Смех: социофилософский анализ

С М Е Х

СО Ц И О Ф И ЛО СО Ф СКИ Й  АНАЛИ З

М осква • АльфаМ  • 2
0
0
5

С М Е Х

СО Ц ИО Ф ИЛО СО Ф СКИЙ
А
Н
А
Л
И
З

А.
В.
 Дмитриев   А.
А.
 Сы чев

УДК 13
ББК 87.66
Д53

Дмитриев А.В., Сычев А.А.
Смех: социофилософский анализ. – М., АльфаМ,
2005. – 592 с.
ISBN 5982810479 (В пер.)

Рассматриваются теории и история смеха, его функции, статус и приемы, а также роль юмора в различных сферах и общественных группах (этническая и профессиональная коммуникация, закрытые группы, женщины, дети, философы, социологи, экономисты, юристы, преподаватели и
студенты). Особое внимание уделяется юмору в политике и средствах массовой коммуникации. Приводится множество забавных примеров и исторических фактов.
Для научных работников и специалистов в различных областях современного гуманитарного знания.

УДК 13
ББК 87.66

Научное издание
Дмитриев Анатолий Васильевич, Сычев Андрей Анатольевич
Смех: социофилософский анализ

Монография

Разработка оформления И.Пронин
Оформление и компьютерная верстка А.В. Антипов
Корректор О.Н. Богданова

© «АльфаМ», 2005
© Дмитриев А.В., Сычев А.А., 2005

Д53

ISBN 5982810479

Г Е Н Е З И С

Глава 1. Генезис
Понятия «юмор», «смех» с течением времени переливаются из одного смыслового русла в другое, самым
парадоксальным образом меняя значения и ассоциации, с ними связанные. Определения их относительны,
а строго научные – не всегда возможны. Различить оттенки и подтексты в значениях этих понятий представляется реальным только в момент самого «переливания» – перехода, в котором понимание приобретает толчок к саморазвитию,
схватывая новые смыслы и возрождая забытые, явно или подспудно присутствующие в понятиях. Таким образом, наполненность понятия «смех» наилучшим образом проявляется на фоне анализа развития общества, где каждая эпоха имеет свои мировоззренческие основы и ценности, свою символику, свои
мифы и идеологию, культурные и религиозные основания. Соответственно
первый этап социологического исследования смеха и юмора должен показать и
объяснить (хотя и в наиболее общих чертах) историческую динамику развития,
взаимодействия и самоорганизации социальных форм смеховой стихии.

1.1. Первобытный мир

1.1. Первобытный мир

Все, что касается древнейших времен, и о чем мы
ровно ничего не знаем, называется периодом доисторическим.

Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

Смех появился на самых ранних этапах развития
человека, и это всерьез не оспаривается никем из исследователей
проблемы.
Проблема происхождения смеха является одной из центральных для понимания как функций юмора в обществе, так и феномена смеха в целом. В подобном вопросе достаточно сложно получить строго обоснованные данные. Тем не менее по ряду различных косвенных признаков можно сделать некоторые выводы
относительно генезиса смеха.
Один из основных вопросов, касающихся происхождения
смеха: что лежит в основе комического – агрессия или удовольстГЛАВА

вие. Иными словами, вопрос заключается в первичности насмешливого или радостного смеха. В пользу второго утверждения говорят обычные бытовые наблюдения: на заре жизни, в первом, беззаботном смехе младенца удовольствие проявляется в наиболее
чистом виде. Это – реакция на комфорт, заботу и ласку, своеобразный сигнал: «У меня все хорошо». Требуется немало времени,
чтобы человек сформировал для себя «правила смеха» и его объект; только с этого момента смех может превратиться в направленное осмеяние, т.е. приобрести некоторые элементы агрессии.
Было бы заманчиво перенести эту эволюцию смешного и на историю человеческого общества, повторив вслед за Спинозой: «Смех
есть радость, а потому сам по себе благо»1; однако существует множество более обоснованных факторов, подтверждающих противоположную точку зрения.
Первое и наиболее явное подтверждение агрессивного происхождения смеха – сама его гримаса, воспроизводящая жест угрозы – искаженное лицо с оскалом. Парадокс в том, что смех – единственное позитивное чувство, воспроизводящее внешнее выражение чувств негативных – ярости, гнева, устрашения. Если
вспомнить несомненный «элемент зла», который чувствовала в
смехе бoльшая часть теоретиков комического начиная с Платона,
то генетическая связь смеха с агрессией становится более очевидной. Дополнительные данные в пользу этой точки зрения представляют исследования по истории и этнографии.
Смех – феномен прежде всего социальный и, как и другие социальные явления, исторически изменчив. То, над чем смеялись
столетия назад, может и не вызывать смеха сейчас. Одним из центральных факторов, обусловливающих различия в восприятии
смешного, является степень агрессии, причем агрессивность шуток и розыгрышей возрастает с их древностью. Так, большинство
исследователей предполагает, что юмор первобытного человека
был чрезвычайно примитивен и сводился, как правило, к публичному осмеянию, орудием которого служили насмешка и оскорбления. Древнеримская литература (Апулей, Петроний) изобилует
примерами розыгрышей, заканчивающихся смертью жертвы, а
многие остроты поборника изящества и осторожности Цицерона
или шутки большинства классиков Ренессанса сейчас могут пока6
Глава 1. Генезис

1 Спиноза Б. Этика. СПб., 2001. С. 279.

