Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой (конец 16 - первая половина 17 века

А. И. ПАПКОВ 

ПОРУБЕЖЬЕ 
РОССИЙСКОГО ЦАРСТВА 
И УКРАИНСКИХ ЗЕМЕЛЬ 
РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ 

(КОНЕЦ XVI - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XVII ВЕКА) 

Белгород 2004 

ББК 63.3(2)45 
П 17 

Научный редактор 

доктор исторических наук АЛ. Хорошкевич 

Рецензенты: 

доктор исторических наук В.Н. Глазьев (Воронежский госуниверситет) 
кандидат исторических наук Л.В. Соболев (Институт славяноведения РАН) 
кандидат исторических наук B.C. Кулабухов (Белгородский госуниверситет) 

Папков А.И. 

П 17 Порубежье Российского царства и украинских земель 

Речи Посполитой (конец XVI — первая половина XVII века) / 
А.И. Папков.— Белгород: Изд-во «КОНСТАНТА», 2004 — 352 с. 

ISBN 5-902711-02-9 

Монография посвящена исследованию процесса освоения лесостепных пространств Юга России в XVI—XVII столетиях в контексте общегосударственной политики, русско-польских и русско-украинских отношений. Основное внимание уделено рассмотрению и характеристике противоречий, возникавших в приграничном 
районе по мере заселения этой территории со стороны России и Речи Посполитой. 
Такой подход позволил проанализировать наиболее сложные и малоизученные аспекты взаимодействия населения и органов власти двух государств, развернувшегося на границе между Россией и украинскими землями Речи Посполитой накануне 

исторической Переяславской рады 1654 г. 
Издание рассчитано на историков, студентов, а также всех интересующихся 

прошлым России и Украины. 

ББК 63.3(2)45 

ISBN 5-902711-02-9 

© Папков А.И., 2004 
© Издательство «КОНСТАНТА», 2004 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

... путь творческого покаяния 
трудовой 
трезвенности, 
перестройка всей жизни — 
вот путь России, наш общий путь. 

Г. П. Федотов' 

Вынесенные в эпиграф слова замечательного русско
!>• философа, провидца нашего будущего, человека, глубоко и ис> |« мне любившего Россию, Георгия Петровича Федотова как 
мгм. 1я лучше подходят к книге А.И. Папкова. Пожалуй, автор 
||>инадлежит к тому поколению российской интеллигенции, ко•»Ч" 
не только услышало идеи Г.П. Федотова, но и оказалось спо
• •><'нмм воплощать их в жизнь. Несмотря на трудности ученого, 
|м!нч .iMiijero в провинции, связанные с получением информации 
» i|<-и гральных архивах и библиотеках, можно поражаться широм- "Mi.ii.i и архивного материала, и литературы. Это ставит труд 
A 11 I Кшковя в один ряд с сочинениями так называемых акадечн'кч к их ученых. 

t r : : : ! " ^
—
6 
" В С е Л е Н С К О е " ° РОССИИ „ русской философской Культуре 
| , ы Р у с с к о ' ° послеоктябрьского зарубежья— М„ 1990—С. 449 
^ 

3 

Книга посвящена теме, на которую в течение большей части XX 
столетия в СССР было наложено табу. Лицемерное утверждение о 
вечной и неувядающей дружбе народов не допускало интереса к 
пограничным регионам и демографическо-политическим проблемам, возникавшим на сопредельной с границами территории. Тема 
границ вообще была камнем преткновения советской историографии, на ней споткнулась историческая география, и историкигеографы не сумели обеспечить население страны ни одним историческим 
атласом, за исключением 
блестяще 
составленного 
И.А. Голубцовым школьного атласа и карт к «Очеркам истории 

СССР» 50-х годов XX века. 

Нужно подчеркнуть и другое обстоятельство. В центре внимания Андрея Игоревича Папкова находится украинско-русское порубежье. История Украины и русско-украинских отношений — 
тема крайне деликатная. Россия и СССР — страны с неизменно 
четко выраженной государственной властью, выстроенной по строгой вертикали, и входившая в их состав Украина, обретшая государственность лишь в самом конце XX в., поневоле выступали антагонистами, несмотря на ближайшее кровное и культурное родство 
славянских народов. Еще в 1929 г. тот же Г.П. Федотов писал: 
«Из оставшихся в России народов прямая ненависть к великороссам встречается только у наших кровных братьев — малороссов, 
или украинцев (и это самый болезненный вопрос новой России)»2. 
Прошедшие со времени написания этих строк три четверти века 
ситуации не изменили. В СССР старались не замечать попыток создания собственной украинской государственности в середине XVII в. 
и упрямо боролись с украинским «национализмом» в середине 30х и начале 70-х годов. Это усугубило неприятие России настолько, 
что даже создание «незалежной» Украины не изменило общего 
настроя. 

