Мифология "сталинизма" и политические репрессии 30-40-х годов

М.С. Колесов

МИФОЛОГИЯ «СТАЛИНИЗМА» И ПОЛИТИЧЕСКИЕ  РЕПРЕССИИ 30-40
Х ГОДОВ

(по материалам советской прессы 80-х годов)

История неотъемлема от мифологии. Власть – это всегда объект культа, объект 

веры. Мифология власти — целенаправленное формирование исторического сознания. 
Исторический миф не подлежит сомнению. Одним из инструментов мифологизации 
власти являются политические репрессии, в «оправдание» которых создается сакральная 
парадигма «врагов народа».

Отношение к И.В. Сталину и политическим репрессиям 30-40-х годов в 

отечественном общественном сознании до сих пор неоднозначно. Многие публикации, 
включая «научно-популярные» монографии-романы, ничего, по сути, не проясняют. И 
дело здесь не столько в степени информированности, сколько в устойчивости советского 
мифологизированного сознания. В конце концов, споры сводятся к одной альтернативе: 
был ли Сталин «преступником», уничтожившим «миллионы» невинных людей ради 
«борьбы за власть», либо он был «Великим Вождем», мудро и своевременно 
расправившимся с «врагами народа» для успешного строительства «светлого будущего» 
для этого народа? Но это не тот случай, когда «истина рождается в споре».

В связи с этим, прежде всего, следует отличать «политические репрессии» от 

«массового террора». «Массовый террор» является неизбежным следствием революции. 
Здесь проявляется историческая закономерность: революция порождает гражданскую 
войну, а гражданская война — массовый террор. Гражданские войны не ведутся 
«цивилизованными» методами и не руководствуются моральными ценностями, поэтому 
жертвами их «террора» становятся «массы», т.е.— народ. И «массовый террор» не 
прекращается с завершением военных действий: победители мстят побежденным. В 
«советской» России объектами «массового террора» стали «буржуазия», офицерство, 
казачество, интеллигенция и, наконец, крестьянство как «контрреволюционные классы».

Таким образом, «массовый террор» —
это объективный фактор революции, а 

«политические репрессии» — это ее субъективный фактор, как целенаправленная борьба 
за власть в среде «победителей». «Массовый террор» предопределяет последующие 
«политические репрессии».

Примечательно, что революционеры воспринимаются потомками как боги 

греческого Олимпа: они не подлежат оценке человеческой морали. А между тем, люди 
«приходят в революцию» по различным личным мотивам. И революционеры отнюдь не 
были «святыми». Им были присущи все те же нравственные достоинства и пороки, что и 
обычным людям. Только в экстремальной ситуации революционного «надлома» 
общественной морали, эти личные качества приобретают гипертрофированный характер 
(впрочем, как и в любой экстремальной ситуации, например, на войне). И в 
постреволюционной борьбе за место у «трона» власти эти качества играли важную роль.

Революция имеет свою логику. Именно эта логика обусловила политическую 

историю «Великой Октябрьской революции». «Диктатура пролетариата» — это форма 
репрессивного государства.

Лидеры «большевистской» партии еще в предреволюционный период отличались 

экстремизмом и бескомпромиссностью. Но к 1917 году «большевики» еще не 
представляли собой сплоченную группу единомышленников. Те, кто «сгруппировался» 
вокруг В.И. Ленина накануне «Октябрьского переворота», были совершенно разные люди: 
по возрасту, по образованию, по «революционному опыту». До этого многие годы они 
были знакомы друг с другом, главным образом, «заочно», будучи разбросанными по 
всему миру, от Женевы до Нью-Йорка, либо — по лагерям и ссылкам. В большинстве 

своем, это были еще молодые люди (средний возраст — 30 лет!), у некоторых не было 
даже законченного среднего образования, и никто не имел какого-либо опыта управления!

