Чистый ритм Мнемозины

ЧИ СТЫ Й  
РИ ТМ  
М НЕМ О ЗИ НЫ

В.
М .
 
Пискунов 
Чисты й 
ритм 
М нем озины
М осква 
• 
АльфаМ  
• 
2
0
0
5

УДК 82
ББК 83.3(2Рос)
П34
Ôåäåðàëüíàÿ öåëåâàÿ ïðîãðàììà «Êóëüòóðà Ðîññèè»
(ïîäïðîãðàììà «Ïîääåðæêà ïîëèãðàôèè è êíèãîèçäàíèÿ Ðîññèè»)
Пискунов В.М.
Чистый ритм Мнемозины. – М.: АльфаМ, 2005. – 608 с.
П34
ISBN 5982810223 (В пер.)
Состоит из трех частей. Первая часть содержит статьи, посвященные
проблемам истории и теории русского символизма. Во второй части анали
зируется творческое наследие эмигрантов первой волны – писателей и мыс
лителей Русского зарубежья. Третья часть представлена статьями о совре
менной литературе.
Для научных работников и специалистов в области литературоведения,
философии, культурологии. Может быть использована в качестве учебного
пособия для студентов и аспирантов, обучающихся по гуманитарным на
правлениям и специальностям.
УДК 82
ББК 83.3(2 Рос)
В оформлении книги использованы фрагменты картины «Стрелки»
художника В. Комарденкова
© «АльфаМ», 2005
© Пискунов В.М., 2005
ISBN 5982810223

ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 6
ЧАСТЬ I. АНДРЕЙ БЕЛЫЙ И ДРУГИЕ .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 9
Лики поэзии Андрея Белого .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 10
Культурологическая утопия Андрея Белого .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 34
Четыре свидания .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 77
Опыт прочтения «Четвертой симфонии» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 94
Наваждение над Россией .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 104
Громы упадающей эпохи .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 113
«Второе пространство» романа «Петербург» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 127
Становление самосознающей души .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 140
Музыка и символизм: музыкальный звукоряд поэмы «Первое свидание» .  .  . 147
Из наблюдений над текстом романа «Москва» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 175
Собиратель пространства .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 186
О Блоке, о времени и – о себе .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 206
Андрей Белый и другие .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 219
ЧАСТЬ II. РОССИЯ ВНЕ РОССИИ
(в кругу писателей и мыслителей Русского зарубежья)
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 229
Русская идея .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 230
Пушкин и Русское зарубежье .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 273
ЧистыйритмМнемозины
(СеребряныйвекиРусскоезарубежье – в мемуарах)
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 312
ЧАСТЬ III. «ЕСЛИ ВЫПАЛО В ИМПЕРИИ РОДИТЬСЯ...»
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 363
Сокровенный Платонов
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 364
Мудрость заброшенных книг (продолжение о Платонове) .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 405
«Вседневное наше бессмертье» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 411
Эстетика свободы (над страницами дилогий В. Гроссмана
и Ю. Домбровского)
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 430
Время и место прозы Юрия Трифонова .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 471
Неслыханная простота Владимира Маканина .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 497
Лопатин возвращается
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 528
Трагическая пастораль .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 545
И тут случилась музыка .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 557
Уроки зазеркалья .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 576

ОТ АВТОРА
Статьи, собранные в настоящей книге, обра
зуют три цикла, соответствующие трем глав
ным направлениям научнотворческих инте
ресов автора и предопределяющие трехчастную структуру книги.
Первая часть – «Андрей Белый и другие» – статьи, посвящен
ные проблемам истории и теории русского символизма, которые
увидены и осмыслены «сквозь магический кристалл» творчества
Андрея Белого – писателя, которому я посвятил свою моногра
фию, изданную в Румынии еще в 1975 году
1 (в России тогда невоз
можно было помыслить о подобном), писателя, о котором посто
янно думал, работая над исследованием «Тема о России» (М.,
1983), и которым особенно интенсивно занимался в связи с подго
товкой и редактированием его собрания сочинений, предприня
того московским издательством «Республика» и «отложенного» на
шестом томе (Белому не везло ни в жизни, ни после смерти: един
ственный из великих русских символистов, он до сих пор не удос
тоился Собрания сочинений, хотя попыток было немало).
Из предисловий, написанных к вышедшим и не вышедшим то
мам собрания сочинений, из статей, опубликованных в журналах и
сборниках, из докладов и выступлений на конференциях, съездах,
симпозиумах, проходивших в разные времена и в разных странах,
выстроилась своеобразная монография, которая охватывает важ
нейшие произведения Андрея Белого – от «симфоний» и «Золота в
лазури» до романного цикла «Москва» и книг путевой прозы.
Вторая часть книги – «Россия вне России» – объединяет рабо
ты, посвященные творческому наследию эмигрантов первой волны.
Она призвана ввести читателя в круг писателей и мыслителей Рус
ского зарубежья, приобщить к их спорам и дискуссиям о «духовном
корнесловии» России, о «русской идее», о православии и «латинст
ве»,оВостокеиЗападе,народе,интеллигенциииреволюции,оботе
чественной культуре – спорам, которые десятилетиями полыхали в
изгнании и оказались столь значимыми для нашей современности.
Последняя,третьячасть–«ЕсливыпаловИмперииродиться…»–
представлена в основном статьями об относительно современной
литературе, о произведениях, вошедших в широкий читательский
1 С благодарностью вспоминаю, что инициатором создания этой монографии
была проф. Т. Николеску.
6