Нужна правда об истории русско-украинских отношений. И 
именно эту правду применительно к одному и достаточно раннему 
периоду конца XVI — первой половины XVII вв. и содержит книга 
А.И. Папкова. Автор давно и упорно работал в архивах, подробней
2 Он же. Будет ли существовать Россия? // Там же.— С. 455. 

4 

шим образом исследуя каждый эпизод соприкосновения — дружественного или враждебного — украинского и русского населения на 
территории их общего порубежья, Поля — буферной зоны между 
Российским царством, Речью Посполитой и Крымским ханством, 
на протяжении конца XVI — первой половины XVII столетия.3 Благодаря этому А.И. Папкову удалось рассеять пыльный туман, поднятый в лесостепном междуречье Дона и Днепра его предшественниками, показать, как трудно и противоречиво складывались эти 
отношения в том регионе, который после 1654 г. вошел в состав государственной территории Российского царства, а с 1721 г. и одноименной империи, а ныне — с 1991 г. поделен между Российской 
Федерацией и Украинской Республикой. Автор показывает (правда, 
очень кратко и мимоходом), чем были обусловлены демографические потоки из Речи Посполитой и Российского царства, подробно 
исследует, как разнонаправленны были эти массовые движения, 
чем отличались позиции верховной власти тех государств, которые 
покидали будущие насельники Поля. Благодаря этому на смену 
мертвой догматической схеме «вечной и нерушимой дружбы» 
пришла живая картина пересечения судеб соседних народов, полная 
конкретных деталей история колонизации ими Поля. А.И. Папков 
иыясняет особенности колонизации — украинской и российской. 
<' гихийная и в том и в другом случаях колонизация, имевшая целью 
11.1 |юднохозяйственное освоение плодородных земель Поля наибо\ге активным 
слоем населения, 
выталкиваемого 
социально•кономическими условиями со своих родных мест, тем не менее 
ущественно отличалась: украинская колонизация в отличие от 
рчч ийской не поддерживалась властью Речи Посполитой. Немотря на мнение автора книги, трудно согласиться с Я.Р. Дашкеш г Юм, полагающим, что «Большая граница позднесредневековой 
V» раины — это <„> две зоны военного влияния».4 А.И. Папков по• .1 U.1 вает, что польская сторона была крайне заинтересована в соi ии-иии рабочих рук в пределах собственного государства и попинно, особенно в XVII в., требовала возвращения «черкас», как 

м перечень трудов А.И. Папкова в общем списке использованной литературы 

"",• """мЯ н,™ Л Ь Ш а Я Г Р Ш , И Ц а У к Р а и н ы " Этноконтактные зоны в европейской части 
М . 1989,— С. 10 (см. подробнее во введении к настоящей книге). 

5 

именовались украинцы в официальных русских источниках, в родные места. Российская же сторона в связи с постоянной угрозой военного нападения со стороны крымцев рассматривала колонизацию Поля как путь к обеспечению безопасности населения центрально-русских земель. Поэтому очень рано на колонизуемых российскими поселенцами землях организовывалась сторожевая и 
станичная служба, по мере продвижения на юг строились крепости. 
В конце XVI в. русская колонизация опиралась именно на них и на 
вооруженные царские войска. А украинские переселенцы, переходя 
в российское подданство, находили применение своих сил на военной службе в приграничных крепостях и городах в качестве служилых людей. Тем самым формировались основы сосуществования 
украинского и российского населения на территории Поля. Однако 
наряду с этим проблемными оставались отношения с так называемыми «воровскими» черкасами. 

Автор убедительно показывает, как основная тенденция взаимоотношений 
подвергалась 
изменениям 
в силу 
различных 
политических потрясений — в эпоху Смуты, Смоленской войны 
1632—1634 гг.: отдельные конфликты перерастали в это время в 
широкомасштабные военные действия. Чрезвычайно важными 
были отношения с черкасами в период Освободительной войны 
1648—1654 гг., когда они воздействовали на отделившиеся от 
российско-польских 
российско-украинские 
связи: 
опасаясь 
вторжения черкас в конце 40-х годов XVII в., русское правительство не торопилось оказывать военную помощь гетману Богдану 
Хмельницкому, но, даже перейдя к политике поддержки Хмельницкого, с опаской относилось к черкасам. В целом автор убедительно показал противоречивость процесса украинской и российской колонизации Поля, обеспечившей впоследствии ликвидацию крымской опасности как для Российского царства, так и Речи Посполитой. 

