НИР. Современная коммуникативистика, 2013, № 5(6)

Содержание

Слово главного редактора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ 
ТЕОРИИ КОММУНИКАЦИИ

Гойхман О.Я.  
Ритуал как проявление религиозной коммуникации . . . . . .4

Аблин М.В.  
Переводные тексты как объект судебной 
лингвистической экспертизы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8

РЕЧЕВАЯ И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ 
КОММУНИКАЦИЯ

Силантьева М.В.  
Межкультурный диалог — основа плодотворного 
взаимодействия в системе международного 
партнерства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .14

Шапошников В.Н.  
Семантическое поле дискурсивного знака в системе 
языка и коммуникативном пространстве . . . . . . . . . . . . . . . . . .18

Казакова Е.П.   
Фразеологизм или мертвая метафора? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .29

КОММУНИКАТИВИСТИКА 
И ОБРАЗОВАНИЕ

Воевода Е.В.
Еще раз о роли английского языка как глобального в 
развитии европейского образования  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .34

ГЕНДЕРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Кошлякова М.О.
Социально-коммуникативная роль гендера . . . . . . . . . . . . . . .44

Федотова О.С.
Гендерный аспект обсуждения сущности человека 
в художественной коммуникации «автор–читатель» . . . . . .48

Подписной индекс Агентства «Роспечать» 25179

Присланные рукописи не возвращаются.

Точка зрения редакции может не совпадать с мнением 
авторов публикуемых материалов.

Редакция оставляет за собой право самостоятельно 
подбирать к авторским материалам иллюстрации, 
менять заголовки, сокращать тексты и вносить в рукописи необходимую стилистическую правку без 
согласования с авторами. Поступившие в редакцию 
материалы будут свидетельствовать о согласии авторов принять требования редакции.

Перепечатка материалов допускается с письменного 
разрешения редакции.

При цитировании ссылка на журнал «НИР. Современная 
коммуникативистика» обязательна.

Редакция не несет ответственности за содержание 
рекламных материалов.

Научный журнал

Выходит один раз в два месяца

Свидетельство о регистрации средства массовой 
информации от 19 октября 2012 г. 
ПИ № ФС77-51415

Издатель: 

ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, г. Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1
Тел.: (495) 380-05-40, 380-05-43 
Факс: (495) 363-92-12
E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

Главный редактор:
Гойхман О.Я., д-р пед. наук, профессор, 
заслуженный работник высшей школы РФ, 
Российский новый университет (Москва, Россия)

Ответственный секретарь:
Гончарова Л.М., канд. филол. наук, доцент, 
Российский новый университет (Москва, Россия)

Выпускающий редактор: 
Киричек Е.А.

Отдел подписки: 
Назарова М.В.
Тел.: (495) 363-42-60, доб. 249
e-mail: podpiska@infra-m.ru

Подписано в печать 15.10.2013. 
Формат 60×90/8. Бумага офсетная. 
Тираж 1000 экз. Заказ № 

САЙТ: www.naukaru.ru     
E-mail: mag10@naukaru.ru

© ИНФРА-М, 2013

НАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗРАБОТКИ 
СОВРЕМЕННАЯ  
КОММУНИКАТИВИСТИКА

Издается с 2012 года
№ 5(6)/2013

ISSN 2306-2592
DOI 10.12737/issn2306-2592

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ

Зам. главного редактора:

Воевода Е.В., д-р пед. наук, доцент, Московский 
государственный институт международных отношений (Университет) (Москва, Россия)

Члены редколлегии:
Абдельгавад Т. Махмуд, Ph.D., Питтсбургский университет (Питтсбург, США), профессор лингвистики, 
Асьютский университет (Асьют, Египет)
Бердичевский А.Л., д-р пед. наук, профессор, 
 
Институт международных экономических связей 
(Айзенштадт, Австрия)
Диденко В.Д., д-р филос. наук, профессор, Государственный университет управления (Москва, Россия)
Дубинский В.И., д-р пед. наук, профессор, Московский 
институт открытого образования (Москва, Россия)
Ен Чоль Ко, д-р пед. наук, ректор Института переводчиков (Сеул, Республика Корея)
Клюканов И.Э., д-р филол. наук, профессор, Восточный 
Вашингтонский университет (Вашингтон, США)
Комина Н.А., д-р филол. наук, профессор, Тверской 
государственный университет (Тверь, Россия)
Костикова Л.П., д-р пед. наук, доцент, Рязанский 
государственный университет им. С.А. Есенина 
(Рязань, Россия)
Ларионова А.Ю., д-р филол. наук, профессор, Уральский федеральный университет им. Первого 
Президента России (Екатеринбург, Россия)
Миронова Н.Н., д-р филол. наук, профессор, действительный член РАЕН, Высшая школа перевода МГУ 
им. М.В. Ломоносова (Москва, Россия)
Нижнева Н.Н., д-р пед. наук, профессор, академик 
Международной академии информационных 
технологий, Белорусский государственный университет (Минск, Республика Беларусь)
Нур-Ахмет Д., доктор философии, академик НАН, 
Тюркская академия (Астана, Республика Казахстан)
Просвиркина И.И., д-р пед. наук, доцент, Оренбургский 
государственный университет (Оренбург, Россия)
Романенко Н.Н., д-р пед. наук, профессор, Российский 
государственный социальный университет (Москва, 
Россия)
Силантьева М.В., д-р филос. наук, профессор, зав. кафедрой 
философии, Государственная академия славянской 
культуры (Москва, Россия)
Фолкнер Кристофер Грэм, почетный профессор, 
Университет Карлтон, Институт изучения Литературы, Искусств и Культуры (Оттава, Онтарио, Канада)
Фомина З.В., д-р филол. наук, профессор, Воронежский 
государственный архитектурно-строительный 
университет (Воронеж, Россия)
Шапошников В.Н., д-р филол. наук, профессор, 
Московский городской психолого-педагогический 
университет (Москва, Россия)
Щукин А.Н., д-р пед. наук, профессор, заслуженный 
деятель науки РФ, Государственный институт 
русского языка им. А.С. Пушкина (Москва, Россия)
Яковлева Е.В., д-р филол. наук, доцент, Дипломатическая академия МИД России, факультет психологии 
МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, Россия)

КОММУНИКАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ 
АРГУМЕНТАЦИИ

Кремер И.Ю. 
Коммуникативные аспекты аргументации в немецкой 
критической прозе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .53

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Троицкая Т.Б. 
Тактики убеждения адресата в пиар-текстах . . . . . . . . . . . . . .58

НОВОСТИ  КОММУНИКАТИВИСТИКИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . 64

Информация для авторов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .66

Уважаемые подписчики, авторы, коллеги!

Перед вами 5-й номер научного журнала «Современная коммуникативистика», который вышел в свет в начале нового учебного года. В 
России практически нет подобного периодического издания, хотя 
теория коммуникации в той или иной степени изучается студентами 
ряда коммуникативных специальностей и направлений подготовки. 
Поэтому основная цель журнала — совместными усилиями ученых, специалистов, известных и молодых исследователей в данной и смежных (междисциплинарных) областях определить объект и предмет коммуникативистики, ее границы, содержание и т.д. 
Мы приглашаем всех заинтересованных коллег, филологов, философов, социологов, 
педагогов, психологов, культурологов и представителей других наук опубликовать свои 
идеи, гипотезы, аксиомы и предложения в нашем журнале. А после публикации он 
станет и вашим журналом!
Со второго полугодия журнал распространяется через подписную сеть Роспечати и 
отражается в электронной библиотеке и системе РИНЦ (подробности см. на сайте 
журнала). Надеюсь, что эти столь важные для ученых всех уровней преимущества, 
включая и бесплатность публикации, привлекут к журналу еще большее внимание исследователей многих регионов России. 
Желаю новых успехов в науке.

О.Я. Гойхман,
главный редактор журнала

СЛОВО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

РИТУАЛ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ 
КОММУНИКАЦИИ  

Ritual as Religious Communication 

DOI: 10.12737/1244                                         Получено 17 июля 2013 г. / Одобрено 21 июля 2013 г. / Опубликовано 16 октября 2013 г.

О.Я. Гойхман  
Д-р пед. наук, профессор,
Российский новый университет
105005, Москва, ул. Радио, 22
e-mail: aan1234569@yandex.ru

O.Ya. Goykhman 
Doctor Habil. (Pedagogy), Professor,
Russian New University
22, ul. Radio, Moscow, 105005, Russia
e-mail: aan1234569@yandex.ru

Аннотация 
В статье рассматриваются ритуалы и процедуры в коммуникативном 
аспекте. Анализируется понимание ритуала в различных литературных источниках. Высказывается мнение о некорректности употребления понятия «ритуальная коммуникация». Предлагается авторская 
модель ритуального проявления в коммуникации. Приводятся примеры ритуальных проявлений. В завершении статьи излагаются мотивированные выводы.

Abstract
The article addresses rituals and procedures in the communicative space. 
It analyses how ritual is presented in various literary sources and explains 
why it is inappropriate to use the phrase «ritual communication». The author 
gives his own model ritualization in communication and provides examples 
proving his idea. At the end of the article the author draws motivated conclusions.  

Ключевые слова: ритуал, ритуализация, процедура, коммуникация.
Keywords: ritual, ritualization, procedure, communication.

ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ КОММУНИКАЦИИ

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:4–7

Одними из форм общественной деятельности 
являются ритуалы и процедуры. Некоторые из них 
универсальны, другие носят локальный характер. 
В основе ритуала, по мнению Э. Берна, — «стереотипная серия простых дополнительных трансакций, 
заданных внешними социальными факторами» [1, 
с. 27]. Берн подразделяет ритуалы на формальные 
и неформальные, которые, в основе своей оставаясь 
неизменными, в разных местностях могут отличаться рядом деталей.
То есть ритуал понимается как стереотипная 
последовательность действий, выполняемая в определенных обстоятельствах. В ритуале могут быть 
только участники, и нет зрителей. Условия взаимодействия при этом: ритуальный (церемониальный) 
характер акций; знаково оформленная пространственная среда; соблюдение конвенций; опора на 
национальные традиции и нормы общения. 
Ритуалы могут проявляться в виде торжественной 
либо траурной речи, ритуальных актов, церемоний, 
обрядов и т.п.; использовать коммуникативные средства и технологии: вербальные и невербальные ключи доступа в аудиальный, визуальный и кинестетический каналы участников; включать участников в 
активную (но неосознаваемую!) массовую деятель
ность; иметь неординарность сюжетов при сохранении традиций. Ожидаемый результат: формирование ритуального поведения.
Н.Б. Мечковская выделяет в ритуале три обязательных компонента разной семиотической природы: 1) ритуальное (символическое) действие (с определенными предметами или с помощью предметов); 
2) мифологическое представление о значении совершаемого действия; 3) сопровождающие действие 
словесные формулы [10, с. 280].
В функции ритуала и ритуальности входит выполнение следующих задач: 
1) констатировать нечто;
2) интегрировать участников события в единую 
группу;
3) мобилизовать участников на выполнение определенных действий или выработку определенного 
отношения к чему-либо;
4) закрепить коммуникативное действие в особой 
заданной форме.
Констатирующая, интегрирующая и мобилизующая функции выделяют некое событие, но еще не 
делают его ритуально значимым. И лишь фиксирующая функция превращает нечто в ритуал.