обиход и ставших фактом общественного сознания в 1970–1980е
годы, независимо от того, датированы ли они этими десятилетиями
или воскресли из небытия, дождались тогда своего часа, оправдывая
булгаковское «рукописи не горят».
Публикации этого раздела, написанные в соавторстве с С. Пи
скуновой, мы рассматривали (и продолжаем рассматривать) скорее
как научнофилологические исследования, чем как традиционные
критические статьи, сориентированные на оценочность и злобо
дневность (а еще есть такое любимое публицистамилибералами
слово «духовность»). Наша цель – не выставление баллов писате
лям и книгам, а аналитическая интерпретация текстов, которые –
таково было предварительное условие обращения к ним – обладали
достоинствами подлинной литературы.
Конечно, в пределах книги длиною в двадцать лет возможны
противоречия, известные повторы и даже несогласованности. Но
я их намеренно не устранял, стремясь приобщить читателя к живо
му движению исследовательской мысли, ее поискам и заблужде
ниям, которые, как известно, тоже бывают результативными.
Кроме того, есть основания полагать, что иные из этих авторских
противоречий носят объективный характер, отражают реальные
противоречия литературного развития.
Наконец, пожалуй, самое важное. Как ни далеки друг от друга
представленные в этой книге «начало века» и его финал – послед
ний драматический период существования империи, в которой
нам выпало родиться, речь идет об одном и том же завершившемся
столетии русской культуры и литературы, которое ожидает своего
целостного осмысления. Автору книги хотелось бы надеяться, что
и он внес свою лепту в это ожидающее нас «общее дело».
Очевидно, что восстановление культурного генофонда нации –
потребность из насущнейших, безо всякого преувеличения залог
духовного оздоровления общества и фундамент нового мышле
ния. И есть все основания сказать, что возвращение забытых имен
и произведений, новое прочтение старых книг – не просто восста
новление попранной справедливости, но также источник обнов
ления художественного зрения современности, стимул раскрепо
щения творческих сил. Не последнее место в этом процессе зани
мает обращение к русской традиции «философствования». Литера
тура 1970–1980х гг. буквально открывает для себя федоровскую
философию «общего дела» и «водоразделы мысли» П. Флоренского
(эстетические взгляды, развиваемые Павлом Петровичем в битов
7

ской повести «Человек в пейзаже», – прямо из Флоренского), вду
мывается в пророчества Вл. Соловьева, в философию свободы
Н.
Бердяева,
не
пренебрегает
розановскими
парадоксами
(вспомним хотя бы повесть «Василий Розанов глазами эксцент
рика» Вен. Ерофеева). Писателисовременники постигают не то
лько русскую философскую мысль начала ХХ в., но и со всей
серьезностью обращаются к эстетике символистской прозы, не
проходят мимо опытов акмеизма, футуризма, абсурдистского
письма, насильственно прерванных в 1930е гг., обращаются к ве
ликолепной сказовой традиции, идущей от Белого и А. Ремизова…
Скажем так: национальное художественное слово восстанавлива
ется в подлинном историческом объеме. И не только отечествен
ные традиции – художественные открытия соседей, ближних и
дальних, стали достоянием нашей культуры.
Сегодня никого не удивляет то обстоятельство, что В. Быков
называет в числе ближайших предшественников экзистенциали
ста Альбера Камю, что редкий из писателей, претендующих на ин
теллектуальное осмысление эпохи, обходится без томасманнов
ских «нероманов», а публикация на русском языке произведений
Х.Л. Борхеса ускорила развитие нашей отечественной культуроло
гической прозы, ориентированной в первую очередь не на непо
средственные жизненные впечатления, но на прочитанные книги,
запомнившуюся живопись, услышанную музыку, одним словом,
прозы – насквозь «цитатной».
Както Борхес высказал предположение, что «всемирная исто
рия – это история различной интонации при произнесении не
скольких метафор». Его тем более заманчиво применить к истории
литературы. Во всяком случае, книги 1980х гг. – как написанные в
это время, так и востребованные им, – отличаются несомненной
общностью интонации, установление которой и стало целью на
шего исследования.
В заключение считаю своим приятным долгом поблагодарить
И.Л. Галинскую и С.Я. Левит за деятельное участие в судьбе этой
книги, за их дружескую поддержку и помощь на всех этапах подго
товки ее к изданию.
8

Часть I
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
И ДРУГИЕ
В.М. Пискунов «Чистый ритм Мнемозины» • В.М. Пискунов
В.М. Пискунов «Чистый ритм Мнемозины» • В.М. Пискунов «Чистый ритм Мнемозины» • • В.М. Пискунов «Чистый ритм Мнемозины»

