«Что, если можно?..» (еще раз о загадочной поэме А.С.Пушкина «Граф Нулин»)

Д.И.Черашняя 
2006. № 5 (1)                                                                              ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 
10

УДК 821(471)«18»-1(045) 
 
Д.И.Черашняя 
 
«ЧТО, ЕСЛИ МОЖНО?..» 
(еще раз о загадочной поэме А.С.Пушкина «Граф Нулин») 
 
Сюжет Дома, временно оставшегося без хозяина, рассматривается как ситуация 
междуцарствия, возникшая после смерти императора Александра, с наиболее вероятным для России исходом. 
 
Ключевые слова: бытовой сюжет, внутренний сюжет, история и современность, междуцарствие, ненулевой герой, формы авторского присутствия. 
 
 
...Ловить минутную затею... 
Граф Нулин 
 
...Порою той, что названа 
Пора меж волка и собаки... 
Евгений Онегин 
 
Inter canem et lupum, 
Меж волком и псом, 
Оттопыренным ухом 
Месяц плыл, невесом... 
Саша Соколов 
 
Слова Пушкина: «Бывают странные сближения», которыми он заключил «Заметку о “Графе Нулине”» (1830), исследователи называют загадочными [Фомичев 1986; 103]. Таковою издавна считается и сама стихотворная 
повесть [Виноградов; 454; Эйхенбаум; 349], получившая разнообразные толкования, на наш взгляд успешно и с нарастающим итогом обобщенные 
Э.И.Худошиной [Худошина]. 
Попытаемся, однако, взглянуть на это произведение в несколько иных 
соотнесенностях его с литературой, историей и жизнью. Но прежде обратим 
внимание на два психологически связанных эпизода, случившихся в том же 
декабре 1825 года, когда оно было написано. 
Первый отражает реакцию Пушкина на известие о смерти императора 
Александра. В письмах П.А.Катенину (4 дек.), П.А.Плетневу (4—6 дек.) и 
А.П.Керн (8 дек.) ссыльный поэт с надеждой отзывается на «нынешнюю перемену», как она может повлиять на ситуацию в России и на его личную 
судьбу. В наиболее доверительном из этих писем (поэту-другу-издателю 
П.АПлетневу) он восклицает: «Душа! я пророк, ей-богу пророк! Я “Андрея 

PDF created with pdfFactory Pro trial version www.pdffactory.com

 «Что, если можно?..» 

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ                                                                              2006. № 5 (1) 
11

Шенье” велю напечатать церковными буквами во имя Отца и Сына etc» [IX; 
222], — имея в виду, по всей вероятности, следующие свои строки: 
 
...а ты, свирепый зверь... 
...Но слушай, знай, безбожный... 
И час придет... и он уж недалек: 
Падешь, тиран!.. [II; 47, 48]1. 
 
Второй эпизод: 17 декабря, находясь в Тригорском, Пушкин узнает о 
восстании в Петербурге — от Арсения, повара Осиповых, оказавшегося там 
именно 14-го и еле выбравшегося в тот же день, так как дороги были перекрыты войсками. По воспоминаниям М.И.Осиповой, «Пушкин, услыша рассказ <...> страшно побледнел <...> На другой день — слышим, Пушкин быстро собрался в дорогу и поехал; но, доехав до погоста Врева, вернулся назад. 
Гораздо позднее мы узнали, что он отправился было в Петербург, но на пути 
заяц три раза перебегал ему дорогу, а при самом выезде из Михайловского Пушкину попалось навстречу духовное лицо. И кучер, и сам барин 
сочли это дурным п р е д з н а м е н о в а н и е м » [Восп.; 425]. 
Отнюдь не праздный вопрос: отчего Пушкин «страшно побледнел»? 
Может быть, от н е о ж и д а н н о с т и  случившегося? Ведь, написав Плетневу: «Милый, дело не до стихов» [II; 221], он сосредоточился, как уже сказано, на обнадеживающем моменте з а к о н н о г о  перехода власти к цесаревичу Константину и на мерах, которыми, пользуясь этим моментом, друзья 
могли бы вызволить его из ссылки. Не означает ли в таком случае, что известие никак не вязалось ни с его ожиданиями, ни с отношением к Константину 
в русском обществе в целом и среди друзей Пушкина? Но тогда совсем непонятно, почему в эти же дни (между 4—8 и 17 декабря), когда дело не до стихов, он вдруг пишет «Графа Нулина». Чем объяснить внезапность — в два 
утра? Должно было в указанном интервале произойти нечто, действительно 
неожиданное для Пушкина и чрезвычайное по своей сути. 
Мы полагаем, что таковым был достигший его слух, стремительно 
распространившийся в Петербурге с 9 по 12 декабря, — о двух отречениях 
(Константина и Николая) и о предстоящей «переприсяге» войск и правительственных учреждений [Я.Гордин; 127—128, 148]. А стало быть, в России 
создалась ситуация МЕЖДУЦАРСТВИЯ, чреватая в историческом опыте (это 
хорошо понимал Пушкин, только что завершивший «Бориса Годунова») 
н е п р е д с к а з у е м ы м : от попыток изменить форму правления, что могло привести к самым разным последствиям, вплоть до смуты. 
Суть нашей гипотезы и состоит в том, что эту неожиданно возникшую 
ситуацию междуцарствия Пушкин воссоздал (в два утра) в виде банального 
сюжета Дома, временно оставшегося без хозяина. Сквозь призму исторических аналогов и литературных претекстов поэт прогнозирует в стихотворной 
повести наиболее вероятный для России ход и исход событий. И весть о слу
PDF created with pdfFactory Pro trial version www.pdffactory.com