УДК 316.28

По мнению Н. Жюльен, ритуалы ведут начало 
«от коллективных действий, в совершении которых 
подразумевалось участие магических сил: танцев, 
песен, разного рода церемоний, в результате подсознательных психологических процессов, превратившихся в непререкаемую догму» [7, с. 334]. Однако мнение автора о том, что ритуал, утратив свое 
первоначальное содержание и значение, «вырождается и превращается в предрассудок или игру» [7, 
с. 335], представляется ошибочным в виду ограниченного понимания сути ритуала. 
Как культурно-семиотическая система ритуалы 
выполняют коммуникативную, компенсаторную, 
регулирующую функции, консолидируют группу, 
контролируют оборонительно-агрессивное поведение. Как механизм психологического воздействия 
ритуалы основаны на интуитивных, иррациональных 
механизмах воздействия на психику людей, восходящих к правилам древних мистерий, когда человеку предлагался стереотипный сценарий эмоциональных переживаний. 
Важная особенность ритуала — его стереотипность: 
как только произошла первая трансакция, легко 
предсказать все остальные. По мнению М.О. Кошляковой, ритуалы сегодня являются «содержанием 
корпоративной культуры и отражают типичные для 
нее нормативно-ценностные характеристики посредством стереотипизированного ролевого поведения» [9].
В задачу ритуалов не входит изменение мнений, 
суждений собеседника, его убеждений. Наоборот, 
ритуальное проявление характеризуется отсутствием 
ответной реакции. Эффективность ритуала зависит 
от уровня овладения его ситуацией (например, ритуалы приветствия, прощания), умения ориентироваться в ней, степени ритуальной компетентности 
в общении. Участник в данном случае — часть ритуала, его необходимый атрибут, «маска» с заранее 
заданными свойствами, соответствующими задаче 
ритуала. 
В древности ритуал, будучи главным выражением культа высшей силы, т.е. ее почитания, умилостивления, жертвоприношения ей, выступал как 
основной семиотический механизм сплочения племени и регулятор его жизни. Семантический инвариант ритуала состоит в воспроизведении миропорядка. Важные события в жизни первобытного 
коллектива и каждого человека не просто сопровождались ритуалами, но реализовывались путем совершения обряда. Обряды сопровождали встречу и 
проводы времен года; сев, жатву; рождение, переход 

(посвящение) подростка в группу взрослых (обряд 
инициации); свадьбу, похороны и др. Обряды помогали противостоять засухе или болезни, переживать опасные дни.
Множество ритуалов включает в себя бытовое 
поведение человека. Например, приветствуя знакомого, мы совершаем стандартную серию жестов и 
произносим традиционные фразы, смысл которых 
осознается нами лишь отчасти. Входя в христианский 
храм, мужчина должен снять головной убор, в то 
время как перед входом в синагогу иудеи, напротив, 
покрывают голову. Явные и скрытые противоречия, 
неприятие тех или иных моделей политико-экономического и социокультурного характера, которые 
отличаются от привычной модели, неизбежно 
проявляются в процессе межкультурной коммуникации [2]. Более того, ритуализированное поведение освобождает нас от необходимости обдумывать 
каждый свой шаг и каждое слово. При этом, как 
только мы начинаем задумываться, ритуал разрушается. Процессы, которые здесь происходят, представлены нами на следующей модели (рис. 1). 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:4–7

Денотат
(референт)

ОБЪЕКТ
НЕПОНИМАНИЕ

 С
      N

 C 1

ДЕКОДИРОВАНИЕ

ПОНИМАНИЕ
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

Коды

Коды

Сообщение

Поведение

ЭТИКЕТ
Коммуникативный акт

Рис. 1. Модель ритуального проявления 

Рассмотрим, как реализуется данная модель. 
Денотат (приветствие, молитва, прощание и т.п.) 
представляет в данной модели ритуал. Он объективен и направлен на всех возможных субъектов (Сn). 
Так, если говорить о приветствии, Субъект-1 получает код приветствия и посылает его (поглаживание, 
по Берну) Объекту. Почему не Субъекту? Потому 
что его сообщение не индивидуализировано. 

У Объекта три варианта поведения. Первый: он 
принимает ритуал и производит свое поглаживание. 
Треугольник замыкается, и партнеры демонстрируют ритуальное поведение, которое, как было сказано выше, определяют не они, а процедура этого 
ритуала. Второй: если Объект демонстрирует непонимание кодов, то взаимодействие прерывается. 
Третий: он декодирует сообщение и задумывается 
над ним, тем самым интерпретирует его, т.е. разрушает ритуал. В этом случае он вступает в коммуникацию и посылает Субъекту сообщение (коммуникативный акт) в этикетной форме (этикет поддерживает ритуал), на которое, конечно же, не получит 
ответа. Действия именно в рамках речевого этикета диктуются тем, что он принят в обычаях и традициях, как правило, речевого поведения, выражающего адресату знаки доброжелательства [12, с. 96]. 
Возможен и такой вариант: Субъект начинает ритуал и тут же его разрушает. Приведем в качестве 
примера общеизвестную анекдотическую ситуацию: 
некто приветствует пожилого человека: «Здравствуйте! Как здоровье?» Пожилой человек отвечает: 
«Не дождетесь!»
Кто в данной ситуации отказался от ритуала? 
Конечно, некто. Ведь он начал с поглаживания и 
должен был бы дождаться ответного поглаживания, 
но вместо этого начал второе, которое уже воспринимается как коммуникация. Отметим также, что 
ритуал предполагает обязательное соблюдение соответствующих процедур. Под процедурой следует 
понимать последовательную серию действий, спланированных определенным образом в рамках конкретного проявления. 
Процедура и ритуал различаются в зависимости 
того, что предопределяет их ход: процедуры планируются взрослым, а ритуалы следуют схемам, заданным родителем [1, с. 27]. Процедуры основаны 
на переработке информации и оценках вероятностей, 
касающихся материальной стороны действительности. Они достигают наиболее совершенной формы в профессиональных умениях. Знание процедур 
позволяет моделировать коммуникацию. 
Приведу такой пример. Однажды, отдыхая в Японии, мы вошли в кабину лифта на шестом этаже, в 
которой находился японец. Зная значения лишь некоторых слов, я решил продемонстрировать друзьям 
«знание» японского языка. Как только лифт начал 
опускаться, я обратился к японцу:
— Нихонзин (японец)? 
Он что-то ответил, но я был уверен, что он отвечает на приветствие.