Хотелось бы отметить и некоторые другие выводы А.И. Папкова, в частности, ему удалось уточнить даты строительства ряда крепостей, остававшиеся спорными в нашей историографии. Историки русско-украинских отношений благодаря усилиям автора и картографа А.И. Ильина получат основанное на глубоком фундаменте 

6 

источников представление о границах Российского царства и Речи 
Посполитой. 

Можно порадоваться и за «рядового» читателя, будь то украинца или россиянина, интересующегося прошлым своей страны. 
Он поймет, какими сложными и трудными были пути к мирному 
сосуществованию народов и на исходе средних веков, и в начале 
Нового времени и, может быть, сделает для себя соответствующие 
выводы, которые помогут нашим родинам и в начале XXI века, 
Дай-то Бог... 

АЛ. ХОРОШКЕВИЧ 
27 апреля 2003 г. Пасха 

100 

ВВЕДЕНИЕ 

Длительное совместное проживание русского и украинского народов в составе Российской империи, а затем и СССР 
способствовало формированию устойчивых и внешне непротиворечивых отношений между ними. Эти отношения основывались на 
этнокультурной близости двух восточнославянских народов. Выход 
в конце XX в. на историческую арену Российской Федерации и Республики Украины в качестве независимых держав породил комплекс проблем, сложных и непривычных для народов, связанных 
традициями взаимодействия в рамках единого государства Одна из 
самых болезненных проблем — пограничные отношения государств и населения смежных регионов. 

В настоящее время суверенные Россия и Украина формируют 
долговременные приоритеты своей внешней политики, ищут конкретные пути и способы межгосударственного взаимодействия. 
Поэтому необходим анализ взаимодействия населения и государственной политики в приграничной зоне. Изучение исторического 
аспекта указанных проблем открывает дополнительные возможности научного обоснования их решения в современных условиях. 

Предлагаемая читателю книга посвящена исследованию процесса освоения лесостепных пространств юга России. Предметом 
изучения избраны российско-украинские порубежные отношения 
конца XVI — первой половины XVII вв. При этом, исходя из степе
100 

ни разработанности данной проблемы в исторической литературе, 
основное внимание уделено рассмотрению и характеристике противоречий, возникавших в приграничном районе по мере колонизации этой территории со стороны Российского царства и Речи Посполитой (под колонизацией здесь и далее понимается заселение и 
хозяйственное освоение земель). Такая постановка вопроса позволяет проанализировать наиболее сложные аспекты взаимодействия 
населения и органов власти двух государств, развернувшегося на 
границе между Россией и украинскими землями Речи Посполитой. 

Географические рамки работы определяются спецификой южной части российского пограничья. Земли, о которых идет речь, — 
так называемые Северская и Польская украйны России (ДнепроДонская лесостепь, а ныне территория Курской, Воронежской и Белгородской областей Российской Федерации, а также частично Харьковской, Полтавской, Донецкой и Сумской областей Украины). 

Северщина была лучше освоена и гуще заселена. Северские города перешли под власть княжества всея Руси в начале XVI в.5 Они 
делились на города по Десне и города по Сейму. В связи с исследуемой темой интерес представляет бассейн среднего и нижнего течения Десны, т.е. территория, прилегавшая к украинским землям 
Польского королевства. Здесь стояли русские города: Севск, Новгород-Северский и Чернигов.6 На Сейме располагались Рыльск и Путивль. В XVI в. последний был главным городом региона, имел каменную крепость, здесь сходились границы России и Речи Посполитой, а между ними клином врезалось неосвоенное Поле, которое 
начало активно заселяться в 80-е годы XVI в., после постройки Лицеи и Воронежа. В последнее десятилетие XVI в. в междуречье Осола и Пела поставили Белгород, Оскол и Валуйку. С этого времени 
Днепро-Донская лесостепь стала зоной наиболее активных россий« м i-украинских контактов. 

Хронологические рамки исследования охватывают период ко\онизации Россией и Речью Посполитой обширной лесостепной 

' 11<1Дробнее см.: Кром М.М. Меж Русью и Литвой.— М„ 1995.— С. 71—119; С. 220—232. 
' II I лIК I но Деулинскому перемирию Чернигов и Новгород-Северский отошли к Польше. 

9 

зоны южных пределов обоих государств: от первых устойчивых 
контактов в 80-х годах XVI в. до вхождения Левобережной Украины в состав России в 1654 г., которое изменило ситуацию в регионе. 
Таким образом, для изучения избран отрезок времени протяженностью примерно в семь десятилетий (конец XVI — первая половина XVII в.), что позволяет проследить развитие российскоукраинских порубежных отношений, влияние на них международной обстановки и государственной политики России. Выбор хронологических рамок исследования обусловлен еще и тем обстоятельством, что на протяжении практически всей истории российскоукраинских отношений, вплоть до 1991 г., не было времени (за исключением краткого послереволюционного периода), когда украинский народ имел собственную государственность. Поэтому исторический опыт взаимодействия населения приграничных территорий, относящийся к тому периоду, когда Украина не являлась частью России, представляется особенно ценным. 

