Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Эпистемология и философия науки, 2012, том 33, №3

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 636752.0001.99
Эпистемология и философия науки, 2012, том 33, вып. 3 / Эпистемология и философия науки, том 33, вып. 3, 2012. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/558167 (дата обращения: 05.05.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
ÏÈÑÒÅÌÎËÎÃÈß

ÈËÎÑÎÔÈß ÍÀÓÊÈ

ÈÍÄÅÊÑ 46318

Журнал «Эпистемология & филосо о познании.

Выбор материалов обусловлен их значением для ра
шей школе.

В работе редакционной коллегии, 
фы и ученые.

&

Ежеквартальный журнал  2012  Т. XXXIII  ¹ 3

Filosofia

Институт философии

Российской академии наук

Главный редактор: чл.-корр. РАН И.Т. Касавин
Заместитель главного редактора: д-р филос. наук И.А. Ге

Адрес редакции: 119991, Москва, Волхонка, 14/1, стр. 5
Институт философии РАН
Телефон: (495) 697-9576
Факс: (495) 697-9576
Электронная почта: journal@iph.ras.ru

По   вопросам   подписки,   оптовой   и   розничной   продажи  
обращаться в Издательский Дом «Альфа-М» 
Адрес: 127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В
Телефон/факс: (495) 363-4260 (573)
Электронная почта: alfa-m@inbox.ru 

Посетите нашу страницу на сайте: journal.iph.ras.ru 

9 771811 833002

ISSN 1811-833X

EPISTEMOLOGY & PHILOSOPHY OF SCIENCE

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ 

УЧРЕЖДЕНИЕ НАУКИ 

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

ÝÏÈÑÒÅÌÎËÎÃÈß

&

ÔÈËÎÑÎÔÈß ÍÀÓÊÈ

Epistemology & Philosophy of Science

Ò. XXXIII  ¹ 3

Åæåêâàðòàëüíûé íàó÷íî-òåîðåòè÷åñêèé æóðíàë

ÌÎÑÊÂÀ

Àëüôà-Ì

2012

ÎÃËÀÂËÅÍÈÅ

Редакционная статья

Идея опыта: реабилитация или тризна? .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 5
И.Т. Касавин

Академия

Технологии в науке: инструменты
и их функции .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 19
Джозеф Питт (США)
Экзистенциальные конструкции
первого лица: узус и рацио.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 32
Е.Г. ДрагалинаЧерная

Панельная дискуссия

Юбилейное интервью .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 48
И.Т. Касавин, В.А. Лекторский
Формальная семантика и онтология .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 62
П.С. Куслий

Иной взгляд

Хороший аргумент и эпистемический
релятивизм .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 68
А.З. Черняк

Панорама

Биография: методология анализа
в гуманитарном знании .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 84
И.В. Голубович (Украина)

Кафедра

Человек и прибор .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 98
И.А. Герасимова

Casestudies – Science studies

Проблема объективности научного знания:
историкокогнитивный аспект .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 114
К.Х. Делокаров
Внутренняя речь как форма перехода
непроизвольного понимания слов
в свободное владение языком .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 130
И.Б. Костина

2

Междисциплинарные исследования

Власть науки и археология власти .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 144
C.П. Щавелёв

Контекст

Антиконструктивистский аргумент
Владимира Соловьева .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 160
Г.Б. Гутнер

Историкоэпистемологические исследования

П.Л. Лавров: философия познания .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 177
Л.А. Микешина
Философия и история науки
во Франции от О. Конта
до А. Койре .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 193
О.А. Антонова, Е.Э. Чеботарева

Архив

У. Куайн и семантика контекстов
пропозициональных установок .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 207
П.С. Куслий
Кванторы и пропозициональные установки .  .  .  .  .  . 213
Уиллард Ван Орман Куайн

Симпозиум

Всероссийская научная конференция
«Проблема сознания
в междисциплинарной перспективе» .  .  .  .  .  .  . 226
С.М. Левин
Аналитическая философия в России:
настоящее и будущее .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 230
Д.Б. Тискин

Новые книги

Автономные автоматы, или Новая
повестка философии техники .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 235
И.В. Дуденкова
Знаниекак: лингвистика и эпистемология .  .  .  .  .  .  . 239
Е.В. Вострикова
Новые книги по эпистемологии
на французском языке .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 247
А.С. Игнатенко