— Коннитива (добрый день)!
Он ответил на приветствие. 
— О генки деска (как поживаете)?
Он опять что-то ответил, что означало, по процедуре, ответное поглаживание. Тут лифт остановился, и я сказал: 
— Саёнора (до свидания). 
Он тоже попрощался со мной. 
Мои друзья (а может, и японец) могли подумать, 
что я знаю японский, однако на самом деле было 
продемонстрировано лишь понимание процедуры 
ситуации. На идее прогнозирования информационных целей коммуникантов и понимания процедур 
ситуации был структурирован русско-японский 
разговорник (точнее сказать, «запоминальник») в 
стихах [5].
Существенная особенность и процедур, и ритуалов, как считает Э. Берн, состоит в том, что они 
стереотипны. Как только произошла первая трансакция, все остальные в серии становятся предсказуемыми. А порядок их известен заранее. Результат 
последовательности трансакций также предопределен, если, конечно, не случается что-то непредвиденное. В завершение изложим следующие соображения.
1. Ритуал характеризуют общие критерии: когнитивные основания, языковая компетенция и 
общий социальный опыт. 
2. Ритуалы, по сути своей, не являются коммуникациями в широком смысле и прежде всего потому, что процесс коммуникации предполагает, 
во-первых, другого человека [8], а во-вторых, 
понимание и интерпретацию, чего в ритуалах не 
происходит, поскольку они не являются речемыслительной деятельностью, осуществляемой 
в целях взаимодействия [4, с. 5]. 
3. По нашему мнению, следует говорить о религиозной (не ритуальной!) коммуникации. Как известно, ритуалы сформировались на основе мифов и лишь впоследствии закрепились в религии. 
Мифы описывали образы природы и психики 
человека, а религия описывает образ жизни человека. Поэтому религия более ориентирована 
«на создание ценностно-смысловых моделей 
поведения человека в реальном социуме, тогда 
как мифология является иррациональным средством выражения архетипов» [9].
4. Высказывается мнение, что ритуал сопровождает человека от рождения до смерти, и при этом 
приводятся примеры: регистрация ребенка, поступление в школу и ее окончание, проводы в 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:4–7

армию или поступление в институт, проводы на 
пенсию и т.п. Е.В. Мечковская, например, считает, что целью ритуальной коммуникации является «обеспечение регуляции социальной психики аудитории, сохранение традиций и формирование новых, создание положительного имиджа, поддержание договорных отношений в 
деловом мире» [10].
 
С таким пониманием ритуала трудно согласиться. Отнесение подобных сюжетов к ритуалам, по 
нашему мнению, ошибочно. Это, скорее, церемонии либо процедуры, но никак не ритуалы.
5. Процедуры, в сегодняшнем понимании, ближе 
к логически оформленным структурам, не имеющим предписанных способов выражения, и не 
могут рассматриваться в качестве тождественных 
и даже близких ритуалам. Процедура — взаимосвязанная последовательность действий, например, 
обеспечивающая управление автомобилем либо 
операцией по удалению аппендицита. 
6. К стереотипизированным коммуникациям можно отнести также церемонии и даже этикет. Церемония, согласно академическому словарю 
русского языка — это «установленный порядок 
совершения какого-л. обряда, акта, торжества, 
а также самый обряд, акт, торжество» [11]. Ныне 
церемонией чаще всего называют внешние формы, символические действия и обрядности, соблюдаемые в разных случаях общественной жизни. 
7. Некоторые исследователи подчеркивают как одну 
из характерных черт ритуала четкое разграничение участников и публики, где от последней 
ожидается традиционный репертуар реагирования [3, с. 265]. По нашему мнению, это не совсем 
так. Как было сказано выше, в ритуале могут 
быть только участники, и нет зрителей. 
8. Следует различать понятия «ритуал» и «ритуализация». Приветствие, прощание, извинение, 
благодарность, просьба, поздравление и прочие 
способы выражения наиболее частотных и социально значимых коммуникативных намерений, 

характерные для каждой конкретной ситуации, 
закрепившиеся в речевой практике и ставшие 
типичными, ритуализованными [6, с. 123], точнее называть не ритуалами, а ритуализованными 
структурами.
9. Как только мы начинаем задумываться, ритуал 
разрушается. Отказ от ритуала приводит партнеров к перекрестному трансакту (по Э. Берну), 
что, как правило, прерывает взаимодействие. Но 
в данном случае это должно осуществляться в 
рамках этикета, т.е. не выходя за рамки ритуального проявления, иначе налицо некорректность 
и даже грубость.