Л
ИКИ ПОЭЗИИ
АНДРЕЯ БЕЛОГО
1
Всегда обступленный, всегда свободный… в
вечном сопроводительном танце сюртучных фалд (пиджачных? все
равно – сюртучных!), старинный, изящный, изысканный, птичий –
смесь магистра с фокусником, в двойном, тройном, четверном танце:
смыслов, слов, сюртучных ласточкиных фалд, ног – о, не ног! всего
тела, всей второй души, еще – души своего тела… О, таким ты остане
шься, пребудешь, легкий дух, одинокий друг!»
1 – писала в год смерти
Андрея Белого – 1934й – Марина Цветаева в эссе «Пленный дух».
Слово «танец» тут – ключевое, окруженное другими, дополня
ющими и уточняющими его значение: «полет», «дух», «легкость»,
«ритм», «перелет», «переход». Для Цветаевой, как и для Андрея Бе
лого, это очень серьезное, сакральное слово: ведь танец – священ
нодействие, запечатленный в движениижесте тайный смысл бы
тия. Танец – «такой же священный экстаз тела, как молитва – эк
стаз души. Поэтому танец в своей сущности самое высокое и самое
древнее из всех искусств»
2, – убежденно свидетельствовал общий
друг Белого и Цветаевой Максимилиан Волошин.
Для Белого сам процесс творчества был неразрывно связан с
движениемжестом. В мемуарной книге «Начало века» он вспоми
нает, что большую часть 1й «симфонии» сочинял не за письмен
ным столом, а верхом на лошади, в полях окрест имения «Серебря
ный Колодезь»: «Я вытопатываю и выкрикиваю свои ритмы в по
лях: с размахами рук, нащупывая связи между словами ногой,
ухом, глазом, рукой… Влияние телесных движений на архитекто
нику фразы – Америка, мною открытая в юности…»
3.
И не случайно мотивы «танца», «пляски», «хоровода» проходят
через все творчество Белого, начиная с самых ранних его стихов.
Было время – 1905й год, канун революции,– когда вся Россия
виделась Андрею Белому большим зеленым лугом, помнящим
1 Цветаева Марина. Сочинения. В 2 т. М., 1984. Т. 2. С. 253.
2 Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 397.
3 Белый Андрей. Начало века. М., 1990. С. 137.
10

«песни и пляски священного экстаза, в котором глубокие души
сливались с зарей и друг с другом… Вот почему так невыразимо ще
мит сердце на зеленом лугу, когда ветер, блеском озаренный, уно
сит сердца,– и кружит, и кружит их в тихой пляске неизреченного»
1.
Этот отрывок из статьи «Луг зеленый» почти дословно воспроизве
ден в романе «Серебряный голубь» (1909) в описании празднич
ных гуляний крестьян и мещан на большом, раскинувшемся по
среди села Целебеева лугу. Полный контраст к нему – рассказ о
«радении» сектантовхлыстов в том же романе. Подобными конт
растами, диссонансами пронизан не один «Серебряный голубь»,
все творчество Андрея Белого и вся его жизнь. Рядом с образом Бе
лого, в танце взмывающего «с зеленой ладони вместе с ним улетев
шей лужайки»
2, Цветаева воссоздает иной облик своего друга.
В последний раз они встретились в самый драматичный и мрач
ный период жизни Белого – во время его берлинской эмиграции
1921–1923 гг., когда он искал спасения и забвения в… танце!
«…Фокстрот Белого – чистейшее хлыстовство: даже не свистопля
ска, а…– х р и с т о п л я с к а, то есть опятьтаки «Серебряный
голубь», до которого он, к сорока годам, ф и з и ч е с к и дотанцевал
ся… Знаю, что передо мною был затравленный человек… Р о ж д е н
затравленным»
3.
Это последнее наблюдение Цветаевой можно было бы поставить
под сомнение: сегодня – по прошествии десятилетий, в свете опыта
новых поколений – многое видится и оценивается подругому.
Андрей Белый – Борис Николаевич Бугаев (14.10.1880 –
8.1.1934) – родился и вырос в среде московской интеллигенции
конца XIX в., в семье знаменитого математика, профессора Мос
ковского университета Николая Васильевича Бугаева. Он рос,
окруженный звуками музыки Бетховена и Шопена (мать Белого –
московская красавица Александра Дмитриевна, позировавшая
К. Маковскому для фигуры «молодой» в «Боярской свадьбе»,–
была прекрасной музыкантшей), под гортаннопрерывистый
ритм стихов Уланда, Гёте, Эйхендорфа, которые читала своему ма
ленькому Бореньке бонна – немка Раиса Ивановна. Летние меся
цы семья Бугаевых проводила в Подмосковье, и мальчик с детства
смог приобщиться к миру поместнодеревенской России, где как
1 Белый Андрей. Луг зеленый: Книга статей. М., 1910. С. 10.
2 Цветаева Марина. Сочинения. Т. 2. С. 253.
3 Там же. С. 284–285.
11