3

Contents .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 251

Наши авторы
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 253

Памятка для авторов .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 254

Подписка
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 255

4

Редколлегия журнала
Чл.корр. РАН Касавин И.Т. (главный редактор), канд. филос. наук Антоновский А.Ю., др филос. наук Аршинов В.И., канд. филос. наук Вострикова Е.В. (зав. редакцией), др филос. наук Герасимова И.А. (зам.
главного редактора), др филос. наук Горохов В.Г., др филос. наук Колпаков В.А., др филос. наук Кузнецова Н.И. (Российский государственный гуманитарный университет), канд. филос. наук Куслий П.С.
(ответственный секретарь), др филос. наук Лисеев И.К., др филос.
наук Микешина Л.А. (Московский педагогический государственный
университет), др филос. наук Никифоров А.Л., др филос. наук Огурцов А.П., др филос. наук Порус В.Н. (Национальный исследовательский университет – Высшая школа экономики), др филос. наук Смирнова Н.М., др филос. наук Рабинович В.Л. (Институт культурологии
Министерства культуры), др филос. наук Филатов В.П. (Российский
государственный гуманитарный университет), др филос. наук Шрамко Я.В. (Криворожский государственный педагогический университет – Украина), канд. филос. наук Секундант С.Г. (Одесский национальный университет имени И.И. Мечникова – Украина)

Международный редакционноиздательский совет
В.С. Стёпин (председатель), П.П. Гайденко, А.А. Гусейнов, И.Т. Касавин (зам. председателя), В.А. Лекторский, Х. Ленк (Германия),
В.В. Миронов, Х. Позер (Германия), Е. Рада Гарсия (Испания), Т. Рокмор (США), Г. Фоллмер (Германия), С. Фуллер (Великобритания),
Р. Харре (Великобритания), Я. Хинтикка (Финляндия–США), К. Хюбнер (Германия), Д.С. Чернавский

Региональный редакционный совет
В.А. Бажанов (Ульяновск), Н.В. Бряник (Екатеринбург), А.Г. Егоров
(Смоленск), Т.Г. Лешкевич (РостовнаДону), Н.И. Мартишина (Новосибирск), С.П. Щавелёв (Курск), И.В. Черникова (Томск)

Публикуемые материалы прошли процедуру рецензирования
и экспертного отбора

Журнал включен в новый перечень периодических изданий, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией РФ для публикации материалов кандидатских и докторских диссертационных исследований в области философии, социологии и культурологии
(с 1 января 2007 г.)

© Институт философии РАН. Все права защищены, 2012
© «АльфаМ», 2012

Èäåÿ îïûòà: ðåàáèëèòàöèÿ
èëè òðèçíà?

È.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

В эмпирическом базисе объективной науки… нет ничего
«абсолютного». Наука не покоится на твердом фундаменте
фактов. Жесткая структура ее
теорий поднимается, так сказать, над болотом.

К. Поппер

Опыт философии не усваивается в полной мере. Так происходит
потому, что сами философы, как
правило, не согласны между собой
по множеству основных проблем, а
философские достижения не признаются в качестве абсолютных.
Аналитический критицизм, характеризующий философский дискурс
в любой области, оборачивается в
сторону самой философии. Отсюда и то терминологическипонятийное многообразие, которое для
нормального
ученого
выступает
признаком ненаучности философского мышления. Последнее противится логизации, формализации
и даже тотальной рационализации,
нередко
сохраняя
поливариантность, противоречивость, амбиваÝÏÈÑÒÅÌÎËÎÃÈß & ÔÈËÎÑÎÔÈß ÍÀÓÊÈ 2012 Ò. XXXIII ¹ 3

5

лентность. Подлинная философия не просто основывается на
некоторых категоризациях, но рассматривает их прежде всего как временный итог опыта мышления. Тем самым философия учит мыслить, давая живую демонстрацию такого опыта –
процесса с непредсказуемым результатом, подверженного
трудностям артикуляции, но все же вскрывающего тщету окаменелых догм и окончательных доказательств. Опыт как практика и как проблема коренится в самой природе философии.

