышления положение об избежании 
противоречия, общеобязательная «логика» подсекают наш вопрос в 
корне. Мышлению, которое по своей сути всегда есть мышление о 
чем-то, поистине пришлось бы, занявшись продумыванием Ничто, 
действовать вразрез с собственной своей сутью. Поскольку, таким 
образом, нам вообще отказано в возможности сделать Ничто 
предметом мысли, то со всем нашим вопрошанием о Ничто мы уже 
подошли к концу – при условии, что в данном вопросе «логика» 
высится как последняя инстанция, что рассудок есть средство, а 
мышление – способ уловить Ничто в его истоках и принять решение о 
возможных путях его раскрытия.

Как, неужели можно покуситься на господство «логики»? Разве 

рассудок – не полноправный господин в нашем вопросе о Ничто? 
Всё-таки ведь только с его помощью мы вообще получаем 
возможность дать дефиницию Ничто и поставить его как проблему, 
пусть даже подрывающую себя. В самом деле, Ничто есть отрицание 
всей совокупности сущего, оно – абсолютно не-сущее. Тем самым мы 
неким образом подводим Ничто под вышестоящее определение 
негативного и, значит, по-видимому, отрицаемого. Отрицание же, со 
своей 
стороны, 
согласно 
господствующему 
и 
издавна 

неприкосновенному учению «логики», есть специфическое действие 
рассудка. Как же мы собираемся тогда в вопросе о Ничто или хотя бы 
в вопросе о его подвопросности отправить рассудок на покой? – Так 
ли уж надежна, однако, отправная посылка этих рассуждений? Разве 
Нет, негативность и тем самым отрицание представляют то высшее 
определение, под которое подпадает среди прочего и Ничто как 
особый род отрицаемого? Неужели Ничто имеется только потому, что 
имеется Нет, т.е. отрицание? Или как раз наоборот? Отрицание и Нет 
имеются только потому, что имеется Ничто? Это не только не решено, 
но даже и не продумано до постановки отчетливого вопроса. Будем 
утверждать: Ничто первоначальнее, чем Нет и отрицание. Если этот 
тезис обоснован, то возможность отрицания как действия рассудка и 
вместе с нею сам рассудок зависят неким образом от Ничто. Как он 
тогда может быть по отношению к Ничто решающей инстанцией? Не 
происходит 
ли 
кажущаяся 
абсурдность 
вопроса 
и 
ответа 

относительно Ничто в конечном итоге просто от слепого своенравия 
распоясавшегося рассудка?

Впрочем, если уж мы не даем формальной невозможности 

вопроса о Ничто сбить себя с толку и наперекор ей все равно ставим 

этот вопрос, то должны, наверное, удовлетворять тому, что так или 
иначе остается основным требованием для возможности постановки 
любого вопроса. Если уж мы во что бы то ни стало должны поставить 
вопрос о Ничто ‒ о нём самом, ‒ то надо ведь, чтобы оно сначала 
просто имелось в наличии. Надо, чтобы мы имели шанс с ним 
столкнуться.

Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто? Не обязаны ли мы 

вообще, чтобы найти что-то, заранее уже знать, что оно существует? 
В самом деле, человек прежде всего и главным образом способен 
искать только тогда, когда с самого начала предполагает наличие 
искомого. В данном случае, однако, искомым является Ничто. 
Неужели бывают поиски без этого заранее известного наличия, 
поиски, которым отвечает одно чистое отыскание?

Как бы тут ни обстояло дело, Ничто нам известно, хотя бы 

просто потому, что мы ежечасно походя и бездумно говорим о нём. 
Это обыденное, потускневшее всей серостью самопонятных вещей 
Ничто, так неприметно мелькающее в нашем многословии, мы могли 
бы даже на скорую руку уложить в «определение»: Ничто есть полное 
отрицание всей совокупности сущего. Не даст ли нам эта 
характеристика Ничто на худой конец хоть намек на то направление, в 
котором мы только и можем натолкнуться на Ничто?