Литература

1. Берн Э. Люди, которые играют в игры. Игры, в которые 
играют люди. СПб.: Лениздат, 1992.
2. Воевода Е.В. Подготовка студентов-международников 
к межкультурной коммуникации в профессиональном 
дискурсе // Научные исследования и разработки. Современная коммуникативистика. 2012. Т. 1. № 1. С. 
26–31.
3. Володина Л.В. Ритуальная коммуникация // Ритуальное 
пространство культуры. Материалы международного 
форума 26 февраля — 7 марта 2001 г. СПб.: Изд-во 
Санкт-Петербургского философского общества, 2001.
4. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Речевая коммуникация: 
Учебник. 2-е изд., перераб и доп. М.: ИНФРА-М, 2006.
5. Гойхман О.Я., Смирнов Ю.А. Русско-японский разговорник в стихах. Владивосток: Улисс, 1992.
6. Гончарова Л.М. Этико-социальные аспекты культуры 
речи / В кн.: Русский язык и культура речи: Учебник. 
2-е изд., перераб. и доп. / Под ред. О.Я. Гойхмана. М.: 
ИНФРА-М, 2005. С. 112–159.
7. Жюльен Н. Словарь символов / Перев. с франц. Челябинск, Урал Л.Т.Д., 2000.
8. Клюканов И.Э. Коммуникативный Универсум. М.: РОССПЭН, 2010.
9. Кошлякова М.О. Имидж в системе религиозной коммуникации и мифологии // Человек в информационном 
пространстве. Межвузовский сборник научных трудов 
/ Под науч. ред. Н.В. Аниськиной. В 2 т. Т. 1. Ярославль: 
Изд-во ЯГ-ПУ, 2010. С. 274–282.
10. Мечковская Н.Б. Семиотика: Язык. Природа. Культура: 
Курс лекций: Учеб. пособие для студ. филол., лингв. и 
переводовед. фак-тов высш. учеб. заведений. М.: Академия, 2004.  
11. Словарь русского языка: В 4 т. Т. 4. М.: Русский язык, 
1988.
12. Формановская Н.И. Коммуникативный контакт. М.: 
Икар, 2012. 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:4–7

Переводные тексты как объект судебной 
лингвистической экспертизы
Translated texts as an object of forensic linguistic expertise

DOI: 10.12737/1245                                         Получено 13 июня 2013 г. / Одобрено 20 июня 2013 г. / Опубликовано 16 октября 2013 г.

М.В. Аблин
Аспирант
Башкирский государственный 
педагогический университет 
им. М. Акмуллы, 
Россия, 450000, г. Уфа, 
ул. Октябрьской революции, 3а
e-mail: ablmaxim@yandex.ru

M.V. Ablin
Post graduate student,
Bashkir State Pedagogical University 
named after M. Akmullah,
3а, ul. Oktiabrskoy revolutii, Ufa, 450000, Russia 
e-mail: ablmaxim@yandex.ru

Аннотация
Рассмотрены особенности переводных объектов лингвистической экспертизы, отмечены сложности при проведении экспертизы таких текстов, дана оценка возможности использования положений психолингвистики и прагмалингвистики при анализе переводных источников.

Abstract
The article considers the characteristic features of  translated texts as objects of forensic linguistic expertise and points out the problems in carrying 
out expert examination of corresponding texts. The authors estimates the 
possibility of using psycho- and pragmolinguistics in analysing translated 
texts. 

Ключевые слова: лингвистическая экспертиза, комплексная экспертиза, идеолого-религиозный текст, переводной текст, коммуникативная ситуация.

Keуwords: linguistic expert study, complex examination, ideological and 
religious text, translational text, communicative situation.

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:8–13

В России в последние годы увеличилось количество проводимых судебных лингвистических экспертиз (особенно по делам об экстремизме). К данному виду исследований прибегают тогда, когда 
требуются специальные познания в области лингвистики. Сложность состоит в том, что вопросы 
теории и практики проведения лингвистической 
экспертизы разрабатываются как в специальных 
юридических науках (например, в теории судебной 
экспертизы, криминалистике, уголовно-процессуальном праве), так и в работах по юридической 
лингвистике — прикладной области научного знания, располагающейся на стыке языка и права. 
Учеными сформулированы определения объекта, предмета лингвистической экспертизы, разработаны классификации данных экспертиз. При 
этом, на наш взгляд, в теоретических исследованиях по юрислингвистике отсутствуют требования к 
качеству объектов, направляемых на исследование, 
как результат — экспертам-лингвистам приходится 
работать и с печатными произведениями (периодическими, историческими, религиозными и др.), 
и с аудио-, видеоматериалами. 
В нашей статье мы, опираясь на исследования 
А.Н. Баранова, К.И. Бринева, М.Б. Ворошиловой, 
Е.А. Колтуновой, Л.В. Сахарного, Н.И. Форманов
ской и Е.А. Яковлевой, рассмотрим особенности 
переводных текстов как объекта судебной лингвистической экспертизы, укажем на возможные затруднения эксперта при анализе таких источников. 
Актуальность нашего исследования обусловлена, в 
частности, современной практикой судебных лингвистических экспертиз. Недостаточная разработанность категории объекта лингвистической экспертизы (переводного текста) может привести к 
неправильному выбору методов исследования, ошибочным заключениям. Новизна работы заключается в том, что мы в качестве критерия классификации 
экспертиз указали язык создания текста (переводной 
и созданный на русском языке), рассмотрели возможность (и допустимость) использования методов 
психолингвистики и прагмалингвистики при анализе переводных текстов идеолого-религиозного 
содержания. Результаты нашего исследования могут 
быть использованы экспертами-лингвистами (выбор 
оптимальной методики исследования) при проведении судебной лингвистической экспертизы переводного текста.
В юрислингвистике под судебной лингвистической экспертизой понимают особый вид языковедческого исследования, в котором объединяются 
различные лингвистические и экстралингвистиче
УДК 808