К этимологии термина и истории понятия

Обыденное словоупотребление есть тот бесценный опыт,
который и здесь предлагает первые концептуализации. В европейских языках1 этимология термина «опыт» обнаруживает
существенное сходство. Вот список его основных, в том числе конфликтующих друг с другом смыслов, сходный генезис
которых зафиксирован в английских, немецких и русских словарях2.
Опыт характеризует непосредственность, очевидность.
Опыт – источник знания, а также способ доказательства,
проверки мыслительных конструкций.
Опыт рассматривается как сенсорный контакт с реальностью, запечатление ее в сознании в форме наблюдения.
Пассивный способ приобретения опыта сближает его со
страданием, переживанием.
Опыт – это и активная деятельность, практика, требующая
усилия.
Опыт предполагает повторяющиеся пробные акты, память о них и тем самым лежит в основе процесса научения.
Опыт (в романогерманских языках) обнаруживает динамичность, означает продвижение кудато, достижение чеголибо.
Уже на этой стадии осмысления мы обнаруживаем амбивалентность понятия «опыт». Она проявляется в различиях между созерцательными и прагматическими, рационалистическими и экзистенциалистскими трактовками опыта, в противопоставлении личного и коллективного опыта, опыта и теории. Как
одна из центральных эпистемологических категорий, опыт высвечивает практически всю проблематику философского анаÈ.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

6

1 Empeiria (äð.-ãðå÷.), experientia (ëàò.), experience (àíãë.), Erfahrung (íåì.).
2 Ñì., íàïðèìåð: Paul H. Deutsches Wörterbuch. Halle, 1960. S. 164ff.

лиза знания и познания. И все же это становится очевидным
только в результате определенного концептуального исследования; понятием опыта мы обязаны не только и не столько обыденным интуициям, сколько философии эмпиризма, занимавшейся его систематической разработкой.
Однако, как мы знаем, противоположность эмпиризма и
рационализма принадлежит не реальной истории, а школьному курсу истории философии. В таком случае опыт, в концептуализации которого есть вклад представителей обоих направлений, практически совпадает со знанием, и его проблематика чуть ли не исчерпывает собой всю эпистемологию.
И если мы не удовлетворяемся такой ситуацией, то должны
разграничить опыт в широком смысле (совпадающий со знанием, познанием, сознанием, истиной, бытием) и опыт в узком смысле как один из двух полюсов нескончаемых философских контроверз.
В истории мышления обнаруживаются несколько радикальных проблематизаций опыта. Так, Аристотель связывает
еmpeiria c aisthesis, т.е. с чувством и ощущением3. Именно
Аристотель – родоначальник тезиса, принятого впоследствии
схоластами Средних веков, а в XVII в. философамиэмпириками: «Nihil est in intellects quod non prius fuerit in sensu» («Нет ничего в уме, чего бы раньше не было в ощущении»). Аристотелю принадлежит авторство знаменитой метафоры «tabula
rasa», уподобляющей ум дощечке для письма: «в возможности ум некоторым образом есть то, что он мыслит, в действительности же нет, пока он не мыслит его. Здесь должно быть
так, как на дощечке для письма, на которой в действительности еще ничего не написано; таков же и ум»4. Она стала философским кредо Дж. Локка и его последователей.
Опыт понимается Аристотелем как познание единичного –
singularium cognitio и совокупность воспоминаний о предмете.
Первая глава «Метафизики» – замечательный манифест эмпиризма. «Появляется опыт у людей благодаря памяти: ряд воспоминаний об одном и том же предмете имеет в итоге значение одного опыта [empeiria]. И опыт представляется почти что
одинаковым с наукою [episteme] и искусством [techne]. А наука
и искусство получаются у людей благодаря опыту. Ибо опыт
создал искусство, как говорит Пол [софист, ученик Горгия], – и
правильно говорит, – а неопытность – случай»5.

ÈÄÅß ÎÏÛÒÀ: ÐÅÀÁÈËÈÒÀÖÈß ÈËÈ ÒÐÈÇÍÀ?

7

3 Ñì.: Àðèñòîòåëü. Ìåòàôèçèêà. I. 981. 10; 981. 30.
4 Àðèñòîòåëü. Î äóøå. III, 4. 429 b, 30; 430 à.
5 Àðèñòîòåëü. Ìåòàôèçèêà. I. 1, 980 à 27–981 à 5.