Впрочем, 
ведь 
даже 
если 
мы 
пока 
отвлечемся 
от 

проблематичности отношения между отрицанием и Ничто, каким 
мыслимым образом мы – конечные существа – можем сделать 
совокупность сущего доступной одновременно как в её всеобщности 
самой по себе, так и для нас? Мы, пожалуй, в состоянии помыслить 
сущее целиком в «идее» его совокупности, мысленно подвергнуть 
этот продукт воображения отрицанию и снова «помыслить» как такое 
отрицаемое. На этом пути мы, конечно, получим формальное понятие 
воображаемого Ничто, однако никогда не получим само Ничто. С 
другой стороны, Ничто ведь – ничто, и между воображаемым и 
«подлинным» Ничто может и не оказаться никакого различия, тем 
более, что Ничто в себе тоже предлагает полное отсутствие всяких 
различий. Да и само «подлинное» Ничто – разве оно не опять то же 
закамуфлированное, 
но 
оттого 
не 
менее 
абсурдное 
понятие 

существующего Ничто? Пусть теперь это будет последний раз, когда 
протесты рассудка мешают нашим поискам, правомерность которых 
может быть доказана только фундаментальным опытом Ничто. Как 
верно то, что мы никогда не схватываем все сущее в его безусловной 

совокупности, так несомненно и то, что мы все же нередко видим 
себя стоящими посреди так или иначе приоткрывшейся совокупности 
сущего. Охват совокупности сущего, собственно говоря, по самой 
своей природе отличается от ощущения себя посреди сущего в целом. 
Первое в принципе невозможно. Второе постоянно совершается в 
нашем бытии.

Конечно, дело выглядит так, словно в наших повседневных 

заботах мы привязаны именно только к тому или иному конкретному 
сущему, словно бы затеряны в том или ином круге сущего. Сколь бы 
расколотой, однако, ни казалась повседневность, она всё-таки, пусть 
лишь в виде тени, ещё содержит в себе сущее как единство «целого». 
Даже тогда, и именно тогда, когда мы не заняты непосредственно 
вещами и самими собой, нас захватывает это «в целом», например 
при настоящей скуке. До неё ещё далеко, когда нам просто скучна эта 
книга или тот спектакль, та профессия или это безделье. Она 
врывается, когда «берёт тоска». Глубокая тоска, бродящая в безднах 
нашего бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и тебя 
самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. 
Этой тоской приоткрывается сущее в целом.

Другую возможность такого приоткрывания таит радость от 

близости человеческого присутствия – а не просто личности –
любимого человека. Подобное настроение, когда «всё» становится 
каким-то особенным, дает нам – в свете этого настроения – ощутить 
себя посреди сущего в целом. Наше настроение не только 
приоткрывает нам, всякий раз по-своему, сущее в целом, но такое 
приоткрывание – в принципиальном отличии от того, что просто 
случается с нами, ‒ есть в то же время и фундаментальное событие 
нашего бытия.

То, что мы называем такими «ощущениями», не есть ни 

мимолетный 
аккомпанемент 
нашей 
мыслительной 
и 
волевой 

деятельности, ни просто побуждение к таковой, ни случайно 
набегающее 
переживание 
из 
тех, 
какие 
приходится 
как-то 

преодолевать.

Впрочем, как раз когда настроения ставят нас таким образом 

перед сущим в целом, они заслоняют от нас искомое нами Ничто. Тем 
более не станем мы здесь высказывать мнение, будто акт отрицания
совокупного сущего, как оно приоткрывается нам в настроениях, 
поставит нас перед Ничто. Поставить перед ним по-настоящему 
могло бы тоже только такое настроение, которое по самой сути 

совершающегося в нем раскрытия обнаруживает Ничто.

Бывает ли в нашем бытии такая настроенность, которая 

способна приблизить его к самому Ничто?