заться достаточно жестокими. Примечательно, что в Ветхом Завете около 30 раз упомянуто слово «смех», причем в основном эти
упоминания прямо связаны с агрессивностью (насмешкой, презрением, издевкой) и только два – с радостью.
В древнем мире широко представлен и такой специфический
феномен, напрямую связанный со смертью, как сардонический
смех, который с позиций современности вызывает больше вопросов, чем ответов. Согласно воззрениям древних мыслителей, этот
смех напоминает состояние отравления, вызванного действием
ядовитой Herba Sardonica, «вкушая которую, люди охватываются
конвульсиями и смеются против воли»1. Еще одно мнение по поводу происхождения сардонического смеха высказывает Клитарх,
описывая жертвоприношения: «Когда пламя охватывало рот сжигаемого, то члены тела начинали содрогаться и рот оказывался
раскрытым, наподобие смеха, пока то, что было простерто на жаровне, не переходило в ничто. Отсюда этот ухмыляющийся (seretota) смех и называется сардоническим в тех случаях, когда люди
умирают со смехом»2. Соломон Райнах в статье «Ритуальный смех»
пишет: «Жители Сардинии смеялись, убивая своих стариков
(ставших бесполезной обузой)… финикийцы – умерщвляя младенцев»3. Этих фактов достаточно, чтобы опровергнуть известную
французскую поговорку «Le ridicule ne tue pas» (смешное не убивает), по крайней мере по отношению к древности.
Преимущественно агрессивная составляющая смеха в примитивных обществах выявлена в ряде этнографических исследований: многие этнографы и антропологи указывают на социальную
роль смеха в качестве страховой веревки, привязывающей человека к обществу, вне которого жизнь для него невозможна. Коллективное осмеяние членов племени, нарушающих племенные законы или совершивших определенные проступки, по сути приравнивается
к
остракизму.
Смех
в
таких
случаях
выполняет
определенную социальнорегулятивную роль, связанную с опосредованным насилием. Поскольку зависимость человека от природы в примитивных обществах чрезмерно велика, вне общины
он существовать не мог. Именно поэтому он придавал мнению сородичей о себе гораздо большее значение, чем современный чело1.1. Первобытный мир
7

1 Лосев А.Ф. Античная мифология. М., 1957. С. 137.
2 Лосев А.Ф. Указ. соч.
3 Reinach S. Cultes, Mythes, Religions. P., 1908. Vol. VI. P. 152.

век. Смех их служил своеобразной и сильнодействующей санкцией, заставляющей соблюдать установленные в общине нормы
поведения: страх перед осмеянием, возможно, действовал сильнее, чем любое другое правило принудительного характера.
В некоторых племенах институт шутовства выполняет функции, аналогичные полицейским, определяя виновных, публично
осмеивая их, и практически приговаривая к смерти; в условиях
племенного строя, где Я не отделено от коллектива, остракизм,
как правило, заканчивался самоубийством. Так, Богдан Дземидок
упоминает о «священных клоунах» в племенах пуэбло, выполнявших явные карательные функции1. У древних арабов шуты приравнивались к воинам: во время боя они осыпали противников
градом насмешек, пытаясь привести их в ярость, отвлечь внимание и спровоцировать ошибки в битве. Почти такую же функцию
выполняли и скандинавские скальды. И тех, и других чествовали
после победы наравне с вождями и военачальниками.
Все это позволяет предположить, что своим происхождением
смех обязан в большей мере агрессии, чем удовольствию, хотя
и оно, несомненно, присутствовало в смехе. Соответственно отправной точкой для исследования генезиса смеха может послужить концепция, связывающая смех с «агрессивным удовольствием» с акцентом именно на агрессии2.
Таким образом, наиболее вероятно предположение, что смех
впервые появляется на фоне стычек, битв и войн доисторической
эпохи. В том случае, если победа доставалась достаточно быстро и
враг оказывался не настолько силен, как думалось ранее (Гоббс
называл смех «внезапной славой», и это кажется здесь наиболее
точным определением), победитель разряжал накопившуюся
ярость и избыточное эмоциональное напряжение при помощи соответствующих звуков3. А смеховая гримаса сохраняла маску того
чувства, которое лежало в основе смеха, – ярости, угрозы. Эти звуки и эта гримаса со временем, приобретя символику удовольствия
от победы и уничижения побежденного, создали внешнее выражение смеха.