Аристотель отмечает далее, что применительно к конкретной деятельности опытный человек преуспевает больше, нежели тот, кто обладает искусством (techne) или отвлеченным
знанием (episteme), но не имеет опыта. Опыт есть знание единичного, а искусство – знание общего, всякое же действие относится к единичному. Пример Аристотеля гласит: врач лечит
не человека вообще, а Каллия или Сократа. Поэтому тот, кто
познает общее, но содержащегося в нем единичного не знает,
часто ошибается в лечении, ибо лечить приходится единичное.
Но если всякое знание и опирается на опыт, то им оно не
исчерпывается. Более того, сам опыт становится возможным
благодаря как накоплению отдельных чувственных актов, так
и причинному объяснению фактического положения дел. Второй способ даже более продуктивен и универсален. Ведь, по
Аристотелю, имеющие опыт знают «что», но не знают «почему»; владеющие же искусством (простой ремесленник, врач
или повар еще не обладают им!) знают «почему», т.е. причину.
Поэтому мастер, или «наставник», способный научить, мудрее простого ремесленника, который действует, но не мыслит. Ремесленник, мастернаставник и диалектик практикуют
разные типы опыта, в разной степени обогащенные отдельными чувственными актами, их систематизацией и знанием причин (концептуализациями, вербализациями), а сам
опыт встроен в разветвленную типологию знания, включающую мнение (doxa), веру (pistis), искусство (techne), науку
(episteme) и то, что сегодня называют прикладным социальным знанием, – phronesis (право, мораль, менеджмент, социальная компетенция)6.
Примечательно, что у Аристотеля опыт – вовсе не продукт
абстракции познающего индивида. Ведь в ту эпоху знание
есть элемент бытия, истина – высший род бытия, типы знания
выражают собой разные «экзистенциальные практики», а
теория познания насквозь онтологична7. И потому опыт всегда погружен в поверхностную «материю бытия», локален, ограничен рутинной деятельностью, автоматичен. Отсюда и
специфика античного эмпиризма, в котором опыт есть знание и практика лишь определенной социальноэпистемической группы (ремесленников, простых работяг) и не может
рассматриваться как метод проверки и выбора теории, изначально относящейся к реальности иного типа.

È.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

8

6 Ïîõîæàÿ êàðòèíà, êàê ìû óâèäèì íèæå, ñîâåðøåííî íåîæèäàííî îáíàðóæèâàåòñÿ
ó Ó. Êóàéíà.
7 Ïîäðîáíåå ñì.: Êàñàâèí È.Ò. Èñòèíà: âå÷íàÿ òåìà è ñîâðåìåííûå âûçîâû // Ýïèñòåìîëîãèÿ è ôèëîñîôèÿ íàóêè. 2009. Ò. XX, ¹ 2. Ñ. 5–12.

Для Аристотеля не существует проблемы субъективности
как противопоставленности внешнего и внутреннего опыта
именно в силу того, что познающий субъект – бытийственное
единство формы и материи. И напротив, фигура Декарта символизирует собой «субъективный поворот» в теории познания, который также можно назвать первым «когнитивным поворотом». Объявляя, что разум един у всех людей, Декарт
расстается и с пониманием опыта как низшей познавательной способности, присущей особой социальной общности.
Более того, французский мыслитель переворачивает всю
картину. Проводя различие между внешним и внутренним
опытом, он соотносит первый с субстанцией протяженности
(миром материальных вещей), а второй – с субстанцией
мышления (природой познающего субъекта). Внешний опыт
обретает познавательную ценность лишь при посредстве
внутреннего, т.е. будучи подвергнут очищению и концептуализации. Всякое познание достигает результата лишь тогда,
когда выражает себя во внутреннем опыте, в самопознании:
«ровным счетом ничто не приводит нас к познанию какойто
другой вещи, не давая нам при этом много более достоверного познания нашего ума»8. Внутренний опыт ведет за собой
внешний – основой достоверности всякого опыта является то
знание, которое субъект приобретает в рефлексии. Это же и
более экономный путь познания, убежден Декарт, ибо внешний опыт затруднен набором внешних же, независимых от
субъекта обстоятельств.
«Что касается опытов, то я заметил, что они тем более необходимы, чем далее мы продвигаемся в знании. Ибо для начала лучше пользоваться лишь теми, которые сами представляются нашим чувствам и о которых мы не можем оставаться
в неведении при малейшем о них размышлении; это лучше,
чем искать редких и искусственных опытов. Доводом в пользу
этого является то, что такие опыты часто обманывают нас, когда мы еще не знаем наиболее простых причин, а обстоятельства, от которых они зависят, почти всегда так исключительны
и скрыты, что их крайне трудно обнаружить»9.
Итак, высшей степенью непосредственной достоверности обладает именно внутренний опыт – в этом главное открытие Декарта. «Я не допускаю, чтобы существовали настолько тупые люди, что им необходимо выучивать, что такое

ÈÄÅß ÎÏÛÒÀ: ÐÅÀÁÈËÈÒÀÖÈß ÈËÈ ÒÐÈÇÍÀ?