Это может происходить и действительно происходит – хотя 

достаточно редко, только на мгновения, ‒
в фундаментальном 

настроении ужаса. Под «ужасом» мы понимаем здесь не ту слишком 
частую способность ужасаться, которая по сути дела сродни избытку 
боязливости. Ужас в корне отличен от боязни. Мы боимся всегда того 
или другого конкретного сущего, которое нам в том или ином 
определенном отношении угрожает. Страх перед чем-то касается 
всегда тоже каких-то определенных вещей. Поскольку боязни и 
страху присуща эта очерченность причины и предмета, боязливый и 
робкий прочно связаны вещами, среди которых находятся. В 
стремлении спастись от чего-то – от этого вот – они теряются и в 
отношении остального, т.е. в целом «теряют голову». При ужасе для 
такой сумятицы уже нет места. Чаще всего, как раз наоборот, ужасу 
присущ какой-то оцепенелый покой. Хоть ужас это всегда ужас перед 
чем-то, но не перед этой вот конкретной вещью. Ужас перед чем-то 
есть всегда ужас от чего-то, но не от этой вот определенной угрозы. И 
неопределенность того, перед чем и от чего берет нас ужас, есть не 
просто недостаток определенности, а принципиальная невозможность 
что бы то ни было определить. Она дает о себе знать в 
нижеследующей общеизвестной формуле. В ужасе, говорим мы, 
«человеку делается жутко». Что «делает себя» жутким и какому 
«человеку»? Мы не можем сказать, перед чем человеку жутко. 
Вообще делается жутко. Все вещи и мы сами тонем в каком-то 
безразличии. Тонем, однако, не в смысле простого исчезания, а вещи 
повертываются к нам этим своим оседанием как таковым.

Проседание сущего в целом наседает на нас при ужасе, 

подавляет нас. Не остается ничего для опоры. Остаётся и 
захлестывает нас ‒ среди ускользания сущего ‒ только это «ничего». 
Ужасом приоткрывается Ничто. В ужасе «земля уходит из-под ног». 
Точнее: ужас уводит у нас землю из-под ног, потому что заставляет 
ускользать сущее в целом. Отсюда и мы сами –
вот эти 

существующие люди – с общим провалом сущего тоже ускользаем 
сами от себя. Жутко делается поэтому в принципе не «тебе» и «мне», 
а «человеку». Только наше чистое присутствие в потрясении этого 
провала, когда ему уже не на что опереться, все еще тут. Ужас 
перебивает в нас способность речи. Поскольку сущее в целом 

ускользает и надвигается прямое Ничто, перед его лицом умолкает 
всякое говорение с его «есть». То, что, охваченные жутью, мы часто 
силимся нарушить пустую тишину ужаса именно все равно какими 
словами, только подчеркивает подступание Ничто. Что ужасом 
приоткрывается Ничто, человек сам подтверждает сразу же, как 
только ужас отступит. С ясностью понимания, держащейся на 
свежести воспоминания, мы вынуждены признать: там, перед чем и 
по поводу чего нас охватил ужас, не было, «собственно», ничего. Так 
оно и есть: само Ничто – как таковое – явилось нам.

В фундаментальном настроении ужаса мы достигли того 

события в нашем бытии, благодаря которому открывается Ничто и, 
исходя из которого, должен ставиться вопрос о нём.

Как обстоит дело с Ничто? Ответ на вопрос. Единственно 

важный для нашей ближайшей цели ответ можно считать уже 
добытым, если только мы позаботимся о том, чтобы вопрос о Ничто 
действительно продолжал для нас стоять. Что от нас требуется, так 
это проследить за превращением человека в свое чистое присутствие, 
происходящим 
с 
нами 
в 
настроении 
ужаса, 
и 
схватить 

открывающееся здесь Ничто таким, каким оно дает о себе знать. 
Этому 
сопутствует 
требование 
категорически 
отклонять 
те 

характеристики Ничто, которые сложились не в виду его самого.

Ничто даёт о себе знать в настроении ужаса – но не как сущее. 

Равным образом не выступает оно и как предмет анализа. Ужас вовсе 
не способ постижения Ничто. Тем не менее благодаря ему и в нём 
Ничто приоткрывается. Хотя опять же не так, будто оно являет себя в 
чистом виде «рядом» с жутко проседающей совокупностью сущего. 
Надо сказать наоборот: Ничто выступает при ужасе одновременно с 
совокупностью сущего.

Что значит это «одновременно с»? При ужасе сущее в целом 

становится 
шатким. 
В 
каком 
смысле 
становится? 
Ведь 
не 

уничтожается же все-таки сущее ужасом так, что оставляет после 
себя Ничто. Да и как ему уничтожаться, когда ужас сопровождается 
как раз нашей абсолютной немощью по отношению к сущему в 
целом. Скорее, Ничто приоткрывается, собственно, вместе с сущим и 
в сущем как в своей полноте ускользающем.

При ужасе вовсе не происходит уничтожение всего сущего 

самого по себе; однако нам точно так же нет никакой надобности 
производить сначала отрицание сущего в целом, чтобы впервые 
получить Ничто. Не говоря уже о том, что ужасу как таковому чуждо