В данной монографии сделана попытка изучения влияния политического фактора на характер взаимодействия русских и будущих украинцев в ходе освоения Днепро-Донского междуречья. Основное внимание сфокусировано на рассмотрении событий, связанных с наиболее конфликтными ситуациями во взаимодействии 
двух народов и стран, а также с реализацией политики Российского 
царства в отношении украинских переселенцев. В работе анализируется взаимодействие российской и украинской колонизации Поля, исследуются противоречия, возникавшие в ходе столкновения 
двух колонизационных потоков. Важной задачей является изучение 
применявшихся способов разрешения названных противоречий и 
влияние «украинского» фактора на деятельность России по освоению своих юлсных окраин. Несомненно, перечисленными проблемами не исчерпывается жизнь южной окраины России в XVI— 
XVII вв., но именно эти вопросы наименее изучены, несмотря на их 
важность. В научной литературе уже отмечалось наличие дискуссионного, но мало обсуждаемого вопроса о так называемой «Большой 
границе» — границе между двумя группами (европейскими и неев
102 

ропейскими) человеческих цивилизаций. 
Представляется, 
что 
настоящая работа может внести определенный вклад в изучение и 
этой проблемы. Применительно к рассматриваемой территории 
под «Большой границей» обычно понимают этноконтактную зону 
между христианским Западом и сначала языческим, а потом мусульманским Востоком. Однако феномен особой пограничной жизни характерен не только для упомянутого выше региона. «Большая 
граница позднесредневековой Украины — это не политическая 
граница, а две зоны военного влияния, вслед за которым, а иногда и 
впереди которого продвигалось народнохозяйственное использование земель, часто вопреки желаниям властей. Зоны только е середины XVII в. начали оформляться в качестве политических границ...». Думается, что эти слова вполне применимы и для общей характеристики ситуации, сложившейся на границе между Россией и 
украинскими землями Речи Посполитой в конце XVI — первой .половине XVII столетия. 

Для облегчения восприятия излагаемого материала следует сделать еще несколько замечаний относительно терминологии, используемой в монографии. Территория современного Центрального 
Черноземья, граничившая с землями Речи Посполитой, на которых 
проживало восточнославянское население, в российских документах конца XVI — первой половины XVII вв. именовалась «Полем» 
или «Польской украйной». Русские источники прочно закрепили 
наименование «Поле» за степными пространствами, располагавшимися между ордынскими владениями и русскими землями.9 

В литературе достаточно убедительно показана неправомерность 
употребления словосочетания «Дикое поле» по отношению к рассматриваемому региону.10 «Диким полем» в XVI—XVII вв. обозна
' См.: Дашкевич Я.Р. Большая граница Украины // Этноконтактные зоны в европейской 

части СССР — М„ 1989,— С. 7—21. 
" Там же,—С. 10. 

См.: Хорошкевич А.Л. Куликовская битва и становление национального самосознания 
русских, украинцев и белоруссов // Дмитрий Донской и эпоха возрождения Руси.— Тула, 2001,—С. 63 (прим. 3). 
См.: Загоровский В.П. Некоторые вопросы ранней народной колонизации польской окраины России // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1698 г.— 
Л., 1972.— С. 37—38 и др. работы этого автора. 

11 

ii и i. нераспаханная земля, целина, где бы она ни находилась. С 
мткой руки Конрада Буссова этот термин («wilde Feld») стал использоваться историками как географический." 
Соответственно 
го|юда, возникшие в Днепро-Донской лесостепи, в российских документах стали именоваться «польскими городами» или «городами 
на Поле», в отличие от северских, украинных и рязанских, которые 
обобщенно назывались «городами от Поля». Во главе городов стояли воеводы, обладавшие всей полнотой военной и административной власти. Им приходилось часто вступать в контакт с администрацией южных территорий Речи Посполитой. Староста возглавлял 
польскую администрацию в территориальном округе, осуществляя 
управление при помощи урядников. Урядникам подчинялись чиновники, распоряжавшиеся отдельными городами с прилегающей 
округой, — «державцы». 

Ежегодно, с ранней весны до поздней осени, в Поле выставлялись 
российские «сторожи» — наблюдательные пункты, на которых обычно находилось от двух до шести служилых людей. Одновременно в 
степь направлялись «станицы» — небольшие конные воинские отряды из 10—20 чел., патрулировавшие приграничную территорию. 