9

8 Äåêàðò Ð. Ñî÷èíåíèÿ.  2 ò. ; ïåð. ñ ëàò. è ôðàíö. ; ñîñò., ðåä., âñòóï. ñò. Â.Â. Ñîêîëîâà. Ì., 1989. Ñ. 318.
9 Òàì æå. Ñ. 288.

существование, прежде чем они сумеют сделать вывод и станут утверждать, что они существуют. То же самое относится к
сомнению и мышлению. Добавлю к этому, что нельзя изучить
эти вещи иначе как на себе самом и убедиться в них помимо
собственного своего опыта, а также и того сознания, или
внутреннего свидетельства, кое каждый ощущает в себе, когда взвешивает в уме различные вещи»10. Не бытие лежит в
основе нашего знания и придает ему достоверность, но как
раз наоборот, знание удостоверяет бытие: «Я мыслю, следовательно, я существую»11. Это открытие обрело статус незыблемой предпосылки философии XVII–XVIII вв. Мыслители,
пришедшие на смену Декарту, пытались дробить и структурировать опыт, выделять в нем первичные и вторичные качества, перцепции и понятия, впечатления и идеи, апостериорные
и априорные элементы. Однако тем самым они лишь лили воду на мельницу картезианцев, чей механизм обрел форму
универсального хронометра в системе Гегеля. Все элементы
опыта в итоге были поняты как феномены опыта сознания и
мышления, пусть даже взятого в универсальной культурной
перспективе. Внутренний опыт, ставший абсолютным духом,
окончательно включил в себя весь мир. Cogito превратилось в
Sein.

Современные подходы

Уже Юм, анализируя условия социальности, указал на
язык как способ объективации опыта сознания. Обнаружив в
рамках «субъективного духа» аналогичный феномен, Гегель
также намекнул на ту интерсубъективную языковую форму, в
которой существует внутренний опыт. Характерно, что главные эпистемологические направления XX в. шли иными путями и обозначили лишь полярные и в определенной мере исчерпанные противоположности в трактовке опыта. Неопозитивисты, сторонники логического эмпиризма обосновывали
фундаментальное значение внешнего чувственного опыта, а
феноменологитрансценденталисты делали то же в отношении внутреннего. Однако никому из них до поры не удавалось
сколько бы то ни было убедительно продемонстрировать интерсубъективный характер ни того, ни другого без апелляции

È.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

10

10 Äåêàðò Ð. Ñî÷. Ñ. 175.
11 Òàì æå. Ñ. 174.

к внеопытным измерениям сознания. Предстояло переосмыслить это положение дел на том перекрестке, где в первой
половине XX в. встретились философия, психология, логика и
лингвистика.
Следствием их диалога стал «лингвистический поворот»12 – квазипарадигма гуманитарных наук. Едва ли не ярче
всех выразили ее идею М. Хайдеггер и Л. Витгенштейн, провозгласив единственно возможным предметом исследования опыт языка.
Для Витгенштейна этот опыт вначале предстает как объективированная картина мира, а в поздний период – как многообразие речевых практик, или языковых игр. Он отказывается от главного картезианского тезиса о первичности и очевидности внутреннего опыта: «Когда я думаю в языке, мое
сознание не пронизывают никакие значения, дополняющие
вербальные выражения: сам язык является двигателем мысли»13. Язык не служит выражению мыслей и в этом смысле не
может быть «приватным» – здесь мы имеем дело с формой
социальной жизни. Витгенштейн выражает эту идею так: «Вообразить себе язык значит вообразить себе некую форму
жизни»14. Язык как совокупность языковых актов функционирует на основе правил, которые работают вовсе не потому,
что обслуживаются определенными операциями сознания
или мышления. Правилам следуют или не следуют, и это далеко не всегда связано со способностью их проинтерпретировать или както еще осмыслить: «“следование правилу”
есть практика. А думать о том, что некто следует правилу, не
есть следование правилу. И потому невозможно следовать
правилу “приватно”: иначе думать, что ктото следовал правилу, было бы то же самое, что следовать ему»15. Речевые
практики с их правилами, будучи вплетенными в более широкий контекст деятельности и коммуникации, называются Витгенштейном «языковыми играми». Важно, что при этом внутреннее содержание опыта, о котором ничего нельзя сказать
на интерсубъективном языке, восполняется через обращение к внешнему опыту, к социальной реальности, в которой
живет познающий субъект и которая столь многообразна, что
при всех попытках ее понять в сущности остается загадочной.