Д.И.Черашняя 
2006. № 5 (1)                                                                              ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 
12

чившемся настолько совпала с его прогнозом, что Пушкин мог бы еще раз 
воскликнуть: «Я пророк, ей-богу пророк!». Однако он «страшно побледнел». 
Помимо понятного страха за друзей, его, по-видимому, потрясла собственная 
историческая и поэтическая интуиция, предсказавшая по самой сути, вплоть 
до деталей, чтó произойдет (в связи с этим см.: Худошина, 71). Так что вспоминаемый М.И.Осиповой реальный заяц, перебегавший Пушкину дорогу, 
значил совсем не одно и то же для кучера и для самого барина, только что 
написавшего: «там у огорода // Мы затравили русака» и «псами он его затравит»*. 
Обратим еще внимание на необычность самого отношения Пушкина к 
«Графу Нулину». По-прежнему оставаясь в ссылке, он аж до 7 <?> марта 
1826 г. ни разу не упомянул о нем в своих письмах, в отличие от опасного 
«Андрея Шенье», «Бориса», «Онегина» и сб. «Стихотворения Александра 
Пушкина», изданного Плетневым. И вот обсуждается с Плетневым состав 
следующей книги: «...в собрание же моих поэм ДЛЯ НОВИНКИ поместим мы 
ДРУГУЮ ПОВЕСТЬ, вроде Beppo, которая у меня В ЗАПАСЕ» [IX; 228]. О названии, как видим, по-прежнему ни гу-гу, хотя сама стихотворная повесть разносторонне и — для зоркого глаза! — целенаправленно характеризуется как 
новая (недавняя), как другая (в отличие от «южных», экзотических и романтических) и в духе нового стиля Байрона (разговорность, старинный сюжет о 
возвращении мужа — см.: Жирмунский; 217). 
Для нашей гипотезы небезразлична и сама история публикаций «Графа Нулина». Пушкин «продержал Н у л и н а  в своем запасе больше полутора года» [Морозов; 388], и первые тридцать строк он предъявил читателю в 
начале 1827 г. (в приветствуемом им журнале «Московский вестник», где 
собрались «ребята теплые, упрямые» [IX; 245]) как нечто новое. Представление всей поэмы «наверх» произойдет лишь летом, 20 июля (между прочим, 
спустя год и семь дней после казни пятерых). Стихотворная повесть будет 
послана им через А.Х.Бенкендорфа «высшему» цензору в составе нескольких 
сочинений, созданных в 1824—27 гг. Важный момент: то было не первое 
представление царю своих произведений в 1827 г., и в обоих случаях подбор 
текстов из разных лет обнаруживает тонкое понимание Пушкиным психологии царя как читателя. Наиболее уязвимым своим «детищам» поэт, подобно 
птице, уводящей опасность от гнезда, создает «выгодный» фон. Так, «Граф 
Нулин» имел двойную защиту: сдвиг во времени написания* и соседство с 

                                                        
* А «духовное лицо» было, скорее всего, тем монахом, наблюдению которого 
был «поручен» Пушкин [Пущин; 82—83]; ср. в 5 гл. «Онегина»: «Когда случалось 
где-нибудь / Ей встретить черного монаха / Иль быстрый заяц меж полей / Перебегал 
дорогу ей, / Не зная, что начать со страха, / Предчувствий горестных полна, / 
Ждала несчастья уж она» [VI]. 
* «Мы знаем немало случаев, когда Пушкин, печатая какое-либо стихотворение, нарочито (по политическим или личным мотивам) изменял его дату» [Левкович; 77]. 

PDF created with pdfFactory Pro trial version www.pdffactory.com