Формы уличного протеста в современной российской провинции

12. Pleij H. Colors Demonic and Divine. Shades of Meaning in the Middle Ages and After 
/ Herman Pleij. – New York: Columbia University Press, 2002. 

УДК 323.25

Скиперских А.В.
(Елец, Россия)

ФормЫ уЛичного ПротЕСта
в СоврЕмЕнной роССийСКой ПровинЦии

Стаття присвячена розгляду феномену вуличного протесту в сучасній Росії, що 
став характерною особливістю політичної реальності в кінці 2011 року. Вуличний протест поширився і на російську провінцію, де знайшов розвиток як в традиційних формах 
протестної активності, так і в деяких специфічних авторських протестних схемах.
В даній статті автор спробує розглянути характерні риси сучасного провінційного 
політичного акціонізму.
Ключові слова: акціонізм, влада, протест, провінція, політичний перформанс.
Статья посвящена рассмотрению феномена уличного протеста в современной России, ставшего характерной четой политической реальности в конце 2011 года. Уличный 
протест распространился и на российскую провинцию, где нашёл развитие как в традиционных формах протестной активности, так и в неких специфических авторских 
протестных схемах.
В данной статье автор постарается рассмотреть характерные черты для современного провинциального политического акционизма.
Ключевые слова: акционизм, власть, протест, провинция, политический перформанс. 
The article considers the phenomenon of street protests in Russia, which became a characteristic couple of political reality in late 2011. The author will try to examine the characteristics 
of the modern provincial political actionism.
Keywords: actionism, power, protest, province, political performance.

Итоги избирательной кампании в Государственную думу РФ в декабре 2012 года 
вызвали к жизни новую политическую реальность. В России объективировался уличный протест, который ещё пару лет назад мог быть редким явлением, связывающимися исключительно с маршами несогласным и разгонами митингов в защиту 31 статьи 
Конституции РФ. Как показывает практика, уличный протест становится популярным в 
крупных российских городах и Москве, но и отмечается в российской провинции. Про
©   Скиперских А.В., 2012

странственный провинциальный континуум российского протеста кажется чем-то удивительным, тем более, когда отмечаются попытки путинского режима в «закручивании 
гаек» и дезорганизации протестных настроений. 
Что собой представляет современный уличный протест в российской провинции, 
какие он приобретает формы, и, наконец, можно ли говорить о том, что происходит его 
институционализация – на эти вопросы и попытается ответить автор данной статьи. Собранный и обработанный автором материал при помощи метода включённого наблюдения за уличным протестом в г.Ельце – втором по величине городе Липецкой области 
- позволяет защитить гипотезу о том, что политический протест в Ельце может представляться самостоятельным институтом, находящимся в состоянии развития. 
Волна протестов «рассерженных горожан», недовольных масштабными фальсификациями на выборах в Госдуму ФС РФ, накрыла и Елец. В Ельце были поддержаны все 
протестные мероприятия, имевшие место в России, начиная с декабря 2011 года и заканчивая мартом 2012 года. Скромный провинциальный город выглядел как-то странно в 
компании крупных российских городов и городов дальнего зарубежья, где митинговали 
возле посольств России [1]. Не прекратились уличные протесты и после президентских 
выборов – вплоть до осени 2012 года, хотя им пришлось приобрести форму уличных артакций. Как оказалось, политический акционизм в Ельце может вполне рассматриваться 
как заслуживающее внимание явление.
Идея проведения политических перформансов в Ельце принадлежит группе интеллектуалов, почувствовавших необходимость выражения собственной политической позиции посредством арт-акций. Прибегая к подобным формам субъекты политического 
протеста решают важную задачу ускользания на периферию, где сигнал власти не представляется таким отчётливым и обжигающим. В Ельце, как и в других городах современной России это имеет огромное значение. Поэтому, именно интеллектуалы «выступают 
едва ли не самой активной частью городского протестного социума, ввиду относительной свободы от требовательного и внимательного зрачка своего работодателя» [2: 328 
- 329].
Открытые протестные формы, предполагающие постоянный контроль власти, не 
могли не тяготить интеллектуала, в течение всей своей жизни ускользающего за пределы 
формализации и дисциплинарных, обязывающих схем, прописанных властью. Вырваться за пределы властного сигнала, прочувствовать альтернативную нишу, где можно реализовать свои политические активистские и акционистские потенции – вот, что может 
стать навязчивой идеей интеллектуала. Привлекательность подобных форм скрывается 
ещё и в отсутствии необходимости в унижении властными инстанциями. В отличие от 
митинга, шествия и пикета их нет необходимости согласовывать с властью. Этот момент 
является принципиальным для честолюбивого субъекта политического перформанса. 
Само явление уличного протеста в форме политического перформанса есть следствие значительной спектакуляризации самого общества и его образа существования. 
В своё время в «Обществе спектакля» об этом замечательно напишет Ги Дебор – «спектакль  являет собой модель преобладающего в обществе образа жизни. Спектакль – это 
повсеместное утверждение выбора, который уже был сделан в производстве, не говоря 
уже о последующем потреблении. Форма и содержание спектакля служат полным оправданием условий и целей существующей системы» [3: 10]. Спектакль, разыгрывающийся 