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:8–13

ские параметры. Зачастую в одном заключении 
требуется рассмотреть лексико-семантические и 
лексико-грамматические параметры, особенности 
синтаксиса, специфику организации и структурирования текста, особенности стилистики, дать исторический комментарий [5]. Объект судебной лингвистической экспертизы — это речевое произведение 
на русском языке, направляемое экспертам-лингвистам соответствующими органами следствия или 
судом в случаях, когда требуются специальные познания в области лингвистики для установления 
фактов и обстоятельств, имеющих значение для 
уголовного дела.
По отношению к источнику информации об 
объекте экспертные исследования могут быть разделены на непосредственные и опосредованные. В первом случае эксперт анализирует непосредственный 
источник информации (например, спорную фонограмму или конфликтный печатный текст), во втором — объект анализируется через косвенные источники информации (показания свидетелей, протоколы судебных заседаний) [2, с. 235].
По объекту лингвистических экспертиз выделяются экспертизы звучащей речи, экспертизы письменного текста и вербально-визуальные экспертизы.
Вербально-визуальные экспертизы в качестве объекта исследования имеют сложно организованный 
феномен — сочетание вербально и невербально 
выраженной информации, т.е. комбинацию текста 
и изображения. Это оказывается необходимым, 
например, при оценке степени близости товарных 
знаков, когда по набору символов, графем или «буквоподобных» элементов товарные знаки сходны, но 
изобразительно поданы по-разному. В ряде случаев 
вербально-визуальная экспертиза требует анализа 
целого видеоряда в его сочетании с вербальными 
элементами. В широком понимании текст необязательно должен состоять из слов естественного 
языка. То, что мы готовы назвать текстом, очень 
часто включает такие компоненты, которые не имеют ничего общего со словами и предложениями. 
Это могут быть рисунки, фотографии, диаграммы, 
схемы, таблицы и т.д. [1, с. 390]. В науке в этом 
плане существует понятие креолизованного текста 
и его разновидности — кинотекста (состоит из 
лингвистической и нелингвистической семиотических систем, оперирующих знаками различного 
рода). Креолизованные тексты — это объекты «смешанного вида», основанные на формальной гетерогенности и смысловой гомогенности представленных в них семиотических языков: графических, 

иллюстративных, кинематографических, музыкальных, словесных и т.п. (подробно специфика креолизованных текстов рассмотрена в работе Е.А. Яковлевой) [8]. Лингвистическая система в креолизованном тексте (кинотексте) представлена двумя 
составляющими: письменной (титры и надписи, 
являющиеся частью мира вещей фильма) и устной 
(звучащая речь актеров, закадровый текст, песня 
и т.д.). Нелингвистическая система включает звуковую часть (естественные и технические шумы, 
музыка) и видеоряд (образы персонажей, движения 
персонажей, пейзаж, интерьер, реквизит, спецэффекты). Данные элементы находятся в неразрывном 
единстве [4].
В качестве объектов лингвистической экспертизы могут выступать:
1) речевые произведения в форме письменного 
текста на русском языке; 
2) речевые произведения в форме устной речи на 
русском языке (зафиксированной на каком-либо материальном носителе);
3) произведения, представляющие сочетание вербальной и невербальной информации (комбинацию текста и изображения). 
Мы считаем, что нежелательно в составе одной 
экспертизы анализировать объекты разного типа 
(книгу, журнал, документальный видеофильм, листовку и др.): они требуют использования различных 
методов исследования. Фактически одна экспертиза будет совмещать в себе несколько частных экспертиз. Такое объемное исследование допустимо 
при определенных вопросах (например, «Относятся ли представленные материалы к деятельности 
организации X?») и при рассмотрении всего комплекса 
материалов как метатекста. Однако ответить на 
данный вопрос только лингвисту сложно, необходимо совместное комплексное исследование с участием экспертов других специальностей (религиоведа, политолога).
В зависимости от языка, на котором создан текст, 
различаются:
1) тексты, созданные на русском языке (книга, 
заметка в СМИ, аудио-, видеозапись, программа 
политической организации, листовка и др.);
2) тексты, переведенные на русский язык (видеофильмы с переводом на русский (субтитры или 
закадровый голос), переводы книг идеологорелигиозного содержания, зарубежных журналов 
и др.). Под идеолого-религиозными текстами мы 
понимаем произведения, в которых присутствуют 
религиозные включения (компоненты), например, 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:8–13

цитаты из религиозных источников, но основную 
часть которых составляет изложение какой-либо 
системы политических взглядов, идей определенной политической организации (партии).
Остановимся подробнее на второй категории 
объектов — переводных изданиях. При анализе 
переведенной на русский язык литературы экспертизе подвергается конкретный перевод книги, направленной на экспертизу. Например, какое-нибудь 
произведение Х подлежит экспертному исследованию (перевод зарубежного автора (произведения) 
на русский язык). Затем его результаты передаются 
правоохранительным органам, печатное издание 
признается экстремистской литературой и вносится в Федеральный список экстремистских материалов Министерства юстиции Российской Федерации 
(далее — Минюст РФ). Обратите внимание: анализировалась книга на русском языке. По сути это 
означает, что другой перевод данной книги Х2 должен подвергаться новому анализу в рамках лингвистической экспертизы. 
На наш взгляд, при анализе переводных источников возможно возникновение следующих трудностей.
1. Проблема установления всех компонентов коммуникативной ситуации. Отметим, что определение 
структуры коммуникативной ситуации часто требуется для квалификации речевого акта как косвенного или скрытого призыва (при проведении лингвистических экспертиз по делам об экстремизме).
В структуру коммуникативной ситуации входят: 
 •
говорящий (в письменных произведениях — автор); 
 •
слушающий (адресат, в письменных произведениях — читающий); 
 •
предмет коммуникации (то, о чем говорится);
 •
код (язык), с помощью которого создается и 
воспринимается текст; 
 •
текст, т.е. сигнал, в котором с помощью языка 
закодирована информация, — материальное «тело» 
в акте коммуникации, которое связывает поведение говорящего и слушающего в этом акте; 
 •
общие условия, в которых происходит общение 
[6, с. 116].
Н.И. Формановская подчеркивает, что учет говорящего и адресата должен производиться во всей 
полноте социальных и психологических ролей, фоновых и текущих знаний и национальных стереотипов [7, с. 27].
Можем ли мы установить необходимые компоненты коммуникативной ситуации при анализе 