Особо следует остановиться на вопросах использования понятий 
«Украина» и «украинцы». Связано это с тем, что проблема происхождения украинцев (в современном понимании этого слова), в силу воздействия различных идеологических клише, чрезвычайно запутана и 
степень ее разработки далека от завершения.'2 Длительное время в отечественной историографии господствовало представление, согласно которому в конце XIV в. украинский народ уже вполне сформировался. 
В одной из последних коллективных монографий по этой проблеме образование украинской народности датируется XVI — первой половиной XVII в. Здесь же отмечается, что название «Украина» для обозначе
11 См.: Буссов К. Московская хроника.— М.; Л., 1961.— С. 94. 
12 Подробнее см.: Восточные славяне в XVII—XVIII веках: этническое развитие и культурное взаимодействие // Славяноведение.— 2002.— № 2.— С. 3—35; Sysyn F.E. Concept of Nationhood in Ukrainian History Writing, 1620—1690 // Harvard Ukrainian Studies.— Cambridge, 1986,— Vol. X,— P. 393—423 (далее — HUS). 

13 См.: Мавродин В.В. Происхождение русского народа.— Л., 1978.— С. 146; Народы ми
ра: историко-этнографический справочник.— М., 1988.— С. 472. 

102 

( 

ния этнической территории начинает употребляться с конца XVI в.14 

Первая попытка полного академического описания украинцев как 
этнической общности была предпринята учеными Института этнологии и антропологии Российской академии наук; и Института политических и этнонациональных исследований Национальной академии 
наук Украины в 2000 г. Результатом стал коллективный труд «Украинцы». В нем отмечается сложность этнической истории украинцев, 
которая проявилась в многообразии их самоназваний (этнонимов) и 
названий края. Авторы упоминают о существовании разноречивых 
мнений по поводу происхождения изучаемого народа, но выделяют 
два основных. Первое связано с так называемой теорией непрерывного развития народов. По этой теории, прямыми предками украинцев 
было обитавшее на территории современной Украины неолитическое население. Последнее эволюционировало сначала в невров, затем 
в антов, далее в русов периода Киевской Руси и, наконец, в украинцев. 
Второе мнение — так называемая академическая точка зрения. Согласно ей формирование у к р а и н ц е в началось в период феодальной 
раздробленности Древнерусского государства (XII—XIII вв.), а завершилось в XIV—XV вв. Далее подчеркивается, что обе точки зрения небесспорны, но ближе к истине вторая, поскольку термин «Украина», 
встречается в Ипатьевской летописи под 1187 г., а следовательно, этногенетический процесс должен был начаться ранее этого времени.15 

Б.Н. Флоря отметил, что с конца XIV в. можно говорить о разных 
исторических судьбах восточного славянства в рамках новых многоэтнических государств: Великого княжества Литовского и Польского 
королевства, с одной стороны, и формирующегося Русского государства — с другой Однако, по его мнению, с этого времени лишь возникают объективные предпосылки для формирования нескольких восточнославянских народностей. Проанализирював взгляды элиты Речи 
11осполитой, Б.Н. Флоря выделил последнюю четверть XIV в. как время, 
когда осознание различий привело к переменам в характере этнического самосознания восточных славян на территории этого государст
'' УкраТнська народшсть: нариси сот'алыга-скономичпо] и етпо-полпично! icTopi'i-— Кшв, 

1990. 
С. 44—45. 
' Украинцы,— М., 2000.— С. 5—19. 

13 

/ 

| ' 
I.HVM исследователь констатировал: «-.процесс этнической диффе|и:и|ии между восточными славянами в Речи Посполитой и в Росип н конце XVI — первой половине XVII в. зашел достаточно глубоко, 
но было еще далеко до его окончательного завершения, представление 
• > единстве всех восточных славян, как особой этнической общности, 
щюдолжало занимать значительное место».17 В дальнейшем Б.Н. Флоря 
еще более определенно охарактеризовал процесс этнического развития 
восточного славянства в XV—XVII вв.: «Очевидно, что с конца XIV а пути исторического развития двух частей восточных славян разошлись. Те 
из них, которые оказались в составе Великого княжества Литовского и 
Польши, пошли по одному пути, а путь восточных славян, объединившихся в рамках Русского государства, был иным Хотя сохранялось 
много общего в исторических традициях, верованиях, обычаях, вместе с 
тем одновременно на протяжении XV—XVI ва постепенно нарастала 
большая сумма сначала социальных, а затем и культурных отличий Как 
мне представляется, объективным итогом этого стало то, что где-то к 
XVII в. по обе стороны границы стали воспринимать другую часть восточных славян как близкий, родственный, но все-таки иной, особенный 

18 

народ». 