8
Глава 1. Генезис

1 Там же. С. 159.
2 Это, например, теория Т. Гоббса и работы его последователей – А. Бэйна,
Стендаля, А. Раппа и др.
3 Истерический смех выполняет такую же функцию разрядки от чрезмерного
нервного напряжения.

В подобных ситуациях постепенно формируется объект смеха – жалкий, бессильный, покрытый ранами поверженный противник, все претензии которого на победу оказались более чем необоснованными. Можно сказать, что мотив иллюзорности и ничтожности тесно связывается с символикой победы и смеха в
целом. Но агрессия, присутствующая в смехе, отличается от обычных проявлений характерной для примитивных обществ физической агрессии прежде всего своей опосредованностью.
Проводя определенные аналогии между поведением животных и человека, К. Лоренц предполагает, что смех, как и жесты
умиротворения у животных, есть коммуникативная ритуализация
переориентированной угрозы. Иначе говоря, смех, рождаясь из
агрессии, в то же время способствует ее снятию1; непосредственное физическое воздействие здесь заменяется символическим жестом.
Согласно Лоренцу, в человеческом обществе первостепенное
значение имеет переведение агрессии в социально приемлемое
русло, т.е. от первоначального объекта на соответствующий эрзац.
Подобный эрзац как одну из наиболее эффективных форм коммуникации может предложить и юмор .
Таким образом, смех изначально сочетает элементы агрессии и
умиротворения, причем с развитием общества второе начинает
превалировать – генетически агрессивное начало в антропогенезе
изменяется и ритуализируется, переходя в свою противоположность. Первобытный протосмех как неконтролируемый деструктивный жест превращается в смеховую форму с элементами переориентированной и социально приемлемой, преимущественно
«доброкачественной» агрессии.
Если принять за основу концепцию агрессивности, исторически первой формой смеха можно считать «воинский» смех. Миф и
героическая эпика различных фольклорных традиций подчеркивают мощь героев в громогласном хохоте: ликующем – от избытка сил, издевательском – над самоуверенностью готовящихся к бою противников, насмешливом – над поверженным
врагом после заслуженной победы в тяжелом бою. Позже смех начинает приобретать определенную магическую силу: имеется
множество примеров смеха при ритуальной имитации убийства

1.1. Первобытный мир
9

1 Лоренц К. Агрессия. М., 1994. С.182.

врагов или животных. По законам магии, смех как символ победы
должен был обеспечить поражение врагов в намечавшейся битве
или успех в охоте. Символ убийства здесь совмещается с символом
ликования и неотделим от него. Подобное совмещение наблюдается в ряде ритуалов жертвоприношения, в том числе в производных от них имитациях убийства умирающих и воскресающих богов (Диониса, Осириса и др.) и героев (характерен, например, хохот вакханок, разрывающих на части Орфея).
С развитием аграрного способа производства «воинский» смех
модифицируется в «аграрный»: ритуальное убийство проецируется
на земледелие. Семена «хоронят» в землю, чучела Костромы или
Купалы – символов плодородия сжигают под общий смех. Как на
охоте и на войне, «аграрное убийство» подразумевает символическую победу над противником и определенные блага (пропитание и
выживание) в будущем. Смех здесь приобретает новую, аграрную
семантику, связанную с плодородием, которая усложняется с развитием земледелия. При этом агрессивный элемент редуцируется,
уступая место новым, более социально приемлемым смыслам.
Плодородие тесно связывается с физическим воспроизводством
человека, смех окрашивается эротически и сексуально. В аграрном
обществе появляются представления о смехе как о «жизнедателе»,
силе, подразумевающей рождение и воскрешение1.
Многозначность, изначальная двойственность смеха делает
его важным элементом столь же амбивалентного мифологического мышления, не обычным эпифеноменом, а доминантным, т.е.
проявляющимся в большом количестве мифов и ритуалов, символом. Смех приближается к мифу благодаря своей эмоциональности, несомненной связи с индивидуальным и коллективным бессознательным, ярко выраженной антиномичностью. В силу этих
факторов миф способен объяснить многое в природе смеха, а смех
как стимул и механизм становления человека в обществе в свою
очередь может послужить одним из ключей к специфической логике мифологического мышления.
Наиболее общая характеристика мифа, отличающая его от последующих типов мироощущения, – его синкретизм, неразличе10
Глава 1. Генезис

1 О смехе как жизнедателе см.: Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. М., 1999. С. 162–164, 220–256; Он же. Русские аграрные
праздники. М., 2000. С. 81–123; Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.,
1997. С. 103–105.