в обществе, на глазах общества и ради общества, бесконечный политический театр, в котором значительно увеличивается манипулятивная политическая компонента, выступает 
уверенным приводом самой спектакуляризации повседневности. Политика является частью этой самой повседневности. 
Некоторые исследователи, говоря о различных формах политического спектакля, отмечают их несомненное преимущество по сравнению с фронтальным, лобовым столкновением с властью, с её холодной разрешительной машиной. Действительно, важнейшим 
плюсом подобных акций является тот факт, что «они не предполагают получения разрешения со стороны властей. Поэтому, при усилении репрессивных практик государства 
и свёртывании возможностей легального протеста они дают возможность избегать контроля и репрессий, от которых страдают участники обычных митингов и демонстраций» 
[4: 47]. Данный факт говорит о многом. Действительно, относительная безопасность подобных акций выглядит довольно заманчивой перспективой, расширяющей возможности участия в них сомневающейся, колеблющейся и даже не слишком политизированной 
части общества (преимущественно, молодой). Относительная безопасность подобных 
акций сохраняется даже и при ужесточении наказания за митинги и уличный протест, 
явившимся ответом российского правящего класса на чрезмерную уличную активность, 
разыгравшую к лету 2012 году.     
Идеи подобных мероприятий восходят к творчеству художественной группы «Коллективные действия», периодически отмечавшейся странными акциями в период СССР. 
Подобная «Зарница» для интеллектуалов, глубоко законспирированная в СССР, стала 
относительно популярна в российской провинции [5]. Безусловно, подобные акции 
нуждаются в идейных вдохновителях и талантливых, харизматичных исполнителях. В 
Ельце они нашлись среди университетских сотрудников, аспирантов и студенчества. Необходимость политического арт-выражения послужила поводом к демонстрации своих 
способностей посредством тотального спектакля. Акции арт-группы проводились практически каждую неделю. 
Каждая акция преподносилась как концентрированный спектакль - текст, в котором 
есть авторы (актёры), сообщение (спектакль) и аудитория (зрители). Обязательным условием подобных акций было их последующее моментальное отражение в Интернет. Перед каждой акцией делался анонс, который пытались расшифровать возможные участники акции и сотрудники спецслужб, активно мониторивших действия арт-группы. Значительное ужесточение самой процедуры проведения уличных собраний, помноженное 
на специфическое для провинции превозмогание анонимности, не могло не сказаться на 
их быстром прорабатывании и моментальной объективации.
После проведения каждого мероприятия, выложенный фотоотчёт и аннотация с удовольствием обсуждались в Интернет. Развитие подобных форм протеста сказалось и на 
повышении интереса к уличной арт-политике. Комментировать акции стали чаще, начиная от местных форумов и заканчивая пассажирами авиарейсов, потому как некоторые 
мероприятия получили поддержку даже в наиболее известных российских газетах.     
В культурных продуктах, порождённых елецкими несогласными можно найти как 
распространённые формы протеста, являющиеся некими классическими схемами выражения протеста, равно, как и исключительно авторские формы, до этого не использовавшиеся в российском протестном дискурсе. 
Наряду с традиционными митингами против «Единой России» и В.Путина, пикета