В первой половине XVII в. православное население Польши 
именовало себя «русским», а слово «украинец» означало жителя 
окраины, но русские, жившие в России (в том числе и на южной ее 
окраине), четко отделялись от русских Польши и именовались 
«российскими».19 

Существует и иная точка зрения. Согласно ей самоназвание 
«украинец» в XV—XVI вв. использовалось наряду с древнерусскими — «руськи» и «русские». Между тем зачастую трудно точно 
определить, что скрывается за первым термином. Так, Николай 

"' Флоря Б.Н. О некоторых особенностях развития этнического самосознания восточных 
славян в эпоху Средневековья — раннего Нового времени // Россия — Украина: историк взаимоотношений.— М., 1997.— С. 12 
16. См также: Флоря Б.Н. Некоторые со• 'i'|u м-ння о этническом самосознании предков современных белорусов // Русь — Лит»I 
Беларусь.— М., 1997,— С. 92—94 
I I рч Б.Н. О некоторых особенностях... С. 19. 
1 
славяне... С. 8—9. 

| м I умнлев Л.Н. От Руси к России: Очерки этнической истории.— М., 1992.— С. 244 
I прим. ч ), Русина О.В. Укра'ша пщ татарами i литкою 
Кит, 1998.— С. 276—277. 
V» р.шины 
С. 20. 

102 

Мархоцкий, рассказывая о Лжедмитрии II, пишет следующее: 
«...Дмитрий набрел на Виляревского, который шел к нему с Киевской Украйны. Его послал князь Роман Рожинский с тысячью украинцев».21 В приведенном примере содержание понятия «украинцы» не ясно. При желании, его можно толковать и как этноним, и 
как название жителей украинских земель Речи Посполитой, не зависящее от их национальной принадлежности. 

Следует отметить, что в отечественной исторической литературе прочно утвердился термин «Украина» (для обозначения Левобережья Днепра) и «украинцы» (по отношению к населению этих 
территорий в XVI—XVII вв.).22 В официальных документах Речи Посполитой употреблялось словосочетание «украинское пограничье» 
(например, в указе Сигизмунда III 1590 г.).23 В географическом значении употребляет термин «Украйна» в своей работе, напечатанной в Париже в 1651 г., Г. Боплан, французский инженер, служивший в Речи Посполитой.24 Также необходимо помнить о неправомерности применения макротопонимов «Малороссия» и «Малая 
Русь» по отношению к территории современной Украины в XVI— 

21 Мархоцкий Н. История Московской войны / Пер. Е. Куксиной.— М., 2000.— С. 29. 
22 См. например: Тихомиров M.H. Россия в XVI столетии.— М., 1962.— С. 418—419; Алекберли М.А. Борьба украинского народа против турецко-татарской агрессии во второй половине XVI — первой половине XVII веков.— Саратов, 1961.— С. 37; Зимин А.А. Россия 
на пороге нового времени.— М., 1972.— С. 164, С. 311; Флоря Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в.— М., 1978.— С. 17 и последующие; Пашуто В.Т., Флоря Б.Н., Хорошкевич 
А.Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства.— М., 1982.— 
С. 66; С. 229; Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.— M., 1990.— С. 7— 
8; Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах 
и фактах. Вып. 1 — М., 1992,— С. 183; Он же. Внешняя... Вып. 2. Кн. 1 — М„ 1995.— 
С. 392; С. 439—446; История внешней политики России. Конец XV—XVII век.— М., 
1999,— С. 230; С. 277—298. 

23 См.: Кулиш П.А. Отпадение Малороссии от Польши. Т. I. // ЧОИДР.— 1888,— № 2,— 
Огд. III.— С. 52—53. 

24 Боплан Г. Описание Украйны.— СПб., 1832. Новейшее украинское издание: Боплан Г.Л. де. Опис УкраЧни, юлькох провшшй Корол1вства Польського, що тягнуться 
В1Д кордошв MocKOBi'i до границь Трансшьванп, разом з 1хшми звичаями, способом 
життя i ведения воен.— Кшв, 1990. Факсимильное воспроизведение французского издания 1660 г.: Боплан Г.Л. де. Описание Украины, нескольких провинций королевства 
Польского, которые тянутся от границ Московии до границ Трансильвании, вместе с их 
обычаями, способом жизни и ведения войн..— Киев, 1990. 