Как следствие этого, были совершенно неизбежны «шараханья» (от одного съезда к 

другому) в ставшей неожиданно «массовой» партии и в ее руководстве, которое вскоре, 
после смерти Ленина, существенно обновилось. «Дискуссии» и личные «разногласия» по 
поводу того, каким должен быть
«социализм в отдельно взятой стране», были 

естественными. Но страна должна была выживать в данных «чрезвычайных» 
обстоятельствах. Альтернативой этому императиву могло быть только поражение 
Советской власти, а значит —
политический крах большевистской партии. Это был 

вопрос жизни и смерти! Именно здесь находятся истоки бескомпромиссной борьбы 
внутри партии.

Еще при Ленине в руководстве партии возникла «дискуссия» по поводу отношения

между НЭПом и «социализмом». Эта «дискуссия» обострилась после смерти Ленина и, 
естественно, перешла в борьбу за лидерство в партии. В октябре 1923 г. появилось 
«Письмо 46-ти», в котором критиковалось ЦК с позиций «левой оппозиции». В 1923-1924 
гг. Зиновьев, Каменев, Сталин возглавили «поход» против Троцкого. В это время Сталин 
поддерживал «бухаринскую» программу НЭПа («мирное врастание крестьянина в 
социализм»). 
В 
свою 
очередь 
«школа 
Бухарина» 
(партийная 
молодежь) 

поддерживалаСталина. Его поддерживали также Рыков (председатель Совнаркома) и 
Томский (председатель ВЦСПС).

Уже в 1925 г. Сталин и Бухарин вместе выступили против Каменева и Зиновьева. 

На XIV съезде партии (в декабре 1925 г.) «ленинградская оппозиция» (во главе с 
Зиновьевым) выступила против Сталина. Однако Зиновьев и Каменев вошли в новый 
состав Политбюро (вместе с Бухариным, Рыковым,
Сталиным, Томским и Троцким).

В 1926-1927 гг. Сталин и Бухарин выступили против Троцкого, Зиновьева и 

Каменева («Объединенная оппозиция»). Основной вопрос «разногласий»: возможно ли 
«построение социализма в отдельной взятой стране», т.е. в СССР. В декабре 1927 г. 
произошел окончательный разгром «Объединенной левой оппозиции».

Итак, казалось бы, победили сторонники «ленинской» НЭП (Бухарин и Сталин). Но 

НЭП к тому времени уже, практически, не было. Официально она была «отменена» в 1928 
г., после возвращения Сталина из поездки в январе на Урал и в Сибирь (по вопросу 
«хлебозаготовок»). По его предложению в ЦК было принято Постановление о временных 
«чрезвычайных мерах» (насильственное изъятие хлеба у крестьян). А.И. Микоян был 
назначен «уполномоченным» по исполнению «чрезвычайных мер», его помощниками: 
Каганович, Жданов, Шверник, Андреев. Против «чрезвычайных мер» возражали Бухарин, 
Рыков, Томский. Министр сельского хозяйства А. Смирнов (секретарь ЦК) «подал в 
отставку». 

Так, в 1928-1929 гг. сложилась в ЦК «правая оппозиция» Сталину (Бухарин, Рыков, 

Томский). Угланов (1-й секретарь Московского комитета с 1924 г.), поддерживавший до 
этого Сталина, перешел также в «правую оппозицию». Здесь уже главный вопрос 
«дискуссии» — отказ от всякой дискуссии — вопрос о «единстве партии».

Одновременно началась кампания борьбы против «саботажа» в промышленности, 

т.е. фактически, против оппозиции заявленной программе «индустриализации». 10 марта 
1928 г. состоялся суд по «Шахтинскому делу», по которому проходило 55 человек, в 
основном техническая интеллигенция. В апреле на заседании ЦК, на котором обсуждалось 
решение о «правой оппозиции», Сталин впервые заговорил о «внутренних врагах». В 
июле на заседании Политбюро произошел окончательный разрыв Бухарина со Сталиным. 
Но Пленум ЦК занял компромиссную позицию. 

В это время (после смерти Дзержинского) новое руководство ОГПУ возглавили 

Менжинский, Ягода, Трилиссер.