переводного текста, направленного на судебную 
лингвистическую экспертизу? На наш взгляд, не 
всегда, так как:
1) автор может быть указан в тексте издания (имя, 
фамилия), сведения о нем могут и отсутствовать. 
Даже если автор указан в произведении идеологорелигиозного содержания, что это дает эксперту? 
При анализе переводной литературы ситуация усложняется, ведь перевод — это, по сути, новое произведение. Поясним: эксперту передано произведение, 
на обложке указан автор — некий Набханий. Данное 
имя ничего не говорит лингвисту, только специалист 
в области политологии и религиоведения может 
утверждать, что данный автор — идеолог экстремистской организации ЭО (условное название). 
Автор может быть и коллективным — например, на 
обложке указано: 
 •
ЭО; 
 •
книга издана ЭО; 
 •
издательство ЭО.
Представим ситуацию, что перед экспертомлингвистом поставлен вопрос: «Относится ли представленная на исследование книга к деятельности 
экстремистской организации ЭО?» Возникают затруднения, так как организация ЭО могла издать и 
обычную религиозную (историческую) литературу, 
не содержащую элементы программы ЭО. Выходом 
будет проведение комплексной экспертизы с участием эксперта-религиоведа или политолога, при 
этом вопросы для лингвиста и экспертов других 
специальностей не должны совпадать.
Отметим, что в случае коллективного авторства 
достаточно сложно установить коммуникативные 
намерения говорящего (пишущего): подобная идеолого-религиозная литература создается в соответствии с целями деятельности экстремистской организации, часто эти цели не отражены в исследуемом 
тексте, но могут быть выявлены экспертами разных 
специальностей при проведении комплексной экспертизы;
2) адресат (читающий) только предполагается 
экспертом-лингвистом при выявлении обращений 
в тексте (например, «братья мусульмане», «мусульмане Крыма», «Мусульмане!»):
«Мы обращаемся ко всем мусульманам с правдивым 
воззванием, чтобы они осознали то, на чем стоит 
хизб, и были вместе с ним в его деле».
Нельзя утверждать, что данное произведение 
обязательно будет прочитано именно предполагаемым адресатом и интенции адресанта будут реализованы. В идеолого-религиозных текстах автор 

часто «сближает» себя с адресатом, используя личное местоимение «мы»:
«В свою очередь, мы, мусульмане, проживающие 
на территории России, не должны ограничиваться 
наблюдением за российской политикой только в силу 
того, что она непосредственно отражается на нашем 
положении. Наоборот, мы должны в первую очередь 
понимать, что вся исламская умма — это международная умма, это одна нация, один организм, и мы, 
российские мусульмане, являемся ее неотъемлемой 
частью»;
«…мы должны отвергнуть любой сепаратизм, в 
том числе и в форме конфедерации, и работать со 
всей серьезностью и силой, не теряя времени, для 
установления власти Ислама — Праведного Халифата, который сохранит единство нашей страны и ее 
богатства и обрубит хвосты неверным, планирующим 
раздробить нашу страну». В указанном фрагменте 
текста можно выявить оппозицию мы — они, мусульмане — неверные.
Нередко в идеолого-религиозных текстах обращения отсутствуют, но адресата можно установить 
из содержания произведения: большое количество 
специальных религиозных слов, цитат на арабском 
языке из исламских религиозных источников предполагает потенциального читателя-мусульманина. 
Иногда адресат — молодые мусульмане, не читавшие 
канонические мусульманские источники, воздействие на такого читателя обеспечивается включением в основной текст указанных выше цитат (на 
русском и арабском языках). Логично предположить, 
что на разбирающегося в религии (например, 
в исламе) читателя, знакомого с каноническими 
религиозными источниками, такой идеолого-религиозный текст не окажет задуманного автором воздействия, возникнет коммуникативная неудача.
На наш взгляд, эксперт как бы ставит себя на 
место читателя, потенциального адресата (это отмечает и К.И. Бринев при рассмотрении процедуры 
экспертизы по религиозному экстремизму [3]). При 
этом ошибочность выводов эксперта может быть 
вызвана отсутствием у лингвиста общего с автором 
произведения национально-культурного тезауруса, 
общей культурной среды (при анализе переводных 
текстов, созданных не в России). В исследованиях 
по прагмалингвистике отмечается, что адресант и 
адресат — это языковые личности, несущие в себе, 
с одной стороны, типизированные, обобщенные 
черты своего народа, своей культуры и своей социальной среды, с другой стороны — личный опыт 
знаний, мнений, предпочтений, оценок, отношений. 