15 

XVII вв/ Появление термина «Малая Русь» в литературных сочинениях конца XVI в. и в сфере церковных отношений не является достаточным основанием для использования его при обозначении этнической территории украинцев.26 Думается, что данные наименования можно употреблять только с середины XVII в. В это время 
словосочетание «Малая Русь» было включению в титул царя Алексея Михайловича и вошло в официальный язык. Примечательно, что 
с таким подходом к терминологии согласны авторы обобщающих 
работ2' и иностранные исследователи.28 Эти и другие факты дали 
основание для продолжения использования современными учеными термина «Украина» для обозначения Днепровского Левобережья и «украинцы» по отношению к славянскому населению этой 
территории.2' При этом, признавая необходимость упорядочения 
понятийного аппарата и отсутствие в исторических источниках соответствующих терминов, специалисты, обсуждая вопросы развития восточных славян в XVII в., вынуждены использовать понятия 
«украинцы», «украинско-белорусское влияние» и т.п.30 

М.К. Любавский обратил внимание на изменение содержания 
термина «Украина» («Украина») в XVI—XVII вв. Изначально «Украиной» в Литве и Польше называлась вся южная окраина обоих государств. Со второй половины XVI в. это название стало утверждаться 

25 Русина О.В. Ук. соч.—С. 276. 
26 См.: Флоря Б.Н. О некоторых... С. 16—17. 
27 Украинцы... С. 19. 
28 См. например: Bushkovitch P. The Formation of f National Consciousness in Early Modern 
Russia // HUS.— 1986.— Vol. X.— P. 356; Sysyn F.E. Between Poland and the U k r a i n e Cambridge, 1985.— P. XIII; 20—31; 136; Item. Recent Western Works on the Ukrainian Cossacks // Slavonic and East European Review.— London, 1986.— Vol. 64.— No. 1.— 
P. 101—102; P. 105. 

29 См.: Заборовскнй Л.В. Переяславская рада и московские соглашения 1654 года: проблемы 
исследования // Россия — Украина: история взаимоотношений,— М., 1997.— С. 43; 
Яковлева Т.Г. Генезис государственной идеи в Украине на примере договоров с Польшей 
и Россией // Там же.— С. 51; Санин Г.А. Антиосманскис войны в 70—90-е годы XVII века 
и государственность Украины в составе России и Речи Посполитой // Там же.— С. 61; 
Каппелер А. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в этнической иерархии Российской империи // Там же.— С. 126; Скрынников Р.Г. История Российская. IX—XVII вв.— 
М., 1997.— С. 443; Солодкин Я.Г. Украинцы в Сибири конца XVI— начала XVII вв. // 
Социокультурная динамика Ханты-Мансийского автономного округа сегодня и в перспективе XXI века.— Сургут, 1999— С. 37—41; Смолш В.А., Степанов B.C. Укра'шська 
нащональна революшя XVII ст.— Кшв, 1999.— С. 41—61. 

30 См.: Восточные славяне... С. 13—17. 
102 

\ 

за Киевским и Брацлавским воеводствами. После Деулинского перемирия 1618 г. данное наименование распространилось и на ту часть 
Чернигово-Северской земли, которая отошла к Польше от России и в 
1635 г. образовала Черниговское воеводство.31 Исходя из вышеизложенного, представляется допустимым использование термина «Украина» для обозначения Днепровского Левобережья XVI—XVII вв. 

Жители украинских земель Речи Посполитой (в дальнейшем 
действительно на этих территориях сформировался современный 
украинский народ) в российских источниках конца XVI — первой 
половины XVII в. именовались «черкасами» или «людьми литовскими». В одних документах эти термины употреблялись как синонимы, 
в других они несли разную смысловую нагрузку. В последнем случае 
«черкасами» называли украинских казаков, а «людьми литовскими» 
всех жителей Левобережной Украины, входившей долгое время в состав Великого княжества Литовского. Нередко запорожцев выделяли 
из всего украинского казачества, называя «запорожскими черкасами». Появление термина «черкасы» связано с г. Черкасы, который 
стал во второй половине XVI в. центром украинского казачества. 
Следует обратить внимание на эволюцию этого термина Если в 
XVI в. он возник для обозначения украинских казаков, то к середине 
XVII в. «черкасами» в официальных российских документах именовали уже всех жителей Украины. Последнее замечание, по крайней 
мере, справедливо в отношении изучаемой пограничной территории 
вплоть до середины XVII в. Показательно, что при проведении ревизий в XVIII в. потомки украинских переселенцев первой половины 
XVII столетия записывались как «подданные черкасы», а потомки 
переехавших на русские земли после 1654 г. — как «подданные малороссияне». Вероятно, существует определенная связь между встречающейся в источниках терминологией и заинтересованностью государства в заселении порубежья не столько крестьянами, сколько 
военно-служилыми людьми. Черкасы, не приносившие присяги русскому царю и занимавшиеся разбоем на Поле, обычно назывались 
«воровскими». 

/ 

" Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX 
века,—М., 1996,—С. 335. 