ÈÄÅß ÎÏÛÒÀ: ÐÅÀÁÈËÈÒÀÖÈß ÈËÈ ÒÐÈÇÍÀ?

11

12 Ýòîò òåðìèí ââåäåí ìíîãî ïîçæå â êíèãå: The Linguistic Turn ; R. Rorty (ed.).
Chicago ; L., 1967.
13 Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Oxford, 1978. P. 329.
14 Ibid. P. 8.
15 Ibid. P. 202.

Поэтому и анализ опыта языка, которым занят поздний Витгенштейн, состоит в переборе, сопоставлении, осмыслении
разных языковых и иных практик. Здесь примечательно его
следующее рассуждение.
«Мы можем легко вообразить людей, развлекающихся на
поле игрой в мяч, как если бы они начинали разные известные
игры, но не заканчивали их, в промежутках бесцельно швыряя
мяч в небо, гоняясь друг за другом с мячом и бомбардируя
друг друга ради забавы и так далее. А теперь ктото скажет,
что все время они играют в некую игру и следуют в каждом
броске определенным правилам»16. Витгенштейн явно ироничен здесь по поводу стремления давать надуманные и произвольные интерпретации социальным практикам; он критически оценивает кантианское мышление, всегда и безуспешно ищущее в опыте некое единство.
Таким образом, Витгенштейн отказывается и от картезианской очевидности внутреннего опыта, и от кантовского понятия опыта как рассудочного единства чувственного многообразия. Отныне опыт обретает свойства публичности и интерсубъективности, а упорядочивающие его правила не
привносятся сознанием, но складываются или изменяются
под влиянием коммуникации примерно так же, как структура
языка постепенно формируется в неисчерпаемом многообразии речевых актов. Здесь истоки современных теорий дискурса17 (М. Фуко, Ю. Хабермас), утопивших опыт в социальной интеракции, разговоре, диалоге.
Едва ли не самое масштабное оправдание опыта и реабилитация эмпиризма были предприняты американским прагматизмом18, которому обязан и своего рода «прагматический
поворот»19. Каковы же его главные установки применительно
к понятию опыта? Формат опыта следует расширить до масштабов всего жизненного мира (вполне в унисон с поздним
Э. Гуссерлем), включив в него не только факты сознания и
язык, но и деятельность, а также коммуникацию. Многообразие опыта должно быть легализовано не только в сфере релиÈ.Ò. ÊÀÑÀÂÈÍ

12

16 Wittgenstein L. Op. cit. P. 83.
17 Ñì.: Êàñàâèí È.Ò. Äèñêóðñ-àíàëèç êàê ìåæäèñöèïëèíàðíûé ìåòîä ãóìàíèòàðíûõ
íàóê // Ýïèñòåìîëîãèÿ è ôèëîñîôèÿ íàóêè. 2006. Ò. X. ¹ 4. Ñ. 5–16.
18 Òåìà îïûòà äàæå â êëàññè÷åñêîì ïðàãìàòèçìå, çàÿâèâøåì ïðåòåíçèè íà íîâóþ
ôèëîñîôèþ ýìïèðèçìà, íåèñ÷åðïàåìà, â îñîáåííîñòè â ñâåòå ðàçíîãëàñèé ìåæäó
×.Ñ. Ïèðñîì, Ó. Äæåéìñîì è Äæ. Äüþè. Ñì., íàïðèìåð: Ìåëüâèëü Þ.Ê. ×àðëüç Ïèðñ è
ïðàãìàòèçì. Ì., 1968; Þëèíà Í.Ñ. Î÷åðêè ïî ôèëîñîôèè â ÑØÀ. ÕÕ âåê. Ì., 1999.
19 Ñàì òåðìèí (èíîãäà ãîâîðÿò î ëèíãâèñòè÷åñêè-ïðàãìàòè÷åñêîì ïîâîðîòå) âîçíèê
çíà÷èòåëüíî ïîçäíåå, ñì.: Egginton W., Sandbothe M. Pragmatic Turn in Philosophy. The
Contemporary Engagements between Analytic and Continental Thought. N.Y., 2004.