В овраге

 
 
А.П. Чехов 
 
 
 
 
 
В ОВРАГЕ 

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Москва 
ИНФРА-М 
2013 

1 

УДК 822 
ББК  84 (2 Рос=Рус) 
 
Ч 56 
 
 
 
 
Чехов А.П. 
В овраге. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 34 с. – (Библиотека русской классики). 
 

    
 
 
 
 
 
ISBN 978-5-16-007042-1 
© Оформление. ИНФРА-М, 2013 
 
 

 
         
Подписано в печать 25.09.2012. Формат 60x88/16.  
Гарнитура Newton.  Бумага офсетная. 
Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72. 
Тираж 5000 экз. Заказ № 
Цена свободная. 

 
«Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 3800540, 3800543.  Факс: (495) 3639212 
E-mail: books@infra-m.ru    http://www.infra-m.ru 
 
 
 
 
 

2 

В ОВРАГЕ 
 
I 
 
Село Уклеево лежало в овраге, так что с шоссе и со станции 
железной дороги видны были только колокольня и трубы ситценабивных фабрик. Когда прохожие спрашивали, какое это село, то 
им говорили: 
– Это то самое, где дьячок на похоронах всю икру съел. 
Как-то на поминках у фабриканта Костюкова старик дьячок 
увидел среди закусок зернистую икру и стал есть ее с жадностью; 
его толкали, дергали за рукав, но он словно окоченел от наслаждения: ничего не чувствовал и только ел. Съел всю икру, а в банке 
было фунта четыре. И прошло уж много времени с тех пор, дьячок 
давно умер, а про икру всё помнили. Жизнь ли была так бедна 
здесь, или люди не умели подметить ничего, кроме этого неважного события, происшедшего десять лет назад, а только про село Уклеево ничего другого не рассказывали. 
В нем не переводилась лихорадка и была топкая грязь даже летом, особенно под заборами, над которыми сгибались старые вербы, дававшие широкую тень. Здесь всегда пахло фабричными отбросами и уксусной кислотой, которую употребляли при выделке 
ситцев. Фабрики – три ситцевых и одна кожевенная – находились 
не в самом селе, а на краю и поодаль. Это были небольшие фабрики, и на всех их было занято около четырехсот рабочих, не больше. 
От кожевенной фабрики вода в речке часто становилась вонючей; 
отбросы заражали луг, крестьянский скот страдал от сибирской 
язвы, и фабрику приказано было закрыть. Она считалась закрытой, 
но работала тайно с ведома станового пристава и уездного врача, 
которым владелец платил по десяти рублей в месяц. Во всем селе 
было только два порядочных дома, каменных, крытых железом; в 
одном помещалось волостное правление, в другом, двухэтажном, 
как раз против церкви, жил Цыбукин, Григорий Петров, епифанский мещанин. 
Григорий держал бакалейную лавочку, но это только для вида, 
на самом же деле торговал водкой, скотом, кожами, хлебом в зерне, свиньями, торговал чем придется, и когда, например, за границу требовались для дамских шляп сороки, то он наживал на каждой паре по тридцати копеек; он скупал лес на сруб, давал деньги в 
рост, вообще был старик оборотливый. 
У него было два сына. Старший, Анисим, служил в полиции, в 
сыскном отделении, и редко бывал дома. Младший, Степан, пошел 
по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него 

3 

не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, 
красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с 
зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в 
лавку, и старик Цыбукин глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а 
младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской 
красоте. 
У старика всегда была склонность к семейной жизни, и он любил свое семейство больше всего на свете, особенно старшего сына-сыщика и невестку. Аксинья, едва вышла за глухого, как обнаружила необыкновенную деловитость и уже знала, кому можно 
отпустить в долг, кому нельзя, держала при себе ключи, не доверяя 
их даже мужу, щелкала на счетах, заглядывала лошадям в зубы, 
как мужик, и всё смеялась или покрикивала; и, что бы она ни делала, ни говорила, старик только умилялся и бормотал: 
– Ай да невестушка! Ай да красавица, матушка… 
Он был вдов, но через год после свадьбы сына не выдержал и 
сам женился. Ему нашли за тридцать верст от Уклеева девушку 
Варвару Николаевну из хорошего семейства, уже пожилую, но 
красивую, видную. Едва она поселилась в комнатке в верхнем 
этаже, как всё просветлело в доме, точно во все окна были вставлены новые стекла. Засветились лампадки, столы покрылись белыми как снег скатертями, на окнах и в палисаднике показались 
цветы с красными глазками, и уж за обедом ели не из одной миски, 
а перед каждым ставилась тарелка. Варвара Николаевна улыбалась 
приятно и ласково, и казалось, что в доме всё улыбается. И во 
двор, чего раньше никогда не было, стали заходить нищие, странники, богомолки; послышались под окнами жалобные, певучие 
голоса уклеевских баб и виноватый кашель слабых, испитых мужиков, уволенных с фабрики за пьянство. Варвара помогала деньгами, хлебом, старой одеждой, а потом, обжившись, стала потаскивать и из лавки. Раз глухой видел, как она унесла две осьмушки 
чаю, и это его смутило. 
– Тут мамаша взяли две осьмушки чаю, – сообщил он потом отцу. – Куда это записать? 
Старик ничего не ответил, а постоял, подумал, шевеля бровями, 
и пошел наверх к жене. 
– Варварушка, ежели тебе, матушка, – сказал он ласково, – понадобится что в лавке, то ты бери. Бери себе на здоровье, не сомневайся. 
И на другой день глухой, пробегая через двор, крикнул ей: 
– Вы, мамаша, ежели что нужно, – берите! 

4