Адресант прогнозирует в адресате определенный 
образ, ориентируясь на который, он использует 
общий фонд знаний, общую апперцепционную базу, 
выбирает тематический пласт [7, с. 42]. Адресат как 
интерпретатор текста должен (в соответствии со 
своей коммуникативной ролью): 
а) принять информацию;
б) понять ее — применительно к собственному 
языковому и параязыковому, национально-культурному, интеллектуальному и другому тезаурусу, собственным мнениям, предпочтениям, оценкам, отношениям, исчислить предтекстовые пресуппозиции 
и затекстовые импликации с опорой на общий фонд 
знаний, и т.п.;
в) отреагировать на полученную информацию 
(7, с. 81).
На необходимость учета историко-культурного 
«тезауруса» указывает и Л.В. Сахарный, считая, что 
для успешной коммуникации и достаточного взаимопонимания необходима близость таких тезаурусов 
у участников коммуникации [6, с. 116]. Мы считаем, что это определяет сложность (или даже невозможность в отдельных случаях) выявления коммуникативных намерений автора (риск ошибки) в 
переводных текстах идеолого-религиозного содержания. При ответе на вопрос типа: «Содержит ли 
данное произведение высказывания, формирующие 
вражду по межконфессиональному признаку?» эксперт 
должен указывать на потенциального адресата произведения (например, мусульмане, проживающие 
в конкретном регионе России).
2. «Помехи» при передаче информации от субъекта высказывания адресату.
Письменное общение является опосредованным 
и дистантным [7, с. 15]. При чтении переводных 
произведений опосредование становится двойным 
(книга — перевод). Рассмотрим подход к человеческой коммуникации с позиции теории информации, 
предложенный в «Психолингвистике-54» [6, с. 18–19]. 
У говорящего (кодирующего) появляется некоторое 
сообщение-1. С помощью органов речи (передатчика) 
говорящий кодирует это сообщение, преобразует его 
в сигнал. Сигнал (колебания воздуха) передается по 
каналу связи. Он достигает органов слуха (приемника) слушающего (декодирующего). Происходит декодирование, т.е. преобразование сигнала в сообщение-2. 
Чтобы коммуникация состоялась, кодирование и декодирование должны проводиться на основе единого 
кода (языка). И «шум» тоже возникает при коммуникации, поэтому люди часто друг друга недопонимают или даже вообще не понимают. Очевидно, что 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:8–13

данная схема применима, в первую очередь, к непосредственному устному общению. Подчеркнем, 
что в переводных текстах следует учитывать и третье 
лицо — переводчика, перекодирующего информацию 
на другой язык. Таким образом, схема осложняется 
двумя кодами (национальными языками), добавляются помехи (различные фоновые знания у адресанта, переводчика и адресата). Данный факт ставит 
под сомнение возможность использования методов 
психолингвистики при анализе переводной литературы. Получаем следующую модель передачи 
информации: отправитель (адресант) — кодирование (на иностранном языке) — перекодирование сообщения на русский язык переводчиком — декодирование 
сообщения (на русском языке) получателем (адресатом) 
+ помехи, вызванные различным историко-культурным 
тезаурусом, фоновыми знаниями у создателя сообщения (автора), переводчика и потенциального читателя произведения (получателя). 
3. Нелингвистическая категория «искренность». 
Одним из условий успешности высказывания-призыва (поиск которого осуществляется при анализе 
текстов предположительно экстремистского содержания) является его искренность. А.Н. Баранов отмечает, что искренность говорящего не может быть 
определена методами лингвистического исследования. Только иногда текст позволяет сделать вывод 
о неискренности автора [1, с. 445–446]. В письменном произведении (а тем более переведенном на 
русский язык) установление искренности автора 
еще более сложно.
Таким образом, при анализе объектов экспертизы, представляющих собой переведенные на русский 
язык тексты, у эксперта-лингвиста могут возникнуть 
проблемы в установлении структуры коммуникативной ситуации (её компонентов: адресанта, адресата (потенциального), времени и места создания 
произведения; вызывает сомнения возможность 
выявления коммуникативных намерений иноязычного автора, применения при анализе отдельных 
психолингвистических методов). При ответе на 
вопросы экспертизы следует конкретизировать, для 
кого создано произведение, где оно распространяется (информацию можно получить из материалов 
уголовного дела), например, на территории отдельных республик РФ.
В ходе экспертизы текстов идеолого-религиозного содержания необходимо, на наш взгляд, привлекать соответствующих специалистов в данной 
области знаний (политологов, религиоведов): это 
позволит избежать ошибочной интерпретации спе
циальных слов, отсутствующих в нормативных словарях (например, «кафир», «фард», «ваджиб» и т.п.). 
Установить лексическое значение данных слов по 
обычным нормативным словарям русского языка 
не представляется возможным (если только оно не 
приводится в исследуемом тексте), существует риск 
неправильного понимания текста лингвистом-экспертом (при единоличной экспертизе без участия 
экспертов других специальностей). Может ли в этом 
случае лингвист-эксперт обращаться к словарям и 
ресурсам, например, из Интернета? Мы считаем, 
что это будет означать выход за пределы лингвистической компетенции, необходимо проводить 
данные исследования в рамках комплексной экспертизы. Только культуролог-религиовед является 
специалистом в данной области и может правильно 
определить лексические значения данных слов. 
Специальные слова (из области религиоведения) 
могут быть зафиксированы в нормативных словарях, 
но толкование в них дается приблизительное, обобщенное. Например, как понять слово «неверные»: 
это все немусульмане или немусульмане за исключением «людей Писания» (иудеев и христиан)? Слово «джихад» — это священная борьба мусульман с 
неверными (словарное определение) или внутренняя борьба мусульманина с нравственными пороками (на это может указать специалист в области 
религиоведения)?
Таким образом, при проведении лингвистической 
экспертизы переводных текстов необходимо обращать внимание на следующие моменты:
 •
во-первых, необходимо с осторожностью использовать методы психолингвистики и прагмалингвистики: анализируется именно перевод произведения, что затрудняет установление интенций 
говорящего (автора), особенно при коллективном 
авторстве;
 •
во-вторых, при ответе на вопрос следует указывать потенциального адресата текста. Еще раз 
подчеркнем, что установление компонентов коммуникативной ситуации переводного письменного текста достаточно сложно: адресанта (автора) не всегда можно установить, адресат потенциален (до прочтения текста). Судебная 
лингвистическая экспертиза не может основываться на предположениях: в противном случае 
снижается доказательная сила экспертного заключения;
 •
в-третьих, при внесении произведения в Федеральный список экстремистских материалов 
Минюста РФ судам необходимо указывать все 

НИР. Современная коммуникативистика (№ 5, 2013). 68:8–13