17 

Б.Н. Флоря отметил, что в московских источниках первой половины XVII в. восточнославянское население Речи Посполитой обозначалось как «черкасы» и «белорусцы».32 Наблюдения над источниками, сделанные в процессе подготовки настоящей работы, позволяют предположить, что последний термин использовался гораздо реже и, как правило, в конфессиональном контексте. Обычно так 
называли православных священников, прибывавших из Речи Посполитой, православных подданных Польской короны, противопоставляя их католикам или униатам, а также православным, жившим 
в России. «Белорусцев», принявших российское подданство, полагалось «для исправления веры» помещать «под начала» в российские 
монастыри наряду с выходцами из татарского плена и иноверцами, 
готовящимися к принятию православия. 

Обобщая различные мнения, можно утверждать, что в XVI— 
XVII столетиях на украинских землях Речи Посполитой шел этногенетический процесс, приведший в дальнейшем к появлению новой народности. Вопрос о времени завершения этого процесса разработан недостаточно и остается дискуссионным. Во многом сложности осмысления истории украинцев обусловлены тем, что в рассматриваемое время самого явления нации в современном значении этого слова не существовало. Поэтому уместно будет использовать для обозначения населения украинских земель Речи Посполитой термин, закрепившийся в официальных российских документах 
и ставший самоназванием переселенцев из Украины в Россию — 
«черкасы». Понятие «российско-украинское порубежье» в таком 
случае имеет не этническое, а географическое содержание. Им обозначается пограничная территория между Россией и украинскими 
землями Речи Посполитой. Термин удобен для определения изучаемой территории, т.к. в сферу исследования входит не вся протяженность границы Российского царства и Речи Посполитой, а только та ее часть, которая соприкасалась с Украиной. В таком случае, 
«российско-украинские отношения» — это отношения, возникавшие между подданными двух государств (русскими и черкасами) на 

32 Флоря Б.Н. Отношение украинского казачества к Речи Посполитой во время казацких 
восстаний 20—30-х годов XVII века и на начальном этапе Народно-освободительной 
войны // Славяноведение.— 2002.— № 2.— С. 38. 

102 

границе между украинскими землями Речи Посполитой и Россией. 
Учитывая историографическую традицию, нецелесообразно отказываться от использования наименования «украинцы» по отношению к населению Украины. При этом настоящая работа не претендует на разрешение вопроса о времени складывания украинской 
народности. Но, как было показано выше, термины «Украина» (как 
географическое название) и «украинец» (как житель этой территории) имеют право на применение. В этом значении они и будут использоваться в настоящей книге. 

В названии работы употреблен термин «порубежье». Дело в 
том, что понятие «граница» подразумевает, как правило, четкое определение государственной принадлежности смежных территорий! 
В рассматриваемом случае государственные границы не были маркированы до второй половины XVII в. Поэтому представляется более точным термин «порубежье», бытовавший в XVII в. по отношению к изучаемому региону.33 Упомянутый термин давно вошел в 
научную литературу для обозначения приграничной российскоукраинской (русско-польской) территории.34 В сходном смысле он 
применяется и по отношению к другим приграничным регионам.35 

Таким образом, для обозначения зоны российско-украинского 
взаимодействия в конце XVI — первой половине XVII в. (географически совпадающей с Днепро-Донской лесостепью) удобно наименование «порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой», которое и вынесено в название монографии. 

Особенностями 
рассматриваемых 
проблем 
определяется 
структура настоящей работы. Книга делится на шесть глав. В первой 

33 См.: Русская историческая библиотека,— Д., 1925,— Т. XIII,— Вып. I.— Стб. 271 (далее 
— РИБ); Памятники дипломатических сношений Московского государства с ПольскоЛитовским 
государством. 
Т. IV. // Сборник 
Русского исторического 
общества. 
М., 1912.— Т. 137.— №7,— С. 175—176 (далее — Сб. РИО); РГАДА,— Ф. 79,— 
On. 1.— Д. 22.— 1592—1593 гг.— Л. 83; Словарь русского языка XI—XVII веков,— М., 
1991.— Вып. 17.— С. 135 (авторы статьи— Смолицкая Г.П., Державина Е.И.). Об этом 
термине см. также: Алексеев Л.В. О распространении топонимов «Межа» и «Рубеж» в 
Восточной Европе // Славяне и Русь.— М., 1968.— С. 245—250. 
См.: Тихомиров M.H. «Список русских городов дальних и ближних» // Исторические 
записки.— M., 1952.— Т. 40.— С. 222. 

5 См. например: Борисенок Ю.А., Лобач В.А. Формирование белорусско-российского 
порубежья // Вопросы истории.— 2002.— № 4.— С. 143—146 (далее — ВИ). 

19