ми и одиночными пикетами, автопробегами и «Оккупаями» в политическом дискурсе 
Ельца раскрылись и другие формы протеста. Так в Ельце состоялись политические перформансы («Раскачивание жёлтой лодки», «Заполнение пустоты», «Данко», «Анна Каренина») и политические хэппенинги – акции, рассчитанные на включение случайного 
зрителя в само действо как соучастника («Гномы», «Ливенский лёд»). Некоторые формы 
также заслуживают внимание к себе как безусловно авторские и немного «странные» 
для современной российской провинции. Например, такими формами могут выглядеть 
литературный субботник, закладывание камня, сооружение памятников.
В начале июня 2012 года в Ельце прошёл пластилиновый митинг. Скверы и публичные места города оккупировали пластилиновые человечки с транспарантами и флагами, на которых были представлены их требования. Данная акция явилась ответом на 
ужесточение ФЗ «О митингах» и внесение поправок в административный кодекс РФ. 
Мероприятия получило большой резонанс и, наверняка, станет проформой для новых 
объективаций по всей России.   
Происходящие уличные акции в Ельце, постепенно раскрывающие внимательному 
исследователю свои структуры, характер организации, материальную и нематериальную 
культуру, а также свою философию – особые поведенческие кодексы, не оставляют сомнений в том, что мы имеем дело с постепенным проявлением признаков института, с 
его медленным и трудным оформлением. Дальнейшее развитие протестных движений 
в России  (даже приобретение ими латентных свойств) сможет существенно прояснить 
перспективы данного института. Правда, в любом случае, будет необходимо отметить, 
что данный институт не поддерживается самой властью, а, наоборот, затрудняет ей легитимационные практики. Данное уточнение не способствует катализации развития 
не только провинциального уличного протеста, но и протеста в целом. В таком случае, 
наиболее вероятные перспективы артикуляции протестных настроений будет вынужден 
принимать на себя непосредственный субъект протеста.       
Систематизация и классификация подобных форм выражения политического несогласия в современной России в условиях авторитарного дрейфа В.Путина, наверняка, 
будет поводом для дальнейших теоретических штудий. Интересно, что тема протеста 
в Ельце получает раскрытие в студенческих ВКР и в диссертационных исследованиях. 
Явление уличного протеста может получить значительный импульс для исследований в 
связи с появлением практики повторений – бесконечных делёзовских реминисценций.  
Таким образом, уличный протест в России приобретает новые формы выражения. 
Запрет на публичную демонстрацию культурных продуктов несогласных активизирует 
выход энергии в скрытые ниши – альтернативные зоны. Тем не менее, концентрация в 
них значительного интеллектуального капитала способна вызвать к жизни новый виток 
культурных провокаций, реагировать на которые правящему классу будет со временем 
всё сложнее и сложнее.           
 
        

ЛитЕратура

1. Список митингов и шествий на 4 февраля. – Режим доступа: http://echo.msk.ru/
blog/hmelmed/854456-echo/  

2. Скиперских А.В. Интеллектуал в современной российской провинции: искушения 
декабрьского протеста. // «Новая»  и «старая» интеллигенция: общее и особенное. – Вып. 
XIII. - М.: РГГУ, 2012. – С. 322 – 330. – 480 с.  
3. Ги Дебор. Общество спектакля. – М.: Опустошитель, 2011. – 178 с. 
4. Зайцева А. Спектакулярные формы протеста в современной России: между искусством и социальной терапией. // Неприкосновенный запас. - № 4. - (72). - 2010. - С. 
47-69. – 302 с. 
5. Орлова М. Пленэрное заседание. // Коммерсант-Власть. - № 11. - 20 марта 2006. - 
С. 64 – 67. 

УДК 811.111’37                                                                               

Когут Л.Ф.
(Івано-Франківськ, Україна)

мовно-КуЛЬтурна тріада на ШЛЯХу до ПороЗуміннЯ

Стаття присвячена проблемі взаємозв’язку культури, мови і свідомості. Культурно-ментальний бар’єр як наслідок впливу специфічних цінностей нації  призводить до 
бар’єру комунікативного.
Ключові слова: лінгвокультурологічна компетенція, ментальність, мовно-культурний бар’єр, соціокультурні чинники.
Статья посвящена проблеме взаимосвязи культуры, языка и сознания. Культурноментальный барьер, как следствие влияния специфических ценностей нации, приводит 
к барьеру коммуникативному. 
Ключевые слова: лингвокультурологическая компетенция, ментальность, языковокультурный барьер, социокультурные факторы.
The article is devoted to the problem of intercommunication of culture, language and consciousness. A cultural-mental barrier as a result in influence of specific values of nation results 
the barrier of communication.
Key words: lingually-cultural competence, mentality, lingually-cultural barrier, sociocultural factors.

Останнім часом всебічно обговорюється проблема взаємозв’язку культури, мови і 
свідомості, проводяться різноманітні дослідження мовної картини світу у носіїв певної 
мови, створюються асоціативні словники різних мов, що дають багатий матеріал для вивчення особливостей сприйняття дійсності в рамках тієї чи іншої культури. Безперечно, 
мови культур різноманітні, адже «по своїй суті культура – поліглотна» [1: 21].
Лінгвокультурологічна компетенція має форму мовної, однак змістовно вона значно 
глибша. Формування лінгвокультурологічної компетенції необхідна для можливості проникнути в природу культурної суті, яка закріплена за певним мовним знаком. Мовна 

©   Когут Л.Ф., 2012